Тонущий

      Никогда не знаешь, что может перевернуть твою жизнь. Иногда это мелочи, скапливающиеся на душе большим комом, иногда — сплетающая душу и реальность веревка, затягивающаяся на шее петлей. Иногда это слова, поступки, и прочая людская суета. Тем не менее, ты никогда не знаешь, что прервет повседневную рутину, а что прервет твою жизнь.       Иногда я думаю, что лучше бы я и не выходил из комы после событий в церкви в Кентукки.       Мое сердце разбито. Я будто иду на дно. Мне нечем дышать.       Смотреть на угасающие глаза любимого человека невозможно. Я это знаю. Я почти рад, что ни одному из нас этого уже не увидеть. Я рад, что он ушел раньше, чем я. Если этому, конечно, можно радоваться.       Просыпаясь, я не могу вспомнить свое имя. Лишь сухое «Артур» звучит в голове. Кажется, оно звучит даже голосом Мерлина, но я не уверен.       Каждый раз ты будто выныриваешь из долгого плавания, резко вдыхаешь и выдыхаешь, чувствуя, как кислород наполняет кровь. Когда открываешь глаза, ты пытаешься ответить на мрачный вопрос твоего сознания — кто я?       Я вижу в зеркале чуть помятое лицо, со следом от подушки на щеке, с синяками под глазами и мрачным, твердым взглядом. Я тону в собственных глазах, и чтобы вынырнуть вновь, мне требуется время. Не придти в себя, нет, этого мне уже никогда не сделать. Просто вынырнуть.       Я должен держать лицо. Эггзи бы не одобрил, если бы новоявленный Артур (новоявленный, Эггзи? Я уже шестой год как на этой должности) пустил наше агентство на произвол судьбы. Я должен держать лицо. Даже просто сидя в штабе, я должен быть сильным (эй, это несправедливо, почему это ты все время просиживаешь здесь задницу, Гарри?! Что?! Как это — у Артура не бывает заданий с работой в «поле»?!), я должен сидеть и управлять агентством.       Когда неделю назад раздалась трель телефона, я вздрогнул и улыбнулся. Кажется, на этот телефон звонков не поступало… Сколько? Пять лет, десять? Лишь последний год, который сюда переехал Эггзи, этот телефон «активно» использовался: он заказывал пиццу (эй, Гарри, имей совесть, я только с венгерского задания, ждать, пока ты свое ризотто доделаешь, у меня нет сил!), звонил мне во время каких-то наименее секретных поездках (ну как ты там, старик? Скучаешь? Ох, вот только не надо опять про манеры, помню я) и общался с Ланселотом (хей, Рокс, ты представляешь, он уже вторые сутки не идет спать! Скажи об этом Мерлину, пусть хоть как-то повлияет, иначе останетесь без Артура — он себя угробит сам!). Телефоном пользовался только Эггзи, и это всегда забавляло меня — у него есть смартфон, доступ к общей линии Кингсман, очки, в конце-то концов, а он предпочитал вручную набирать клавишами номер и ждать, слушая гудки.       О существовании этого самого телефона не знал почти никто. И никто, кроме Гэри Анвина, находящегося на миссиях, на него не звонил.       — Здравствуй, долго же ты. Я скоро с ума сойду в этих четырех стенах, надеюсь, ты звонишь сообщить мне об окончании миссии.       Я ожидаю услышать радостное и привычное мне «Только ради тебя обещаю замочить этих ублюдков на пару дней раньше, не скучай, старик».       Я слышу спокойный голос Ланселота (контроль над эмоциями? Рокс, да кому вообще это нужно? Это скучно!).       — Артур, агент Галахад не справился с заданием. Стейн горячо встретил Эггзи. Была погоня. Он не справился с управлением и вылетел с обрыва. Смерть была мгновенной… наверное. Это случилось еще вчера, но Мерлин запретил вам сообщать, пока тело не доставят в Лондон.       Я механически киваю, кажется, даже задаю какие-то уточнявшие вопросы, но… Я тону.       Я захлебываюсь в море крови всех, кто умер от моей руки, по моей вине — и рядом со мной больше нет Эггзи, который вытащил бы меня из этого персонального Ада. * * *       Я еду к Мишель Анвин, держа в руках медаль, да, такую же, как когда-то уже пытался отдать ей, и чувствую странное дежавю.       Иногда так бывает — ты заплыл слишком далеко, и тебя тянет ко дну. Ты захлебываешься, глотаешь воду, не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой — ты умираешь, уходя в темноту с головой.       Я вижу все это в глазах матери моего любовника. Я знаю, что у меня в глазах то же выражение — выражение, которое бывает у тонущего с головой человека. Она ненавидит меня? Вряд ли.        — Здравствуйте, меня зовут Гарри Харт, и мой молодой любовник, юноша, чьего отца я знал, уже будучи в преклонном возрасте, умер из-за ошибки моего лучшего друга, и, несомненно, лучшего координатора на службе у секретного агентства, где я являюсь управляющим.       Должно быть, я бы забавно смотрелся у психолога, однако мне ни капли не смешно — горечь на губах не исчезает с тех самых пор, как Эггзи торопливо поцеловал меня, улетая на миссию.       Я не знаю, простит ли себя когда-нибудь Мерлин. Я не знаю, винит ли себя в произошедшем Ланселот. Я же виню только себя. И самое страшное для меня то, что я знал, чем все кончится, подсознательно, но знал, и не предотвратил. * * *       Отголоски песни стихают. Я, не отрываясь от отчета, вздыхаю:       — Твоя очередь.       Смотреть на деланно-возмущенного Эггзи приятно, но я должен проверить отчет до завтра, и у меня совершенно нет на это времени.       — Нет, твоя. К тому же, тебе не нравится моя музыка, — хмыкает он, увлеченно барабаня пальцами по планшету. Я все же отрываюсь от отчета, чтобы посмотреть на его сосредоточенное лицо.       — Я слишком стар, чтоб вставать. Плачу пять долларов, — я вновь утыкаюсь взглядом в сухие строки, пытаясь вникнуть в текст.       — Ты стар, только когда это выгодно. Что ты там читаешь вообще?       Я молча демонстрирую ему обложку. «732680. Мордред.»       — Боже мой, опять это унылое дерь…       — Эггзи, манеры. Ну, а у тебя что за интеллектуальный шедевр?       Эггзи демонстрирует мне высокого рыцаря, надпись «пауза» и вот-вот разверзнувшуюся баталию на планшете:       — Ты зануда, Гарри, — я не отрываюсь от текста, и он продолжает, запрокинув голову, рукой указав на ДжейБи, громко сопящего на ковре. — Вот у кого жизнь. Не завидуешь ему?       — Чему? Тому, что он всем нюхает задницы?       Я слышу сдавленный смешок Эггзи:       — Остроумно. Нет. Он делает, что хочет. Полная свобода действий… Хочешь — Мерлину на ногу нассы, хочешь — чужое печенье со стола утащи… А еще у них не бывает стрессов. Они живут одним моментом. Как сейчас. Разве может быть что-то лучше? Если вдруг я сейчас умру, вот прям сейчас — не страшно?       Я ненавижу эти темы, Гэри это знает, а еще я знаю, что Гэри знает, что я знаю, что он просто обожает, когда я говорю нечто либо бестактное, либо грубое.       — Страшно было бы мне. А ты либо смени пластинку, либо заткнись. * * *       Каждый день по дороге на работу я думаю, что все могло бы быть иначе. Каждый день по дороге на работу я думаю, что мог бы избежать всего этого — или одна амнезия, или одна пуля в висок, или одно движение руки — и Гэри Анвина в моей жизни больше нет, и никогда не было.       Есть вещи, которые ты никогда не позволишь себе забыть. Для меня воспоминания об Эггзи — именно из этого разряда.       Он приходит ко мне каждую ночь. Наклоняется, целует, виновато улыбается и уходит, оставляя меня безмолвно задыхаться с широко закрытыми глазами. Мои сны — единственное, что примеряет меня с действительностью.       В очередной раз приехав навестить семью Анвин, наблюдая, как сестра Гэри бегает за ДжейБи, я думаю, что мог бы позавидовать Мишель. Она слишком хорошо держится. Моя жизнь не закончилась со смертью Эггзи, нет, с чего бы, жил же раньше, просто… Мне довольно тяжело вновь отвыкнуть от него. Судя по всему, тяжелее, чем остальным.       Глядя на себя в зеркало, я думаю, что я устал. Ты жалок, Гарри Харт.       Через неделю передо мной группа кандидатов на роль нового Галахада. Я смотрю на них, и единственное, что я думаю — ни один из них не будет Эггзи. На моем лице — вежливый интерес, но на самом деле мне не интересен никто из них. Кажется, Мерлин что-то заподозрил, так как его фамильярное похлопывание меня по плечу выглядит как-то слишком «Терпи, Гарри».       Позже, наблюдая видео с испытаний, я отмечаю одного юношу. Его зовут Джим, и своим подходом и поведением он чем-то смутно напоминает Эггзи. Видео с его результатами я больше не смотрю. * * *        — Артур! Артур, сэр, подождите!       Я оборачиваюсь и жду, пока меня догонит мальчишка со светлой искренней улыбкой и отвратными манерами.       — Слушаю вас, Джим.       — Я спрашивал у Мерлина, но он посоветовал мне обратиться к вам. Артур, расскажите мне о прошлом Галахаде.       Я чувствую, как волны смыкаются над моей головой. Вечером того же дня мы обедаем в небольшом в меру дорогом ресторане недалеко от Сэвил Роу, и я неторопливо рассказываю Джеймсу все, что написано в закрытом личном деле Эггзи. Не меньше, не больше.       В середине вечера я оплачиваю наш ужин и ухожу. Кажется, Джим недоуменно смотрит мне вслед, но мне все равно. Я хочу домой, напиться и лечь спать.       Через пару дней я принимаю решение, которое обдумываю с самого дня смерти Эггзи.       Я раскладываю на столе бумаги, ключи, документы, деньги. Прячу небольшой «подарок» для Мерлина на книжную полку — в книге «Завтрак у Тиффани», на сорок пятой странице тонкое письмо. В нем я настаиваю, чтобы он был следующим Артуром. Я уверен, что все мои книги он заберет себе. Я уверен, что письмо он найдет.        Я думаю об агенстве. Я думаю о Мерлине, о Роксане. Я думаю, о всех миссиях за последний год. Я думаю о кандидате на роль Галахада Джиме. Я думаю о ДжейБи, Мишель Анвин. Я думаю о миссии в Ливии, которую сейчас координирует Мерлин. Я думаю о миллионере Стейне, его нечистых делах и о том, что Ланселот, скорее всего, свернет ему шею при задержании. Я думаю о Эггзи.       Я окружен газетными вырезками. Какой толк в моих предыдущих заслугах?       Когда я чувствую в своей руке холодный металл золотой «гранаты», я думаю, что, пожалуй, действительно должен был сделать это на неделю раньше. Я почти активирую ее, когда экран ноутбука на моих коленях оживает. Мерлин хочет говорить со мной. Отлично.       — Слушаю.       — Гарри, твой адрес просил Джеймс.       — Ты дал его?       — Естественно. Не надо было?       Я махаю рукой, прекрасно зная, что он видит меня через переднюю камеру.       — Пустое. Как Ливия?       — Замечательно. Доброго вечера, Гарри.       Я закрываю ноутбук и убираю гранату в первый ящик стола. Не сейчас. Позже.       Я слышу стук в дверь. * * *       Моменты абсолютной ясности накатывали на меня несколько раз в жизни. На несколько секунд все заглушает тишина, и я не думаю — я чувствую. Все кажется настоящим, все кажется юным, словно все на свете пришло в порядок.       Я смотрю на спящего на диване Джеймса. Я смотрю на разложенные по столу документы. Я подхватываю с книжной полки «Завтрак у Тиффани» и несу его в гостиную, кидаю в камин.       Эти мгновения невозможно удержать. Я цепляюсь за них, но они ускользают. Только на этом и держится вся моя жизнь. Эти мгновения возвращают меня в настоящее, и я понимаю, что все идет иначе, так, как и должно.       Она пришла именно в такое мгновение.       Я запирал первый ящик стола. То, что лежит в нем, мне пока что не понадобится. Я устало улыбался, сидя в кресле, когда почувствовал это.       Хоть я и вынырнул из этого омута, но легкие слишком привыкли быть наполненными водой, и воздух обжигает их, раздирает, и я не могу дышать, и я не могу говорить. Падая, я роняю на пол бутылку виски.       Я не думаю об обжигающей боли в груди. Я не думаю о том, что, кажется, умираю. Не сказать, чтобы я жалел о том, что произошло или что не произошло. Я ни о чем не думаю, но голова моя полна мыслей. Я думаю о мгновениях. О сухих губах Эггзи. О том, что меня, несомненно, похоронят рядом с ним. Я думаю обо всем. О сдержанных подколках Мерлина. О том, как Ланселот переплетала их пальцы, когда думала, что никто не видит. О том, что Мерлин станет Артуром, Джеймс станет Галахадом, и им нужно будет искать нового Мерлина. О том, что, несомненно, зря я сжег книжку. И документы зря собрал. Но такие вещи невозможно предугадать.       Меня не пугает смерть. У нее сухие губы и насмешливый голос, она завидует собакам, обожает часами разговаривать по телефону. Я рад, что она пришла сама, хоть и тогда, когда ее уже перестали ждать. * * * — Этот мальчик был в тебя влюблен, старик. — Я знаю. — Ты умираешь, Гарри. — Я знаю. — Я любил тебя. — Я знаю. Я тоже. — Я ждал тебя. Пойдем. — Я знаю. Пойдем.