***
Город сияет разноцветными огнями, дышит холодным, но приятным ожиданием настоящей зимы. На улицах красуются ели: маленькие, большие, пушистые и лохматые, все они украшены свечками и разнообразными игрушками, настолько яркими, что их видно почти отовсюду, не заметить такую красочность и насыщенность бытия — невозможно! Куда не взглянешь, сплошь и рядом гирлянды, блестящие конфетти и "дождики" (видимо, кто-то уже успел попытать счастья, играя с хлопушками). Забавно, наверное. Но только не для Сэма. Винчестер потерянно гуляет по аллеям, словно по авеню в поисках необъяснимо чего. Возможно, что все эти разведки — поиски чуда. Но только ужасное чувство одиночества обрушивается на парня каждый раз, и с каждым разом — все сильнее и хлеще, подавляя внутреннее спокойствие души. И даже ни одной мысли о холоде в его голове, хотя, температура явно давала о себе знать: фонарные столбы, крыши зданий, растительность — все было покрыто блестящим искрящимся льдом и пушистым снегом. Антураж завораживал, а от каждого дуновения студеного ветра дрожали стекла и хрустальные ветви деревьев, издавая слабый, но ощутимый звон. Сделав пару вдохов обжигающего морозного воздуха, он поднял добрые, серо-зеленоватые глаза вверх и посмотрел на небо. Оно было усыпано звездами. Удивительное зрелище! По-волшебному необыкновенное. Словно некая феерия. И Сэмми смотрел не просто так, а в ожидании чуда. В глазах виднелись поблескивающие капельки, в выражении лица было что-то просящее. Подобно как «Пусть все будет иначе! Хотя бы один день…». И впрямь, тяжко было представлять себе такую картину: Рождество — праздник света и чудес, время исполнения желаний и когда доводы о преградах подавляются счастьем. Как концепция игры. Но только реальность жестока, и в самом деле она показывает истину, а именно — непростую жизнь Винчестеров. Дин и Кас — это все, кто есть у Сэма, и даже они, казалось бы, не смогли бы сделать черный провал в душе еще больше. Вот только это случилось: старший Винчестер проводил время в очередном баре, заполняя свой живот дешевым виски и цепляя к себе каких-то мимолетных девиц. А Кастиэль, наверное, опять занялся своими «ангельскими делами» и ему не до нас. – Ну, пожалуйста! — сказал Сэмми вслух, смотря на темно-синее, бескрайнее пространство, заполненное тысячами звезд. Морозное эхо глухо прокатилось по улице. Парень опустил голову вниз и совсем не заметил, как одно из ярких космических тел сорвалось с неба. Может, все-таки, случится чудо? По дороге в мотель Сэм только и думал, как он не хочет возвращаться обратно в это глухое захолустье. Ведь, и в правду, какие бывают эти мотели — они с братом хорошо знают: те же стены, выкрашенные по нескольку раз, засаленные и потускневшие обои, узкие потрепанные кровати и почерневшие потолки от густого дыма. Разве уютно? Нет же. Хотя, парень уже давно не обращает внимания на такие мелочи, значит, не привыкать. И зачастую его можно заметить за ноутбуком или чтением книги. Только не сегодня и не завтра, только не в Рождество… Под ногами хрустели свежие снежинки вперемешку со старыми листьями, оставшиеся еще с осени. Сэм шагает медленно, специально, словно считает каждый проделанный им шаг. Он не чувствует ничего, помимо опустошенности. Благо — метели и снега не находилось по близости, ничего не заметало, а дорогу и проспекты видно отчетливо, сплошь до того, что можно было разглядеть, что творится за окнами окружающих домов. Блуждая, Винчестер иногда посматривал в рамы, дабы рассмотреть прекрасную иллюстрацию настоящего: родные собираются за столом. Четверо малых детишек, мама и папа, их бабушки и дедушки! Большая, настоящая и дружная Семья. Они вместе, согревают друг друга теплом, вспоминают прошедшие дни, возвращаясь мыслями на многие годы назад. Одним словом — смех и радость, счастье. Сэм улыбается и рад, что у них все замечательно. Даже как-то слезы выступают, и нахлынули старые воспоминания, но стоит задержаться в этой реминисценции, как он снова возвращается в реальность, круг надежды растворяется, а вскоре и вовсе исчезает за гранью правды. По скверам и улицам пробежался холодный ветрище, Сэмми уже начинал замерзать, поэтому поспешно отвернулся от окошка в сторону своего «дома» и, ускорив шаг, потопал прочь. До мотеля оставались считанные минуты, пара кварталов — и он уже на месте. Шаг, шаг, еще шаг. Не оборачиваясь, прячась от проклятого Эвра*, затаиваясь внутри себя, он идет быстро. Вокруг никого, только дома и хрустальные деревья. На улице ни души, все сидят в уютных помещениях, пьют горячий шоколад и смотрят Рождественские передачи. Только Сэм в собачий холод идет по замерзшей тропинке. На место отчаянья и душевного крика, приходят тишина, злость и усталость. Шаг, шаг, еще шаг. Свернул направо, перешел через одну развилку, другую — мотель. Сэм остановился у самого входа, обернулся, застыл на мгновение и закрыл глаза. — Почему именно мы? Почему я? — спросил уже пятый, по счету, океан Сэмми. Будто все на свете встало против него, как специально. Замечательная жизнь! — Разве многого прошу. — И это был не вопрос. Винчестер уже собирался зайти внутрь, как вдруг послышался шелест крыльев, знакомый и такой приятный. — Кас? — спросил снова, одновременно оборачиваясь и испытывая восторг. — Почти угадал, — улыбаясь, подошел к нему архангел. — Здравствуй, Сэмми! — Габриэль? — возмущенно воскликнул охотник. — Ты-то что здесь забыл? — Сэм был чересчур груб. — Я не могу навестить своего старого друга просто так? — Гейб умиленно улыбнулся, и глаза заблестели лучами искренности. Нельзя было и подумать, что это очередная шутка или заранее спланированный, стеб. — Право, прилетел, чтобы поздравить тебя с Рождеством, малыш Сэмми. Я… — Нет! Не смей. Уже знаешь и хочешь использовать ситуацию, чтобы выставить меня идиотом. Очередная шутка, ты и твои тупые розыгрыши! Наболело! Никчемная попытка пошутить далеко зайдет. Даже не приближайся к Нам, ко мне, — в голос прикрикнул Винчестер, смотря озверевшими от ярости глазами на архангела. — С чего бы мне это делать? — Для начала с того, что ты — гребанный Трикстер, — Сэм указал пальцем на удивленную физиономию архангела. — Не упустишь и минуты, чтобы постебаться, а тут праздник, черт, какой шанс. — Вот именно, Рождество. Но издеваться и в мыслях не было. Да что вообще с тобой такое? — ошеломленно спрашивал Трикстер, приближаясь к младшему. — Ты сам на себя не похож, что произошло? Злой и очень измученный Винчестер, кто тебя так? — архангел хотел уже взять Сэма «в руки», но парень резко отшатнулся, попятился назад и замотал головой. Выглядело странно. Но понять его можно было. — Проваливай, Габриэль! — еле переводил дух Винчестер. — Только розыгрышей мне твоих тут не хватало. — По щекам потекли горячие слезы, он то и дело закрывал глаза, зачастую, чтобы не видеть этого проклятого Трикстера. — Малыш, Сэмми, я тут не за раздачей бонусов и шуток. Хочу помочь! Ничего не понима… — Но Гейб не успел договорить, как его прервали. — Все ты понимаешь. Все забавляешься, дурачишь? И что на этот раз, а? Запихнешь на Северный полюс в одних плавках? Кинешь в океан с голодной живностью или опять забьешь во временную петлю, убивая Дина снова и снова, под сто вторников подряд?! — Сэму словно сорвало крышу от гнева, он не контролировал себя. Крик был силен; эхо отбивалось от стен зданий, создавая вокруг шумиху. — Северный полюс и в одних плавках? Неплохо, — легкий смешок. - Но, Сэм, послушай! Прости меня за все обиды, которые я тебе причинил, прости за боль, если было действительно плохо, прости за Дина, за удары ниже пояса, ЗА ВСЕ! — У Габриэля появились слезинки, хотя, казалось бы, что ангелы не чувствуют боль и даже не болеют. Однако, они могли быть наиграны (но во благо же). — Давай все забудем, ведь праздник, Сэмми! Рождество, — махнул рукой Гейб, показывая на разноцветную улицу, пахнущую чем-то сладким. — Что? Просишь прощения? Слышу от самого Габриэля? Сон, должно быть, вы слышите это? — на секунды обратился к невидимой публике парень, размахивая эмоционально руками, но очень быстро вернулся к начальному. - Нет, проваливай, не хочу слышать. Будь ты проклят. — Винчестер уже не мог совладать с собой. — Видимо, уже. Сэ… — фраза обрывается. — Ненавижу, уходи. — Сэм сказал абсолютно спокойно, сильно сжимая кулаки и закрывая влажные веки. — Прости. — последнее, что смог сказал Габриэль. С лица исчезла та искренняя улыбка, пропало светлое Рождественское настроение. Щелчок пальцами и снова шелест крыльев. Он ушел. Как ты и хотел… Но что это? Подарок?! Действительно, после отступа, архангел оставил маленький подарочек — статуэтку ангелочка с надписью «For my Darling», что означает «Для моего любимого». «Ну, вот и все закончилось» — беглая мысль, и Сэм открывает глаза. Трикстера нет. Хороший поступок совершен или ужасный — Винчестеру уже все равно. Но только эта маска безразличия долго не продержалась, и Сэмми начал приходить в себя, хоть и потихоньку, но ощутимо. Он пытался прокрутить все до мельчайшей подробности, перемотать назад, как старую пленку, понять, что поганец натворил. Был ли это он вообще? Разобрать было крайне трудно, охотник был обессилен, а в голове кавардак и рой мыслей. Добрый, всеми любимый Сэм Винчестер ведет себя как скотина. Вряд ли кто-либо это может представить, а какого ему? К его счастью, входная дверь мотеля отворилась, и у порога появился Дин. — Сэмми, черти тебя драли, где ты мотался? Не было почти три часа! Мы, черт его, волновались, — брат вцепился в куртку младшего и буквально затащил в теплое здание. — Пошли, шагай, давай поднимай свои длинные мотыжки! Где тебя только демоны носили. Холодный весь. Вот где ты был? — Винчестер поспешно вставил затрещину, подгоняя братца вверх по лестнице, кидаясь вопросами типа «Где мотался, чем занимался, что с миной…» Но братишка отмахивался рукой и предпочел подниматься молча, пока они оба не оказались у двери их номера. — Привет, Сэм! — У порога стоял крылатый, и на лице его было столько эмоций, сколько не увидишь ни в одном человеке, а уж и тем более — ангеле. — Ты перепугал меня и Дина, я уже хотел отправиться за тобой. Что у тебя стряслось? Тебе звонил Дин несколько раз, но ты, видимо, отключил телефон. — Здравствуй, Кастиэль. С праздником и тебя. Все нормально. Я в порядке, — младший Винчестер отвечал наскоро, переводя взгляд с одного на другого. Ему было дурно. Сэм быстро разделся и присел на стул к небольшому столику, а вскоре перестал обращать внимание на двоих. Посторонний шум не мешал, сейчас не до того. Сэм только и думал о случившемся. «Что я натворил», «Все верно, очередной шуточный подзатыльник», «Стоит попросить прощенья» — все смешалось в кучу. Он только хотел закрыть глаза, как его плеча коснулась горячая рука Кастиила. Как по волшебству. — Что бы ни случилось, ты знаешь, что нужно делать, в конце-то концов, человечности в тебе гораздо больше, чем в… — но фразу оборвал Дин, смотревший на ангела укоризненным взглядом. — Сэм, мы можем поговорить? — Это вовсе необязательно. Не желаю. Мне просто нужно… Стоит все исправить! — парень с неопределенным выражением лица (будто боялся опоздать) соскочил со стола, выхватил висевшую куртку и направился вниз по лестнице, даже не заметил, что куртка была не его, а старшего. — Сэмми! — злостно прикрикнул брат и уже хотел его остановить, но Кастиил не позволил. — Пусть идет. Он должен исправить. Дин, запомни, что иногда нужно просто выслушать, — голубые глаза засверкали как алмазы. Ангел повернулся к старшему Винчестеру и предложил подождать Сэма и ожидаемого гостя.***
Сэм выскочил на улицу почти раздетый: простая кофта и расстегнутая куртка. На застежку не было времени. Но даже двадцатиградусная холодина не помешает его плану. Винчестер присел на корточки и поднял ту самую статуэтку, которую оставил в качестве подарка Габриэль. — For my Darling, — еле слышно произнес Винчестер, поднялся и ушел подальше от мотеля, с надеждой и верой в то, что сможет исправить ошибку. — Каков дурак! Шаг, шаг, еще шаг. Пара кварталов, две дороги. И все окружение менялось быстро. Вдруг шаг замедляется, вскоре и вовсе застывает на месте. — Я не знаю, что на меня нашло сегодня, Габриэль. Господи, какой глупости наговорил! Даже не знаю, как сказать тебе все, что есть на душе. Ты приходил с благими намерениями (хотя, Винчестер говорил немного сомневаясь), а я прогнал тебя. Должен был выслушать. Сейчас бы ничего этого не было. Если ты сейчас меня слышишь, а ты должен услышать, то, пожалуйста, прости меня! Прости! Ради всего святого, что только есть на свете, прости! — Сэм топтался на месте, оборачивался и не знал куда смотреть, с какой стороны ждать. — Габриэль? Гейб? — пытался он позвать вновь. — Прошу тебя! Но ни шелеста крыльев, ничего похожего, что объясняло бы появления архангела, не было. Сэм простоял минут 10-15 в ожидании. Все было напрасно. — Габри-и-и-э-эль! — крик был невыносим. Так кричала душа. — Вернись. Притащи свою пернатую физиономию обратно! — На глазах навернулись слезы, и их остановить невозможно. Горячие, обжигающие, они растекались по щекам Сэмми, а его совесть раздирала на части. Он опустил свой взгляд на ангелочка, прижал к себе, к сердцу, и проговорил еще раз, но гораздо тише «Умоляю, вернись». Статуэтка была необыкновенной красоты и обладала уникальным свойством: свечение. Свечение?! — Какого?! — Сэм смотрел с большим удивлением на сие светящееся чудо. И, действительно, крылья ангелочка и надпись «For my Darling» сияли ярким, словно большой огонек, пламенем. Невероятно! — Нравится? С Рождеством, дорогой мой Сэм. — Впереди Винчестера стоял улыбающийся архангел. — Статуэтка будет зажигаться каждый раз, когда я буду близко к тебе. — Сказал Гейб и заглянул во влажные глаза Сэмми. — Габриэль! Ты! Вернулся! — младший Винчестер крепко обнял его и носом прижался к уху, закрыл глаза и шепнул сильное «Прости меня». — Все хорошо, Сэм. — Я виноват перед тобой! Нужно было просто выслушать, — хотя, выслушать Трикстера было, в действительности, очень трудно, ведь ты не знаешь, чего можно ожидать от такого несносного шутничка, как Гейб. Парень сильно сжимал архангела, не желая выпускать. — Если бы ты только знал! Знал, как я… — но он так и не договорил. Габриэль резко поддался вверх и поцеловал Сэма, обвив руками его шею. Поцелуй был короткий, однако превосходный. — Знаю, малыш, уже все знаю. — Архангел вовлек его в еще один поцелуй, более долгий и требовательный. И Сэмми ответил. Сэм получил важный урок, и подобных ошибок он не допустит, наверное. А Габриэль, отныне, будет шутить по—иному. Теперь все у Них будет хорошо.