Деликатное дело

      Всю жизнь считал себя нормальным человеком. Пусть не крутой мужик, но обычный, среднестатистический представитель сильного пола. Жил как все и даже лучше. Не пил, не курил, неплохо зарабатывал, по утрам делал зарядку. В положенный срок завел семью: жена-красавица и сын-карапуз. И не считал важным, что физически мужчина я лишь наполовину. Подумаешь, врожденный дефект! С кем не бывает. Всего лишь второе яичко не опустилось туда, где ему положено быть. Я и с одним орехом жене ребенка сделал. Жена никогда на мою мужественность не жаловалась. До недавнего времени…       Началось всё недавно. Галка у меня выдумщица. Черт меня дернул одним прекрасным вечером перед сном посмотреть с ней за компанию гей-порно. Сын мирно спал в детской. Жена дышала шумно, вся такая восхищенная происходящим на экране непотребством. Ну, я и возбудился, как положено нормальному самцу.       Оттащил Галку от ноута, повалял по кровати… Долго валял. Как никогда долго. Час, наверное. Она успела трижды кончить, уже запищала подо мной. А я всё никак не мог «выстрелить». Сам удивлялся, но внутри что-то тянуло, внизу живота узлом закручивалось… и хотелось секса так, аж челюсти сводило, аж искры перед глазами плясали. В конце концов Галка не выдержала моей нескончаемой неуёмности, повалила меня на кровать сама, прижала, грудями притиснула — и оттрахала меня своей силиконовой игрушкой. И что самое удивительное — в тот момент я был совершенно не против. Подставлялся ей, как малолетняя шлюшка. Стонал и просил пихать глубже. После чего, с ее слов, моментально отрубился.       Утром жена долго ржала надо мной. Мол, впервые в жизни испытал «женский оргазм» и кончил «по сухому»! Мол, если б она раньше знала, что я не против поменяться ролями, она со мной много чем поиграла бы! А я не знал, как глаза поднять. На работу сбежал, потом быстренько и с работы удрал. Всё мерещилось, будто на меня все косо смотрят. Нет, я понимаю, что это были лично мои глюки. Но я реально тогда был в шоке от собственных потаенных желаний, которые вот так внезапно вылезли наружу. Я от себя такого не ожидал, честное слово. Я искренне не понимал, с какого перепугу я захотел ЭТОГО.       Ну, ладно. Прошло время, я понемногу успокоился. Жизнь текла своим чередом…       Но ровно через месяц судьба проехалась по мне асфальтным катком. Когда жена решила побаловать меня минетиком, я окончательно удостоверился, что со мной далеко не всё в порядке.       Начиналось всё чудесно. Минет в исполнении Галки был, как всегда, выше всех похвал. Я растекся по постели осьминогом и лишь слабо трепыхал конечностями, закатывал глаза и старался не слишком громко стонать, чтобы Ромку не разбудить. Галка наслаждалась моим наслаждением. Я наслаждался ее стремлением закинуть меня на седьмое небо.       И вот я выстанываю:       — Я скоро… о-оо!..       Она, как всегда, аккуратно ловит мой оргазм салфеткой…       И взвизгивает в ужасе: на салфетке расползается буро-багряное пятно кровищи.       — Хорошо, что я это не проглотила! — бормочет Галка, квадратными глазами разглядывая салфетку, причем без следа спермы.       А я квадратными глазами поглядел на свой увядающий после оргазма член, из которого продолжала сочиться кровь по каплям, теперь уже густо-бордовая, как вишневый сок. И упал в обморок.       Милая моя, драгоценная Галка со мной намаялась. Откачала, напоила валерьянкой, кое-как успокоила. Наутро заставила взять отгул — и, подкинув Ромку моей маме без всяких объяснений, повезла меня в клинику. К урологу. Я, потерянный и оглушенный, накаченный успокоительным по самые уши, только послушно следовал ее приказам и громко икал.       Уролог поглядел на меня, зеленого. «Эхолокатором» просканировал мои потроха. Многозначительно хмыкнул. Покачал головой. Налил мне стакан воды, чтобы зазря не клацал зубами. А себе и Галке плеснул в пробирки коньяку.       — Доктор, что с ним? — дрожащими губами выговорила Галка, которую уже тоже проняло. — Почки отказали, да?       — Почки в порядке, — ответствовал врач. Налил себе еще пробирку, хоть и был самый разгар рабочего дня.       — А что тогда? Простатит?       — Если бы! — вздохнул врач. — Тогда бы элементарно прописали свечки в задний проход, всего и дел. Но тут... хм, проблема куда деликатнее.       — Откуда ж тогда кровь? — навзрыд спросила Галка. Повела на меня тревожным, слёзливым глазом: — Значит, у него рак? Не молчите, пожалуйста. Скажите, правду: сколько ему осталось?       Тут мне совсем поплохело. Ладно Галка поймала выпавший стакан, а доктор придержал меня, не дал врезаться черепом об угол сейфа, из которого чуть ранее был извлечен коньяк.       — Полагаю, у него месячные, — выдал диагноз доктор, когда удалось привести меня в чувства.       — Чо? — не поняла Галка.       — Про свой врожденный дефект помните, молодой человек? — обратился врач ко мне, хлопающему глазами. — Вот, значит, второе яичко нашлось и заявило о себе.       Да уж, так заявило, хоть стой, хоть падай. Я-то думал, наивный, что сидит мой второй орех где-то у меня в животе, за печенкой и ливером. Ну и хрен с ним, пускай сидит, если ему там теплее. Ан нет! Моё яйцо не просто пряталось — оно замышляло против меня великую гадость. Все эти годы!       Во время внутриутробного развития, пока я не был даже младенцем, а всего лишь плодом, мой второй орешек не пожелал спуститься в мошонку, как сделал его брат-близнец. Вместо этого коварный «шалтай-болтай» превратился в яичник и для комплекта отрастил себе всё, что полагается иметь женщинам: матку, трубы всякие, черт знает еще что. То, что раньше мою матку (прости господи!) никто из врачей не замечал при плановых осмотрах, врач объяснил просто:       — А никто и не искал.       Пряталась, значит, паскуда, у меня в брюхе до поры, до времени - и дождалась-таки своего «звездного часа»! В один далеко не прекрасный вечер яичник созрел — и устроил мне «счастливую» жизнь: взялся из меня делать бабу вместо мужика, сжирая мой законный тестостерон и впрыскивая в кровь проклятые эстрогены в ненужных мне количествах.       — Вот откуда его порывы… — пробормотала Галка, явно вспомнив о моих недавних причудах в сексе.       Я неприметно пнул ее под столом — еще не хватало, чтобы она рассказала о моем позоре врачу! Мужик и так вон коньяк хлещет стаканами. Не каждый день, значит, встречает парней с менструацией.       — И что теперь нам делать? — взяла меня за руку Галка и устремила вопросительный взор на доктора, как на последнюю надежду.       — Я дам вам координаты хорошего хирурга, — сказал врач. — Обычно в таких случаях… эм… лишние органы удаляют. Чтобы не возник конфликт в гормональном фоне, что очень негативно влияет на организм в целом.       — …Я не хочу под скальпель! Я не выживу! Меня зарежут! — ныл я потом весь вечер, поливая соплями и слезами Галке декольте.       Ромке пришлось тогда ночевать у бабушки.       К слову, не знаю точно, что именно наплела Галка моей маме, но спасибо по-любому. Моя драгоценная оградила меня от плотного прессинга уже тем, что родила моей маме внука — тогда я наконец-то понял, что значит свобода! Теперь маме наплевать на меня, она дрожит над Ромкой. Эх, надо было «принести в подоле» в шестнадцать лет, вот тогда бы я насладился вкусом молодости!.. Чёрт, а ведь я вправду мог забеременеть? Чёрт-чёрт-чёрт!!! Какое счастье, что я не играл в бисексуальность по малолетству! А ведь были моменты в старших классах, когда я едва спасал свою задницу… Чё-оооооорт!..       Галка от новости отошла раньше меня. Но у нее вообще нервы куда крепче, на зависть.       — Костик, поехали к моему гинекологу! — решила она. — Пусть сделает анализы, посмотрит тебя. Может быть, он подскажет что-то путное. Он у меня парень сообразительный. Гинеколог — не то что ваши урологи-проктологи, пфе!       — Погоди, — вычленил я только одно: — Ты ходишь к врачу-мужчине?       — А что? Ревнуешь? — хихикнула Галка. — Радуйся, что так вышло. Не то пришлось бы тебе свое хозяйство чужой тётке показывать.       Ну, в ее словах я почувствовал некоторую логику. И правда, чуть-чуть порадовался.       Галкин гинеколог оказался пухлым невысоким парнем, примерно одних со мной лет. Со светлой трехдневной щетиной на щеках, которая нисколько не придавала ему ожидаемой мужественности, он вообще выглядел уютным, как плюшевый медведь. Доктора Галка называла просто Петечкой, и тот не возражал. Если бы я при других обстоятельствах увидел, как они сюсюкаются, то лопнул бы от злости. Но сейчас мне было не до ревности.       — Галочка! Ты залетела вторым чертёнком? — обрадовался Петя, узрев нас на пороге своего кабинета. — И счастливого папу с собой захватила!       — Нет, Петечка, ты ошибаешься, — хихикнула Галка. — Это не муж меня привел, это я его к тебе притащила!       Петечка выгнул аккуратно выщипанную бровь, похлопал голубыми глазищами. Однако без лишних вопросов взял врученную Галкой справку от уролога и тщательно оную изучил.       — Мдя-я! — протянул доктор после прочтения. — Ну, что ж, Константин. Всякое на свете бывает. Начнем, пожалуй, с анализов? А там видно будет, хи-хи…       Милейший гинеколог никуда меня не погнал, а сам тут же, в кабинете, нацедил с меня пробирку крови из вены. Сам упорхнул с пробиркой на другой этаж в лабораторию, а вернувшись, доложил:       — Не волнуйтесь! У нас новейшее оборудование, Светочка нам всё сейчас сделает и вмиг распечатает, долго ждать не придется.       Пока анализ готовился, Петя приступил собственно к осмотру меня и моего хозяйства. Отгородившись от хихикающей Галки ширмой, чтобы не смущала, он уселся на стул, что рядом с кушеткой, а меня поставил перед собой да приспустил мне штаны. И принялся мять мне мошонку умелыми пальцами, при этом сосредоточенно хмурил брови, а губы покусывал. Мне не было особо неприятно. Но и хорошего тоже мало. Чёрт, лишь бы стояк мне не намял, хмырь ученый…       — Пётр Егорович! — в кабинет влетела медсестра с распечатанным анализом. — Это как ж вы так пациентку свою запустили? Как она рожать-то станет, с такими гормонами?       Не услышав Галку, попытавшуюся ее остановить, медсестра без стеснения зашла за ширму:       — Да у нее ж скорее борода вырастет, чем она залететь сможет!       Выпалив, она соизволила наконец-то поднять глаза от бумажки. Узрев меня, оглянувшегося на нее через плечо, и доктора — выглянувшего из-за меня где-то в районе моих бедер, медсестричка залилась ярким румянцем и пробормотала:       — Пётр Егорович, ну не в кабинете же. Что ж вы… Хоть бы заперлись, клиенты ведь могут заглянуть, неправильно поймут.       Бросив анализ на кушетку, медсестра, стуча каблучками, с достоинством удалилась, делая вид, будто ничего необычного не увидела. И изо всех сил стараясь на меня не коситься любопытным глазом.       — Ну всё, Галочка, теперь мне житья не будет от сплетен, — повысив голос, поделился «огорчением» Петя.       Галка с той стороны ширмы захихикала по новой. А меня доктор погладил по голой пояснице ладошкой и сообщил:       — Действительно, орешек я нащупал лишь один.       — Это я и так знал, — буркнул я, подтягивая штаны.       — Нет-нет, не надо одеваться, погодите, — остановил меня доктор. А сам носом в распечатку уткнулся. Поглядел, прикинул и поделился радостью: — Чудо природы! Гормончики в полной гармонии… Ну-с, снимайте брюки, совсем, да. Ложитесь на кушеточку на животик, раздвиньте ножки. Сейчас будем искать ваш второй орешек.       — Да нашли его, вон же справка, — проворчал я, устраиваясь на жесткой кушетке возле пугающего агрегата с маленьким экраном и большими кнопками, со шлангами-проводами-щупальцами.       — Коллега-уролог ваш орешек снаружи разглядывал, а мы изнутри подойдем к проблемке, — сияя многообещающей улыбкой, заявил Петя.       — Вы что? — промямлил я, зависнув в коленно-локтевой позе. — Вы хотите запихнуть мне телескоп в задницу?       — Ну, зачем же сразу телескоп, — захихикал Петя. А Галка-зараза из-за ширмы ему вторила хрюканьем. — Мы осторожненько введем в вас тоненький перископчик, вы ничего и не заметите. Вы уникум даже среди редкостных гермафродитов — у вас нет наружных женских половых органов, только внутренние.       Он еще что-то бормотал научно-успокоительное. А я трясся в предощущении вселенского позора, заставляя скрипеть и кушетку на железном каркасе.       — Костик, тебя подержать за руку? — ехидно предложила моя супруга.       — Нет! — заорал я, почуяв задницей нечто холодное, длинное, скользкое!       — Расслабьте булочки, ну же, — мурлыкнул Петечка. — Вдох-выдох. Больно не будет, обещаю.       Делать нечего, я выдохнул… И этот гад ловко запихнул эту гадость мне в зад. Я стиснул зубы, приготовившись терпеть адские муки.       Но Петечка, мурлыча ласковые приговорки, как-то изощренно метко проехался быстро нагревшимся щупом по какой-то хитрой точке внутри меня. Разок мягко ткнулся, чуть подал назад — и еще проехался, для закрепления эффекта. Зараза, простату нашел, что ли? Я не удержал долгий выдох.       — Вот и славненько, — Петечка погладил, паразит, меня по ягодице, словно я корова на осеменении.       — Не играйте со мной, доктор, — прорычал я негромко.       — Зато вы расслабились. Сейчас запихнём поглубже, всё поглядим, всё найдем…       Спустя несколько томительно долгих минут сосредоточенного молчания Петя восхищенно протянул:       — У-уу! Как у вас тут всё запутано!       — Так всё плохо, да? — высунулась из-за ширмы встревоженная Галка.       Я показал ей кулак, рыкнув матерно. Она ойкнула и скрылась с глаз долой.       — Не дергайтесь! — пристыдил меня доктор. — Лежите спокойно. Я просто говорю, запутано у вас всё очень. Матка в кишечник открывается одним отверстием, а другой протокой соединяется с мошонкой. Отсюда и кровотечение через пенис. Так, конечно, оно гигиеничней, чтобы кровь при месячных через пенис выходила. А основной проход, который в кишечник, он, полагаю, открывается лишь на самое короткое время — в период течки…       — Петечка, ты что несешь? — прорычал я. От его мимолетных тыканий в простату «перископом» у меня уже звездочки перед глазами плясали. И стояк в кушетку уперся. А кушетка — жесткая, блин!       — Поздравляю тебя, Галочка! — возвестил счастливый «первооткрыватель» меня уникального, несчастного. — Тебя угораздило жениться на первом в мире мужчине-омеге! Вот оно — будущее нашего человечества!       И этот паразит звонко шлепнул меня по голой заднице. Отчего я позорнейшим образом кончил. Хорошо, что опять «по-сухому», кушетку оттирать не пришлось. Мои дёрганья и резкое выгибание в спине от намётанного глаза Петечки не укрылись. Он еще погладил меня по пояснице, минутку-две разглагольствуя о какой-то непонятной для меня теории омегаверса, давая время отдышаться и унять искры, мерцающие под веками.       В общем, от похода к хирургам и от операции-ампутации Петечка меня отговорил. С горячностью завопил: этим мясникам только бы кровь пустить! Зачем меня резать, если я, такой весь особенный, отлично могу прожить до глубокой старости в гармонии с собой и своими гормонами? Да, мол, известны случаи, когда гермафродитизм очень скверно влиял на здоровье человека, раздирая организм надвое, на женскую и на мужскую половинки, не способные ужиться вместе. Но Петечка поклялся, что мой случай настолько оригинален, что я спокойно могу быть, как шампунь с кондиционером — два в одном. А он, Петя, будет отныне моим личным лечащим врачом. Пообещал названивать мне на мобильник чуть не ежедневно, чтобы выяснить мой цикл, вызвался вести мою беременность, коли такая оплошность со мной приключится. И намекнул, что не прочь через пару лет написать обо мне диссертацию, при этом поклялся, что защитит мои драгоценные внутренности от изуверов-экспериментаторов и препараторов-садистов.       У меня от всего этого голова кругом шла. И задницу немножко тянуло. А он мне про кесарево сечение еще втирать взялся, чтобы я, значит, беременности не пугался.       — Не хочу беременеть, — брякнул я. — У меня тогда грудь вырастет.       — Нет, вряд ли! — отмахнулся Петя. — Возможно, в период кормления чуть припухнет. — Он без разрешения задрал на мне рубашку с майкой, принялся щупать вокруг сосков. — Да, определенно, если до сих пор грудь у вас не выросла, могу сделать вывод, что вам без нее придется ходить всю жизнь. Знаете ли, я повидал много женщин, и много беременных женщин. Поверьте моему опыту, размер бюстгальтера на удои не влияет.       В отличие от меня, нежно-салатового, Галка отчего-то пришла в неописуемый восторг. Затискала меня на глазах у погрустневшего от зависти Петечки, зацеловала и придумала мне новое ласковое прозвище «омежка». Что оно значит, она рассказала мне позже, уже дома. А в кабинете я еще не понимал, почему эти два придурка смотрят на меня с фанатичной нежностью. А небритый придурок — еще и с легкой грустью, словно бы он сам всю жизнь только и мечтал заиметь такие вот проблемы, которые свалились на мою задницу.       Короче, после визгов и писков Галки на фантастическую тему этого самого омегаверса, я понял четко, что я нихрена в этом не понимаю. И главное, что понимать-то не хочу. Мне бы вернуть поскорее свою нормальную эрекцию, залечить свое мужское достоинство, залатать человеческую гордость…       Да куда там.       Петечка названивал регулярно, восторженно выспрашивал об ощущениях и симптомах. Утомил меня страшно. Зато хотя бы помог разобраться с циклом. Оказалось, мой организм усвоил моду оборотней: на лунные фазы настроился. Так что в новолуние я был нормальным мужиком, исправно возбуждающимся на попу жены и брызжущим спермой. А в полнолуние я на целую неделю становился натуральной бабой: нюня, готовая удариться в сопли из-за глупой рекламы, мелькнувшей по телевизору. Амёба, текущая слюнями на гейское порно в инете, подсунутое заботливой женушкой. И, что самое противное — я превращался в шлюху, страстно жаждущую, чтобы ее поимели в попу. Мне эта жажда просто мозг выворачивала, честное слово. Я сам себя удавить был готов. И при этом я же сам, потеряв стыд и совесть, ластился под родную жену, чтобы она поиграла со мной своими большими силиконовыми членами. Ну, а спустя несколько дней после такого вот буйного умопомешательства у меня начинались месячные, когда болезненно сводило живот и я кончал кровью. А если не кончал пять раз на дню (противно мне было, попробовал сдерживаться) — мошонка чуть не лопалась, надуваясь, как тот презик с водой, что шутники кидают с крыш небоскребов на головы прохожим.       В общем, хреново мне было, если честно. И всё чаще мозг посещала мысль: а оно мне надо, быть уникумом? Не проще ли пойти сдаться на милость хирургов и разрешить всё лишнее вырезать к чертовой бабушке? Только Галка останавливала, сама не зная об этом: так она ко мне ластилась, так сияла чокнутой радостью, шепча мне: «Мой сладкий омежка!» Ради нее только и терпел, уговаривал себя: вот еще одно полнолуние переживу, а дальше видно будет…       И чо? Дождался в конце концов! Дотерпелся.       В очередное полнолуние Галка, слетев с меня в разгар моих страстных взбрыкиваний, треснулась головой об шкаф. Залилась слезами — верю, больно было даже смотреть на ее расцветший синяк во весь лоб. И вот тогда-то моя ненаглядная объявила мне ультиматум: мол, мне нужен настоящий мужик, самец, а она-де, хрупкая женщина, со мной не справляется. Я разорался в ответ, что под ее Петечку не лягу, лучше пристрелите. На что получил три ха-ха: мол, я дурак непроходимый, раз не понял, что Петя гей махровый, пассивный одуванчик, и такого дурного на всю голову лося, как я, этот одуванчик просто не покроет, силушек не хватит. Тем более Петечка давно и крепко замужем. Тут до меня окончательно дошло, какой я дурак и как мне повезло с женой, раз мне нет причин ревновать ее даже к гинекологу.       Прооравшись (благо Ромку на полнолуния мы навадились отправлять ночевать к бабушке), Галка схватилась за свой мобильник и удрала на кухню.       Я запахнулся в простыню и принялся косплеить мрачного древнего грека. Убиться очень хотелось. Пожалуй, в данный момент пустить себе пулю в лоб хотелось даже больше, чем трахаться. А запихнуть себе в задницу член, и поглубже — этого страсть как хотелось, хоть об стену головой бейся. Я наморщил лоб и попытался мысленно соединить эти два страстных желания, разрывающих мое бренное гермафродитное тело. Пистолета у нас в хозяйстве не водилось. Так что убиться об стену, размозжив череп, был неплохой «бюджетный» выход. Вот только единственная в комнате стена, которую не прикрывала мебель, была завешана мещанским ковром, призванным глушить звук соседского телевизора и, обратно, наши с Галкой громкие стоны, дабы не травмировать чуткие соседские уши…       Крепко задумавшись о смысле собственного бытия, я не сразу понял, что происходит в моей собственной квартире. А происходило подозрительное: после короткого разговора по телефону, спустя минут пять ожидания, в квартире открылась входная дверь. Галка в прихожей радостно и с явным облегчением поздоровалась с кем-то… расцеловалась…       Они вошли в спальню. Виноватая Галка на цыпочках впереди, этот медведь с глупейшей ухмылкой маячил за нею, возвышаясь, как шифоньер. Я как его увидел — так в животе узел затянуло, хоть плачь. Широкоплечий, узкий в поясе и бёдрах, с накачанными руками, с модной стрижкой, белозубый, загорелый не по сезону. Тьфу, а не мужик! Метросексуал, типичный альфа из обожаемого Галкой этого паршивого омегаверса, чтоб ему пусто было. Омегаверсу, не этому самцу. С этим бы я поиграл… Я сглотнул, поймав себя на том, что уже добрую минуту длится взаимное молчание, и я неприлично пристально пялюсь на чужого, совершенно незнакомого парня.       — Костя, это Олег. Олег, это Костя.       — Здрасьте! — сказал самец. То есть Олег.       — Олег, а вы кто? — спросил я. В голове мелькнула идиотская мысль, что этот индивид вряд ли был еще одним «хорошим знакомым гинекологом» моей жены.       — Олег мой любовник, — выдала, не моргнув, Галка.       Я рот открыл и беззвучно закрыл.       — Я давно его знаю, — продолжала Галка, переходя на скороговорку. — Я ему полностью доверяю, Костя. Он в курсе твоих проблем. Так что я оставляю вас наедине, мальчики. Разбирайтесь сами, а я пойду с Ромкой погуляю.       И она без зазрения совести тут же смылась из дома.       Ах да, сегодня же суббота. Ромка у моей мамы. Время еще не позднее, погулять с ребенком вправду полезно, свежий воздух доктора рекомендуют — не всё ж перед экранами сидеть. Кстати, раз суббота, то пробок на дорогах нет, поэтому Олег так быстро примчался на вызов Галки.       Пока я хлопал глазами, зависнув на левых мыслях, любовник моей жены не сводил с меня изучающего пристального взгляда. Он снял с себя куртку, бросил в кресло. Сам сел на кровать, рядом со мною. Я чуть отодвинулся, давая ему место.       — И давно… — выдавил я из себя.       — Давно, — кивнул он. Улыбнулся.       Я удержался от порыва запахнуться в простыню по шею. Я не девка, хоть и гермафродит, голым соском парня не смутить.       — Я давно ее люблю, — негромко признался Олег, продолжая разглядывать меня, теперь в упор.       Чёрт, а вкус у Галки хороший — красавец, вон какие ресницы, какой точеный профиль. Боже, я теку, как шлюха… Убиться об стену и не жить. Я скорее отвел глаза. Чёрт, вот именно так кролик замирает перед вараном. Красивым, холёным вараном.       — Я не женат, не думай. Я только по Галине давно сохну, мне другие бабы не интересны. Я устал ее уговаривать, чтобы бросила тебя, — продолжал исповедь Олег. — Понял, что она слишком сильно тебя любит и никогда от тебя не уйдет. А теперь еще совсем…       — Меня любит, а тайком спит с тобой? — не выдержал я.       — Она у нас горячая, сам знаешь, — хмыкнул Олег, придвигаясь ко мне еще чуть ближе. — Ей тебя было мало.       — Ну да, — кивнул я, неловко отсаживаясь подальше. — Ведь я не мужик. Она тебе всё рассказала?       — Всё.       — Мило.       Я злился всё больше. В груди кипело, в животе крутило, щеки горели пятнами, в ушах стучал бешеный пульс.       — Не злись, — миролюбиво попросил он.       Нет, он еще будет меня успокаивать! На спину ладонь положил, сквозь простыню погладил по напряженным позвонкам. Мне хотелось вскочить и набить ему морду. Вот только он явно сильнее, нихрена не выйдет, кроме очередного позора.       — Она тебя любит. Она меня любит…       — Она и сына твоего не меньше любит, только иначе, другой любовью, — поддакнул Олег, наклонился ко мне и подышал мне в ухо. — Тебя она любит по-своему, меня — по-другому.       — Такая разная бывает любовь, — прорычал я, едва сдерживаясь, чтобы…       Чтобы что? Врезать ему от души по морде, разыгрывая из себя оскорбленного мужа? Или же?..       Или же мне стоит лечь на спину и развести ноги, как хочет того моя натура шлюхи.       — Я ее не понимал, — признался Олег. — Я злился. Хотел тебя убрать с дороги, чтобы не мешал моему счастью. Но теперь… теперь я начинаю ее понимать. Теперь я сам вижу, что нельзя тебя бросить, невозможно. Костя. Костик.       — Не надо, — глухо предупредил я его.       Однако самец, почуяв запах течной шлюхи, распустил лапы и не думал отступать.       Завязалась идиотская драка. Я молча истерил, бил подло, куда придется. Я разбил лампу с прикроватной тумбочки, но промазал, не попал ему по башке. Матерчатый плафон порвался, а диодная лампочка крепкая оказалась, так что осколков не было, иначе к пыхтящей, рычащей, бесстыдной возне прибавился бы вкус крови и пятна на простынях.       Олег придавил меня так крепко, что вдохнуть нельзя.       — Костик… — пыхтел он мне в шею, распяв на кровати, руками руки удерживая, коленями раздвигая брыкающиеся мои ноги.       — Отвали! — рычал я, не замечая, что не рычу, а уже рыдаю. От бессилия перед его силой. От бессилия перед собственным телом.       — Разреши, — умолял он меня, на самом деле приказывая.       — Нет, пусти, — пыхтел я.       А сам, против своих слов, обливаясь злыми слезами, терся о его налившийся в штанах член пахом и животом, своим членом, торчащим в предвкушении, выставив влажную головку. Я хотел, чтобы меня взяли силой. Чтобы его нехилый стояк порвал мне задницу. Чтобы он вбивал меня в матрас до треска пружин.       Я хотел убиться об стену.       Поняв, что я больше не брыкаюсь, Олег чуть ослабил хватку. Чуть отстранился. Перестал давить на меня всем весом, дал мне судорожно глотнуть воздуха полной грудью. Грудью, которую разрывало от заполошного стука сердца о ребра. Я смотрел на него сквозь пелену слёз. Я, голый, жаждущий, загнанный в угол, распластанный на разворошенных простынях. Он нависал надо мной, как туча над городом. Захочет — отпустит. Захочет — опустится и вновь придавит. И зальет спермой по самые уши. Как шумный ливень заливает город, а тот замирает, выжидая, когда же вновь ему разрешат ожить.       — Я не буду тебя насиловать. Слушай, я… Я сдурел, наверное. Я не верил Галке. Я ведь приехал, чтобы разобраться с тобой, как мужик с мужиком, но теперь… Я правда… Я очень тебя хочу. Это что-то ненормальное. Но если я тебя возьму без согласия, Галка мне яйца оторвет.       — Это точно, — согласился я. Вздохнул с облегчением. — Она так и сделает.       — Ты не думай, Ромка не мой сын, — вдруг выдал Олег. Видимо, его волновала эта мысль давно. — Он твой, родной.       — Я знаю, — сказал я. — Он весь в меня пошел, точно так же умеет спотыкаться на ровном месте.       — Слушай, — вновь запыхтел Олег. — Я… У меня никогда не было мужиков.       — У меня тоже, — хмыкнул я.       — Как это — через зад трахаться? — спросил он прямо, а у самого физиономия раскраснелась еще больше, чем когда меня тискал. Смутился? Глядите-ка на него, какая прелесть.       — Откуда я знаю? — парировал я не без нотки злорадства. — Давай я тебя для начала. Хочешь попробовать?       — Иди ты! — буркнул он. Слез с меня, сел на кровати рядом, растопырив колени, чтобы стояку не больно было.       — Куда идти? Договаривай! В задницу? — зло ехидничал я.       Я тоже поднялся. Выпутался из потрепанной в драке простыни. Потянулся к нему. Видимо, морда у меня перекосилась зверски, так что Олег чуток отпрянул. Но я схватил его за воротник, притянул обратно. Прошипел, губы в губы:       — Что ж, раз пришел — давай, трахни меня. Жаль, не могу попросить: «Пожалуйста, возьми меня, как берешь мою жену!» Физиология у меня подкачала. Через задницу у меня всё по жизни, знаешь ли. Испачкаться не побоишься?       За шипением я умудрился вытряхнуть его из одежды — и, опешившего, разложил на кровати, а сам сел сверху, оседлав бедра.       — Ты чокнутый, — то ли в ужасе, то ли в восхищении прошептал он.       А я решил принять подарок жены. Надо же — не побрезговала любовником поделиться. Какое высокое доверие. Какое семейное взаимопонимание у нас отныне получится. Гармония в кубе, идиллия на троих!       — Галку будем трахать вдвоем? — зашептал я, углаживая ладонями его поигрывающую мышцами грудь, кубики пресса, натянувшиеся венки внизу живота. Его побритые дезодорированные подмышки. Он запрокинул руки за голову — разлегся подо мной, показывая свое доверие. Надо же, теперь он под мужиком лежит и не рыпается. Хотя… какой из меня мужик. — Ты спереди, я сзади. Она между нами. Ей понравится. Спорим, она давно о таком мечтала? А в полнолуние поменяемся местами: посередине буду я. Ты — сзади, орудуешь у меня в заднице. Галка — на моем члене изгибается. Получится, что ты нас будешь иметь обоих одновременно. Как тебе такая картина?       Я прошептал жарко, изображая из себя шлюху. И широко лизнул ему шею, снизу вверх, смачно чмокнув кадык. Он аж зажмурился. И негромко замычал. Нравится, значит.       — Прекрати, — простонал он, сбиваясь на смех. Поднял руки, обхватил меня за бедра, за бока. — Ты не такой.       — Откуда ты знаешь, такой я или не такой? — зашипел я, снова сбиваясь от злости.       — От Галки, — пожал он плечами. Продолжил гладить меня по животу, по пояснице, по ногам. — Я понимаю, тебе сейчас хреново…       — Нет, не понимаешь, — перебил я.       — Не понимаю, — согласился он. — Я б от такой новости мозгами бы тронулся, ей-богу. А ты ничего, ерепенишься вон.       Мы надолго заткнулись, пересеклись взглядами и зависли. Руки у обоих опустились.       Я слез с него. Плюхнулся на простыни лицом вниз, вытянувшись во весь рост, развел ноги. Сказал глухо, не поднимая головы:       — Трахни меня, будь мужиком, твою ж мать.       — Кость, ну, не конец же света. — Я почувствовал его руку на своем плече, он меня гладил и успокаивал. — Ну, есть же еще врачи. За границу можно поехать. Можно же что-то сделать.       — Не мозги мне трахай, а задницу! — взвыл я, еще крепче утыкаясь в матрас мордой.       То ли Галка его хорошо выдрессировала, то ли понял наконец, что дальше разговоры разводить бессмысленно. Олег почти нежно налег на меня сверху. Удерживая свой вес на руках, он аккуратно прижался бедрами к моей заднице. Потерся между половинок всё еще стоящим членом. Вот что значит настоящий мужик, хоть помирай от зависти. Я вытянул руки вдоль тела, сам развел свои булки. И чуть приподнял зад повыше, чтобы Олегу было удобнее.       Он сперва ткнулся головкой мне в очко. Конечно, не вошел с разбега, глупый, что ли. Галка хоть и разрабатывала недавно меня силиконом, но после такого стресса даже у проститутки всё сожмётся, куда уж мне.       — Смазку на тумбочке возьми, — приказал я. — И налей побольше.       — Ага, — послушно дотянулся Олег. Матрас прогнулся, я услышал, как пошло хлюпнул краник на пластиковом флаконе. — Ух, блин, холодная…       Он размазал смазку по своему стояку. И неловко, неуверенно тронул подушечкой пальца мою дырку. Я по-прежнему держал половинки разведенными, хоть шея и начинала затекать от неудобной позы, так что видок Олегу открывался на меня самый откровеннейший.       — Розовая, подрагивает, — изумился он.       — Идиот, — зашипел я.       — Что? Больно? — дернулся он, всполошился.       — Нет. Просто ты идиот. Хватит пялиться! Суй два пальца, растяни, потом всаживай. Что-то не ясно?       — Ясно. Тебе точно не будет больно?       — Делай, идиот!       — Ладно, не шипи. Сейчас.       Как я скрипел зубами, когда он медленно в меня входил! Как я матерился, когда он начал толкаться. Но я не позволил ему прекратить эту казнь египетскую. Он причитал, умолял сказать, если мне будет слишком больно. Выцеловывал мне загривок и шею, обслюнявил лопатки. И вбивался в меня всё резче, против воли входя во вкус. Мне было так зверски больно, что я ног не чувствовал. Его член не шел ни в какое сравнение с игрушками Галки. И орудовал он им совсем не так осторожно, как игралась со мной она. Как Галка вообще выдерживала на себе этого медведя? Впрочем, после родов ей мой член показался маловат, о чем она мне тогда прямо и сказала. А я, дурак, не обратил внимания, пытался исправить дело разнообразием поз. Идиот. В итоге сам оказался в позе «пингвин на льдине под медведем». Писец мне пришел. Сейчас порвёт меня в лоскутья, истеку кровью, как изнасилованная малолетка, и помру. Медленно и мучительно.       С утробным воплем он кончил. Прямо в меня. Без презика. Засранец.       Простонал что-то невразумительное, поцеловал в затылок. И скатился на другую половину кровати. Отдышаться, отдохнуть.       Я остался лежать, как был. Только руки убрал от растерзанной задницы, (от моих собственных пальцев наверняка останутся синяки на булках), подложил локоть под ухо. Я не мог поднять лицо, зареванный, с прокушенными в кровь губами. Это уже было бы слишком.       Неужели сам не додумается уйти без разговоров? Я собирался ему приказать проваливать восвояси, когда вдруг запиликал его мобильный. Олег подорвался с кровати, схватился за свои шмотки.       — Да, Галь? Ага, вроде закруглились, хе-хе… Нет, живой твой Костик. И меня не убил.       Разговаривая, он сел рядом и как-то по-хозяйски собственнически погладил меня по спине, длинно, от загривка до копчика. Обвел ягодицы, ладонь остановилась ниже, на ляжке, легла так противно уверенно, потёрла с нажимом. Он теперь думает, что, если разок трахнул, так теперь он будет моим альфа-самцом? Ответственность за мою задницу в нем проклюнулась? Три ха-ха.       Нажав отбой, Олег наклонился ко мне. Пояснил, дыша в затылок:       — Галина звонила. Сказала, Ромка просится зайти домой, хочет забрать какую-то игрушку, без которой спать не может у бабушки.       — Сиреневого зайца, — сказал я.       — Она спросила, если мы закончили с тобой… Мы ведь закончили?       — Проваливай, — согласился я.       Олег послушно отвалил.       Пока он натягивал штаны, а я по-прежнему лежал бревном, из прихожей донесся скрежет ключей в замке. Слышно, как входная дверь распахнулась, и в квартиру вкатился счастливый Ромка. Он что-то оживлено лепетал, безбожно картавя и шепелявя. Я вскинулся было — одеться не успею, идиот, так хоть прикрыться… Но зря я дернулся: Олег вышел из спальни и аккуратно закрыл за собой дверь, клацнув защелкой.       Я сел, обняв колени, натянул на себя одеяло. Из растянутой задницы медленно-медленно потекла капелька спермы. Меня передернуло. Чтобы не завыть, я заставил себя прислушаться к голосам:       — Ромка! Как ты успел вымахать! Месяц не виделись только!       — Дядя Олешка!!! А ты плинёс мне конфеты?!       — Забыл, Ромка! Старый стал, память дырявая!       — Ты — пло меня забыл?!       — Да нет, Ром, я конфеты забыл — в машине. Погоди, попозже схожу и принесу, лады?       — Лады! А память свою бабушке отдай, она заштопает!       — Какой ты сообразительный!       — Ромка, иди за зайцем.       — Угу, мам!       — Ну, как он? — это уже шепотом.       — Слушай, это вообще уму непостижимо. Что вообще происходит? Это всё правда, что ты мне плела?       — Тебе справки от врачей показать, что ли? Ты думаешь, я это всё сама придумала?! От скуки?!       Дальше я не слышал — всхлипы мешали. Я ткнулся в подушку мордой, накрылся с головой одеялом и трясся в неудержимых рыданиях, как разобиженная на судьбу школьница. Мне не было жалко себя, разве только чуть-чуть. Мне было стыдно за испорченную всем жизнь.       Я не слышал, как в комнату вернулся Олег. Один. Не слышал, как щелкнул замок за Галкой и Ромкой, как Галка убалтывала Ромку, что папа болеет заразной пакостью, чихает без остановки и весь в соплях, так что желать ему спокойной ночи нельзя.       Я только вздрогнул, когда рука легла на мое плечо.       — Всё-таки так больно, да?       Я дернул плечом. Прогнусавил, не пытаясь делать вид, будто вовсе не рыдал в подушку:       — Нет, не больно. Почти. Я… Ты… Ты был бы Ромке хорошим отцом. Лучше, чем я.       — Прекрати, — прошептал он, поднимая меня против моей воли. Выпутав из одеяла, усадил к себе на колени, уложил себе на плечо головой, обнял, ткнулся губами в мое пылающее ухо, мазнул сухим поцелуем по соленому от слёз виску.       — И для Галки лучшим мужем, — не мог остановиться я. — Я уйду с твоей дороги, я не буду качать права. Мне ничего не нужно. Пусть у вас будет нормальная семья. Я не стану видеться с сыном, он меня быстро забудет. Ты заставишь его забыть, ты позаботишься о них обоих.       Я говорил и заглатывался слезами. А Олег не слушал — и целовал мою зарёванную перекошенную физиономию. Я был жалким. Таким жалким, что самому себе противен.       Но не Олегу.       Ему не была противна моя истерика. Моя красная морда. Мои бабские всхлипы.       — Это всё гормоны, — шептал он между поцелуями, гладил мне спину горячими руками, заставил обнять себя за шею в ответ. — Ты любишь и Ромку, и Галину. Ты не должен мне ничего и никого уступать. Ведь я тебя и не прошу, верно? А твое слезливое настроение мы исправим, потерпи. Это всё полнолуние виновато. Не верь себе, это не ты.       Я верил его словам, хотел верить. У меня не было выбора, мне нужно было верить.       И мне нужно было заглушить эту боль другой болью. Пусть страдает моя задница, раз она того заслужила. Может, боль хоть ненадолго прогонит эту черноту, сквозь которую я сейчас ничего не видел.       Я впился поцелуем в податливые губы. Я обхватил его шею руками, сжал его затылок, взъерошив волосы трясущимися пальцами, стиснул, потянув назад, заставив открыть для меня шею. Я впился засосом в его шею, словно голодный вампир из дурацких фильмов. Я вылизал дорожку к мочке и, ткнувшись носом в местечко за ушной раковиной, засопел — поёрзал на его коленях задницей, отыскал его стоящий колом член. И насадился, не сознавая, что пытаюсь выдрать ему волосы на затылке, до того стиснул пальцы. Но Олег даже не зашипел. Не сказал мне остановиться.       Он держал меня нежно, властно и уверенно. Его сердце стучало так близко к моему. Его соски сжались в острые горошинки. А мои он ласкал губами. И не возражал, что моя плоская грудь далека от богатства Галки. Он не брезговал ласкать мою задницу, мял мои булки, словно это ему нравилось. Я с оттяжкой подскакивал на нем, постанывая в голос. А он тяжело дышал, уткнулся мне лбом между ключиц — и сосредоточенно дрочил мой член. Словно я был для него важен. Словно он вправду хотел, чтобы мне понравилось.       И у него стало получаться. Меня выгнуло в предвкушении оргазма — фейерверка, равного которому я еще не видел.       — Я пропал, Костик! — выдохнул Олег, укладывая меня спиной на постель. Целуя меня в брови и зажмуренные веки. — Я влюбился в тебя, веришь?       — Нет, не верю, — помотал я головой. И продолжил с упоением подмахивать бедрами.       — Поверишь, — тихо рассмеялся Олег. — Я докажу тебе. И Галке. И всему миру.       — Помолчи, — велел я, задыхаясь.       Он заткнулся, весело хохотнув. От звука его голоса у меня мурашки пробежали по всему телу. Пробежали — и стянулись в одно место, там, где пульсировал самый жар, там, где крепко меня сжимал его сильный кулак. И там глубже — куда толкался его член, тараня мои внутренности, заставляя сердце кувыркаться в кульбитах, выворачивая душу наизнанку.       — О… Оле-ег! Я… сейчас…       — Подожди, я тоже… уже скоро…       — Какое, нахрен, скоро?! Я… не могу жда… а-ах-а!..       — Чёрт, какой ты тесный! И горячий… Боже…       — Господи! Заткнись!!!       — Костик, я втюрился в тебя! Слышишь?!       — Да!..       — Я! в тебя! влюбился! Галка, что ж ты с нами сделала?!       — Олег, зат… заткнись… сейчас же… Сильней… возьми меня сильнее… Не болтай…       — Да уж, вы заканчивайте болтать, а то так никогда не обкончаетесь. Я уж смотреть устала! Хотя вру, конечно, на вас не насмотришься.       — Га-алка?! — взвыли мы на два голоса. И унеслись к горним высям, и повалились один на другого под ехидный, но довольный Галкин смех.                            Олежка притащил в наше логово разврата новую кровать — сделанную под заказ, поистине королевских размеров. Траходром! Ромка был в восторге, ведь днем на ней размещалось дофига игрушек — и катайся хоть через голову, не свалишься с краю, ибо края-конца не видно. А я долго еще ругался, с трудом пролезая до шкафа в углу. Наша квартирка была определенно мала для такой кровати. И чем ему старая не угодила, не понимаю? Разве только названием — что она была ДВУХместная? Всё равно ведь каждое утро просыпаемся, переплетясь компактным клубком. Иногда в этот клубок вплетается и Ромка: ввинчивается в серединку ночь-полночью, всегда со своим зайцем приходит — и моментально засыпает, на мне или на Олеге, сопит сладко, потом хоть пушкой буди.       В общем, так теперь и живем. Не знаю, что скажет общественность, когда Ромка пойдет в школу, а там он наверняка сболтнет лишнего про нашу «шведскую» семейку. Но это всё проблемы будущего. Пока что общественность в лице моей мамы лишь поджала губы и заявила, что знать нас, извращенцев не желает. По будням. До пяти вечера. Но обещала простить все грехи — за внучку.       Возможно, мама дарует нам амнистию раньше, чем она это планирует. Боже, я залетел с первого же полнолуния, проведенного с Олегом. Угораздило.       Петечка чуть не рехнулся от радости, когда вновь увидал нас с Галкой в своем кабинете. Наговорил мне всякой ерунды — про всемирный фонд, который подарит первому родившему мужику туеву хучу мильонов долларов. Но Галка ему рот быстро заткнула и велела писать все документы на ее имя. Он понятливость проявил, закивал, согласился играть в шпионов-разведчиков. В общем, так и будем ходить к Петечке парой — Галке под платье привяжем подушку. А я типа «пивной животик» отращу. Слава богу, борода у меня расти не перестала, грудь тоже не наливается дыньками. Соски зудят, правда, немножко, но Галка уверяет, что это нормально, а Олежка охотно делает мне легкий массаж, который затем неизменно перетекает в оргию. Беременный, я в новолуние затрахивал теперь не только Галку, но и Олега умудрился подмять под себя — показал ему седьмое небо в фейерверках.       Признаться честно, полегче дышать стало, когда Олег вытряс из Петечки имя того чудо-хирурга, который согласился сделать мне анонимное кесарево — это оказался муж нашего гинеколога, вполне вменяемый парень с твердой рукой. Олежка приватно пообещал ему за рюмкой коньяка, что зарежет и его, и Петечку, если ребенок или я не выживем после родов. Петькин благоверный молча кивнул — ну прям как отрезал. Хирург ведь.       Ребенка уже решили записать на Галку и Олега. Я не в обиде — я ведь всё равно Галкин муж по закону. А Олег вон как светится от гордости. Еще бы, бабу-то всякий мужик обрюхатить сможет, а тут такое дело получилось.