Нереальная реальность: Тайна треугольника

      — А-а-ах! — вырвался наслаждённый выдох. Отчасти нарочно, отчасти по потребностям организма я тянула время, одну за другой опустошая чарки со свежей и ещё прохладной водой. Пираты нетерпеливо переминались с ноги на ногу и недовольно причмокивали, что лишь тешило самолюбие. В кои-то веки не мой черед бегать собачонкой и выклянчивать скупые пересказы важных событий, потому пусть помучаются! Барбосса противно скрёб когтями по сабле, не более красноречиво, чем необходимо, ибо отлично понимал, как иногда приятно спихнуть человека на своё место, дать понять, каково приходилось тебе, и наблюдать за его пусть не большими, но мучениями. Наконец желудок потяжелел от воды, базовые потребности отошли на второй план, но так быстро сдавать выгодные позиции и раскладывать карты, удовлетворяя пиратское любопытство, никто не собирался. — Где вы откопали это… чудо? — с усмешкой спросила я, проведя взглядом от носа к корме шхуны.       — На Тортуге, — нехотя отозвался Уитлокк со скорбью на лице.       Меня же повело в противоположную сторону.       — Никак знаменитая «Сбитая чайка»? — улыбнулась я.       — Нет! — тут же синхронно рявкнули пиратские предводители, аж под лопаткой что-то пугливо дёрнулось. Пошутишь тут с ними! Поочерёдно каждого оглядел мой скрупулёзный недоверчивый взгляд, губы искривились подозрительной дугой.       — Что я пропустила? — осторожно прозвучал вопрос. — Если не ошибаюсь, корабль ждал на Инагуа? Вы были там?       За несколько секунд тяжёлого многозначительного молчания у меня в голове родилось и разрушилось бесчисленное множество теорий. «Неужто они пересеклись с «Бонавентурой» и не смогли отбиться? Чудом ушли? А где же «Месть королевы Анны»? Если из-за нас… Мне конец!» Нервно заёрзали пятки, так, на всякий случай, и взгляд поймал оптимальный путь отхода с пристани, но Уитлокк всё же удосужился утихомирить подступающую панику:       — Нет, не были. Разведчики сообщили, что в порту стало много военных, и наш человек решил расторгнуть сделку в одностороннем порядке. Пришлось довольствоваться малым…       Я удивлённо моргнула.       — У вас есть разведчики?       — Не все любят бросаться в пекло с закрытыми глазами и искать выход на ощупь, — иносказательно вставил Барбосса. — Кстати, где «Жемчужина»? И Воробей?       Не прошло и доли секунды, как на лица собеседников опустилась тень недоверия: очевидно, выработанный рефлекс, когда имеешь дело с капитаном Джеком. Во мне ещё говорила обида, потому обелять честь кэпа не было ни малейшего желания, и я просто отмахнулась:       — Без понятия. — Глаза Барбоссы сомкнулись в подозрительные щелочки, Уитлокк устало вздохнул, а Элизабет неоднозначно качнула головой. Пришлось тут же добавить: — В смысле, где-то здесь, в порту болтается. — Пираты слегка расслабились. — А «Жемчужина» выслеживает Смолла.       — Надо же, в кои-то веки в нём проснулся стратег… — бросил капитан «Мести». Прозвучало это беззлобно, с некой долей дружеской издёвки. Элизабет и Уитлокк воздержались от комментариев, и потрескивавшее в воздухе напряжение сбавило градус.       Во всей этой троице было нечто подозрительное. Я никак не могла уловить, что за беспокойные звоночки заставляют трепыхаться внутри плохое предчувствие. Противное ощущение, будто утренняя изморозь накинулась с объятьями, накатывало волнами: то отступало, позволяя выдохнуть, то вдруг набрасывалось, подгоняемое странными пиратскими переглядками. Как назло, никто не торопился с подробностями, каждый ждал их от меня, а тянуть время становилось всё сложнее.       — Выслеживает Смолла? — подала голос миссис Тёрнер. — Как вы вообще на него наткнулись? Что у вас произошло?       Я с улыбкой повела глазами.       — Это, конечно, интересная история, но так как у нас тут конкуренция почище, чем на Уолл-стрит, думаю, чем быстрее мы сделаем ноги, тем лучше. А история… Будет чем скоротать время в пути.       Ответив Барбоссе упрямым равным взглядом, я церемонно отправилась на борт «Призрачного Странника», а осанка сама собой гордо выровнялась под напряжёнными провожающими взорами. Встретившиеся члены команды Уитлокка приветливо покачивали головами, а я отвечала свободной улыбкой. По всему виду — опытная дерзкая пиратка! На деле же не терпелось расслаблено развалиться на кровати, привести в порядок тело и душу, ибо за время короткого ночного перехода удалось лишь заткнуть внутреннего человека ромовой пробкой. Ставшая уже родной небольшая каюта на «Страннике» никогда прежде не казалась такой уютной. Примостив у зеркала ведро с водой, что реквизировала на палубе, я впервые за последние несколько дней подняла глаза на отражение. В первый миг почудилось, что кто-то решил разыграть меня, а затем с новой силой накатила обида. Я, конечно, не рассчитывала, что буду выглядеть как перед приёмом у Смолла, но отсутствие шока в глазах Уитлокка намекнуло, что всё не так уж плохо. Теперь, когда из зеркала таращилось пучеглазое краснокожее существо — с клоком выгоревших, спутанных волос; с потрескавшимися, как хрупкий лёд в луже, губами; с отпечатком трехсотлетних адских мучений на лице и натуральным безумием в глазах, — я утвердилась во мнении, что плохое предчувствие меня не скоро отпустит. Недели не прошло, как Джеймс с меня едва ли пылинки не сдувал, а теперь, когда действительно не помешала бы толика внимания, только и спросил, чего я здесь забыла. Получил, значит, записку не пойми от кого, и на душе спокойно? Он, значит, тут с миссис Тёрнер беседы светские ведёт, а я пытаюсь не помереть каждые пять минут? Что-то тут не так…       Я обессилено опустилась на стул. Приятно защипали ссадины на опущенных в воду ладонях. Сапоги с ненавистью отлетели в дальний угол. Тело сгорбилось, расслабленно скукожилось. Глаза монотонно хлопали ресницами. В ту секунду где-то внутри опять по-девчачьи захныкало желание послать всё длинной дорогой к чёрту и взять выходной, но поверх него властным громом прокатились отзвуки хохота Барбоссы и, словно прожектор, забил лучами в душу проницательный, но уже без надменной издёвки взгляд шкипера. И от этого приятного воспоминания чуток расправились плечи, хоть и через боль в лёгкие нырнул глубокий уверенный вдох. «А помирать нам рановато, есть у нас ещё в море дела!» — фальшивя, просипела я. И уже не так саднили растёртые руки, появились силы думать — как вернуть себе презентабельный вид и разгрести новый ворох вопросов.       — Диана, могу войти? — негромко последовало за острожным стуком.       — Конечно, — ответила я, и вновь заполыхал огонёк неведомой радости.       Джеймс вошёл в каюту и первым делом примостил на койку шпагу. С моих губ слетел довольный присвист, словно ребёнку вернули любимую игрушку.       — Спасибо!       Пальцы хлюпнули по воде, я инстинктивно потянулась к дорогому оружию. Уитлокк тут же перехватил мои ладони. Его взволнованный взгляд застыл на синевато-красных разводах на запястьях.       — Что случилось?       Я аккуратно отняла руки.       — Охотники за головами. — Лицо капитана осталось непроницаемым, лишь в глазах метнулось виноватое разочарование. — Но, — слабо улыбнулась я, — мы увели их корабль. Один-один.       — Корабль? — с какой-то странной надеждой в интонации переспросил Джеймс.       — Бриг, если быть точной. Правда, — добавила я, — его пришлось отдать рабам… Говорю же, долгая история. — Уитлокк раздосадовано повёл подбородком. — Всё так плохо? Вам пришлось взять «Сбитую чайку», да? — аккуратно спросила я.       — Теперь это «Буревестник», — отозвался капитан.       Я вновь улыбнулась.       — А-а-а, понимаю, как корабль назовёшь…       Внутри меня пробуждалось и постепенно расправляло крылья чувство покоя и расслабленности. Как бы ни показалось на первый взгляд, всё же Джеймс зашёл ко мне, причём практически сразу — не через час, не через день. Конечно, ему не всё равно. Но то, как бравый Феникс замучено мялся у двери, покрывало теплоту внутри налётом инея. Приглядевшись, я стыдливо покорила себя за невежество, в котором бессовестно обвиняла Уитлокка, ибо также при первой встрече не заметила в его глазах тяжёлой усталости. Лазурный взгляд — обыкновенно ясный и сверкающий — будто заволокла туманная пелена. Капитан был словно не здесь или не сейчас. Хотел и пытался проявлять участие, но душу его между тем сотрясало что-то мрачное и тёмное. Быть может, его тоже, как меня мгновение назад, истязало желание всё бросить?       Я сделала, что должна была. Даже не поняла, не осознала, а почувствовала, что именно так — правильнее. Нужнее. Не дожидаясь, пока ищущий взгляд Уитлокка столкнётся с одурманенным моим, просто сделала два шага вперёд и заключила Джеймса в объятья. И вышли они тёплыми, душевными, искренними. Именно этого я жаждала, едва увидела пики мачт «Призрачного Странника». Джеймс обнял в ответ. Прижал сильно, крепко, нежно. Мы потонули в вакууме, за рамками которого грудились нормы, принципы, неловкость и излишние раздумья. В душе и в разуме на какие-то считанные мгновения воцарилась тишина. Секунды таяли, а я боялась открыть глаза, боялась впустить в мирный вакуум краски реальности. Язык неуверенно ворочался во рту, хотелось, надо было что-то сказать. Но из эгоизма или трусости я выбрала молчание.       — Прости. — Джеймс был храбрее меня и уж точно не числился в списке эгоистов.       В ответ — рваный вдох. Веки, дрогнув ресницами, поднялись; секунды вновь стали мимолётными. Объятья рухнули. Я заботливо заглянула Уитлокку в глаза.       — Что-то произошло.       Его лицо просветлело.       — С чего ты взяла?       — Просто вижу.       — Пустяки, — подмигнул капитан. У меня лишь недоверчиво дёрнулись брови. — Слишком много волков на одну добычу.       Я присела на койку и привычно подняла шпагу.       — Неужели это правда? У нас в руках минимум четыре известнейших и мощнейших корабля в истории, а в итоге все волки, как ты и сказал, должны будут уживаться на борту хлипкой посудины. Звучит бредово. А ещё бредовее то, что всё это — по совету Джека Воробья, которому, кажется, никто из вас не доверяет.       Уитлокк повёл плечами.       — Джек тоже будет на борту «Буревестника». Если даже он решит нас всех дружно потопить, это будет проблематично, не находишь?       Я подозрительно сощурилась.       — Так ты вновь доверяешь ему?       — У нас нет выбора, — мрачно ответил Уитлокк, будто подписал приговор. Его явно что-то изводило. И это точно не предчувствие грызни. Но Феникс упорно уходил от разговора, будто даже наедине с собой не хотел заводить эту тему. Всё же гроза в его глазах отступила, пусть и ненадолго.       — Хорошо, — улыбнулась я, — только пошли кого-нибудь в порт, пока наш славный Воробей случайно не упорхнул куда-нибудь.       Я заперла следом за Уитлокком дверь и отчего-то печально шмыгнула носом. Оставалось не так уж много времени, чтобы привести себя в порядок, во всех смыслах. Пока часть мозга руководила выскабливанием соли из волос, другая с привычным терпением принялась распутывать клубок новостей. Пробудившийся было разум ворочал мыслишки лениво, спустя рукава, а потому ни дедуктивный, ни индуктивный, ни метод тыка к истине и полезным выводам не приближал. Все важные идеи маячили где-то на окраине сознания, дразнились, но на крючок и не думали попадаться, приходилось лишь напряжённо водить бровями. «Кусочек шоколада не помешал бы», — посоветовала я мутному отражению. Оно приобретало всё больше человеческих черт, некоторые даже были моими… Хоть и влажная, но свежая одежда, перевязь, что легла тяжким грузом на истерзанные плечи, изумрудная бандана на выгоревших, но частично вымытых волосах — возвращалась прежняя я. Шпага задиристо звякнула о ножны.       «Любопытно… — пронеслось в голове. — Утерянный клинок, записка и Гиббс… Ради чего такие старания? Зачем, Джекки?» Если бы кэп просто хотел лишить Смолла источника сведений, почему нельзя было сообщить Джеймсу? К чему была вся эта секретность, дезинформация, которая на деле оказалась правдой и лишь по чистой случайности никому не повредила? Воробей, конечно, не надеялся, что Смолл возьмёт его под белы ручки, но тогда, выходит, он повёл бы старика до самого Инагуа? Или дальше? Быть может, не уговор — сведения в обмен на помилование — ради побега, а побег — лишь предлог для союза «на всякий случай»? Ведь даже Барбосса не побрезговал в своё время затесаться в каперы. Но записка? «Я буду с Джеком...» В уверенности в себе Джеку Воробью не откажешь, однако такое — излишняя самонадеянность. Хотя приятно думать, что благодаря столь незначительной детали я предстала перед пиратами не бедовой дамой, а авантюристкой-напарницей капитана Воробья.       «Не загордись, подруга!» — предупредительно прозвучал внутренний голос. Да уж, с такими партнёрами мне подобное не светит. Сейчас я для них никто, максимум никто по имени Диана. Расскажи я несколько приукрашенную версию наших с кэпом приключений, авось накинут мне пару очков да и забудут через пару дней. Увы, с Кракеном не сражалась, войну Ост-Индской Компании и Британской Короне не объявляла, в Тайник Джонса не погружалась, где ж пиратскую славу раздобыть?.. А может, априори не видят ни Элизабет, ни Джек, ни Барбосса во мне собрата по крови, интуиция не позволяет… Ведь капитан Джеймс «Феникс» Уитлокк органично вписался в это трио, так что мне осталось лишь вытравливать из взгляда зависть и гордиться своими небольшими в карибских масштабах подвигами.       Я улыбнулась своему отражению; на лопнувшей губе проступили капельки крови. «Лучше уже не будет», — рассудила я, покидая каюту. Команда «Странника» пребывала в подготовительных хлопотах. Куда корабль двинется, спросить не успела, но уж точно парусник не собирался куковать в Порт-Хауэле в ожидании своего капитана. Не успело карибское солнце лизнуть носки сапог, мимо пронёсся разгневанный человек. У меня аж плечо хрустнуло от удара, а вместо извинений тот лишь злобно выплюнул: «Глаза разуй, сосунок!». Пылающий возмущением взгляд приклеился к ковыляющей фигуре.       — Барто! — укоризненно прикрикнула я вслед.       Старпом приостановился, обернулся; нервно дрогнула щека.       — Так себе выглядишь, — бросил он и вновь устремился в сторону бака.       Решительно вдохнув, я заковыляла следом, на ходу пытаясь выяснить, что так разгневало старого моряка. Барто говорить не хотел, бурчал и отнекивался, воистину, как обиженный ребёнок; правду едва ли ни клещами вытянуть удалось. Кто бы знал, что именно с этим пожилым одноглазым испанцем мы окажемся собратьями по несчастью, пострадавшими от чрезмерной заботы Джеймса Уитлокка. Вся десятиминутная отповедь, что Барто доверил мне, если очистить от восклицаний и возмущений, сводилась к единственной фразе: Феникс не берёт старпома с собой. Ободряюще похлопав старика по плечу, я с улыбкой заверила, что исправлю эту чудовищную несправедливость. И хоть единственный глаз недоверчиво сузился, морщины на обветренном лице разгладились, и трубка в жёлтых зубах задымила ровнее.       Уитлокка я застала в каюте за сборами: он бережно упаковывал карты в тубус. После обмена общими фразами я начала издалека:       — А что же «Странник»? Здесь останется?       Джеймс покачал головой.       — Надеюсь использовать это время во благо. Днище покрыто ракушками, тянуть больше нельзя, так что команда займётся килеванием на отмели неподалёку.       Я многозначительно хмыкнула.       — Под руководством Барто?       Уитлокк поднял взгляд. Мгновение, и лицо капитана осветила понимающая улыбка.       — Он тебя подослал? — мягко спросил Феникс.       — Нет, — тут же выдала я. — Сама пришла. Видел бы ты его, Джеймс! Я понимаю, поверь, как никто понимаю твои мотивы, но ты совершаешь ошибку. К тому же он тебе ещё долго этого не простит. Пожалуйста, капитан, измените решение.       Хлопнула крышка тубуса. Просветлевшие голубые глаза обратились ко мне с внимательным взглядом.       — Почему ты настаиваешь? — Джеймс пожал плечами.       Я оказалась не готова к такому вопросу, и язык вытолкнул первые слова, что пришли на ум. Аргумент был, прямо сказать, неубедительный:       — Потому что мы пропадём без него.       — Барто больше нужен мне здесь, на «Страннике», — не унимался капитан, убирая в футляр какие-то измерительные приборы.       Я закатила глаза.       — Ты же можешь положиться на своих людей, — развела я руками, — а на неизведанном пути человек, которому доверяешь, как себе, просто необходим. — Я направилась к двери и напоследок проговорила: — Просто подумай над этим.       Барто ждал на шкафуте. Ждал, несмотря на весь свой абсолютно равнодушный вид. Я улыбнулась старику и решительно кивнула, хоть однозначного ответа так и не получила. Отчего-то в душе царила уверенность, что Джеймс Уитлокк последует моему совету.       «Буревестник» загорал под солнцем полностью готовый к отплытию. Может, байки о душах кораблей чистой воды выдумки, но теперь шхуна не выглядела, как гниющие развалины. На Тортуге у пристани скреблось множество судёнышек: однотипных, полузаброшенных, пропитых, похожих на завсегдатаев дешёвых местных кабаков. И «Сбитая чайка» ничем не была лучше. Сейчас, когда шли последние приготовления, «Буревестник» походил на поджарую гончую — староватую для охоты, но не утратившую чувства погони; гончую, которую хозяин решил вывести на последнюю прогулку, и она едва ли не рвалась с поводка, поскрипывала, постанывала в томительном ожидании, от жажды — насладиться кратким мигом былой молодости. «Только не развались по пути, — попросила я, скребанув ногтями по борту, — остальное прощу». Судно отмалчивалось, а на его борту перекрикивались с собратьями со «Странника» отобранные капитаном члены команды. Даже стоя поодаль, корабль нависал над шхуной, как крепость над фермерским поселением, поблёскивал стёклами в панорамных окнах на корме и снисходительно перемигивался пушечными портами — их зачем-то проверяли перед отплытием. На «Буревестнике» они были наглухо задраены, и я сильно сомневалась, что несчастные восемь-десять пушек на борту нам, случись какая напасть, смогут хоть чем-то помочь.       — Только не развались, — повторила я, поднимаясь по трапу.       Где-то под лопаткой зарождалось незваное волнение. Дело заключалось не столько в судне, сколько в тех, кто с минуты на минуту должен был ступить на его борт. Гектор Барбосса и Элизабет Тёрнер — никто из них и не думал обмолвиться о мотивах желания завладеть сокровищем. Интуиция беспокойно ворочалась, подсказывая, что наши друзья знают куда больше, чем говорят, хотя некоторые соображения на их счёт имелись. Надо было только с кем-то обсудить… Джек Воробей — воплощение бесконечности вопросов. Пытаться понять его мотивы и мотивы его поступков всё равно, что играть в шахматы с гроссмейстером, когда не знаешь правил: конец партии неумолимо приближается, а уверенности в собственных ходах больше не становится. Нет даже шанса понять, кто ему «заклятые друзья» — партнёры или соперники? По крайней мере, на данном этапе. Ясно, что, когда перед глазами заблестят десятки, может, сотни карат, каждый будет сам за себя, но до заветного камня — сотни неизведанных миль…       Бойль пинком отправил пустую бочку из-под солонины по трапу с борта «Странника». Она, по инерции перепрыгнув через ящики, слетела с пристани, плюхнулась в лодочку, отчего та, оттолкнувшись от свай, отправилась в свободное плавание, и теперь матрос нёсся следом, ругаясь и отмахиваясь от язвительных подколов боцмана. Против воли вырвался громкий смех.       Забавно, подумала я, мы ведь, как эта бочка — Уитлокк, Воробей… и я за компанию. Объявился могущественный некто, дал пинок — мотивацию, то бишь, — мы ускорились, того и след простыл, а мы всё катимся, катимся — то ли по собственному желанию, то ли по инерции. Но, вот странность, никто не подталкивает вроде, а катимся всё скорее, несёмся сломя голову… Иногда человек — противоестественное создание.       На борту «Буревестника» царила привычная суета: новая команда, собранная из матросов с разных кораблей, пока не отличалась слаженностью действий, но исходя из отсутствия суровых криков квартирмейстера (что из команды Барбоссы) справлялись пираты в целом неплохо. Видно было, что подопечные капитана Феникса относятся к собратьям и к необходимости подчиняться чужому «начальству» без особого энтузиазма. Но пока всё шло мирно.       Не успело изнурённое тело уютно пристроиться на юте, в поле зрения попала раздражённо вышагивающая фигура капитана Воробья. Он торопился откуда-то с портовых окраин, и что-то мне подсказывало, настроение у него, как наше новое судно — лишь казалось бравым. Я и дёрнуться не успела, как за спиной проскрипело:       — Ну? И кто ты?       Первой реакцией было желание в панике спрыгнуть за борт, ибо в голове всплыли безрадостные картинки первого знакомства, когда я на коленях умоляла Барбоссу (и Воробья заодно) сохранить мою жалкую жизнь. Теперь же довелось остаться с грозным шкипером наедине.       — А кого вы видите? — с напускным любопытством обернулась я.       Корабельный «преемник» Эдварда Тича уселся на бочку, поскрёбывая протезом палубу. Глаза его выражали красноречивое безразличие. Пока Барбосса то ли кашлял, то ли посмеивался, прежде чем ответить, я бросила беглый взгляд за спину: Джек ступил на пристань и замер в растерянности.       — Ты и Джек, что вас связывает? — требовательно вопросил шкипер.       Я глянула на него с непониманием; красноречивым намёком изогнулась левая бровь.       — Это же не допрос, правда? — Я поднялась с искусственной улыбкой. — Мне всего лишь почудилось, да?       Барбосса не ответил. Или ответил многозначительным молчанием. Более задерживаться в напряжённом диалоге с ним я не стала, ибо мозг уже давно занимался проблемой поинтереснее, а на искусные препирательства и словесные баталии хитрости не хватало.       Смурной взгляд Джека ненадолго скакнул на меня, потом вернулся к шхуне и прилип в кормой части по правому борту. Капитанские брови скукожились у переносицы, усы приподнялись, красочно описывая пиратское недоумение.       — Это что такое? — Голос его звучал как у недовольного клиента, мол, заказывали «Жука», а прислали «Запорожец».       — «Сбитая чайка», — провозгласила я с улыбкой, — то есть, «Буревестник». Теперь это «Буревестник».       Кэп мрачно вздохнул. Одной моей фразы оказалось достаточно, чтобы смекнуть о несостоявшемся посещении Большого Инагуа. Поняв, что перед носом — лучшее из того, что было, — Джек терпеливо повёл плечами и лишних вопросов решил не задавать. И всё же отпечаток неведомой раздражающей думы с его лица не исчез, в точности, как и у Феникса. На фоне постоянно обременённых чем-то секретно-важным пиратов собственное состояние казалось мне до неприличия беспечным, хотя мозговые котлы кипели на пределе.       — Погоди! — Кэп деловито направился к трапу. Оклик побудил обернуться. — Ты ничего не забыл мне рассказать? — Лицо Воробья приняло исключительно сосредоточенное выражение. — Записка? Шпага? — подсказала я, устав от молчания. Ромовые глаза понимающе округлились. — Почему ты не сказал? — менее требовательно спросила я.       — Да знаешь, — наигранно протянул пират, — всё как-то времени не было.       — Издеваешься? — хмуро надулась я. — Опять?       Джек выдавил краткую усмешку.       — С чего бы это? Не бери слишком много в голову, мисси, — на ходу бросил он через плечо.       — Ну-ну, — сквозь зубы выдавила я, а вслед — так сильно, чтоб слова впечатались в самовлюбленную капитанскую спину, — крикнула: — Спасибо!       Прошло чуть больше четверти часа, и все участники поисковой экспедиции собрались на борту «Буревестника». Вот она, «могучая кучка»! Капитаны — Барбосса, Воробей и Уитлокк — совместно со штурманом обсуждали оптимальный курс. Элизабет Тёрнер не вмешивалась, но чутко слушала каждое слово, стоя чуть позади и не привлекая внимания. Барто (светящийся от радости, как неоновая вывеска) знакомился и обсуждал круг обязанностей с квартирмейстером, мистером Уезелом. Прочие члены объединённой команды действовали слаженно и дружно. Гудели скользящие по юферсам тросы, скрипели, разворачиваясь, гафельные бейфуты, постукивали о пристань кранцы — «Буревестник», подбирая швартовые, рвался с привязи. Я в одиночестве сидела на юте, у гакаборта, уложив руки на шершавые доски планшира и пристроив на них голову. Суетливый Порт-Хауэл походил на вокзал: полный незнакомцев, равнодушных пассажиров, которым городок служил обычным перевалочным пунктом, не больше. У меня в душе он тоже не оставил никакого следа. Я глядела на него так же, как разглядывают в окно поезда пролетающие мимо промежуточные станции. Но вот начали набирать отсчёт ярды между пристанью и ахтерштевнем, а вместе с тем пробудилось осознание Начала. Никто не знал наверняка, и всё же, как ни крути, мы вышли на финишную прямую. Теперь сокровище и охотников за ним отделяли десятки миль безумно красивого моря. Ни посредников. Ни подсказок. Я до сих пор точно не знала, куда шхуна возьмёт курс — лишь общее «на север», случайно выхваченное из чьего-то разговора. Вопреки неведению верилось, что неизведанный путь пощадит нас (в отличие от многих искателей приключений, что сгинули раньше, чем достигли цели). Верилось, что «эфир власти» не окажется искусным мифом, и, в конце концов, мы сможем снять натирающий шею поводок.       Воздух застрял поперёк горла. Не успела мелькнуть и исчезнуть в голове мысль о незримом погонщике за спиной, как глаз зацепился за статную женскую фигуру у края причала. «Дестини…» — беззвучно прошептала я. Ведьма словно почувствовала, что её узнали, и небрежно махнула рукой на прощание. Предвкушение романтичного приключения покорёжилось, сморщилось, как побитая морозом ягода. А беспечность, в которой я обвиняла себя ещё полчаса назад, сменилась тяжким грузом обоюдных тайн.       — Попутного ветра! — доброжелательно прокричали с встречного рыбацкого ялика.       — М-да, попутнее некуда… — угрюмо пробурчала я в ответ.       Порт-Хауэл равнодушно прощался с гостями, скучающе глядел вслед удаляющейся шхуне, не рискуя предполагать, какая судьба ждёт людей на её борту.       «Буревестник» самоотверженно бросился навстречу неизвестности. С первого взгляда у нас со шхуной не заладилось, и причиной тому не капризная натура, что не хотела обменивать дворец на крестьянскую лачугу. Было ещё что-то на уровне чисто женской интуиции, аргументированное железобетонным «Потому что». Но как бы я ни относилась к судну, деться с него было некуда. Да и на его борту места, чтоб затеряться, оказалось не так уж много. О персональных каютах уж подавно не могло быть и речи. Капитаны и я с Элизабет за компанию обитали в капитанской каюте, она же кают-компания. Обстановка там балансировала на грани между минимализмом и аскетизмом: мутные блёклые окошки, узоры из плесени чуть ли ни в каждом углу. Каждый дюйм судна пропитал запах гниения, сырости и беспросветного тлена. В какой-то момент бывшую «Сбитую чайку» стало жалко, стоило только представить, как она медленно разлагалась в тортугских водах, брошенная владельцем и никому ненужная. Время, проведённое в Порт-Хауэле, пошло ей, однозначно, на пользу. Парусник принадлежал Уитлокку, а потому никто из союзников не захотел брать на себя хлопоты по превращению разваливающейся посудины в неплохую шхуну. Так что «Буревестник» появился на свет исключительно благодаря широкой душе и полному карману капитана Феникса. На верфи вычерпали воду, залатали дыры в днище, укрепили стеньги, поставили новые гафельные паруса, добавили две восьмифунтовые пушки по правому борту, со штуртросом повозились, якорные канаты заменили — и вуаля, судно готово к отплытию. Всего-то! Расходы по снаряжению шхуны в плавание шли отдельной графой. Барто бушевал долго и громко, обвиняя остальных пиратов в бессовестности, но Джеймса финансовые трудности интересовали в последнюю очередь. Он будто не слышал всей старпомовской тирады, уткнувшись взглядом в испещрённые линиями карты, и Барто пришлось отступить, разочарованно махнув рукой. Но такова уж была его стариковская испанская натура — не мог моряк прожить день спокойно, не вытрясши из кого-нибудь душу. И тут, как нельзя кстати, объявилась я: за неделю отдохнувшая, посвежевшая и отвыкшая от его подколов.       — Чудные вы, барышни, создания, — недовольно заметил Барто ни с того ни с сего.        Порт-Хауэл и видимая земля растворились за горизонтом чуть больше двух с половиной часов назад. Я мирно посиживала на юте в тени от парусов, перебирая пальцами по колену. Задумчивый взгляд плавал по палубе, а старший помощник, как водится, объявился внезапно из-за плеча.       — Это вы о чём? — невинно спросила я.       Цепкий взгляд старого моряка чётко отследил траекторию до единственной цели, что полностью занимала моё внимание, несмотря на всю видимую беспечность. Джек Воробей в своей обычной манере ненавязчивого флирта болтал с урождённой мисс Суонн. Та отвечала сдержанно, частенько усмехалась, но от пирата избавиться не торопилась.       — Глядишь на него так, будто сожрать готова, — подметил Барто, усаживаясь рядом. — И чего у тебя с ним может быть? — не унимался старик. — С ним, а? Ты погляди, погляди на…       — Барто! — сурово прервала я. — Я ценю ваше мнение, но относительно личной жизни в нём абсолютно не нуждаюсь.       Моряк надулся. Кольца из трубки задымили часто и обиженно.       — Нас с Джеком многое, слишком многое связывает, — нехотя пояснила я.       — Тебя? С ним? — возмущённо пыхнул табаком старпом. — Вот не понять мне, как этому обалдую всё достается — и корабль этот его быстроходный, и бабы волочатся, как блохи за псиной… Ну ведь не заслуживает!       Старый пират знал толк в том, как разговорить любого, хоть мертвеца, знал, за что дёргать, на какие мозоли наступать, а я наивно полагала, что все его речи взаправду, а не ради того, чтоб вытянуть из меня чистосердечное. Оттого бросилась самоотверженно защищать честь капитана Воробья в словесной схватке, хотя самого пирата уже и след простыл.       — …Кракена?! Да ни в жизть не поверю! Чёрт меня дернул с бабой связаться! — беззлобно распалился Барто, когда кульминации достигла очередная невероятная история про Джека Воробья. — Я таких сказок знаешь сколько, знаешь сколько слышал! А? Одна чуднее другой! Походи по тавернам и не такое прознаешь. Но ты, но ты-то! — потрясал старик узловатым кулаком. — Умная же! Хоть с виду! А всё чушь пересказываешь!       Пиратская тирада всё набирала обороты. Моё лицо обратилось в маску терпеливого примирительного внимания.       — А как же Барбосса? И «Летучий Голландец»? — наконец не вытерпела я. — Вы же сами видели!       Барто фыркнул и шлёпнул ладонью по бедру.       — Тоже мне, «Голландец»! Корабль как корабль, только дряхлый на вид, как покойник, и всего-то!       Я поджала губы, раздражённо закатив глаза. Следующая реплика трусливо засела за зубами. Над морем взметнулся столб брызг, как от подводного взрыва. Ветер тут же заботливо адресовал капли в лицо. От внезапной волны «Буревестник» нырнул на левый борт, едва не зачерпнув воды. В уши, сквозь застрявший грохот трескающейся водной толщи, ворвался по-настоящему перепуганный голос старика Барто:       — Господи Иисусе, помилуй!       И хоть у меня самой внутри всё испуганно сжалось, будто бы готовое в любой момент дать дёру, я назло всему лишь выше задрала подбородок. Взгляд с напускным равнодушием провожал нависший над шхуной «Летучий Голландец». Барто впал в ступор, не зная, то ли за оружие хвататься, то ли молитву читать.       — Расслабьтесь, — максимально спокойно улыбнулась я. Ладонь легла на плечо старшему помощнику. Я представляла, какой хаос творился в его поседевшей голове. Проклятый корабль, как нарочно, объявлялся в точно угаданный момент, когда неверующие или чересчур праздные моряки наиболее уязвимы.       Тут же изо всех люков высыпал перепуганный, всклокоченный народ, и по повадкам легко угадывались те единицы, что подобную картину видели не в первый раз. Элизабет пыталась стереть с губ неуместно счастливую улыбку, Барбосса за её плечом лишь придирчиво щурил глаза. Джеймс поднимал с палубы запнувшегося на ровном месте и побелевшего, как полотно, Бойля, и при этом старался выглядеть буднично, словно это не огромный корабль из-под воды вынырнул, а всего лишь любопытная касатка. Джека видно не было.       «Летучий Голландец» журчал потоками воды, словно шептал какое-то заклинание на позабытом всеми древнем языке. Корабль, и правда «дряхлый, как покойник», подбирал паруса, чтобы успевать с «Буревестником» в ногу. Подумалось, отчего новый капитан не подлатал его? Или это такой дресс-код: не положено проклятому, наводящему жуть кораблю, что пересекает границы миров, выглядеть иначе? К тому же мёртвым-то всё равно. К счастью, команда «Голландца» выглядела человечнее. Матросы приблизились к борту — бледные, усталые, но даже более живые, чем некоторые обитатели Тортуги или завсегдатаи других карибских кабаков. Колыхнулась глупая тщедушная надежда, что выпадет шанс сменить транспорт.       Пока я с любопытством разглядывала моряков на корме и приглядывалась к закрытым пушечным портам, капитан ступил на борт шхуны в районе бака. Это я поняла по шарахнувшейся публике: матросы отступили к корме, а их главари — наоборот, навстречу гостю. Барто, скрипя зубами по трубке, пошёл за мной следом, и весьма кстати: успел вовремя подхватить под руку, чтобы кувырком с полуюта не спустилась. «Глаз, что ли, нет?» — бросил он. Есть, да только прикованы были заинтересованным взглядом к уверенной фигуре Уильяма Тёрнера. Элизабет мгновенно объявилась под боком у мужа, но вела себя сдержанно, будто бы стеснялась многих незнакомых глаз. Обхватила под руку и умиротворённо затихла, покрывая пытливый взгляд вуалью безмятежности. Когда я (под руку с Барто) достигла честной компании, было закончено первое знакомство между Уиллом и Фениксом.       — …Джек? — недоверчиво переспросил Барбосса.       — Да, где он?       Только сейчас я заметила в руках у Тёрнера солидный рулон обветшалой бумаги. Пришлось заинтересованно выглянуть из-за плеча шкипера, привстав на цыпочки. Взгляд Уилла сместился ко мне. Тут же засветилась улыбка, против воли затеплились щёки румянцем, а бессердечный капитан лишь приветливо качнул головой. Подводная жизнь — если, конечно, можно было участь Уилла называть жизнью, — бывшего оружейника не то чтобы закалила, а скорее, выдала авансом потустороннюю холодность и суровость. И будто бы Элизабет чувствовала, видела это, оттого и жалась ближе, пыталась согреть любимого своим теплом. Глянув на их сдержанные недообъятья, я тут же позабыла о детской неприязни, о ревности и глупой злости.       — Помочь с транспортом или просто пожелать удачи? — протиснувшись между Барбоссой и Уитлокком, заговорила я.       Уилл только непонимающе моргнул.       — Мы знакомы?       — Диана, — протянула я руку, — я…       — Она с Фениксом, — резко, как штамп, прилетело из-за спины. Внутри всё вскипело, я обернулась с абсолютной готовностью испепелить Воробья взглядом. — Видишь, как я и говорил, — самодовольно сверкнул зубами кэп, бессовестно игнорируя меня, — все в сборе.       — Говорил? — переспросила Элизабет и добавила, как мне почудилось, с лёгкой обидой: — Когда это вы успели побеседовать?       — О, Лиззи, не время для ревности, — издевательски отмахнулся Джек. В ответ Уилл швырнул ему свиток с явным намерением угодить по наглой физиономии. Но капитан «Жемчужины» ловко ухватил подачу; усы сложились удовлетворенной дугой.       — Что это? Какая-то карта? — Уитлокк обвёл свёрток внимательным взглядом.       — Какая-то — это та, по который мы утром курс прокладывали, а эта — та самая, — с важным видом морского Нострадамуса пояснил кэп.       В неведении о сотрудничестве Воробья и Уилла Тёрнера оказались все, кроме них самих, но результат этого «сговора» принёс положительные плоды, потому никто из капитанов придираться не стал. Ясно было, что «Летучий Голландец» плёлся бок о бок с нашей шхуной не ради того, чтобы выполнить курьерскую доставку. «Команда мечты» — огнеупорный, в воде не тонущий сплав моряков с легендарных кораблей — на тот момент не был укомплектован полностью. Я и не придавала значения, почему отобрали по пять человек, когда прибыли матросы Воробья и для чего на шхуне, помимо капитанов, нужны три штурмана. Команду «Буревестника» пополнили пятеро подопечных Уилла Тёрнера: крепкие, с каменными лицами и водянистыми глазами — как подводные скалы. Уитлокк и Барбосса с Воробьем, получив новую моряцкую игрушку, с которой сыпалась труха при неаккуратном касании, умчались (и уковыляли) в кают-компанию; Элизабет что-то отчаянно шептала Уиллу, сжав его руку в своих ладонях, а капитан «Голландца» лишь периодически покачивал головой. Я, как неприкаянная, потащилась прочь с бака, ища взглядом, куда бы пристать.       «Летучий Голландец» надолго задерживаться не стал. Пусть у Уилла и было бремя, обязанность переправлять души на тот свет, но неужели его не заботила судьба любимой женщины, раз он благословил хождение по неизведанным водам на хлипкой лодчонке? Мог хотя бы следом идти, как конвой… Я не могла успокоиться, расслабить пружину настороженности, как ни пыталась. Все переговоры, неоднозначные сговоры врагов против друзей, недомолвки, косые взгляды вместо вопросов, улыбки вместо ответов — приходилось в каждое слово вслушиваться с тройным усердием, и постепенно это вошло в привычку. Но ощущение уязвимости, незащищенности перед неизвестным врагом, что охватило меня, едва Порт-Хауэл скрылся на горизонте, беспокоило навязчиво и неопределённо. Стоило забыться, выдохнуть, как иголочки начинали предостерегающий перезвон, и чувство умиротворения звонко лопалось, как хрупкий воздушный шарик.       Нужно было как-то отвлечься, занять разрывающийся на части мозг чем-то одним, конкретным. Потому вечером второго дня я вытащила Джеймса Уитлокка на палубу из полумрака кают-компании. Вдохнув посвежевшего воздуха, размяв затёкшую шею, разглядывая пылающий солнцем горизонт и граничащее с ним море, Феникс даже слегка улыбнулся. С момента нашей встречи в порту, после рандеву со Смоллом, я всегда видела его каким-то напряжённым, сжатым, словно бы он готовился к прыжку в воду или ожидал, что сверху вот-вот рухнет небо. На все вопросы отнекивался, умело уводил разговор, спрашивал о какой-то ерунде и пытался растворять мрак в глазах искусственной улыбкой. Я перестала спрашивать, но не прекратила думать.       Солнце коснулось кромки моря под перестук костей на бочке, а следом — галдящий спор вперемешку с хохотом. Я пригладила ладонью планшир.       — Они что-нибудь сказали? Зачем ищут камень? — Джеймс окончил рассказ о произошедшем за то время, что мы с Джеком играли в шпионов и неудачливых беглецов. Повесть вышла скудной и малоинтересной.       — Да, — протянул Джеймс, — что-то вроде: «Не твоё собачье дело». — Я понимающе хмыкнула: другого и не ожидала. — А что, думаешь вызвать на откровенный разговор? Даже Барбоссу? — по-доброму улыбнулся Уитлокк.       Я поджала губы.       — Вряд ли получится… Просто… Понимаешь, допустим — Элизабет и Барбосса. Они не враги, но и дружбой их отношения уж точно не назовёшь. И теперь они вдвоём, объединившись… Я поняла бы это, объявись второй Катлер Беккет или другой аватар карающей длани Ост-Индской компании. Всё-таки Братство. Но ради сокровища? Которое достанется одному? И Джек… Все они. При надобности и не задумаются, предать или нет, однако сейчас объединились и вместе ищут путь к кладу. Быть может, их план гораздо глобальнее, нацелен на что-то по-настоящему великое?.. Или всё гораздо проще. Кто лучше объединяет, чем не общий враг?       Уитлокк обернулся ко мне с внимательным, вдумчивым взглядом.       — Общий враг? — на тон ниже уточнил Джеймс. — Ты же считаешь, что Джек связан с Анжеликой…       Я скривилась от слов «связан с Анжеликой».       — Допустим, она заставила Джека. Кто тогда мотивирует Тёрнеров и Барбоссу? Уж вряд ли они отправились на поиски того же самого, до сего дня никому даром ненужного камня одновременно с нами просто по чистой случайности. Неприкасаемых нет. Что, если они не конкуренты, а такие же наемники, как и мы?       — Разумеется, это не случайность, — начал рассуждать Уитлокк. — Никто из них, и Джек в том числе, так и не обмолвились, откуда узнали про камень, как, собственно, и о том, зачем он им сдался. Но я не думаю, что Деруа рискнул бы связываться с такими пиратами.       — Такими, не такими... — пожала я плечами. И только потом в голове зазвенело одно единственно важное слово. Игривый вечерний ветер пытался незаметно унести его прочь, укрыть за окрашенным в закат парусом и затем растворить далеко над морем. Но не успел. — Погоди… — Я медленно обернулась, давая мысли осесть. Порыв свистнул меж длинных прядей. Искренний виноватый взгляд Уитлокка говорил громче всяких слов: я услышала то, что не должна была, он это понял и мог лишь напрасно сожалеть. — Деруа? Тот француз? Ты… Ты его знаешь? Его имя?       — Астор Деруа. Французский капитан, доверенное лицо короля.       Меня будто бы связали по рукам и ногам и притянули к земле: плечи опали, ладони сползли с планшира, рот ошарашенно приоткрылся.       — А не сказал ты мне это, очевидно, потому… — язвительно заговорила я.       Уитлокк тут же почуял недобрый настрой.       — Это ничего не меняет.       — О, правда? — карикатурно ахнула я.       — К тому же, прости, но ты слишком увлечена… другими проблемами.       Я отпрянула слегка, не сразу понимая, о чём речь. В горле комом стояла обида, мешающая трезво рассуждать.       — Вот как ты это видишь? — насупившись, спросила я. — Думаешь, всё только из-за Джека? Что остальное меня нисколько не волнует? Что мне плевать на Тортугу? На этого Деруа? На тебя плевать?! — Голос дрожал, нарочно брал высокие тона.       — Нет, Диана, я не это имел в виду. — Уитлокк примиряюще подступил ко мне, попытался коснуться руки.       — Это! — шарахнулась я в сторону. — А там, у охотников!.. Я места себе не находила! Думала, испортила всё! Думала, Смолл!.. Вас!       Дышалось ужасно трудно, как в противогазе. Обида душила, сводила с ума, кипела ещё недавно заставшая лава ревности.       — У вас всё в порядке? — опасливо вмешался Барто с трапа.       — В полном! — холодно бросила я. Последний режущий взгляд был адресован точно печально-голубым глазам Феникса. Доски палубы гулко стучали от гневной поступи, оставленной как заключительное слово в споре.       Деваться было некуда и примиряться с собой, с обидой, с гневом, разочарованием и мрачной смесью неоправданных надежд пришлось на верхней палубе, при всех. Может, в том и состоял смысл быть «командой», что все чувства и тревоги даже против воли приходилось делить с остальными, разными порциями. А в ответ возвращались твои переживания, но уже пережёванные, отделённые от плевел, обсуждённые и в итоге — ничтожные. Я по-партизански молчала, лишь губы покусывала, но любопытные взгляды знакомых и незнакомых глаз незаметно растаскали волнения по лоскутам, не оставили, казалось бы, ничего. Кроме желания наверстать упущенное. До поздней ночи я слонялась под открытым небом; задумчиво скрёб носок сапога потемневшие доски палубы, звёзды серебрились высоко и привычно, поскрипывал рангоут. И пришло осознание — словно нашептал кто, сквозь шум волн, — что слова Уитлокка (хоть сама и вложила их в его уста) не так уж надуманны. Каяться приходилось острому месяцу, ибо не было рядом никого более приближенного к небесам: что на поиски подписалась ради шанса с Джеком поговорить; что, уйди кэп к горизонту ещё там, у острова Креста, не осталось бы от меня больше, чем пятьдесят килограмм тоски; что прикрывалась алчностью и жаждой сокровищ, чтобы быть в гуще событий, чтобы подавать себя как пиратку, а потом и сама не заметила, как чаши весов уравновесились. Потому теперь было важно очутиться на шаг, на полшага впереди. Или хотя бы просто не отставать.       Начать я решила с выяснения ответа на набивший оскомину вопрос: зачем каждому из наших союзников «эфир власти»? С Джеком всё было просто и ясно до боли — не скажет, хоть пытай, ибо не его это желание, а встречу с Анжеликой пока никто не назначал. Кэп привычно сторонился меня, общался не больше, чем необходимо. Редко его фигура маячила далеко от кают-компании, где можно было бесконечно долго пререкаться со старым добрым Барбоссой. Капитан «Мести королевы Анны», что, к слову, так и не обозначила своего местоположения, деловито развалился в единственном кресле и не объявлялся на верхней палубе без важного повода.       Подружиться с Элизабет Суонн-Тёрнер не составило особого труда, ибо написание отношений с чистого листа пригодилось, как нельзя кстати. Задевая тему очередной откровенной беседы, я лишь искала подтверждения своей единственной и, как думалось, верной теории: всё из-за сердца. Сердца Уилла. Вряд ли шантажист, если таковой и прятался в тени за спинами пиратов, нашёл бы более весомый довод. Я никогда не спрашивала напрямую, но так или иначе в разговорах проскальзывали тому различные подтверждения: Элизабет думала, что знаю я о ней не больше, чем она обо мне, оттого говорила без особой опаски.       Откровенничать с Гектором Барбоссой я так и не решилась. Было в стареющем пирате нечто недосягаемое. Иное, нежели в Джеке Воробье. Эти двое служили прекрасными антиподами друг другу, и, может, именно потому, что с Джеком с горем пополам удавалось говорить по душам, в диалогах с Барбоссой язык присыхал к нёбу, и всё, что я могла выдавить, — неоднозначные междометия. Хотя, пожалуй, послеобеденная сиеста, что посвятили сказанию о наших с Джеком похождениях, служила исключением. С лёгкой подачи кэпа и в моём пересказе история вышла напряжённой, недолгой, но с важным посылом: промедление может стоить приза в этой игре. Пираты так единогласно пришли к выводу, что Смолл во что бы то ни стало не должен заполучить камень, будто делёж внутри нашего «союза» — что-то стороннее, само собой разрешимое. На деле, скорее, каждый спал спокойно потому, что под подушкой спрятал нож.       «Буревестник» бежал по волнам бодро и уверенно. На третий день редкие обрывки суши перестали попадаться на глаза и воодушевляюще маячить на горизонте, как будто земли больше не было, и единственная оставшаяся твердь — потрескавшаяся палуба шхуны. Команда вроде бы сплотилась и в унисон подумывала, как тратить ожидающие пиратов сокровища. Мечты были простые и понятные — кому дом и жену, кому ром и шлюху, кому еды вкуснее, кому кафтан поновее. Даже нелюдимые матросы с «Летучего Голландца» живо откликались на предложение затянуть очередную тоскливую шанти и припомнить земные радости Тортуги или Ямайки. На всю эту идиллию я любовалась издалека, с угла на полуюте: Джек с Барбоссой развлекались бесконечными спорами, Джеймс с Элизабет частенько болтали на верхней палубе (оказалось, они познакомились ещё лет пятнадцать назад на приёме у какого-то лорда), мне же в напарники изредка доставался Барто. Старик знал множество морских баек — рассказанных и пересказанных по сотне раз, — чем и старался развлекать, а я ненастойчиво пыталась выудить неизвестные мне сведения. Но, за исключением пары скупых слов о французе, старпом не выдал ничего сколь-нибудь полезного.       Пару дней новое имя — Астор Деруа — никак не шло из головы. Спрашивать о нём у компаньонов я не торопилась. Вдруг станется, что он из погонщика обратится в козыря? Вспоминая первую встречу с ним у острова Песо, теперь я и правда видела в нём приближённого короля, того, кто не боится запачкать руки и опуститься на самое дно, чтобы угодить Величеству. Такой слуга, казалось бы, непритязательной в отношении карибских территорий Франции, вполне мог всерьёз угрожать разрушением Тортуге и шантажировать этим Феникса. А что помимо этого? На что он ещё способен? Снарядить два брига, чтобы отправить экспедицию, и целый флот — чтобы пожать её плоды? Неужто, пока Британия и Испания ожесточенно грызлись за господство на море, французский король с уступающим обеим империям флотом решил исправить бедственное положение, не привлекая излишнего внимания? «Эфир власти»? Власть принадлежит тем, у кого больше денег. Тогда в невзначай брошенном Деруа «привлекательная драгоценность» — куда больше истины, чем кажется. Как много карат требуется, чтобы возродить флот?..       Сумерки сгущались. Целый день прошатавшись по палубе без дела, я спустилась в каюту. Джек изучал хмельным взглядом карту, в углу в кресле похрапывал Барбосса, закинув деревянную ногу на бочонок рома. Капитан Воробей бегло глянул на меня и вновь уткнулся в параллели. Поглядев по сторонам в поисках чего-то, на что можно сесть, я вытянула из темного угла старый потрескавшийся сундук и умостилась у стола в маленьком кружке света, что отбрасывала одинокая свеча. Карта была ветхая, будто Уилл Тёрнер её воистину с того света притащил, поэтому никто вблизи неё и дышать не решался, и пергамент украшал стол, как диковинная фундаментальная скатерть. Циркуль шагал по карте из стороны в сторону, отмеряя расстояние от нас до пересечения линий координат; голова удобно умостилась на столе, опёршись на руку, и дремота уже начала подступать. Как вдруг взгляд зацепился за тонкий чёрный пунктир, протянувшийся на дюйм выше нашей цели.       — Что это? — шепотом спросила я, указав пальцем.       Джек странно глянул на меня.       — Тридцатая параллель.       — А это, — я указала ниже, — северный тропик?       Кэп медленно кивнул.       — А нам — сюда? — Палец коснулся перекрестия. Голос опасливо дрогнул. А перед глазами на сверхскорости, словно странички познавательного журнала, мелькали кадры хроник и псведонаучных фильмов.       — Ты догадлива, дорог…       — Нам нельзя туда идти! — вскрикнула я.       Барбосса резко и неуклюже вскочил, выхватывая саблю.       — Ну, подходи! Кого продырявить первым? — Джек наклонился, чтобы лучше рассмотреть шкипера. — Какого чёрта ты орёшь? — возмутился тот.       — Нам нельзя туда идти! — по словам повторила я взволнованно.       — У меня хороший слух, — подметил кэп. — Может, всё же объяснишь?       В каюту ворвался Уитлокк.       — Что-то случилось?       — У твоей дамы припадок, — пробурчал Барбосса.       — Да нет же! Вы не понимаете! Это же Бермудский треугольник! — с посылом проговорила я.       Повисла тишина. Слышно было, как стучит нож кока. Капитаны глядели молча, недоверчиво. В их глазах отражалось явное непонимание.       — Бермудский треугольник, — повторила я. Ноль реакции. — Да бросьте! Самое таинственное место на планете! Мало кто оттуда возвращается. Одни корабли пропадают бесследно, с других исчезают команды, и суда вечно дрейфуют в океане. Там опасно!       — Не слыхал о таком, — скривившись, ответил Барбосса. Воробей и Уитлокк кивнули в подтверждение.       Мне словно пощечину влепили. В голове не укладывалось, как самая известная морская байка наравне с Кракеном может вызывать у пиратов лишь сомнительное фыркание! Но пугать их дальше «бездоказательными страшилками» было себе дороже: ещё б нарекли умалишенной.       — Значит, ещё услышите, — констатировала я. — Просто поверьте — это путешествие не будет лёгким.       Вряд ли до кого-то из них дошёл смысл моих слов, но сама же я порядочно испугалась. В голове достаточно просто сложилось, что могущественный камень — да будь он даже просто дорогой блестяшкой! — очень удобно спрятать в месте, куда никто не желает соваться. Нехорошее предчувствие затянуло удавку на шее. Я выбралась на ют, опасливо вглядываясь в темнеющие воды. Теперь плавание казалось обманчиво безмятежным, будто море затаилось и ждало благоприятного момента, чтобы нанести коварный решающий удар. Смести людей волнами, опустошить корабль и оставить его на волю ветра в наставление будущим авантюристам… Фантазия разгулялась не на шутку, я вздрагивала от любого резкого звука.       Вопреки ожиданиям солнце мирно ушло за горизонт, окрашивая небо и море золотистыми красками. Жёлто-малиновые облака искусными узорами украшали тёмный горизонт. Свежий юго-западный ветер приятно гладил кожу. Наступала дивная морская ночь. Изредка каким-то особым полушёпотом отзывался на качку такелаж, да поскрипывал рангоут. Матросы затянули моряцкую песню о Ленивом Джо. С камбуза запахло вечерней стряпней. Верхняя палуба почти опустела. Рулевой что-то насвистывал под нос. Зажглись огни, укутав палубу «Буревестника» тёплым светом. И всё же что-то не давало покоя. Я нервно барабанила пальцами по планширу, разглядывая пенящиеся у бортов волны.       — Успокойся. — Тёплые руки Уитлокка обхватили меня за плечи. — Тебя так пугают легенды?       Я обернулась.       — Пойми, это больше, чем просто легенда, — настояла я, но, как назло, ни одного факта в голову не лезло. — К тому же опыт показывает, что всякое возможно и проклятья не сказки.       Джеймс мягко улыбнулся.       — Почему бы тебе тогда не послушать другую легенду. — Феникс насильно усадил меня на ящик, как ребёнка, не желающего идти в кровать в поздний час. — Однажды в Англию направлялся обычный пассажирский корабль, — таинственным голосом заговорил Уитлокк, и его мечтательный взгляд растворился над морем. — И вот как-то ночью вдали от суши моряки подобрали девушку: бедняжку оставили одну в шлюпке без еды и воды на волю океана. Незнакомка была крайне напугана после встречи с пиратами и боялась кому-либо довериться. Капитан того корабля дал ей кров, обогрел и накормил. А один из пассажиров, богатый и недальновидный англичанин, предложил доставить её к родным. Девушка оказалась весьма милой, учтивой и интересной собеседницей, так что за несколько дней покорила сердца всех, кто был на борту. А затем на корабль напали пираты, захватили всех в плен и требовали выкупа. Спасённая же оказалась сообщницей разбойников и втёрлась в доверие, чтобы облегчить захват судна. Авантюра пиратов вышла неудачной, выкуп получить не удалось и пленников пришлось отпустить. И волею судьбы именно та незнакомка спасла англичанина, дала стократ больше чем кров и тепло. Одним своим появлением перевернула его мир и дала новую жизнь. И вот через несколько лет они встретились вновь. Девушка оказалась в беде, боялась просить помощи, искренне веря, что может быть только помехой. Но затем, ступив на борт пиратского корабля, стала незаменимой спутницей, приносящей победу в любом сражении. Говорят, стоит довериться ей, отнестись по-доброму и взять в путь, и никакие злоключения и проклятья не станут на пути. — Уитлокк закончил и с улыбкой обернулся ко мне.       Щёки теплились румянцем. Я тоже заулыбалась против воли. Было странно слушать такой пересказ пусть давних, но всё равно тяжёлых и напряжённых событий, будто та история и вправду лишь мало кому интересное предание.       — Хорошая легенда, сэр. Вы верите в неё?       — До последнего слова, — заверил Уитлокк, глядя прямо в глаза.       Я со вздохом обернулась к морю. С каждой минутой темнота сгущалась, будто бы кто-то закрашивал окрестности чёрной краской. По небу расползлись плотные облака, скрыв бледную луну, и только на западе редкими бусинами блестели крохотные огоньки звёзд.       Уитлокк некоторое время неотрывно глядел в небо. Блики небесных огней в его глазах завораживали, так что я едва успела отвести взгляд.       ─ Я не помню, когда последний раз смотрел на звёзды просто так, ─ заявил Джеймс с таким серьёзным видом, будто сознавался в измене короне.       Я слегка приподняла брови.       ─ Ты ─ пират. Наверное, это нормально.       Феникс неопределённо качнул головой. Засвистела дудка на камбузе, оповещая о готовности ужина.       Покидая палубу, я бросила прощальный взгляд, — последние звёзды растворялись за облачной завесой, — и прошептала:       — Что ж, будем надеяться, Бермудский треугольник — лишь неправдоподобная легенда.