Непростительная Неверность

Некоторые считают, что каждый день рождения с возрастом становится все приятнее и приятнее. Бесспорно, это утверждение абсурдно(слово "абсурдно", как известно означает "ошибочно и на редкость смехотворно"), ибо нередко бывает так, что после приятного дня рождения следом наступает куда менее приятный. Например, ничто не мешает вам проглотить рыбную косточку и провести весь свой второй день рождения у хирурга, когда на свой первый день рождения вы были здоровы и целы и с наслаждением поедали вкусное яблочное пюре. Или, например, ничто не мешает ливню начаться в ваш пятый день рождения и мешать вам выходить на улицу, даже на ваш четвертый день рождения ласково светило солнышко и вы весело гоняли мяч по двору. И уж точно ничто не помешает директору вашей школы вынудить вас явиться на уроки в ваш восьмой день рождения( если вы, конечно, родились не летом) и провести там половину дня, если даже ровно год назад вы были свободны от обязанности ходить в школу и могли целый день делать, что душе угодно. Проще говоря, никогда нельзя быть уверенным в том, что ваш следующий день рождения вы не будете вспоминать со слезами и содроганиями. Я не могу вспоминать без слез и содроганий тот день рождения, когда мне исполнится двадцать два года. Но не повезло в тот день не несчастному автору этой истории, а его сестре-двойняшке Кит. Кит и я родились в один день, у одних и тех же родителей и на одном и том же солнечном острове, с которого мы позже переехали на другой остров, дождливый, туманный и мрачный. Там мы и праздновали все свои дни рождения. Первые двадцать один день рождения также проходили далеко не лучшим образом. Бывало, что мы по невнимательности проглатывали мелкие предметы, нередко на наш день рождения шел дождь, кроме того, все дни рождения, начиная с восьмого и заканчивая восемнадцатым, мы были проводить в школе( увы, мы родились не летом). Но, несмотря на все эти невзгоды, пережитые за первые двадцать один день рождения, самым кошмарным, самым жутким и самым не приятным для Кит был ее(а вернее - наш) двадцать второй день рождения. Но испортил ее ни ее невнимательность, ни погодные условия и ни ее государственные обязанности. Испортил ей день рождения один негодяй по имени Граф Олаф(слово "негодяй" здесь означает "бесчестный и хитрый человек, которому моя сестра бесконечно доверяла, иначе говоря, категорически отказывалась признать, что он бесчестный и хитрый". Самое обидное было то, что накануне того самого кошмарного дня рождения Кит была уверенна в том, что наш двадцать второй день рождения, будет непременно лучше предыдущих. Вечером, поставив силиконовые формочки с французским десертом из крема баваруа в холодильник, она вынула из своих светлых волос шпильки, сняла очки и взглянула на меня своими огромными серо-зелеными глазами, сказав: "Не могу дождаться завтрашнего дня". На утро мы проснулись поздно. На пороге нашей комнаты стоял наш старший брат Жак и держал в руках жестяной понос с чайником, сливочником и двумя чашками. Также рядом на поносе были два крошечных свертка, перевязанных голубыми лентами. Жак пожелал нам доброго утра, поздравил нас обоих с днем рождения, поставил поднос на тумбу, разделявший наши кровати и поцеловал нас обоих. Мы с Кит первым делом развернули свертки, поскольку мы сгорали от любопытства( как вы понимаете, "сгорали от любопытства" - образное выражение, означавшие лишь то, что нам хотелось узнать, что свертка, а к возгоранию это выражение не имеет никакого отношения.) В свертках находилось по крошечному карманному томику Байрона. Я всегда уважал этого поэта, а Кит в те годы и вовсе была большой его поклонницей. Мы обняли Жака и от всего сердца его поблагодарили. Потом Жак заявил, что мы с Кит сегодня свободны от любой работы по дому на целый день и что после завтрака можем идти гулять. Покончив с чаем и гренками, мы с Кит оделись потеплее( на улице была температура ноль градусов), покинули квартиру, спустились по лестнице и вышли на улице. На улице небо было серым, шел мокрый снег, но нас с Кит это не слишком огорчило. Мы были уже взрослыми людьми, в мяч нам играть было уже поздно, да и вообще успели уже привыкнуть и к дождю, и к снегу на свой день рождения( вот если бы было на наш день рождения хоть раз жарко и солнечно, как летом, то нашему удивлению не было бы предела.) Мы погуляли славно: посетили любимый музей, побывали в гостях у некоторых наших друзей и знакомых, которыми тепло поздравили нас с днем рождения, потом просто погуляли в парке. Под конец мы сходили в магазин и купили несколько бутылок виски. Вернулись домой мы в пять часов вечера. Как раз в тот момент, когда Жак окончил раскладывать по тарелкам свой фирменный салат, а Кит только-только закончила поливать растопленным шоколадом вынутый из силиконовых форточек и превратившийся из жидкого Кремля во вкусное мягкое лакомство крем баваруа, а я только-только разлил по бокалам виски с содовой, раздался звонок в дверь, известивший о прибытии первого гостя, хотя до назначенного времени вечеринки оставалось еще полчаса. Кит побежала переодеваться, а мы с Жаком пошли открывать дверь. На пороге стоял тонкий молодой человек ростом почти два метра. Это был Граф Олаф. Мы с Жаком нисколько не сомневались в том, что Кит его пригласит, ведь нам( да и всем нашим знакомым) было хорошо известно о ее тогдашней крепкой привязанности, но все равно его приход вызвал у нас не самые приятные чувства. Вообще-то обычно приятно встречать гостя, особенно если этот гость очень дорог вашей сестре, но ни я, ни Жак никогда не могли понять глубокой симпатии Кит к этому человеку. В руках у Олафа был большой розовый сверток, разрисованный сердечками, очевидно, он пришел не с пустыми руками, но сверток скорее подходил для Валентивого дня, который отмечается ровно двумя неделями раньше нашего дня рождения. Одет Олаф был в элегантный костюм, красиво облегавший его тонкое тело, но от него чувствовался сильный запах вина. Правда, он явно пытался заглушите его духами, но то, что он явился на полчаса раньше назначенного, вопреки этикету( " этикет" здесь означает "социальные нормы поведения, которые Олафа явно не интересовали") еще больше портило впечатление о нем. - Добрый вечер, - произнес Олаф, взглянув на нас сверху вниз своими темными сверкающими глазами. - А где наша очаровательная именинница? Этот вопрос нам не слишком понравился, ибо Олаф, похоже, вовсе не удосужился вспомнить, что именинников сегодня двое. Но нам не пришлось отвечать, потому что в это время Кит из комнаты во всем своем великолепии(" во всем своем великолепии" здесь означает " переодетая в любимой чергное платье, к которому приколола бабушкину брошь"). Увидев Олафа, она тотчас же подошла к нему"). - С днем рождения, дорогуша, - на лице Олафа появилась улыбка, похожая на волчий оскал. - Это тебе подарок. Он протянул ей розовую коробочку и, наклонившись, поцеловал Кит в губы. - Спасибо большое тебе, - сказала Кит и прижалась к нему. - Пройдем в нашу с Лемони комнату, пока гости не пришли. Лемони, ты не против? - Нет, - ответил я. Я уже привык к тому, что Кит часто уединяется с Олафом, но я желал для сестры лучшей компании, нежели Олаф. - А зачем вообще было спрашивать разрешения? - спросил Олаф. - Ты уже взрослый человек, и ты имеешь право проводить время, где хочешь, с кем хочешь и как хочешь. Он быстро зашагал в сторону нашей комнаты. Кит последовала за ним. Олаф пропустил ее в комнату и закрыл за ними дверь. Мы с Жаком пошли в его спальню и стали там рассматривать альбом с фотографиями. Мы изредка слышали, как за стенкой Кит и Олаф шептались, по-видимому, о чем-то очень тайном, о чем-то очень личном и о чем-то очень важном для них двоих. Слов мы не слышали, да и не пытались услышать, ибо понимали, что эти деле Олафа и Кит нас не касаются. Где-то через минув двадцать или больше раздался звонок в дверь. Мы пошли открывать. Кит тоже услышала звонок и наконец покинула комнату, где она уединилась с Графом Олаф, ради того, чтобы увидеть, кто пришел. А пришедшие были пятеро давно знакомых нам молодых людей, все они были сиротами, что здесь означает "у всех пятерых умерли родители при различных трагических обстоятельствах". Среди этих людей было два брата, фамилию которых я никогда не мог произнести правильно. Одного из них звали Чарльз, а имя другого было таким же непроизносимым, как и фамилия. Эти братья выращивали одну из баштанных культур в одном крошечном городке. Когда-то их урожай пользовался большим спросом, что здесь означает, что "люди покупали его, дабы потом употреблять в пищу или использовать в качестве орудия для убийства. Но однажды доходы сделались ничтожными, видимо, люди предпочли питаться полуфабрикатами из магазина и убивать с помощью современной техники вроде оружия. Тогда братья бросили заниматься выращиванием баштанной культуры и открыли завод. Но это было позже, а в то время, о котором я сейчас пишу урожай еще приносил им одни доходы. С ними пришла и их младшая сестра Эсме, премерзкая особа, совсем не желавшая нигде работать и мечтавшая только о роскошной жизни. Впрочем, тот ее брат, имя которого я не могу выговорить, далеко от нее не ушел(что здесь означает "был не намного лучше ее, но хотя бы умел трудиться), зато Чарльз был человеком добросердечным, Кит его считала своим лучшим другом, а он в ответ испытывал к ней особую привязанность, похожую на ту, что Кит в свою очередь испытывала к Олафу. И наконец последними двумя были Эрнест и Дьюи Денуманы. У них был еше брат Франк, но он почему-то не пришел. Все трое этих тройняшек были умны и весьма привлекательны, но если Франк и Дьюи были людьми добропорядочными, то Эрнест с детства проявлял хитрость и вероломство. Никто из нас троих Эрнеста на день рождения не звал, но он явился. Причина его прихода нам сразу стала ясна, когда он появился с четырьмя остальными гостями, обнимали за талию Эсме. - Лемони, Кит, с днем рождения вас обоих, - сказал Чарльз. Он засунул руку в карман и что-то достал оттуда. Это были красивые запонки, одну из которых я позже сломал. Конечно, это было совсем не то, что я хотел бы получить, но все равно я был Чарльзу за внимание. - Эсме! - обратился он к сестре. - Достань из сумки подарок для Кит. Эсме достала из сумки какую-то блестящую шкатулочку. Чарльз взял ее из рук сестра и передал Кит. Та открыла шкатулку и, увидев там сережки с зелеными камушками, принялась обнимать Чарльза, Эсме и их брата. - Кит, эти цветы для тебя, - сказал Дьюи, протягивая ей букет роз, которых он держал в руках. - Это от меня с Эрнестом и Франком. - Ой, спасибо! - воскликнула Кит и запрыгала на месте от радости. Она ведь очень любила цветы. - Я рад, что тебе понравилось, - сказал Дьюи, широко улыбаясь. - А что касается Лемони, то мы уже приготовили подарок, но мы его оставили дома. Лемони, приходи завтра, там ты его найдешь. - Я заинтригован, - сказал Жак, имея в виду, что очень заинтересован. - Но сначала - прошу всех на кухню к столу! Олаф, до этого находившийся в спальне, услышал слова Жака, вышел наконец оттуда. Он заметил гостей, но ни с кем не поздоровался, а лишь подмигнул Эрнесту и Эсме. Затем обнял Кит и повел ее на кухню. Мы с Жаком направились туда следом, за нами Чарльз и его брат, за ними в свою очередь - не разжимавшие объятий Эрнест и Эсме, а последним на кухню вошел Дьюи. Мы с Кит сели в самую середину праздничного стола. Рядом с Кит сел Олаф. Кит, казалось, позабыла обо всем на свете из-за него. Она не убирала своей головы с худого плеча Олафа и даже не прикасалась к еде. Зато все остальные налегали на еду и напитки. Бесспорно, не обошлось без того, без чего не обойдется на мероприятиях вроде дня рождения или судебного заседания - без разговоров, споров и сплетен. Я уже теперь не могу вспомнить, о чем мы говорили и о чем спорили. Помню только то, что Эсме вскоре без извинений выскочила из-за стола и покинула комнату, ничего никому не объяснив. Но мы не сразу обратили внимание на его отсутствие внимание. Но она долго не появлялась. Вдруг Олаф проронив салат на свои колени. Костюм был безнадежно испорчен. Тот сказал, что пойдет в ванную и застирает там испачканную одежду. Кит одобрила это и попросила меня одолжить свой костюм Олафу. Мне вовсе не улыбалось делиться одеждой с этой личностью, но я знал, что если скажу об этом Кит, то мы поссоримся и вечер будет испорчен, как и костюм Олафа. Поэтому я, скрипя душой, (это выражения означает "без охоты", а душа скрипеть не может) пошел в нашу с Кит спальню за одеждой. Кит пошла за мной, чтобы помочь мне выбрать такую рубашку, которую было бы не стыдно отдать. Выбрав наконец рубашку, мы с Кит направились в ванную, за дверьми которой доносились журчание воды, шепот и хихиканье. Кит постучалась в дверь, но никто нам не открыл. Тогда я ее открыл, и перед нами предстало зрелище, о котором я упрямо пытаюсь забыть уже много лет. На полу ванной лежал грязный костюм Олафу, а рядом с ним небрежно валялась красная юбка, черный бюстгальтер и малиновая кофта. Кофта и юбка принадлежали Эсме( и бюстгальтер, похоже, тоже). Из душа лилась вода и ванна наполнялась водой. А под душем белели фигуры Олафа и Эсме. Они оба безумно хихикали, шептались и делали еще кое-что, о чем мне стыдно описывать. Скажу лишь то, что у меня их действия вызвали смущение и сочувствие к Кит. Но у нее они вызвали боль и разочарование. Если вы взрослый опытный человек, то я уверен, что вы понимаете, чем занимались Олаф и Эсме в тот вечер, сидя вдвоем под душем. У Кит из глаз брызнули слезы и она в отчаяние выбежала из ванной. Олаф и Эсме по вернули свои лица ко мне. В их глазах не было ни смущения, ни сочувствия к Кит. Когда вечером все гости уходили, Олаф попытался поцеловать Кит на прощание, так и поняв, как подло они с Эсме поступили по отношению к той, которая ему еще недавно доверяла больше чем кому-либо другому. - Нет, Олаф, - сказала Кит, уворчиваясь от его губ. - Я видела то, что вы делали с Кит в ванной. Я не в силах тебе это простить. И я тебе больше не верю.