Цугундер

Жирная муха стремительно спикировала на стриженый затылок капитана и настороженно замерла. Человек не шевелился, и осмелевшее насекомое решительно переползло на покрытый потом капитанский висок. Атмосфера, царившая в караулке, мухе нравилась. Воняло прокисшим пивом, из открытого окна тянуло мочой, а разлагающийся на подоконнике бутерброд добавлял собственных миазмов в затхлый воздух помещения. Совершенно обнаглевшая муха переползла на нижнюю губу капитана и попыталась протиснуться в рот, но широкая, волосатая рука неожиданно взметнулась вверх и прихлопнула насекомое. Дверь содрогнулась от стука, и в караулку заглянула вечно сонная и невозмутимая рожа охранника. – Разрешите обратиться, товарищ капитан? – Разрешаю. – Мы тут у периметра взяли одного за жопу. Чё с ним делать-то? – Ты что дурак? – окрысился капитан. На его нижней губе налипло мушиное крылышко. – Оформить как надо. – Оформить? – Да, в цугундер его. – Дык он занят же. – Похуй. Выполняй. – Есть! Квадратная конура, два шага в длину, два в ширину. Тоскливые зелёные стены, покрытые конденсатом. Вонь, сотканная, кажется, из миллионов наиотвратительнейших запахов. Духота, заставляющая покрываться липким потом. Он медленно, но верно пропитывает всю одежду и оставляет белый налёт соли на бровях и под носом. А ещё мухи. Сотни наглых, отожравшихся тварей лениво скользили по стенам, гулко жужжали под потолком, ползали по жестяному ведру с испражнениями, садились на лицо. Иногда сцепившись в страстном объятии, мухи падали прямо на голову и неистово трещали крыльями от наслаждения. – Фу, блядь! – Высокий, худощавый брюнет содрогнулся от отвращения и попытался прихлопнуть крылатую парочку, но они благополучно расцепились и взмыли к потолку. – Фу, нахуй! Вообще охуели, на голове прям… – Теперь ещё больше мух будет, – озабоченно сказал его сосед – неопрятный пузан в вислых, камуфлированных штанах. – Они поебалися и… ну… детишек-то. Я вот помню… – Ты уже, блядь, сто раз рассказал! Заткнись, блядь, заткнись! – Мухи, они… это… любят говно. Едят они его, понял? И ничего. Не успеешь покакать, а они уже едят, черти. Питаются они так. – Да я понял, блядь! – снова зарычал брюнет. – Заткнись, сука, я прошу тебя – просто заткнись, нахуй! – Ну, чё ты сразу-то… я ж чтоб время шло… ну… быстрее. Знаешь, вот поговоришь так… про интересное и… ну… время – раз! – и быстрее пошло. – А-а-а, блядь, какой же ты мудак! Не пойдёт оно быстрее, так и будет тянуться, как хуй знает что! Сколько мы уже тут?! – Я не знаю, забыл почему-то. Ну, а ты как… можешь… ну, примерно почувствовать? – Сколько? – Да, примерно. – Сколько, блядь?! Всегда, нахуй! Мне уже кажется, что я, блядь, тут родился и вырос! И всю жизнь прожил, блядь, слушая твои охуительные истории! Ещё слово и, клянусь, убью, сука, заебал! Пузан обиженно надулся и принялся наблюдать за мухами. Губы его шевелились, время от времени издавая сочное плямканье. Брюнет молча бесился. Под кожей, заросшей тёмной щетиной, быстро дёргались желваки. Прямо в центр его макушки непрерывно капал конденсат, ползали по параше мухи, а сосед неотрывно смотрел на говно и всё громче чмокал блестящими от слюны губами. – Всё, пиздец, не могу больше! – заорал брюнет, вскакивая. – Как же ты заебал, сука-а… Пузан вздрогнул от неожиданности, дряблые складки на боках неприятно изогнулись, словно бледные, раскормленные змеи. – Чё ты? – забормотал он. – Ну, чего ты братишка? – Какой я тебе, нахуй, братишка?! – Квадратный кулак с влажным хрустом смял нос пузана. Мужик неловко завалился вбок прямо на ведро с испражнениями и опрокинул его. Волна густого, липкого смрада быстро заполнила крохотное помещение цугундера. – Ты чё сделал, блядь? – заорал брюнет в бешенстве, брызгая кровавой слюной. – Ты нахуя весь пол засрал, пидорас?! Пузан вяло елозил в зловонной жиже и что-то неразборчиво гнусил. Нос его был смят в лепёшку и обильно сочился кровью. Брюнет нависал над ним горой и стремительно, неудержимо зверел. Всё, что оставалось в нём человеческого, начисто вытравилось под воздействием тесных, зелёных стен, смыкавшихся вокруг; туч чёрных мух, злобно жалящих и не дающих уснуть; кретина-соседа с его навязчивой дружелюбностью, которая, откровенно говоря, здорово попахивала. Он не помнил уже, кем был вне цугундера, почему и за что тут оказался, сколько отсидел и есть ли надежда выбраться. Не помнил, когда последний раз ел что-то, кроме дерьма, видел нечто, не связанное с дерьмом и вдыхал воздух, не пропитанный запахом дерьма. Его мир стал единым говённым апокалипсисом, личным адом, оборудованным в выгребной яме специально для него. Вздёрнув сокамерника за плечи, брюнет впечатал его лицо в зелёную стену. Пошатнулся от вспышки боли, торопливо сглотнул кровь, наполнившую рот, и ударил ещё раз. Он выл, и в голосе уже не было ничего человеческого. Стонал от боли и с наслаждением глотал кровь, которая обильной струёй лилась прямо в горло. И бил, бил, бил… Металлически грюкнула тяжёлая дверь и с надсадным стоном медленно распахнулась. В камеру втолкнули перепуганного сталкера. Привычный к ужасам Зоны матёрый бродяга отшатнулся назад и заорал срывающимся от ужаса голосом. – Сука, – прорычал брюнет, сидя на полу и повернув голову в сторону кричавшего. – Пидорас, блядь… Заткнись, прошу тебя, замолчи, я тебя очень прошу, блядь, ну, замолчи… братишка… замолчи. Ну, чего вы люди такие злые-то… Бра… ток. Бра… тишка… – Начальник! – орал сталкер, колотя руками и ногами в тяжёлую дверь и боясь поворачиваться к происходившему спиной. – Начальник! Дверь снова залязгала и открылась так неожиданно, что перепуганный бродяга вывалился в заплёванный коридор прямо под ноги охраннику. Тот походя пнул его берцем в лицо. Вошёл внутрь, оглядел побоище и философски изрёк: – Пиздец котёнку, срать не будет. Товарищ капитан! – заорал караульный, выглянув в коридор. – Разрешите доложить! – Ну, что за хуйня там у вас творится? – зарокотал коридор в ответ. – Этот поехавший всё-таки убился, товарищ капитан! Я думал, он просто ругается сам с собой, а он убился, блядь! Об стену, нахуй! И весь пол засрал. Разрешите, пусть новенький уберёт? – Хуй с тобой! Довольный охранник повернулся и снова с оттяжкой съездил сталкера ногой по лицу. – Слышал?! – заорал караульный, страшно выкатив глаза. – Чисти это говно! Говно чисти, сука! Тебе тут жить, понял?! Чисти говно, блядь!