Decennium

Сделай шаг вперед. Пожалуйста, заходи, пожалуйста, проходи, спой с нами эту песнь о жизни и смерти. Всё будет замечательно.

_____________

Каждый день – это и рутина, и чудо. Ты не можешь выбрать одно из двух слов. Рутина? Или все-таки чудо? Черные ряды черных рубашек в твоем шкафу. Глаз Децима дергается и крутится вокруг своей оси, будто заключенная в пространстве глазницы бабочка. В этом мире есть звезды. Ты никогда не видела их сияния, но все же, закрывая по ночам глаза и давая начало очередному сну, ты можешь ощутить их ласковое прикосновение к своим закрытым векам. Двигаясь и двигаясь по кругу, словно по краю диаграммы, очерчивающей грани безумной вселенной, где лишь воспоминания о прошедших днях способны задержаться. Это как крутящееся колесо судьбы – хотя нет ни судьбы, ни будущего, а только тихий (полный крика, плача, причитаний) финал. Всё это существует лишь в глазу холодно-голубого цвета, отражается на кубиках льда и стенках бокалов, в стеклянной поверхности гигантского аквариума, в дьявольски завораживающем покачивании медуз на воде. Ты желаешь знать. Ты не можешь найти нужных слов. Где твоё место в этом мире блуждающих воспоминаний? Ты – бутыль алкоголя, капля воды, прядь белоснежных волос, обрывок черной-черной ткани? Так легко вздохнуть и позволить себе быть уставшей. Лица проходящих мимо гостей складываются в странные, случайно подобранные пары; они сливаются, переплетаются, но их отражения в твоем сознании не теряют своей четкости. Ты хорошо помнишь их всех: пожилая дама, жестокий мужчина, прекрасная молодая девушка. Любовники. Убийцы. Все они прожили жизнь, и все они помнят. Когда ты вздыхаешь, Децим смотрит на тебя. Он пытается отыскать в тебе те тонкие, легкие нити, которые должны поддерживать тебя изнутри, но не справляются с задачей. Он пытается понять, и поначалу у него не выходит, но затем – мягко, неспешно – он все же добирается до сути. Он оставляет теплый вельветовый плед на софе. Он готовит для тебя горячий шоколад. Он говорит «здравствуй» по утрам, и уже от этого тебе кажется, будто не иметь собственного имени – самая естественная во вселенной вещь. Ты – бутыль лимонного сока, хрустальный бокал, завораживающая медуза. Ты – ровные ряды висящей в шкафу одежды, странные сны о детях, отсутствующая на небе звезда и белые, кипельно-белые ресницы. Наблюдай за бабочкой, попавшей в водоворот старых воспоминаний; наблюдай за тем, как она вернется на своё место, как глаз закроется и откроется вновь. Моргнет один раз, потом ещё – этот зелено-голубой глаз, от взора которого перехватывает дыхание. Ты – загадка для этого колеса судьбы. Ты – и отсутствие, и присутствие. Парадокс. Бабочка. Иногда тебе хочется поцеловать это лицо. Кожа у Децима выглядит мягкой на ощупь. Но вместо этого ты ловишь прядь его волос и легонько тянешь на себя – пока он не облокотится на тебя, сидящую на софе, пока он не положит голову тебе на колени и не позволит зарыться пальцами в свои снежно-белые волосы. Ему это нравится, хоть он и не показывает своих чувств; как правило, выглядит растерянным до тех пор, пока сонливость не победит в нем сдержанность. И тогда более глубокое, более размеренное дыхание выдает его с головой. Идет время, и ваш союз перестает казаться чем-то нелепым. Ты становишься своей в этой рутине, в этом чуде. Люди, которые приходят к вам, видят тебя и Децима, Децима и тебя. Теперь ты – часть странной, случайно подобранной пары. Одна из обитателей пятнадцатого этажа. Децим и женщина с черными волосами – вас двое. Теперь ты – часть этого «двое». Рутина – узор, высеченный на трепещущих в благоговении крыльях бабочки. Ты засыпаешь каждую ночь. Ты просыпаешься каждое утро. Ты смотришь на колесо судьбы, мерцающее у Децима в глазу. Он с озадаченным видом смотрит на тебя в ответ, словно не может разгадать тайну твоего существования. Смотрит так, словно ты сама – тайна. Тайна, вот как они должны называть тебя. И он – тайна тоже, но если ты скорее остаешься загадкой для самой себя, то его весьма несложно понять, нужно лишь заглянуть за воздвигнутую им завесу из серо-белой известковой пыли и отстраненности. Его улыбки легко заметить – они редки, они красивы. Его удивление – беззащитное, открытое, как и его стыд. Он говорит лишь тогда, когда ему действительно есть что сказать. Ты уличаешь момент, когда он спит, и целуешь его в макушку. Он не просыпается. Туманность – вот слово, которое ты так ищешь. Нечто яркое и величественное, невероятно далекое, неподдающееся твоему любопытству. Нечто дышащее и живущее в совсем другом мире – мире чужих воспоминаний. Твоё прошлое растворилось, скрылось, но все же каким-то необъяснимым образом оно до сих пор принадлежит тебе. Однажды и ты тоже была кем-то. У тебя было свое место под туманностями и звездами. Когда-то давно ты была, и ты была тобой. Видит ли Децим сны? Преследуют ли его образы затихших теней, населяющих бар, крадутся ли они за ним по узким тропам его сновидений? Ты спросишь его об этом, когда он проснется. Скажешь: «Эй, Децим (может, ты и не рискнешь назвать его по имени, или же неуместное «эй» так и останется невысказанным), а ты видишь сны?» «Просыпаешься ли ты из-за кошмаров по утрам?» «Кружится ли в твоем воображении снег, играют ли там дети, когда ты по ночам закрываешь глаза?» Может, ты так и не задашь ему эти вопросы: спрашивать о чем-либо кажется таким неуместным. Что если он все-таки не видит снов? Что если существует бездна непонимания между «Децимом» и «женщиной с черными волосами»? Пропасть, которую тебе не удастся преодолеть. Пустота, которая заставит всех думать о тебе как о тайне. Вкус алкоголя – опасный и сладкий, будто капитуляция, будто вызов. Тебе нравится алкоголь; тебе нравится водка с лимонным соком, клубника с корицей и черешнями в форме сердца. Красно-зелено-голубо-желтое сияние в прозрачном стекле, кубики льда – свежие и невероятно приятные на вкус, как и всё в этом баре. Всё здесь пробуждает твои чувства и усыпляет бдительность. Нонна вас обожает. Она входит в бар, словно королева, присаживается за стойку, и Децим готовит ей очередной коктейль. Это всегда сюрприз, это всегда восторг. Тебе хочется знать: было ли так всегда, еще до того, как здесь появилась ты? Порой кажется, будто ты вторгаешься в чужую любовную интрижку, будто ты ступаешь прямиком в жерло пышущего огнем вулкана. «Были ли они такими раньше, наедине, без меня?» Это странно: огонь существовал задолго до рождения бабочки, задолго до того, как сияние пламени очаровало её, заставляя лететь навстречу. Сгоришь ли ты из-за утечки газа, прямо как та последняя парочка ваших мертвых гостей? Утопишь ли ты себя в собственном горе, украсишь ли порезами запястья, лежа в наполненной ванне, терпеливо ожидая смерти? Все это выглядит как вполне вероятный финал. Но нет. Ты здесь с Децимом, и Децим говорит тебе «здравствуй», будто это ритуал, будто это ваш ритуал, разделенная на двоих привычка: скажи «здравствуй» так, словно за этим приветствием действительно последует новый день. Нет никакого финала, есть только будущее. И даже когда мертвые вновь вернутся каждый в свой лифт, они будут думать лишь об одном – о будущем. «Куда я отправлюсь теперь? Увижу ли я ещё когда-нибудь этого бармена и эту женщину с черными волосами?» Он всегда слегка хмурится, когда чувствует, как ты касаешься подушечкой пальца его закрытого века. Будущее. Видит ли его это колесо судьбы? Или же оно способно обращаться только к прошлому, никогда не заглядывая вперед? Ты – будущее без прошлого. Ты – рутина, полная ощущения присутствия и чудес. Ты – перестук кубиков льда по стенкам бокала, дьявольски завораживающий танец в отсветах аквариумной воды. Так прими же свою судьбу, стань частью этой странной парочки, частью этого подозрительно тихого бара. Пятнадцатый этаж. Выходи из лифта, сделай шаг вперед. Всё будет замечательно.