Оказывается, его ждали

Кажется, его должно переполнять счастье. Они победили. Мир спасён и небо снова безопасно. Вроде бы. Если не явится ещё какая-нибудь мерзкая тварь. Раз нашлась одна, кто даст гарантию, что где-то там не подбирается к их хрупкому шарику новая? Но сейчас никто вокруг не хочет об этом думать, и Нанц заставляет себя выкинуть из головы всякие глупости. Сегодня они празднуют победу. Сейчас непонятно, что же всё то значит. Кажется, мир лежит в руинах, он изменился окончательно и бесповоротно, и нельзя понять, как именно. Что будет дальше? Он делает глоток из своей бутылки и чувствует только усталость. Смотрит в ликующие глаза. Юные, яркие, такие живые. Сколько их здесь, заглянувших в самые глубины ада? Нанц не считает. Просто движется к выходу, понимая, что с него хватит. Глупой затеей вообще было приходить. Не смог отказать ребятам. Будто отвык, разучился отпускать их из виду. Забыл, что это больше не значит потери среди личного состава. Всё вокруг непривычно. Чисто и светло, пьяно весело, бесшабашно радостно, но, кажется, это больше не для него. Солдатский бар, вчерашняя помойка, сегодня вычищен и надраен до стерильного блеска. Нереально благопристоен, будто с картинки пятидесятых годов. Здесь даже есть танцы, и юные леди, которых язык не поворачивается назвать как-то иначе. Они сияют, и в глазах их нет больше страха. Они дождались. Мужей и любимых, просто приятелей, или и вовсе едва знакомого паренька, вернувшегося героем. Почему бы и нет, в конце-то концов? Нанц уж и не помнит, когда сам был таким вот «пареньком». Он идёт через зал, неспешно, зная, что если побежит, будет замечен. Будет пойман и силой возвращён в ликующую толпу, а ему до смерти хочется просто покоя. Он пожмёт все протянутые руки потом, когда настанет время прощаться. Его отставка уже утверждена, и, строго говоря, ему нет никаких причин здесь находиться. В центре зала сияет Елена. Конечно же в форме, Нанц погиб бы на месте, надень она платье. Но сегодня всё по-другому. Сегодня она героиня и просто прекрасна. Военная выправка кажется балетной лёгкостью. Прямая спина, небрежно-изящный поворот головы, улыбка яркая, опасная, бьющая без промаха. Нанц усмехается такому её преображению, чуть кивает, салютуя бутылкой, и отступает в тень, к самой стене. На душе вдруг становится тепло. Даже думается, что может быть, стоит чуть задержаться. В конце концов, когда ещё он увидит такое? А кровать подождёт. - Вы танцуете, штаб-сержант? Вопрос застаёт врасплох. Ему хочется закатить глаза и помотать головой, или хотя бы моргнуть ошарашенно. Хочется сказать: «это всего лишь стилизация, леди, сейчас не пятидесятые»! Но увы, он не так воспитан. Да и голос кажется вдруг знакомым. Нанц оборачивается. Сегодня на ней платье. Слишком лёгкое, слишком открытое, будто бы из другой, не его жизни. Зато в самый раз для его странной фантазии. Мозаика складывается, мир с лёгким щелчком будто становится на место. Победа, веселье, пристойные танцы, откровенное декольте и тонким шифоном прикрытые плечи. - О, Боже, нет! – отвечает ей Нанц и улыбается счастливо. Он и правда рад её видеть, хотя секунду назад и думать о ней не думал. Попросту позабыл о том эпизоде в самом начале войны. Отважный ветеринар, девушка с тёплыми глазами и волей, достойной любого морпеха. Мимолётная встреча на поле боя. А вот не прошла даром. Значит, хранился где-то в самом тайном уголке подсознания этот образ, раз всплыл так мгновенно, и ударил под сердце. - Вот как? – ничуть не теряется Мишель и шагает ближе. – А я ведь шла вас пригласить. И все на меня смотрели. Неужели вы заставите меня вернуться ни с чем? Когда-то Нанцу приходилось танцевать. Только вот он уж и не помнит, где и когда. На выпускном? На какой-нибудь вечеринке? Он отставляет почти полную бутылку на стойку и протягивает ей руку. - Смелее, штаб-сержант, - смеётся она одними глазами и легко касается его ладони. – Это просто танец. Вы не проснётесь утром в моём номере, одинокий и обесчещенный. Если, конечно, не захотите. На последней фразе она густо краснеет, но взгляда всё равно не опускает, а вот Нанц не знает, куда и смотреть. Её скулы расцветают смущением, румянец мгновенно спускается на шею, и эта картина попросту завораживает. Усилием воли он заставляет себя смотреть ей в глаза. - Откуда вы здесь? – они делают первые, слишком скованные и будто бы неуверенные шаги, привыкая к музыке и друг другу. – Это далеко от вашего дома. - Да не слишком, - снова чему-то смущается его прекрасное видение, а потом поясняет: - Может быть, я следила за вами. Не так-то это и сложно. Сейчас на войне журналистов больше, чем солдат. - За мной? – глупо переспрашивает Нанц и прячет в глазах удивление. Мишель лишь пожимает плечами, а ему хочется самому себе дать подзатыльник. Оказывается, его ждали. Оказывается, за него волновались. Его искали, а главное, нашли сразу после возвращения, а он даже помнить о ней не удосуживался. Не отваживался даже мечтать. А ещё герой! Так давно его никто не ждал. Вокруг слишком людно и шумно, слишком много знакомых лиц, но сейчас это его не останавливает. Его тормозит воспитание. Победа победой, но нельзя же так сразу. Может быть, она проделала такой путь исключительно ради танцев. - А если захочу, - произносит он всё-таки через долгую паузу и заставляет себя смотреть на неё прямо, - проснуться в вашем номере? - Тогда, - Мишель усмехается, но в лице её отчётливо читается облегчение, как будто и она до последнего сомневалась в его заинтересованности. Как будто есть на свете идиот, способный упустить такую девушку! – Вам стоит и заснуть там. Без этого ничего не получится. - А есть у меня шанс, - спрашивает он неожиданно серьёзно, будто в противовес к банальности самой фразы, - проснуться не одному? - И очень высокий, - совсем просто отвечает Мишель и прижимается так близко, так тепло обнимает, что Нанц совершенно теряется. – Но давайте дождёмся, пока музыка кончится. Люблю эту песню.