Кажется, с этого момента, в моей жизни переворачивается исписанная страница, и открывается новый чистый лист.
Ты серьезно?
18 июля 2015 г. в 03:02
Провожу кончиками замерших пальцев по ледяному надгробному мрамору. Прошло уже чуть больше двух лет, а боль утраты преследует меня все это время, заставляя прятать лицо в подушку, сворачиваясь в клубок, как котенок, на постели, рыдать.
– Сегодня твой день рождения, Макс, и я не могу передать словами, насколько безмерно сильно я скучаю по тебе, как не хватает твоих теплых рук холодными зимними ночами, твоего голоса шепчущего о любви ко мне, и просто тебя, – перевожу дыхание, прочищаю горло, потому что голос мой, срывается от подступившего к горлу комка. Я не плачу, но лишь пока, потому что изо всех сил пытаюсь держать себя в руках. Ресницы слипаются от мороза, губы неприятно щипало от того что они обветрились под холодным ветром. – Мне даже не с кем поделиться своими эмоциями, потому что за последние два года моя жизнь скатилась в огромную яму дерьма, из которого я не спешу выбираться. Так мне комфортно, я так привыкла, и мне не хочется расставаться со своей печалью, – усмехаюсь собственным мыслям, ведь его смерть постепенно сводит меня с ума, доводит до грани того, что я способна вытерпеть и пережить. Выковыриваю снег, что забился в вырезанные на холодном камне буквы. Волков Максим Алексеевич – любимый сын, не ставший мужем и отцом. Я теперь как ребенок учусь жить заново. Одна, без него. И чего скрывать, у меня это хреново получается. – Знаю, ты не хотел бы для меня такой жизни, но тебя нет, чтобы дать наставления и направить в нужную сторону. Все подруги давно разбежались, оставляя меня наедине с моим горем, и спрашивается, были ли они подругами по-настоящему? Но я все еще продолжаю жить, борясь сама с собой, ведь только смерть, возможно, даст нам вновь обрести друг друга.
Уже темнеет, а я промерзла до кончиков пальцев на ногах, точно так же как и розы, которые я купила и привезла. Они скукожились и стали вялыми, некогда бархатистые лепестки потемнели, а в некоторых местах потрескались и покрылись тонким слоем инея. Их вид почти отражал мое душевное состояние на данный момент. Я сама же и травила себе душу, изводя себя. За больше чем два года мне, конечно, приходили мысли о том, что пора продолжать жить дальше, подняться, наконец, с колен. Но что сделать? Завести нового мужчину? Меня передергивало только от подобной мысли. Ведь это было бы предательством!
– Я еще приеду, Максимка, обещаю, – шепчу я, прежде чем развернуться и направится к выходу с кладбища. Снег хрустел под ногами, издавая неприятные мерзкие слуху звуки. Когда-то они мне нравились, нравился так же и сам снег. Когда-то, когда Макс существовал в моей жизни как живой человек, а не мертвое, уже сгнившее тело в гробу, под толстым слоем промерзлой земли. Я знаю, что это звучит весьма жестоко, но не могу ничего поделать, ударяясь в иронию. Тяжелая калитка со скрипом закрывается за моей спиной, а после с глухим звуком ударяется об железный прут, кем-то любезно оторванный и согнутый прямо к тому месту, где должен бы висеть замок. За долгое время, этот звук стал для меня довольно привычным.
Открываю ключом дверцу старенькой девяносто девятой, которую уже прилично припорошил снег, ведь я задержалась на кладбище на несколько часов. Сажусь, чувствуя, как машинка жалостливо опускается вниз, даже не смотря на то, что мой вес не так уж и велик. Ей давно уже пора оказаться на свалке, синяя краска кое-где немного облупилась, открывая немного проржавшее основание. Впрочем, для меня это было не так важно, как-то, что у меня хотя бы просто есть собственное средство передвижения, а не приходится проводить полтора часа в метро, которое я так же не могла терпеть. Хлопаю дверью, прикладывая достаточную силу, потому что знаю, иначе она и не закроется. Заводится машина тоже не с первого раза. Недовольно ворчит и чихает парочку раз, но все же, после третьего поворота ключа, наконец, слышится надрывное урчание двигателя. Из печки тут же начинает тянуть теплый воздух, а магнитола приветствует меня веселой надписью «welcome», на бледно-зеленом фоне. Включаю песню Noize MC в дуэте с Мариной Кацубой, и, постукивая пальцами по рулю, плавно жму на педаль газа, выворачивая с кладбищенской стоянки.
Меня с домом разделяло чуть меньше получаса езды, но песня все это время повторялась и повторялась, поставленная на реплей. Нужно было бы, перед тем как направится домой, заехать куда-нибудь, поесть, или взять на вынос, потому что я не была настроена не на что, кроме лежания на диване в обнимку с котом, поедания чего-нибудь и возможно, захлебывания своими же слезами. Торможу на светофоре, перед въездом в Котельники, и полторы минуты раздумываю о том, куда бы стоило заехать. Думала я не долго, и дала по газам, как только загорелся зеленый, сворачивая на темную стоянку торгового центра. Выбор пал на кафе «Шоколадница», которое соответственно находилось в этом же торговом центре. Конечно, выбор мой мог бы пасть на какую-нибудь другую забегаловку с фастфудом, но травиться не хотелось, по крайней мере, не сегодня.
Закрываю машину, и направляюсь к автоматическим дверям, что ведут в теплый коридор, в котором находится эскалатор. Тут же снимаю пальто, и встряхиваю головой. Неосознанно, хотя и знаю, что они в порядке и снега на них нет. В кафе тепло и уютно, плетеные кресла, слегка приглушенный свет, окна, выходящие на дорогу, по которой проносились автомобили, умопомрачительный запах кофе. Я кофеман, и, пожалуй, только это способно отвлечь меня от мрачных мыслей, что забивали голову. Делаю глубокий вдох через нос, и сажусь в одно из плетеных кресел, возле окна. В кафе пусто, даже не смотря на то, что уже давно прошло рабочее время, а за его дверями огромная толпа народу, приходящих и уходящих.
– Сделаете заказ сразу, или подойти к Вам немного позже? – поднимаю взгляд на миловидную девушку с жиденькими светлыми волосами чуть ниже плеч, на чьих губах играет дежурная улыбка, свойственная всем официанткам. Знаю не понаслышке, сама некогда работала в подобном заведении, и это так же входило в мои обязанности. На ее бейджике написано имя: Лиля. Она кладет передо мной меню, и заводит руки за спину в ожидании ответа. Понимаю, что немного торможу со своей реакцией, потому спешу исправиться.
– Чуть позже, – прокашлявшись, отвечаю я, и Лилечка удаляется, плавно покачивая бедрами, и бросая кроткий взгляд из-под опущенных ресниц на парня, стоящего за стойкой. Он же, смотрит не на нее, нет. Его взгляд изучает меня, и как только он замечает, что я смотрю на него тоже, отворачивается, и прячется за кофейным аппаратом. Не могу не заметить, что это вызывает у меня слабую, но все же улыбку.
Без особого интереса изучаю меню, лихорадочно соображая, чего же мне сейчас хочется. Наверное, в подобные даты аппетит должен пропадать напрочь, но нет, это не про меня. Останавливаюсь на выборе пасты «Карбонара» и латте «Банановая карамель», а вот домой думаю попросить уложить с собой две порции клаб-сэндвичей, ролл «Цезарь», и два больших стакана какао с маршеллоу. Сумма у меня выходит кругленькая, но оно того стоит, разве нет? И так же неожиданно для себя, переворачивая последнюю страницу меню, я выдаю:
– А обнимашек утешения, для грустной дамы у них в меню случайно нет? – говорила я тихо, почти бубнила себе под нос, но вскину взгляд к барной стойке, увидела все того же паренька. В его взгляде читалось смятение, вперемешку с удивлением, ну а губы в это время медленно растягивались в глуповатой и смешной улыбке. Более неожиданным для меня становится даже не это, а то, что паренек, на чьем бейджике было написано «Глеб», вышел из-за стойки, и направился ко мне. Раскинув руки, и приглашая меня в свои объятия. – Ты серьезно? – в недоумении мои брови взлетают вверх, а Глеб лишь кивает, в то время как белозубая улыбка становится еще шире и лучезарнее. Не отдавая отчет в собственных действиях, я медленно поднялась с кресла, медленно подошла к Глебу, так же медленно обняла его, положив руки ему на лопатки.
Чувствовать чужие теплые руки, скользящие по моей спине, обнимающие мою талию, было для меня чем-то удивительно новым, чем-то из ряда того, чего я лишала себя уже очень долгое время. От Глеба очень приятно пахло. Какие-то пряности, с терпким запахом мяты и кофе. Сама не заметила, как потерлась об его плечо щекой, и как его руки немного сильнее сжали меня в объятиях. Я бы простояла так еще неизвестно, сколько времени, если бы не тихий кашель, раздавшийся за спиной молодого человека. Это и заставило нас отпрянуть друг от друга. Он, все еще улыбаясь, направился к своему рабочему месту, а когда на ходу обернулся, я одними губами прошептала ему «спасибо». Мне действительно стало легче, я почувствовала себя какой-то обновленной, хотя одна моя часть грызла меня за то, что это очень неправильно.
Я сделала заказ, а пока ждала его, мы с Глебом играли в гляделки. Признаю свою полную капитуляцию, он был еще и неожиданно привлекательным. Темные, коротко стриженые волосы, глаза, толи карего, то ли темно зеленого цвета, что, к сожалению нельзя было хорошо рассмотреть с расстояния, что нас разделяло, волевой подбородок, умиляющие ямочки на щеках, появляющиеся при его улыбке, которая, кстати, не сползала с лица. Под черной футболкой, с V-образным вырезом невооруженным глазом видны рельефные мышцы. Разделываясь с едой, я не прекращала пялиться на него, хотя все так же в мыслях ругала себя за это.
Когда мне принесли счет, я оставила в распоряжении официантки чаевые, в размере свыше, чем пятьсот рублей, ибо была столь довольной и окрыленной, что меня не слишком заботили такие мелочи, как сдача. Порывшись в сумке, я достала ручку, взяла салфетку с фирменным знаком кафе, и быстро нацарапала свой номер телефона, а подумав еще секунду, ниже приписала: «Вероника». Не решившись оставлять это на столе, почему-то догадываясь, что Лилечка не передаст это Глебу, я направилась прямо к барной стойке, и, положив на нее салфетку, под довольный взгляд парня, я развернулась и вышла из кафе.