Одуванчик

      Пеп уже сбился со счёта. Дни пролетали один за другим, как самолёты из национального аэропорта. Он уже успел свыкнуться со своими маленькими подопечными и почти не вспоминал о прошлом садике и о малыше Лео, которого он так любил в прежней жизни. Временами, рассиживаясь вечером на широком диване перед телевизором с чашкой горячего чая и бездумно переключая каналы, Пеп думал о том, где же проходит эта грань между событиями и временами. Когда что-то прежде важное уходит куда-то на задворки сознания и теряет всякий смысл? Он иногда чувствовал себя таким безразличным к прошлому, что становилось страшно.       А затем наступало очередное сумасшедшее утро, и Пеп вновь мчался, как ошпаренный, в детский сад. Дети не делались послушнее день ото дня, скорее наоборот. Взрывчатки и капризов в них хватало, а вот нервов у воспитателя больше не становилось.       После дневной прогулки Пеп привёл детей обратно в группу и принялся пересчитывать их в раздевалке. Кого-то одного не хватало. Воспитатель несколько раз осмотрел присутствующих: Басти, Томми, Марио, Арьен, Франк, Данте…       - Так, где Ману?!       Мальчишки удивленно завертели головами и продолжили переодеваться. Гвардиола готов был вырвать все волосы со своей разболевшейся головы, но вовремя вспомнил, что волос там давно не наблюдалось. Как и хулигана Мануэля в поле зрения. Он осмотрел все комнаты, заглянул во все шкафчики и под скамейки, а после помчался в сторону двери, в надежде найти ребёнка гуляющим на площадке. Тут входная дверь открылась, и малыш Ману спокойно вошёл в группу, будто его одиночный приход был в порядке вещей. Пеп подбежал к нему и схватил ребёнка за плечи:       - Где тебя носило, Мануэль? Ты почему отбился от группы? Глупый, ты же мог потеряться!       Светловолосый мальчишка поднял глаза на перепуганного воспитателя и пробубнил:       - Я не специально… Меня позвали, вот я и отошёл.       Гвардиола удивлённо вскинул брови и спросил ребёнка как можно мягче, чтобы не отпугнуть:       - Кто тебя позвал?       Дети, переодевавшиеся в раздевалке, замолчали и принялись внимательно слушать оправдания Мануэля. Он замялся и полез рукой под большую пуховую куртку, чтобы вытащить что-то. Меньше, чем через минуту из-под тёплой куртки показалось нечто крохотное, бурое и пушистое.       - Он позвал, — Ману указал на комочек шерсти и погладил его, — Герр Пеп, не сердитесь на него. Я ползал в кустах, искал мячик, который выкинул Томас, и услышал тихий писк, похожий на мяуканье. Я подошёл к забору, а там лежал вот он и еле переставлял лапы. Можно, мы его оставим?       Бровки Мануэля встали домиком, и он посмотрел на воспитателя так, словно готов был расплакаться в случае отказа. Остальные ребята быстро окружили крохотного котёнка, который смотрел на мир большими жёлтыми глазами с какой-то трогательной осторожностью, изредка попискивал и шатался на ещё не совсем окрепших лапках. Пеп почти размяк от мяуканья этого милого комочка, но вовремя взял себя в руки.       - Нет, животным в детском саду не место! Будто мне вас не хватает! Знаете, сколько с кошками проблем. Их нужно кормить, поить, играть с ними, а то они загрустят и могут погибнуть.       - Но мы будем с ним играть, — раздалась в ответ орава и подступила ближе к воспитателю, с мольбой глядя ему прямо в глаза, — и кормить, и поить!       - Ну, пожааааалуйста, — протянул Томас, который уже всем носом зарылся в пушистой шерсти зверька.       - Мы будем о нём заботиться! — подхватил Филипп и провёл кончиком пальца по носу котёнка.       Как же, будут они заботиться, — подумал про себя Пеп, — да они ещё о себе позаботиться не могут, а тут такая ответственность! Да ещё этому коту прививки нужно сделать, проверить у ветеринара и тому подобное.… Но кто этим заниматься будет? Точно не я. Решено — отдам котёнка в приют.       - Нет, ребята. Котёнок не останется с нами. Я подыщу ему хороший уютный домик, где о нём хорошо позаботятся, обещаю вам!       Раздевалку заполнили недовольные стоны и слёзы. Малыш Ману прижал зверька к себе и расплакался. Все посмотрели на воспитателя испепеляющим и обиженным взором, словно он был врагом народа номер один. Бурый котёнок еле слышно жалобно мяукал и будто сам прижимался к мальчишке.       Они что, издеваются?!       Он ещё раз оглядел своё группу. Ребята стояли стеной за этот комочек коричневой шерсти, жались друг к другу и осуждали его, страшного тирана, отнимающего у них кусочек радости. Каждый из них сам был словно беззащитный котёнок, испуганный и ещё неуверенный в движениях. В каждом из них была эта почти животная обида, и Пеп понимал, что если не оставит котёнка, то так и не вернёт детского доверия. Потакать прихотям детей — это не лучшее его решение, но разве сложно было ему организовать живой уголок в их группе, а на ночь забирать зверёнка себе.       - Ладно, ладно. Уговорили, — сдался воспитатель и тут же поймал на себе полные счастья взгляды детей, для которых он вновь стал замечательным, —, но тогда котёнку нужно придумать имя, — Пеп взял котёнка из рук ещё недоверчивого Мануэля, осмотрел его и объявил, —, а наш маленький гость, оказывается, девочка!       Ребята заулыбались и принялись вразнобой выкрикивать имена и клички, приходящие им на ум. Чего только они не предлагали. Барки, Пятно, Сосиска, Клякса, Чеширка — и это малая часть из тех имён, которые услышал Пеп от детей.       - Ха, а давайте назовём её Принцессой. И будет у нас две принцессы, — выкрикнул Томас и показал пальцем на стоящего в стороне Марио. Тот закатил глаза и махнул рукой на горе-шутника.       - А, может, — наконец-то попытался вставить своё слово Мануэль, — может, назвать её Нутеллой?       Раздался громкий детский смех. Но Пеп поспешил утихомирить радостный балаган и ответил:       - А что, вполне себе пригодное имя. И шерсть у неё подходящего орехового оттенка. А кратко можно будет называть её Эллой. Элла-Нутелла. Отлично звучит, по-моему.       На том и порешили. Затем вся орава, во главе с Ману и новоиспечённой Эллой-Нутеллой, проследовала в игровую комнату, чтобы познакомить зверька с новым домом. Пеп довольно улыбнулся и принялся снимать с себя пальто. Тут кто-то подошёл сзади и потянул его за рукав пальто. Воспитатель моментально обернулся. Перед ним стоял смущенный Басти, который тихо произнёс:       - Правильно, что вы оставили Нутеллу в группе. Когда хочешь что-то оставить — всегда оставляй. Это как со старой игрушкой или другом.       Сказав это, Басти последовал за остальными, оставив воспитателя в полном недоумении. Пеп не мог понять, к чему были эти слова. Поэтому, он просто решил оставить их без внимания, воспринимая их лишь как благодарность за сохранение котёнка.

***

      - Герр Гвардиола, я бы хотела с вами поговорить. Это возможно? — спросила Моника Швайнштайгер, пришедшая за сыном вечером. Басти ещё убирал разбросанные игрушки, поэтому Пеп утвердительно ответил на просьбу фрау Швайнштайгер и пригласил её в свой кабинет.       - Я хотела вас предупредить. Со следующей недели Басти перестанет посещать ваш садик. Все уже в курсе, включая директора и детишек. Завтра его последний день здесь.       Гвардиола от удивления раскрыл рот и попытался подобрать слова, чтобы поделикатнее спросить об обстоятельствах, сподвигших фрау Швайнштайгер на столь радикальные действия.       - Прошу прощения, — наконец начал Пеп, —, но в чём причина ухода Бастиана? Вас не удовлетворяет моя работа с вашим ребёнком? Что-то беспокоит вас?       Моника тяжело вздохнула и поправила спавший на плечи локон.       - Нет, вы чудесный воспитатель. Да и Басти к вам привязался, правда. Просто мы переезжаем, и нет больше никакой возможности для Бастиана ходить в ваш сад.       - Как далеко вы переезжаете? — заинтересованно спросил Пеп, пытаясь найти какой-то выход из ситуации. Только сейчас он осознал, как тяжело ему было бы расстаться с кем-нибудь из его малышей.       - Далеко. В Манчестер, — ответила фрау Швайнштайгер и взглянула на растерянного воспитателя, — спасибо вам за всё.       Пеп в ответ неловко кивнул и встал со стула. В раздевалке он повторил свой ежедневный ритуал: попрощался с родителем, а затем отдельно с ребёнком. Это всегда было что-то вроде доброжелательного «До завтра, Басти», но сегодня ему трудно было улыбнуться маленькому мальчику. Ему вообще было трудно выразить хоть какую-нибудь эмоцию, кроме удивления.       После ухода Басти домой, в группе своих родителей остались дожидаться ещё Томас, Марио и Мануэль. Они устроили целое ралли на паркете и увлечённо изображали рёв двигателей мощных гоночных автомобилей. Пеп сел неподалёку от них и наблюдал за их детской забавой. Томми заметил его пристальный взгляд и подвёз к воспитателю свою красивую синюю машинку.       - Бдыщ, я вас снёс, — торжественно заявил он, въехав машинкой в коленку Пепа. Тот снисходительно улыбнулся и изобразил адскую боль, охватившую его «раненное» колено.       - Вы такой грустный из-за дурака Басти? Пусть он валит, зачем он нам нужен? — спросил Томми, теребя воспитателя за вязанный свитер.       - Нельзя так говорить о друге! — грозно ответил Пеп и отвел глаза от клыкастого мальчика. У другого конца комнаты Мануэль пытался отобрать у Марио его очередную куклу. Нутелла лазала по нижним полкам шкафа, изучая их содержимое. В группе восстановилась привычная атмосфера, свойственная для таких вот вечеров. И всё же Пеп, как не заставлял себя, не мог забыть слов фрау Швайнштайгер: «Завтра его последний день здесь».

***

      Пятница не задалась с самого утра. Из-за пробок Пеп опоздал на работу на полчаса. Так, по крайней мере, он сказал начальству. На самом деле, практически всё утро он потратил на поиски Нутеллы. Он искал эту непоседу под кроватью, в шкафу, под столом, но, в конечном итоге, обнаружил её мирно сопящей на кухне, рядом с разодранной упаковкой хлопьев.       - Элла, доброе утро! — завопил Ману, как только Пеп появился на пороге группы. Ни «здравствуйте, воспитатель», ничего подобного.       Дети к тому времени уже закончили завтракать под надзором поварихи Хильды и играли в «войнушку» с игрушечными пистолетами и сотками, заменяющими деньги. «Войнушка» никогда не заканчивалась хорошо для Гвардиолы.       - Бастиан, ты убит! Ты не можешь больше сражаться! — возмущенно закричал Франк, когда увидел, что соперник продолжает безудержно нажимать на курок и направлять дуло в его сторону.       - Ничего я не мёртв! — оправдывался Басти, — мы же договорились, что сегодня каждый сам за себя, а вы с Арьеном опять в команду объединились. Так не честно!       - Так, не ругаться, — вмешался запыхавшийся Филипп, — я — врач, я вас всех вылечу сейчас. Басти, иди сюда, — и он продемонстрировал «бинт», который раздобыл в «медпункте». «Бинт» этот подозрительно напоминал туалетную бумагу и разлетался в разные стороны.       Томас беспорядочно вёл огонь по любым движущимся целям, и даже пару раз ранил собственного воспитателя. Марио сидел в «окопе», сооруженном на скорую руку из журнального столика и меловой дощечки, и играл с Хаби в домино. Мануэль прикрывался Нутеллой, как живым щитом, и никто не решался его ранить. Данте пытался ответить на огонь Томаса, но всё заканчивалось провалом, и к концу боевых действий он был с ног до головы обмотан туалетным «бинтом», как египетская мумия.       С трудом Пеп смог успокоить своих подопечных. Особенно неугомонным оказался Фил, который безустанно старался налепить на «подбитого» воспитателя пару мотков «бинта».       - Я пытаюсь спасти вашу жизнь, солдат, — серьёзно твердил он, но не находил поддержки, и, в конце концов, бросил попытки помочь бедолаге.       Прогулка прошла без особых приключений. Сначала, конечно, Мануэль потребовал взять Эллу с собой на прогулку, и, услышав отрицательный ответ воспитателя, раскапризничался. Но, получив от Томаса пару обидных замечаний, вроде «Хах, влюбился в кошку! Ману и Нутелла, жених и невеста…», отступил от начальной идеи и смиренно пошёл на улицу.       Вечера Пеп ждал с опаской, то и дело отгоняя грустные мысли. Когда дети ушли на тихий час, воспитатель думал, что не справится с тяжёлыми думами, одолевавшими его весь день. Он не знал, как пройдёт это прощание, не знал, что делать и говорить. Ему бы хотелось, чтобы у Басти остались только хорошие воспоминания о группе «Одуванчик», о каждом из них. И он был до глубины души потрясён, когда увидел, что выйдя с тихого часа, дети собрались вместе в игровой комнате, чтобы попрощаться с одним из них. С другом.       Басти был не в восторге от этой идеи и не хотел участвовать, но пришедшая в комнату и севшая рядом маленькая красавица Нутелла заставила его остаться ненадолго. Первым к нему подошёл Данте и подарил небольшую кудряшку своих волос, которую он срезал ножницами, одолженными на неопределённый срок со стола Гвардиолы. Воспитатель не злился.       - Мы решили, что ты должен помнить о нас. О каждом. А в этом кусочке волос весь я. Помнишь, как таскал меня за них, когда мы играли в салки? — робко спросил Данте и Басти утвердительно кивнул, уставившись на тёмные нити волос на своей ладони.       Следующим был Хаби, который знал Бастиана меньше всех в группе. Поэтому он просто похлопал мальчишку по плечу и пожелал ему найти новых друзей в Бастляндии.       Затем последовал Марио, который отдал Бастиану свой любимый бантик, который получил ещё в первый день работы Гвардиолы в их садике.       - Я не обижусь, если ты расскажешь обо мне кому-нибудь и назовёшь Принцессой. Пусть смеются. И ты смейся. Почаще, — светловолосый мальчишка ничего не ответил и всё так же не поднимал головы.       Потом подошли (вместе, как всегда) Арьен и Франк. Они подарили Басти рисунок, где он сидел на коне и размахивал кривоватым мечом. Арьен объяснил:       - Мама рассказывала мне, что в стране, в которую ты едешь, есть рыцари. Эта такие воины, которые разъезжают на конях. Они благородные и очень сильные. Мы с Франком хотим, чтобы ты тоже был сильным.       - А лошадь на крысу похожа, потому-что её Арьен рисовал, — наябедничал Франк, за что и получил от друга по репе. Все рассмеялись. Все, кроме виновника торжества.       Следующим вышел Мануэль.       - Если ты правда надеялся, что я подарю тебе Нутеллу, то ты глубоко ошибался, — обратился он к Бастиану, — так что вот тебе, — Ману положил в руку Басти маленький камушек, — я нашёл его несколько дней назад на том же месте, где потом оказалась Элла. Я сразу понял, что это знак. Этот камень велик. Может, и тебе он поможет найти свою Нутеллу.       После был Филипп, который без особых церемоний обнял Басти. Тот сопротивлялся, недовольно мычал, но смирился со своей участью. Фил протянул ему рулон туалетной бумаги и сказал:       - Если тебе будет плохо, или тебя ранят — обмотайся бинтом. Всё пройдёт. А когда закончится бинт, зови меня. Я мигом прибегу и спасу тебя, я же врач.       Басти посмеялся, но так и не взглянул на Филиппа.       Последним в этой очереди оказался Томас. Уже почти полностью растаявший Пеп напрягся, и внимательно начал наблюдать за длинноносым мальчуганом. Он знал, что Томас способен на всякие проделки, и не хотел, чтобы он своими выходками омрачил последний день Басти в «Одуванчике».       - Знаешь, если ты уедешь — никто не будет по тебе скучать, — начал он, — легче всего уехать в Бастляндию, стать рыцарем и найти новых друзей. А нам и здесь хорошо. И будет хорошо после твоего ухода, — Пеп уже хотел было остановить Томаса, но заметил мерцающие капли у его глаз и остановился, — поезжай, пожалуйста! Я вздохну спокойно, потому что никто больше не назовёт меня Буратино, никто не будет дразнить, — голос его сильно задрожал, но Томас продолжал, — и забирай эту тупую машинку, она всё равно мне не нужна. И катись отсюда! Забудь нас! Выкинь всё это барахло, и забудь нас!       Томас швырнул мальчишке под ноги ту самую синюю машинку, из-за которой они с Бастианом как-то подрались. Басти поднял её с пола и покрутил в руках. По щекам малыша Томми покатились тонкие струйки воды. Басти вскочил с места и подбежал к другу, чтобы обнять его крепко-крепко, и сказал:       - Дуб ты деревянный, Буратино. Я вас не забуду. И тебя не забуду, друг.       Пеп взглянул на них, таких счастливых в эту минуту и утёр подступившие слёзы. В то мгновение он понял, что есть в жизни такие моменты, которые не забываются никогда. Есть в жизни люди, которые навсегда остаются в твоём сердце. И где бы ни был Бастиан, он всегда будет знать, что в мире есть такая группа детского сада «Одуванчик». И вспомнит, что есть на земле дружба, искренняя и нерушимая.