Оттенок 99

Шарлотта Миринг тратила утро на то, что, по ее мнению, обычно не требовало много времени, – рассматривала себя в зеркале. Вздохнув, словно набираясь решимости перед важным разговором, Шарлотта поднесла к губам тюбик помады. Странно подумать – она заметила эту марку у собственной секретарши, когда та легкомысленно (тут Миринг поморщилась) раскидывала по рабочему столу содержимое сумочки в поисках мобильного телефона. И теперь тайком от чужих глаз директор национальной разведки стояла перед широким зеркалом в женском туалете, зажав двумя пальцами купленный вчера плоский футлярчик, и примерялась, практически прицеливалась. Казалось, помада дразнится, высовывая яркий язычок. Миринг не беспокоилась, что ей могут помешать: на базе НЭСТ за исключением нее, секретаря да подружки взбалмошного Сэма Уитвики женщин не было. Но даже если кто-то из этих двоих рискнет сюда зайти, какое ей, директору разведки, до этого дело? Спустя несколько минут Миринг кончиком мизинца подтерла уголки губ и уставилась в зеркало, рассматривая результат работы, словно годовой отчет. Сейчас она ни в чем не была уверена: ни в оттенке (99-й, насыщенный, винный), ни в том, идет ей такой цвет или нет, а главное – зачем она вообще все это затеяла. Миринг расстегнула заколку, с которой по какой-то девчоночьей привычке не расставалась уже много лет, и встряхнула волосами, затем взбила их пальцами. Так лучше. Тень улыбки скользнула по темно-красным губам. Однако слишком вызывающе для строгого дресс-кода, поэтому она опять собрала волосы в хвост. После этого освободила ворот белой блузы – на ключицах сверкнула тонкая золотая цепочка. Большего Шарлотта просто не могла себе позволить. В течение дня она успешно игнорировала вздернутую бровь полковника Леннокса, понимающую улыбку блондинки, а старательнее всего – Симмонса, колесившего за Миринг на инвалидном кресле, и его сомнительные комплименты. Совершенно очевидным становилось, что Симмонс разучился за ней ухаживать, даже если когда-то у него неплохо получалось. Шарлотте казалось, что это было невероятно давно. Она сомневалась, что автоботы, в отличие от людей, заметят ее усилия. Хотя, когда ближе к вечеру Миринг заняла привычное место для переговоров на платформе, закрепленной под потолком, ей показалось, что Оптимус задержал на ней взгляд чуть дольше, чем следовало. – Где Сентинел? – Шарлотта осмотрела ангар, пробежав взглядом по разношерстной компании автоботов. – Покинул базу. – Разумеется, без разрешения. Что у вас за порядки в отряде, могу я поинтересоваться? Она увидела свое отражение в броне Прайма и машинально дотронулась до нижней губы, поправляя слой помады. – Сентинел не подчиняется мне, это мне следует обращаться к нему... Дальше Шарлотта не слушала: она не любила оправданий, особенно от пришельцев. Среди шума, производимого автоботами, она расслышала жужжание коляски Симмонса. Бывший агент, приблизившись к платформе, задрал голову и поднял руку. Он держал длинный стебель, увенчанный бутоном розы. Миринг ощутила непривычную смесь раздражения и симпатии и наслаждалась ей некоторое время. – Что ж, – она постучала кончиками пальцев по поручню, – не пропадать же вечеру, верно? Шарлотта, вдруг улыбнувшись, посмотрела на Оптимуса, но тот вежливо промолчал.