Глазами одной из приговорённых к смерти

Никому не пожелаю прочувствовать этот момент, прожить. Момент, когда понимаешь, что проиграл. Надежды больше нет, конец близок. Всё, во что ты так свято верил, всё, ради чего жил, теперь уже не так важно. Всё это кажется каким-то далёким, бессмысленным. И единственное, что тебе остаётся делать-просто ждать, когда всё закончится. Когда же? Потерпи, осталось недолго. Нас выстроили в длинную очередь. Со всех сторон окружили немцы с автоматами в руках, следя за порядком в нашей колонне. Колонна состояла из мужчин, женщин, детей. Немцам было совершенно не важно, кто стоял перед ними. Мы для них враги. А от врагов, как правило, нужно избавляться. В основном, все молчали и глядели прямо перед собой, боясь ненароком повернуть голову и встретиться взглядом с озлобленным немецким солдатом. Но были и те люди, которые вертели головой по сторонам, ища поддержки, помощи, спасения, и не найдя, покорно опускали голову вниз, смирившись со своей участью. Кто-то молился, кто-то тихо плакал. Но все, все без исключения верили в чудо. Огонёк надежды ещё теплился в их душах, но постепенно угасал, с каждой секундой. Мужчинам выдали лопаты и заставили копать ямы. Глубокие ямы, которые вмещали бы несколько человек. Остальные наблюдали за этим, как бы со стороны, не понимая, для чего всё это нужно. Они отказывались понимать, не хотели, не могли. Вызывали по пять человек. Заставляли вставать около ям и ждать. В воздухе витал страх. Воздух был буквально пропитан этим страхом. Люди боялись шевельнуться. Они боялись даже дышать. Солдаты делали все очень медленно, давая, как бы прочувствовать момент, а сами наслаждались им вдоволь. Зазвучали команды, отработанные тысячу раз. Оружие на изготовку. Целься. Огонь. Приклад к ноге. Прозвучали первые крики. Кричали из нашей колонны. — Молчать, свиньи! — раздался громкий голос немецкого офицера, который выкрикивал те самые команды. Убивший столько людей. Одним единственным словом. Словом «огонь». На смерть отправили вторую группу. Все те же самые команды. Выстрелы раздавались снова и снова, словно эхо. А после-тишина. Мёртвая тишина. Вдруг мы услышали смех. Это были молодые солдаты. Они смеялись и показывали на трупы пальцем. Я отвернулась. Не выдержав, пожилая женщина всплеснула руками и начала кричать: -Да что же вы за люди то такие? Как же так можно? За что? Разве в вас нет хоть капли жалости? Детей то, детей пощадите. Они же ничего вам не сделали, они… Она не успела договорить. Несколько немцев схватили её, вывели из колонны, и один из них, ударил прикладом по голове. Они били её. Били ногами. Забивали до смерти грубыми сапогами. -Так будет с каждым, кто произнесёт хоть одно слово, издаст лишь звук.-хладнокровно произнес офицер. По его лицу скользнула ядовитая ухмылка. Третья партия людей. Всё точно так же. Мы смотрели, как их расстреливают. Нельзя было отвернуться или отвести взгляд. Они заставляли нас смотреть. Сердце бешено стучало, кровь застыла в жилах. Я лишь стиснула зубы и сжала ладонь в кулак. Я видела. Я видела всё. Видела, как один мужчина после выстрела не упал в яму, а оказался возле неё. Тогда, стрелявший выругался, подошёл к мужчине и сапогом спихнул его прямо в яму. А после, улыбнулся и плюнул туда. Видела маленькую и очень красивую девочку лет шести. Её белые волосы и кристально-чистые голубые глаза, в которых отразился ужас. Она дрожала всем телом. Прозвучала губительная команда и девочка упала в яму. Жизнь затухала в её глазах. Заметив, что она всё ещё дышит, немецкий солдат выстрелил в неё дробью, не пожалев целую обойму. Прямо в её красивое лицо, обезобразив его до неузнаваемости. Видела женщину с маленьким ребёнком в руках. Ребёнок плакал. Один из немцев с силой выхватил его у неё, кинул на землю и раскроил череп лопатой. Женщина истошно кричала, вырывалась из рук солдат, державших её. Это был крик отчаяния. Этот крик был даже страшнее звука выстрелов, раздававшихся повсюду. -Ну же, заткните её. Не хочу больше это слушать. Выстрел. Ещё один. И снова тишина. Тогда я не выдержала и закрыла глаза руками. Увидев это, немец подошёл ко мне, влепил пощёчину и приказал смотреть. Но смотреть уже не было сил. Еще несколько человек было расстреляно. Наша колонна уменьшалась, а гора трупов росла с каждой секундой. Несколько раз мне хотелось выбежать из толпы, просто вырваться отсюда, а дальше…будь что будет. Но я прекрасно понимала, что бежать было некуда, да и, в общем то, незачем. Я теряла самообладание. Держать себя в руках становилось просто невозможно. Когда дошла очередь до меня, вздохнула с облегчением. Не знаю почему. Скорее всего, потому, что больше не нужно будет смотреть на умирающих людей, слышать выстрелы снова и снова, и ждать, пока настанет твой черёд. Всё закончится. Сейчас. Я смотрела ему в глаза. Когда смотришь прямо в глаза, то тебя запомнят. Я не боялась, по крайней мере, старалась сделать вид. Хотелось быть храброй в их глазах. Лишить их удовольствия видеть испуганную девушку. Ни в коем случае. Немцы медлили. Старалась не думать сейчас о смерти. В мыслях, я была дома. Я видела лучистые, искрящиеся глаза моей матери, её искреннюю улыбку, тёплые руки, всегда пахнувшие хлебом. Она гладила меня по голове и тихонько напевала до боли знакомую песенку. Меня всегда успокаивал её голос, её пение. -Оружие на изготовку. А еще представляла наш вишневый садик. Развалившись под старым деревом, я любила проводить время за чтением книги или просто лежать и мечтать о той светлой жизни, что ждёт меня впереди. Тогда я еще не испытала на себе ужасы войны. И улыбка не сходила с моего лица. — Целься. Ну, прощай, моя милая мамочка. Я люблю тебя всем сердцем. Знай, что я умираю сильной и смелой, умираю за свой народ, за свою Родину. Даже сейчас, стоя на коленях под прицелом автоматов, я не сдалась, нет. Я умираю непобежденной. Это я победила, слышишь, победила! Мы все победили! Мы-герои! Герои. -Огонь.