Когда он крепко спит

POV Gianluca Ginoble Завтра у Пьеро день рождения; я уже давно выбрал подарок. Пришлось купить его до того, как мы начали турне по Италии. А Иньяцио, скорее всего, даже и не вспомнил. Чем меньше времени оставалось до торжества, тем реже на лице самодовольного сицилийца появлялась улыбка. И, должен признаться, тем чаще улыбался я. Меня порядком достала эта привязанность Пьеро к «писклявому лабрадору». Как-то при Пьеро оговорился и назвал его псиной, так тот отвесил мне подзатыльник и сказал, что я идиот. Хотя я до сих пор не пойму, с чего вдруг такая агрессия: Иньяцио всегда так глупо улыбается, и еще — чем старше становится, тем больше у него волос. Которые постоянно сыплются именно на мою одежду. Раньше я думал, что мы с Пьеро — лучшие друзья, чуть позже стал чувствовать к нему братскую любовь, наконец, понял, что он — нечто неземное, недосягаемое. Мне всегда нравился его голос, чувство юмора, простая манера общения и — о боже! — глаза, спрятанные за натертыми до блеска стеклами очков. То, что я чувствую сейчас, трудно назвать дружеской или тем более братской любовью. Это, скорее всего, сойдет за какое-то увлечение (или влечение?!). В последнее время приходится отвлекаться от его притягательности. День за днем испытывать силу воли, словно подопытного кролика, и стараться даже не пытаться притянуть Пьеро к себе каждый раз, когда он находится в полушаге от меня. Сжимать волю в кулаке и не пытаться опьянеть в стельку от запаха его волос и одеколона, когда он обнимает меня. Я мог бы набраться смелости и признаться ему в своих чувствах, если бы в один момент все мои планы и мечты не накрылись медным тазом. С тех пор как Иньяцио возмужал, у него повысилась самооценка, появилась харизма и уверенность в себе, и он стал липнуть к Пьеро со своей дружбой. И теперь это ходячее недоразумение ни на шаг не отходит от него, вечно обнимает, целует, наблюдает за каждым его движением, ловит каждое слово. Как вспомню все его танцульки перед Бароне, так сразу противно становится. Неужели нельзя держать себя в руках и не маяться дурью хотя бы на сцене? Вот не пойму: Пьеро действительно не замечает, что тот липнет к нему в открытую, или только делает вид? Пьеро старше, опытнее и уж точно в чем-то даже талантливей нас двоих, не может же он все шалости Иньи списывать на возраст! Или же ему приятны все эти ухаживания? Нет, он не такой испорченный, как мы, он истинный итальянский мужчина, который любит женщин и все, что связано с ними. Он — эталон во многом: в работе, семье, дружбе. Такой идеальный, что иногда тошнит. Я бы его возненавидел, если бы так сильно не фанател от него. Я бы возненавидел его за мои чувства к нему (вернее, за их отсутствие), за ту травму, что он мне причинил в юности, за все свои душевные порывы… А вообще, я не такой уж и ненормальный, каким себя описываю. Просто люблю своего друга. Просто лю-блю. И теперь эта любовь под угрозой, потому что кое-кто решил, что он лучше, что его чувства более искренние и что этот человек целиком и полностью его собственность. Пьеро вряд ли станет таким, как мы, но если вдруг он обратит свое внимание на мужчин, то это внимание будет сконцентрировано на мне. Только на мне, не на этом сицилийце. Не дай Бог завтра напиться и со злости утопить Иньяцио в бассейне. Утро наступило неожиданно: вроде бы несколько часов назад я лежал и мечтал о несбыточном, а тут уже с утра пораньше стою перед дверью Пьеро, надеясь поздравить его самым первым. Таким я, к сожалению, не стал: еще на заре его разбудили сестра и мама. Но это ничуть меня не огорчило, ведь Иньяцио меня не опередил, так что именно мне выпала честь лицезреть заспанного и полуодетого Бароне. Именно мне он улыбался, когда слушал поздравления, именно меня с такой нежностью обнимал и благодарил за желанный подарок… Счастья было хоть отбавляй — пришлось чуток выплеснуть, а то взорвался бы на глазах именинника. Когда он кончил рассыпаться в благодарностях, я обнял его и расцеловал в обе щеки, повторяя, что он самый лучший друг, самый талантливый артист и самый прекрасный человек, которого я знаю. Когда Бароне все же удалось отстраниться от меня, он рассмеялся и сказал, что таких комплиментов в свой адрес он давно не слышал. Я продержался в комнате Пьеро минут пять, пока разум не взял надо мной верх, и я оставил его, промямлив что-то типа 'давай, собирайся, и не опаздывай на сбор в холле отеля'. И все-таки у меня железная сила воли. Когда мои руки обнимали его плечи и его дыхание касалось моей шеи, не было ничего более разумного, чем рассказать ему о своих чувствах. И, не расслабляя тиски, поцеловать эти губы, что вечно манят. Одной рукой гладить его жесткие волосы, а другой снять с него очки и пытаться словить чуть расфокусированный взгляд его тёмно-карих глаз. Но это только мечты, что накрывают мое сознание, стоит мне хоть на секунду потерять контроль. Может, когда-нибудь, эти мечты оживут. Но не сейчас. Еще не время. Иду по коридору, горя желанием поскорее добраться до своего номера и улыбаясь, словно умалишенный. И тут мне навстречу — знакомая высокая коренастая фигура. У-у, опять эта псина. Невольно начинаю скалить зубы.  — Доброе утро, Инья! Ты сегодня рано встал, куда-то спешишь?  — И тебе доброго, Джан. Да, решил с утра поздравить нашего именинника. А ты?  — А я как раз от него! Знаешь, он так обрадовался, когда меня увидел, наверное, и не ожидал, что кто-то с утра пораньше придет его поздравить лично. А вообще, ты круто придумал, но поторопись: через пятнадцать минут все должны быть в холле. Я все еще тянул лыбу, теперь уже пакостную, увидев, как он разочаровался и осознал, что сегодня будет вторым. Надеюсь, теперь он всегда будет вторым.  — Вижу, я не был оригинален в своей затее…  — Выходит, мы оба не очень дружим с фантазией? М-да. Нужно было договориться заранее и поздравить вместе.  — Ты прав, старина. Но — уже поздно. Ну, ничего, в следующем году будем умнее. Ладно, я пойду, увидимся внизу. — Ага, удачи. Я развернулся и помчался в номер. Искренне надеюсь, что Пьеро в душе и не услышит, как этот придурок стучит в дверь. Нужно немедленно собрать вещи и встретиться с Бароне у его номера, чтобы вместе спуститься ко всем до того, как Иньяцио догадается сделать то же самое. Пока в двадцатый раз проверял, все ли на месте, отправил Бароне смску с просьбой подождать меня у его же номера. Вроде все взял, застегиваю сумку, выхожу. Он стоит, закрывает дверь, что-то тихонько напевая себе под нос, наушники перекинуты через шею, рюкзак висит на плече. Окликаю его, он оборачивается и улыбается мне, подметив, что я собрался за рекордное время. Я улыбаюсь ему в ответ и говорю, что его хорошее настроение на меня позитивно влияет. Пауза. Стоим, глядя друг другу в глаза. Я отнюдь не был против поговорить с ним наедине, просто время поджимало. Он решил заполнить паузу и сказал, что Иньяцио опаздывает. Замечательно, и здесь без него не обойтись. Одно радует — я снова был первым. Через пару секунд мы уже отчетливо слышали тяжелый топот. Тоже мне, мишка косолапый. Приветствие, дурноватая улыбочка à la 'всех люблю'. Вот не могу понять, чем этот 90-килограммовый увалень может всем нравиться? Тяжело вздыхаю. Нет, так нельзя. Сегодня прекрасный день, именины Пьеро, поэтому я рад всем вокруг и ничто не сможет испортить мне настроение. Концерт прошел идеально: мы отдавались без остатка музыке и публике, публика без остатка отдавалась нам. Пьеро был на высоте, даже Инья сегодня собрался и ни разу не сфальшивил. Такого восторга от выступления я не получал давно. Когда мы приехали обратно в отель, в ресторане уже все было готово. Вся команда весь вечер напролет поздравляла именинника. Все пели наши песни, обнимали его, желали всего самого наилучшего. Тост за тостом — и стрелки часов перевалили за полночь, но веселье было в самом разгаре, а вот сам Бароне уже устал от шумихи. Мы сидели втроем — Пьеро посередине, — потягивали коктейли и смотрели на людей, что танцевали и веселились. Вдруг Иньяцио прервал нашу уютную тишину:  — Ребят, я тут в номере припрятал бутылочку домашнего сицилийского вина, берег к твоему дню, Пьеро. Предлагаю забрать остатки торта и перебраться ко мне. Там поспокойнее будет, поболтаем. Ну, что, пойдемте? А я-то думал, что один такой умный, ан нет. Пьеро ответил: — Я не против, если честно, я бы вообще лег спать. Джанлу, бери те пару кусочков торта, а я возьму фрукты. Давай, Инья, веди нас к своему тайнику. Так втроем, держа в руках тарелки с вкусностями, мы отправились на верхний этаж, в номер чересчур заботливого Иньяцио. Надеюсь, вино хотя бы не выдохлось. В номере мы провели время ничуть не хуже, чем на вечеринке. Вино на редкость оказалось шикарным, и, как ни странно, Иньяцио был мил и не надоедлив. Видимо, приличное вино из любого сделает нормального человека. Хорошая выпивка, неспешная беседа и тихая музыка незаметно поглотили наши сознания. Мы не заметили, что часы минули два ночи и, пока мы с Иньяцио дискутировали по поводу очередных репетиций, Пьеро тихонько задремал, обнимая диванную подушку. Ничего милее я никогда не видел. Волосы слегка взъерошены, рот приоткрыт, очки немного сползли набок. Передо мной предстал не двадцатидвухлетний жеребец, а пятнадцатилетний подросток, к которому я так потянулся всем сердцем. Мы с Иньяцио несколько минут непрерывно смотрели на спящего, пока не поняли, что это уже неприлично. Мы переглянулись, и я увидел, как наш большой парень покраснел. Мне переживать нечего, ведь мне нечего стесняться. Я-то уж точно знаю, что чувствую. — Наш именинник устал, — смеясь, сказал Инья. — Нужно же когда-то нашему командиру отдыхать! — И то верно… Может, оставить его, пускай спит на диване? Вот умеет он одной фразой все испортить. Ну, во-первых, с какого Пьеро будет спать у него в комнате, а во-вторых, он же сам мне сказал, что этот диван — не самое удобное место?! — Нет, давай на руках донесем его до номера, он там и выспаться сможет, и с утра еще 'спасибо' нам скажет. — Ты прав, можно, конечно, и отнести, но, боюсь, мы его по дороге уроним… Легче будет вообще его разбудить… Ладно, где его ключи? — Может, в кармане пиджака? — Ладно, ты ищешь в пиджаке, я — в брюках. Конечно, зрелище, как Иньяцио навис над Пьеро и то ли лапает его за бедра, то ли все-таки ищет ключи, совершенно не радовало. В пиджаке их не нашлось, и я уже с полминуты стоял и смотрел на этого увальня, и, когда уже мое терпение начало подходить к концу, ключи дивным образом нашлись. Я подошел к дивану, слегка толкнул Иньяцио в сторону и, прежде чем будить Пьеро, снял с него очки и положил к себе в карман. — Эй, Пье-е-еро! Вставай, вставай, мы отведем тебя в кроватку, и будешь там храпеть в свое удовольствие! — сказал я и слегка потрепал его за плечо, одновременно пытаясь отобрать у него подушку. — Действительно, Бароне, вставай, пьянчужка, ты же вроде с Сицилии, а пить совершенно не умеешь! Видимо, последняя фраза что-то затронула в подсознании Пьеро, и он, приложив титанические усилия, приоткрыл один глаз. — Иньяцио, вообще-то, мы сегодня даже не пили, а так, выпивали. И из нас двоих пьянчужка скорее ты, чем я, — заспанным голосом прохрипел Бароне. — Ладно, ладно, не будем спорить. Давай помогу встать. Мы подняли его с дивана, после чего Инья, перекинув руку Пьеро себе через плечо и обняв его за талию, пошел в сторону двери. Пришлось захватить ключи со столика и пойти вперед, чтобы открыть им дверь. Когда они наконец вышли, я запер комнату и, обогнав их, поспешил вперед. По мне, картина, где эти двое обнимаются, не выглядит привлекательно. И вообще то, что Пьеро обнимает кто-то, кроме меня, само по себе ужасно. Я открыл дверь и держал ее, пока эти двое заходили. Пьеро заснул еще до того, как мы уложили его на кровать. — Наверное, нужно его раздеть или хотя бы снять брюки с рубашкой? — говоря это, Инья даже не пытался на меня смотреть. — Согласен, раз уж доставили до кровати, нужно и уложить по-человечески. Снимай с него туфли. Хотелось бы сейчас увидеть его погрустневшую и покрасневшую физиономию. Но… не буду смотреть на него. Еще заметит, как я ликую. Не дожидаясь ответа, я начал расстегивать рубашку спящего. Мои пальцы быстро справились с пуговицами. Не скрою, приподнимать Пьеро за плечи, ощущать под руками тепло его тела, гладкость кожи, мне очень нравилось и принесло хоть толику того наслаждения, о котором я иногда позволял себе мечтать. Пока я терзал рубашку, Иньяцио уже снял обувь и носки. Осталось дело за малым. Я начал расстегивать ремень, а затем и молнию на брюках. После приподнял Бароне за талию, чтобы Иньяцио смог стащить их. Сразу бросилось в глаза, что руки у него дрожали, равно как и у меня. Хотя, что тут вообще такого? Твой друг устал, вы помогли ему раздеться и уложили спать. Я сотни раз так помогал своим кузенам или друзьям, так же, как и Иньяцио наверняка помогал своим. Но проблема заключается в том, что не с одним из них мы бы не хотели лечь в постель, ни одного из них не хотели обнимать с утра и целовать в еще закрытые веки. Ставлю свою зарплату на то, что каждый из нас хотя бы мысленно представляет, что он сейчас один в этой комнате и что парень, которого он только что раздевал, целиком и полностью принадлежит ему. Сложив вещи, мы повесили их на спинку рядом стоящего стула и укрыли нашего друга одеялом. Перед тем как уйти, Иньяцио потрепал Бароне по волосам и пожелал хороших снов. Вряд ли последний его услышал — Пьеро даже глазом не моргнул во время наших попыток раздеть его. И только на выходе, сделав глоток свежего воздуха, царившего в коридоре, меня осенило. Очки! Они до сих пор у меня в кармане! — Инья, я… эээ… совсем забыл про очки, пойду, положу их на тумбочку, а ты иди… я… догоню тебя. Сказав это, я прошмыгнул в комнату и закрыл дверь. Надеюсь, у него хватит ума не стучать и не ломиться сюда. Тихонько подхожу к кровати и кладу очки на тумбочку. И задерживаю дыхание. И разрешаю себе посмотреть на друга. Все же Пьеро во сне милый. Нет. Очень милый. Так и хочется крепко-крепко прижать к себе. Мой. Никому не отдам. Потерпев поражение в борьбе с искушением, тянусь рукой вперед и запускаю пальцы в эти жесткие на вид пряди. Волосы — как шелк. Начинаю несильно массировать его голову. Надеюсь, во сне ему приятно. Не знаю, что со мной произошло и где были мои мозги, но хоть что-то соображать я стал, когда склонился над Пьеро и расстояние между нашими губами было в пару миллиметров. Знаю, нужно остановиться. Это неправильно. Вообще, ничего не подозревающего человека целовать не прилично. Но мой внутренний голос перекрикивал здравый смысл в моей голове: 'Джинобле, идиот, это может быть твой последний шанс!' И вправду, это может быть все, что мне когда-нибудь перепадет. Его губы были на удивление очень мягкими и невероятно сладкими; наверное, это из-за торта, что он недавно ел. Так жаль, что он не в состоянии ответить на мой поцелуй. Уверен — целоваться с ним сродне блаженству. Я прикоснулся к его губам буквально на пару секунд, а мне казалось, что я уже не раз делал это до сего момента, что все происходящее правильно, что так и должно быть. Оторвавшись от его губ, я позволил себе еще один недолгий поцелуй в так удобно приоткрытую шею, а потом и в щеку, прошептав: «С днем рождения, felicità mia*». Затем вышел из комнаты, больше не оглядываясь, поскольку боялся остаться там, в той атмосфере и, еще чего, совершить еще большую глупость. Не знаю, как для кого, а для меня сегодня был невероятный день. Хоть я и не был именинником, но судьба подарила мне невероятный подарок. Кто знает, может, такая удача — это хороший знак?!