Я увидела это во сне

      Юни видит сны.       Юни всего двенадцать лет, и за всю свою жизнь она повидала не так много ужасов. Не пережила наводнений, ураганов, пожаров и землетрясений. Но почему-то именно они снятся ей каждую ночь, унося во сне жизнь миллиардов неизвестных Юни людей. И почему-то ей кажется, будто она способна исправить это, будто от нее зависит что-то важное, будто одного лишь ее слова – или действия – хватит, чтобы они выжили.       Но Юни никак не может понять, какого именно.       Юни боится.       Ей не нравятся эти сны. После них утром сильно болит голова и Юни чувствует себя разбитой и опустошенной. Если верить маме, она всю ночь ворочается, бормоча что-то во сне, и комкает простыни. А иногда беззвучно кричит и плачет.       Но о снах она не рассказывает. Лишь смотрит в пол, если кто-то спрашивает. Юни понимает, что это не просто сны. От обычных снов можно избавиться, от этих – видений – нет.       Юни видит будущее.       И боится его.       Она идет спать и послушно ложиться в кровать, едва часы показывают десять вечера, но изо всех сил пытается не уснуть, чтобы не провалиться вновь в этот еженощный ужас.       Но это непросто, и вскоре Юни засыпает.       Перед ее глазами вновь предстает ужасная картина: некогда огромный город со множеством высотных зданий теперь лежит в руинах. Юни ни разу не видела этот город в реальности, но здесь – во сне – она хорошо знает его.       День клонится к закату, небо выкрашено в ярко-алый, а от города валит дым.       Юни стоит на каком-то возвышении, не способная даже пошевелиться, и смотрит.       Ее сковывает страх.       Сбоку слышится смешок, но как только Юни пытается обернуться к смеющемуся, видение отпускает ее, и она оказывается одна, в своей комнате на собственной постели.       Юни тяжело дышит.       Она может поручиться, что ни разу в жизни не слышала этот смех.       И так происходит раз за разом – всякую ночь. Меняется лишь одно: вариант апокалипсиса. Вот город разрушен, вот он погружен под воду, вот полыхает в ярком пламени, вот…       Но однажды все меняется, и вместо города Юни оказывается в огромной комнате. Чем-то она напоминает Юни больничную палату. Видимо, цветом – такая же белая. Но это точно не больница.       Юни сидит на мягком удобном диване, а рядом – на расстоянии вытянутой руки – сидит парень. Юни никогда не видела его в жизни, но здесь, во сне, она почему-то знает его. Парня зовут Бьякуран. На вид ему около двадцати лет, белые волосы растрепаны, а под глазом красуется фиолетовая татуировка; светло-лиловые глаза улыбаются, сам парень тоже улыбается, но эта улыбка не нравится Юни. Она кажется ненастоящей.       – Понимаешь, Юни-чан? спрашивает парень, видимо, продолжая начатый ранее разговор.       Юни не знает, о чем был этот разговор, и поэтому не понимает, но на всякий случай кивает, надеясь, что у нее ничего не спросят.       Бьякуран не спрашивает – он усмехается и бросает в рот маршмеллоу, блюдо с которым стоит на столе.       Юни просыпается. А еще – понимает, что уже много раз слышала смех Бьякурана.

* * *

      В следующий раз Юни вновь оказывается не в городе, но и не в просторной белой комнате. Она стоит посреди огромного коридора и не может понять, что делать.       Видимо, та, другая, Юни-живущая-в-этом-сне, куда-то направляется – но куда?       Юни решает переждать сон в какой-то комнате.       Она идет по коридору, пытаясь отыскать открытую дверь, но бестолку. Наконец, спустя пять минут, а может быть, два часа – кто знает, как идет время во сне? – поиска дверь находится. Она, в отличие от всех предыдущих, не заперта – приоткрыта.       Юни собирается войти, но вдруг слышит голоса и одергивает руку. Голоса всего два: один грубый, мужской, а второй явно принадлежит ребенку.       – Глупый Закуро! Как же ты мне надоел!       Слышится грохот, и Юни пугливо озирается по сторонам. Рядом никого – в коридоре пусто, а сквозь щель двери виден диван, повернутый спинкой к двери, и короткие непричесанные волосы ярко-голубого цвета кого-то сидящего на нем.       – А уж ты-то мне как! – рявкает второй голос. – Почему я вообще должен тебя терпеть? Неужели на мне написано, что я нянька для малолетних дебилов?       – Я не малолетний! – возмущается первый. – И уж точно не дебил!       – Ну конечно!       До Юни доносится звук плевка, затем грузные шаги и, не успевает она отпрянуть, как дверь резко распахивается, и из комнаты выходит мужчина лет тридцати.       Юни – ни реальная, ни та, которая во сне – не знает его. Инстинктивно она отступает на шаг назад и сглатывает подступивший к горлу комок.       Мужчина запускает пятерню в свои волосы цвета спелого граната, видимо, желая поправить, но на самом деле растрепывает их еще больше.       Оба молчат.       Мужчина явно изумлен – видимо, не ожидал увидеть ее здесь.       – Ну чего ты там застыл, как истукан?! – внезапно с треском разрывает тишину тот, первый. – Забыл, как ходить, что ли?! И в мгновение ока он подлетает к дверям, чтобы тоже остановиться в проеме, изумленно глядя на Юни.       Она успевает лишь вспыхнуть и отвернуться – подбежавший мальчик совсем голый.       А еще… очень красивый.

* * *

      Следующим вечером Юни с радостью ложится спать. Ее бы, ведь уже вторую ночь ей не снятся кошмары! А еще – ну, мало ли, вдруг повезет… – сегодня ей снова может привидеться тот мальчик с голубыми волосами. Правда, следовало бы ему одеться…       Но мальчик не снится.       Вместо этого Юни вновь оказывается рядом с Бьякураном, а тот рассуждает вслух о параллельных мира, лишь изредка обращая внимание на свою гостью. Юни кажется, что она нужна лишь для фона – чтобы кивать и соглашаться.       Это она и делает. А еще – понимает, чем на самом деле являются ее видения.       Бьякуран рассказывает о других – захваченных и уничтоженных им – мирах; а Юни судорожно пытается понять, что ей делать.       Она не видит апокалипсисы уже третий месяц – больше шестидесяти ночей без кошмаров. Зато она слушает Бьякурана и иногда видит людей из штаба.       Их здесь до ужаса много.       А еще есть одна маленькая – их пол.       Юни довольно быстро осознает, что каждое ее видение – это новый мир.       Да, он до невозможного похож на все остальные, но все же отличается.       Так, к примеру, в одной из вселенных тот голубоволосый мальчик оказался девочкой, а мужчина с красными волосами и щетиной – женщиной.       Но к этому Юни привыкла быстро, и сейчас не обращает внимания.       Неизменно всегда одно: она сама и Бьякуран с его разговорами о мирах.       – Ты слушаешь меня, Юни-чан? – спрашивает Джессо в очередной раз, заинтересованно глядя на Юни, и она поспешно кивает.       – А… А зачем вам эти миры? – наконец спрашивает она, открыв рот едва ли не впервые за все проведенное с Бьякураном время.       Ответа – даже если он и есть – Юни не слышит. Она просыпается и смотрит по сторонам.

* * *

      Юни понимает, что Блюбелл – в особенности, когда та девочка – недолюбливает ее, но никак не может понять за что.       Насколько Юни знает, никто из ее версий не знаком с Истинными Погребальными Венками, хоть те и знают о ее существовании.       Однако вскоре причина ненависти становится предельно ясна.       – Как только ты здесь появилась, Бьякурашка стал уделять все время тебе! – звонко кричит Блюбелл, и этот крик разносится по всему штабу. По крайней мере, по огромному пустому коридору, куда выходят двери гостиной Истинных Погребальных.       Юни невольно сжимается от этого крика, словно желает стать меньше или вовсе исчезнуть, чтобы не попадаться на глаза хранительнице дождя.       – Закрой рот, истеричка!       – Захлопнись, идиот!       Вот, кстати, и еще одна вечная деталь – эти двое не перестают ссориться ни в одном из миров.       – Закуро, – вмешивается в ссору хранитель облака, – Блюбелл, прекратите. А ты, Юни, – обращается Кике к ней, – не обращай на них внимания.       Юни послушно кивает. Дважды.       Кике в ответ улыбается, но улыбка эта непонятна Юни: вроде бы добродушная, а вроде бы…

* * *

      – Нет!       Юни просыпается среди ночи в холодном поту. Она жадно глотает воздух, отчего становится похожа на рыбу, вброшенную на сушу. Зрачки Юни расширены от страха.       Опять!       Снова эти сны!       Теперь картины апокалипсиса становятся все страшней с каждым разом. Там, где раньше был лишь разрушенный город, сейчас Юни видит море крови и слышит крики и стоны миллионов людей. Она не может закрыть глаза и уши. Она не может проснуться. Ей снова страшно.       Юни видит сны.       Еще недавно ей казалось, что страшнее картины апокалипсиса не может быть ничего, но сейчас она понимает, что ошибалась.       Сначала она наблюдает, как бесконечное множество раз погибает бесконечное количество версий Закуро, потом настает черед хранителей облака, затем солнца. Юни наблюдает за тем, как они тонут. И сгорают. И задыхаются. И…       А потом настает черед хранителей дождя. И раз за разом, ночь за ночью Юни смотрит на то, как капризный голубоволосый ребенок погибает по вине горячо обожаемо им Бьякурана.       Юни мечется в постели, крича и плача уже отнюдь не беззвучно.       Она комкает простынь, пододеяльник.       Она не может понять: неужели эти люди, с которыми она общалась лишь во время редких мгновений сна, стали ей так близки? И почему ближе всех стал тот, кто больше всех ненавидел ее?

* * *

      В один день все резко обрывается, и отчего-то Юни сразу понимает: те миры кончились и остался лишь один. Ее мир.       Этот самый мир.       Раздается звонок в дверь.       – Юни-чан, – слышит она знакомый голос, открывая дверь.       На пороге стоит Джессо в окружении своих подопечных.       Взгляд Юни первым делом цепляется за длинные голубые волосы. Девчонка, их обладательница, одетая в легкое белое платьице, с явным недовольством зыркает по сторонам.       И Юни понимает, что теперь они поменялись ролями.       А еще – понимает, что теперь делать с миром.       С этим… последним миром.