Птицы пели звонко, переливчато. Ощущение сладкого сна мерно растворялось. Я медленно приподняла веки, моргнула и открыла глаза. Тонкая полоска солнца протискивалась в самый угол окна. Рассвет. Взгляд опустился ниже, к пальцам руки, что служила вместо подголовного валика и одновременно приобнимала меня за плечо. Сорвался беззвучный смешок. Я аккуратно перевернулась на спину. Джек засопел, дёрнул замлевшей рукой и, стоило мне только приподняться, тут же подтянул её к себе, как котёнок собственный хвост. Я села, оглядываясь по сторонам и в то же время ничего не замечая. Солнца становилось всё больше. Я услышала, как Джекки проснулся, и спросила:
— Это что, сон?
Кэп зашевелился, потянулся. Послышался шорох, возня, а затем тяжёлый вздох.
— Во сне был бы ром.
— А ты всегда только об этом, — с улыбкой заметила я, оборачиваясь.
Он тут же очутился над моим плечом и выдохнул на ухо горячим шёпотом:
— Не только и не всегда, дорогуша.
Я едва удержала хихикающую улыбку и отвела взгляд куда-то вверх и в сторону, водя пяткой по палубе. Играючи его пальцы скользнули по моему плечу, как по клавишам фортепиано, двумя линиями очертили шею и с дурашливой осторожностью убрали с лица прядь волос. Джек решил поставить точку — быстрым внезапным поцелуем, от которого захотелось застучать задней лапкой, как довольному кролику. Карие глаза осветились задором, усы иронично изогнулись — Джек распознал сладковатый привкус на моих губах.
— А вчера настаивала, что никакого рома.
Вспоминать вчерашнее было слишком сложно. Слишком волнительно. Слишком чувствительно. Вряд ли бы мне удалось сдержать эмоции и не поддаться истерично-счастливому смеху. Я посмотрела на солнце и зажмурилась — впервые тепло было не только на коже, но и в душе. Впервые хотелось прочувствовать каждую секунду, каждый миг вдвойне дольше, чем они проносились на самом деле.
— Джекки… мне следует что-то сказать?
— Думаешь, нужно? — с понятным намёком в голосе отозвался он. И вдруг толкнул в плечо, да так чувствительно, что моё «Хей!» вышло крайне перепуганным.
«Чёрт», — взвыла я. Кругом расстилалась ночь. Шлюпка второй раз коснулась пологого берега, что знаменовал начало территории пиратского рая. Перед глазами сверкала огнями и кипела жизнью свободная Тортуга, а мне так хотелось вернуться в эту странную иллюзию — к рассветным лучам в окнах каюты и желанным прикосновениям.
Сердце заколотилось с волнительной дрожью. Не обращая внимания на происходящее, я понеслась по лабиринтам улочек со скоростью того самого счастливого кролика. Бежала, не замечая липких словечек и капель пота. Бежала к таверне, которую ненавидела всем сердцем за бесконечный шум и тесноту, пресыщенную не самыми приятными ароматами. Но пустующие «Жемчужина» и «Странник» дремали в гавани, и я знала, где искать как минимум одного капитана. Все заготовленные слова выдул свистящий в ушах ветер. Да и какие речи достаточно хороши для подобных моментов?
Перемахнув через распластавшегося поперёк ступеней моряка, я ввалилась в двери и встала как вкопанная. Народ шумел, кипел драками, танцами и тисканьем девок. Под потолком, подобно центрифуге, ходила ходуном простреленная в нескольких местах люстра. Медленно продвигаясь к центру, я искала глазами знакомые лица, угадала двух матросов со «Странника» и тут…
Они спорили — занимались привычным делом. Джеймс — во всем чёрном, с брезгливым взглядом и полуобнажённой шпагой, Джек — с объёмной кружкой и скачущими по публике глазами. От всех реплик Уитлокка Воробей отмахивался в прямом и переносном смысле, и тот потерял терпение. Пристукнув кулаком, Джеймс резко встал и, прежде чем я успела отлепить язык от нёба, скрылся в толпе.
Нужно было сдвинуться с места. Определённо. Но мозг утратил контроль над телом, разве что позволив растерянно моргать. Одна часть меня страстно желала провалиться под землю, ибо момента более неловкого придумать сложно, другая — изнывала от необходимости объятий, прикосновений, осязанию реальности. На губах дрожала улыбка в ритм с дёргающимся под глазом нервом.
Я решительно выдохнула и шагнула вперёд. В тот же момент стукнула кружка по столу, и Джек поднял голову. Тело впало в ступор, точно кто-то на кнопку нажал. Я не знала, куда деть руки, сплела пальцы, закусывая губу. Кэп глядел на меня молча, одним только выражением лица пытаясь спросить крайне эмоционально: «Какого чёрта ты здесь делаешь?!». Я слегка развела руками и, вжав голову в плечи, растянула улыбку пошире. Просился неудержимо радостный смех, слишком искренний в своей неадекватности для публичного места, заливистый, захлёбывающийся, переходящий в рыдания. Удивление на лице пирата сменилось привычной лукавой доброжелательностью. Он встал, в танцевальном па убрал стул с пути, приветливо улыбнулся и с осторожным недоверием проговорил:
— Не думал снова тебя увидеть, дорогуша.
Воздух внезапно кончился в лёгких, и вместо ответа получился растерянный писк. Глаза защипало. Сердцу в груди стало тесно. Я глубоко вдохнула, чтобы ответить, как вдруг откуда-то — будто прямо изнутри меня — зазвенел смелый смех, отчего карие глаза пирата засветились ярче свечей. Я не успела ничего понять, только челюсть резко отъехала вниз, когда в раскрытые объятья кэпа нырнула Анжелика со страстным бесстыжим поцелуем. Пока я боролась с яростным желанием выколоть себе глаза собственным кортиком, они оторвались друг от друга, и испанка, нежно проведя пальцами по шее Джека, проворковала:
— Может, уже признаешь, что сторонишься меня ты совершенно неправильно, а? Более абсурдно было лишь тогда, когда ты «случайно» забрёл в наш монастырь.
Кэп сверкнул зубом, взглядом раздевая Анжелику, и ответил:
— Ну, видимо, тот раз был точно не случайностью.
— Хватит! — рявкнула я надломленным голосом. Никто не шелохнулся. Джек, проявляя чудеса галантности, усадил свою пассию за стол. — Джек! — Анжелика тряхнула волосами и заметила, что в этот раз его природное бессовестное обольщение не сработает. Кэп в ответ протянул порцию рома. — О нет… — От мелькнувшей догадки спазмом свело всё тело, скрючило, как весенние цветы при внезапном заморозке. — Нет-нет-нет… — Я подлетела к столу с молящим: — Джек! — Он скрылся за кружкой, постукивая пальцами свободной руки по бутылке. — Пожа!.. — Дрожащие пальцы, что с осторожностью коснулись его щеки, прошли сквозь. — Нет! — Я отшатнулась, затем вновь подалась вперёд в попытке ухватить Джека за запястье. — Нет!!! — Жар паники охватывал каждый миллиметр кожи. От бега сердца в груди стало больно. — Джек! Джек, пожалуйста… Ты… ты же слышишь меня… Джек! — Отчаянные попытки удержать себя в руках становились всё бесполезнее. Тут же вспомнились едкие слова Джонса: «Выбраться из Тайника — ещё не значит вернуться». И хотя в голову тут же потоком хлынули вопросы бытия духом, призраком, привидением или ещё какой-либо сущностью, я настойчиво молила Джека услышать меня, снова и снова пыталась коснуться его, подать хоть какой-то знак, но ни одна попытка не приносила результата, и холодящее дыхание страха стало ощущаться всё явственнее. — Джек, — я опустилась на колени, смахивая слезы, — пожалуйста, Джек. Я же здесь. Верни… верни меня. Прошу… я не хочу… я устала жить, как во сне, устала… я не хочу быть не там и не здесь… Джек, верни меня!
Кэп нахмурился. В его глазах пролегли тени. Долгий взгляд, и Анжелика тут же спросила: «В чём дело?».
— Я тут подумал, — медленно заговорил Джек, — мы с тобой всякого повидали, правда? Всякое нечто уже так не пугает. Так вот, я подумал, — карие глаза очертили неуверенную дугу, — не пойми превратно, но, может ведь быть такое, что это судьба свела нас?
Я схватилась за голову и бросилась бежать.
Там или
здесь — инстинкты работали превосходно, вели верной дорогой в нужное место. К соломинке. Поток событий, крушащий всё на своём пути, гремел всё яростнее, но эта самая соломинка по-прежнему обнадёживающе маячила впереди, даруя новую порцию сил на борьбу.
«Призрачный Странник» наполовину скрывался в ночной темноте. В кубрике горели фонари и плясали тени, на палубе было пустынно: компания любителей философских разговоров, вахтенный и на корме — капитан. Уитлокк стоял спиной, опёршись о планшир и выглядывая что-то в тьме над морем с редкими крапинками звёзд. Если бы не фонарь на бизань-мачте, его бы самого нельзя было отличить от ночи. Песнь моря успокаивала, бриз сушил слёзы.
— Джеймс… — голос дрогнул, прозвучал тише волн. — Джеймс! — Ветер спустился к палубе, скрипнул снастями. Уитлокк слегка повернул голову. — Джеймс! — почти вскрикнула я. Он обернулся — вряд ли ко мне, скорее на звук выстрела с пристани. Теперь он стоял точно напротив, смотрел прямо в глаза. Просто стоял и смотрел. Как и я. Слезы лились тихие, горячие. С каждым едва слышным всхлипом становилось всё больнее. Всё больнее от взгляда — насквозь. От прикосновений — которых не было. От жизни — что была кругом и в то же время за невидимым пределом. Между нами было меньше ярда, в который уместилась бесконечная неизвестность. — Джеймс, я не хочу… не хочу умирать в одиночестве, не хочу уходить. Пожалуйста! Прошу тебя, Джеймс, пробуди меня от этого кошмара. Я не хочу, слышишь! Разбуди меня! Верни! Разбуди ме!..
— …Да просыпайся ты уже! — Голос резкий, хлестнул по ушам, как пощёчина. Я дёрнулась, свет ударил по глазам, затем на рёбрах и спине вспыхнули очаги боли.
Над головой болтался фонарь, его держала вытянутая рука, принадлежала она Дейви Джонсу, и лицо капитана выражало бесчувственное понимание происходящего. Он стоял наверху, я же распласталась у нижней ступени трапа.
— Блаженная улыбка… Ха, кошмар, похоже, вышел стоящим.
Я потёрла ушибленный бок.
— Ваше сочувствие прям бальзам на душу. — Рубашка промокла насквозь, дышалось трудно, будто я всё ещё пряталась под одеялом от страха. — Этот сон был слишком реальным, как иллюзии Тайника.
Джонс слегка прищурился.
— Почему ты уверена, что это не Тайник?
Я запрокинула голову и с широкой улыбкой ответила:
— Мне страшно. — Постанывая, я поднялась и в упор посмотрела на скептично настроенного капитана: — В Тайнике страх был только в голове, в разуме или его остатках… А теперь я его чувствую, — я приложила ладонь к солнечному сплетению, под которым тяжелел ком, — вот здесь. И это хорошо.
Дейви Джонс качнул головой и, выставив левую ногу слегка вперёд, поинтересовался:
— И чего же ты боишься? — Взгляд застыл на его очеловеченном лице, наблюдая, как отражение огня в маленьких глазах блестит всё ярче. — А-а, ясно, — пренебрежительно протянул он, как показалось, с довольством наблюдая мою мрачнеющую физиономию, и словно бы собрался продолжить, но вместо этого многозначительно хмыкнул и направился прочь, уводя за собой пятно света.
Мне правда было страшно. Но страх этот был совсем иным, не тем изматывающим, удушающим, а, наоборот, заставлявшим вдыхать поглубже, чтобы утихомирить обескураженный бег сердца. В крови бурлил адреналин, постукивание каблуком больше походило на нервный тик, но всё это было проходящим. Я знала, что всё уляжется, едва минует момент X, едва реальность развеет все «А вдруг…», едва с уверенностью можно будет сказать: «Это лишь сон, ничего больше».
Не успела я, лениво потирая глаза, опуститься на ступени трапа, в спину прилетело командное:
— Чего это ты расселась? В гавань заходим!
Я тут же подскочила и вперилась взглядом вперёд. Ничего. На фоне подсвеченного луной неба и поблёскивающего волнами моря едва угадывался более тёмный гористый силуэт. На нём, как случайные капли, виднелись редкие крапинки жёлтых фонарей. Я бросила беглый взгляд за спину и вновь посмотрела на приближающуюся землю. Пока одна часть мозга послушно руководила телом в ответ на стремительные команды Джонса, другая скрупулёзно перебирала просачивающиеся подозрения. Капитан «Лисицы» не высказал и вопроса после того, как я провозгласила с окрылённой весёлостью следующую точку нашего маршрута. Он просто понимающе кивнул головой, когда я описала положение острова относительно Тортуги, и вроде что-то сказал про добрый ветер. В голове мельтешило столько мыслей, что я не знала, за какую хвататься, и насторожённость уступила место наивной доверчивости. Теперь, глядя на то, что никак не могло оказаться Тортугой, я корила себя за недальновидность, за то, что доверилась хоть и бывшему, но Морскому Дьяволу, которого величали так не из красивого словца. Хороша пиратка, ничего не скажешь!
— Ха, вижу, страх для тебя привычное состояние, — усмехнулся Джонс, заставив меня едва ли не подпрыгнуть на месте. За раздумьями и одновременной работой с гафелем я утратила контроль над мимикой, и смятение вышло весьма красноречивым.
— Это… разве Тортуга? — как можно спокойнее проговорила я.
Джонс повёл рукой, глянул на очертания земли и снова на меня.
— Ты указала курс, — ответил он с той интонацией, которая не озвучивала, но предполагала насмешливый укор.
Я затянула узел и закачала головой.
— Это не может быть Тортуга, не может, — настойчиво повторила я, стараясь убедить то ли его, то ли себя. Вместо ответной реакции капитан Джонс принялся активно двигать ноздрями, водить головой, ловя потоки воздуха. Я было недоверчиво приподняла брови, но затем нос защекотал царапающий горьковатый запах дыма. — Вот дьявол! — бросила я, отчаянно таращась в темноту в попытке разглядеть что-то помимо мрачных силуэтов.
Это была Тортуга — «Лисица» приблизилась настолько, что спутать очертания гавани и нависающего над ней горного хребта было невозможно. Но Тортуга совершенно иная. Исчезла переливающаяся вереница огней и жёлтые покачивающиеся гирлянды фонарей на кораблях. Затих разгульный гомон, жужжание голосов и музыкальных инструментов, что обыкновенно бросал в лицо прибывшим морякам ночной ветер. Пятна света желтели у причалов, кое-где в окошках дрожали свечи, светилась площадь в глубине города, да у выхода из порта из стороны в сторону маячил крохотный рыжий огонёк. Туча выпустила лунный диск, и под холодным серебристым светом проступили щетинящиеся досками и балками обломки стен и исходящие дымом пепелища; по левому борту из воды тянулись кверху, точно костлявые пальцы мертвеца, обломки мачт. Сердце забилось глухо, будто где-то внизу. Среди немногочисленных и маломерных судов высились колонны мачт военного корабля. Я с испугом глядела на едва различимый флаг на грот-мачте, попутно в груди скукоживалось тяжёлое нечто, предвещающее недобрый исход. С каждым ярдом, что пронырливо преодолевала «Лисица», держась от корабля на почтительном расстоянии, плечи всё ниже сгибались под грузом плохого — уже больше, чем просто предчувствия. Тут, как нельзя кстати, объявился Джонс с остроумным: «Всему приходит конец». Патруль в гавани шхуну проигнорировал.
Я с опаской ступила на доски причала, будто они вот-вот могли проломиться и отправить меня в пучину ада. Дейви Джонс не торопился, ждать его мне совершенно не хотелось. В голове мелькала мысль о молитве: только вот о чём?.. Я расправила рукава рубашки, чтобы скрыть клеймо, и опасливо двинулась прочь из порта.
Тортуга словно вымерла. Непривычная для этого места тишина пугала до дрожи, каждый шорох, скрип заставлял испуганно замирать, вглядываясь в ночь. Где-то далеко отчаянно лаяли собаки. От стойкого запаха дыма просился кашель. Чуть ли не бегом я покинула прилегающие к порту улочки — не глядя по сторонам, шлёпая сапогами по грязи. Эхо шагов отдавалось набатом, так что быстрая походка непроизвольно сменилась крадучей, боязливой. Я миновала небольшой пустырь, на котором обыкновенно торговали самыми ходовыми товарами, перебралась через перевёрнутые телеги и разбросанные на земле ящики с тарой. Ноги понесли к двухэтажному зданию, где тускло светилось окно: стоило приблизиться, огонёк тут же погас и стукнули ставни. Послышались смелые шаги и перезвон обмундирования. Я вжалась в стену, сливаясь с темнотой. Мимо, одинаково держась за сабли, прошествовали двое солдат в красных мундирах. Факелы в их руках щедро осветили ночь и в ней — ряд плакатов на стене здания напротив. Патруль скрылся, и я бросилась туда. Ведя ладонью по отсыревшей бумаге, точно пытаясь считать кожей, а не глазами, я двинулась вдоль стены. Их всех разыскивали. Лиц было не разглядеть, только с трудом попытаться угадать буквы в именах. Пальцы приостановились:
Анна-Мария Бонне. Та самая ли? Плакаты висели в несколько рядов, верхние в тени навеса было вовсе не разглядеть. Ещё несколько шагов. С губ слетел выдох с радостным сипом —
Джек Воробей. Одно только упоминание имени, и вдребезги разлетелся страх вернуться в нужное место, но при этом слишком поздно. Большего разглядеть не удалось. В проулке показался свет, и я скрылась на другой улице.
Погасли яркие огни Тортуги, и с ними исчезла моя способность ориентироваться в пространстве. Шарахаясь от малейших звуков, я плутала по улочкам, как слепой котёнок. Впереди зашумели голоса, подняли лай собаки. Я вжалась в стену дома и выглянула за угол: по улице, петляя, как заяц, нёсся человек, отчаянно мельтеша руками. За ним — гончие, стремительно удалялись от солдат, что перекрыли улицу. Человек вскрикнул, метнулся в сторону от чего-то. Бахнул выстрел, человек кубарем прокатился по земле, и с диким рычанием на него накинулись собаки.
Я бросилась бежать со всех ног. С неба посыпала морось. Меж домов мелькнуло яркое пятно. Наконец я остановилась, припадая к ограждению колодца. На растянутых верёвках болталась забытая одежда. Глянув по сторонам, я стянула большой плащ, чтобы перестать светить в ночи белой рубахой. Пальцы дрожали, завязки никак не хотели сходиться. Накинув глубокий капюшон, как мотылёк, я поспешила к огням, держась ближе к стенам.
По периметру площади горели факелы. Прогуливался караул. Двери двухэтажного белого здания были настежь распахнуты, из многих окон лился свет. Капитан Воробей не утруждал себя экскурсиями по Тортуге, зато в обязательном порядке снабжал меня сведениями обо всех тавернах, но этот дом выглядел слишком добротным пусть даже для самой лучшей из них. Выждав некоторое время, я протиснулась меж домов, чтобы осмотреть площадь с другой стороны, из параллельного проулка. Караул покинул поле зрения, и я высунулась из укрытия.
Дыхание перехватило, ноги словно отнялись. У правого края площади возвышался эшафот. На горизонтальной балке сидела крупная птица и самозабвенно долбила верёвку. Испуганный крик так и остался где-то в горле, сдавливая изнутри. Повешенных было трое. Одного я знала. Капитан порта — бессовестный бездельник, бесконечно обожавший свой титул. Обыкновенно он заваливался в таверну за полночь и сразу же пускал пулю в дверной косяк, по одному ему ведомой причине. Проигрывать не любил, но умел. Это некогда его шхуну, переродившегося из «Сбитой чайки» «Буревестника», растерзал в Треугольнике призрачный корабль. Теперь он болтался безвольным мешком на тонкой верёвке посреди площади — на потеху одним, в устрашение другим.
Я не заметила, как из-за особняка объявился патруль с собакой, как та, нервничая, зарычала, как настороженно замелькали факелы. Вдруг меня сгребла в охапку и утащила на несколько ярдов в глубину домов сильная тень.
— Только попробуй попасться и тем более упомянуть обо мне, — мощным толчком направляя меня в какой-то сарай, пригрозил Джонс и тут же растворился.
Кругом разверзался ад. Чувство потерянности и собственной ничтожности только укреплялось. Мне хотелось броситься следом за Джонсом, но ноги подвели, и я просто рухнула на колени, не понимая, что делать, тщетно пытаясь сосредоточиться хоть на чём-то. И всё же что-то во мне заставляло отказаться от мыслей о поиске убежища потише в местечке подальше.
Оставив попытки успокоиться, я, как трусливая крыса, припустила на запад по самым глухим, а следовательно, грязным, вонючим и заброшенным проулкам. Там, у западной границы городка стояла таверна «Сторожевой пёс» — не многим лучше, но уж точно не хуже остальных. Извечные пьяницы до неё добирались редко, ибо двухэтажное здание разместилось на пригорке, который никак не поддавался заплетающимся от крепкого пойла ногам. Чем ближе я подходила, тем сильнее становилось чувство, что направление верное. Нижний этаж заливал пляшущий жёлтый свет, как никогда манящий уютом, но сочился он через щели плотно закрытых ставень. Облезлая дверь покачивалась из стороны в сторону на ржавых петлях. Опасливо обернувшись, я глубоко вдохнула и решительно вошла внутрь. Ко мне тут же обратилось с десяток настороженных взглядов. Убедившись, что под капюшоном женщина, а не вояка, посетители вернулись к своим занятиям — неразборчивым разговорам вполголоса и выпивкой без тостов. Трактирщик не сводил с меня глаз. Помявшись у входа и так и не решившись справиться у него, я поддалась зову сердца и поднялась на второй этаж.
В небольших комнатках, отведённых под ночлег, то звонко храпели, то полушёпотом спорили или сипловато посмеивались, выиграв пари. Двери оставались позади одна за одной. Пресловутая женская интуиция уверенно, упорно вела меня в конец коридора, а затем налево. В тёмном тупике лишь сквозь одну щель проникал тусклый свет одной свечи. Сердце взволновано трепетало. Всё же не каждый день восстаёшь из мёртвых. Долго я стояла у двери, не решаясь войти. Несколько раз рука останавливалась в дюйме от ручки. Мне стоило успокоиться: взбудораженные эмоции кипели внутри, мешая сосредоточиться. Я направилась к лестнице, но резко развернулась и, не останавливаясь, буквально ввалилась в комнатушку. Единственная оплавленная свеча задрожала, и свет затанцевал на стенах. Скромно обставленную комнату окутывал стойкий аромат рома. У стены сиротливо приютилась не бог весть какая койка. Точно напротив двери стоял небольшой стол, на нём две бутылки — одна пустая, другая на четверть полная.
Джек Воробей безмятежно спал, откинувшись на спинку стула, вытянув ноги и любовно приобняв ещё одну бутылку. Я замерла, боясь даже вздохнуть, моргнуть и тем самым прогнать всё это, развеять, обратить в очередную иллюзию. Верная треуголка сиротливо валялась на полу. Я присела и, помедлив, подняла шляпу с пола. В момент, когда пальцы коснулись жёсткой кожи, в голове громыхнул голос: «Неужели это взаправду? Неужели реальность? Неужели я вернулась?». С особой нежностью я проводила по полям потрёпанной шляпы, вспоминая каждый миг, когда её появление среди голов праздных зевак или врагов сулило совершенно не то, что предполагалось. Просились слезы радости. Я закусила губу и прижалась спиной к двери. То спокойствие, в котором пребывал Джек, мирная тишина небольшой комнаты так контрастировали с тем ужасом, что творился за дверью. Не хотелось упустить ни мгновения, потому что любое из них могло стать последним. Я прислушивалась к умиротворённому сопению пирата, и собственное дыхание затихало, сердце перестало колотить по грудной клетке.
Впервые мысль коснулась насущного вопроса: что сказать? С чего принято начинать приветствия в подобной ситуации? Галантно кашлянуть? Или, может, нежно постучать кэпа по плечу и предъявить его непонимающему взгляду свою улыбающуюся мордаху? Или дождаться за дверью утра? Ярче всего горело желание накинуться с объятьями и не размыкать рук во что бы то ни стало, пусть даже исчезнет Вселенная.
Я бережно примостила треуголку на край стола и погладила Джека по щеке — увы, только взглядом. Заскрипели половицы. Я отступила на пару шагов. Гулко прокатилась в угол опрокинутая бутыль из-под солений. Этого шума оказалось достаточно, чтобы прервать хмельной сон пирата. Джекки замычал, облизывая пересохшие губы. Замлевшая рука потянулась к похрустывающей суставами шее, пока кэп разлеплял глаза.
— Джек… — Губы непроизвольно расплылись в улыбке.
Глаза засверкали подобно альфе Ориона. Я напряжённо застыла по стойке смирно, пытаясь хоть как-то сдержать неописуемый восторг, что взрывал буквально каждую клетку организма. Но длился он недолго. Едва пиратский взгляд сумел сфокусироваться на моём силуэте, его обладатель изменился в лице. Былой сон как рукой сняло, а на лице отразились самые тёмные оттенки гнева. Мгновение — и в меня полетела пузатая бутылка. Я лишь успела укрыться рукой, и тара со звоном приземлилась у промокших сапог.
— Джек! Ты че… — Я подняла глаза, и тут же тело сковали оковы холодящего душу ужаса. В упор на меня смотрело тёмное око — дуло пистолета. Я чувствовала, как глаза расширяются от ужаса, а челюсти отбивают мелкую дробь — но совладать с собой не могла. «То, что нас не убивает, делает сильнее». А как насчёт того, что убивает? Мной овладела паника. Безудержная. Хотелось сломя голову бежать прочь, укрыться в тёмном уголке, спрятаться и перестать чувствовать жжение страха в сердце. Из глаз скатились две дрожащие слезинки. Я стояла не в силах пошевелиться, не в силах что-либо сказать. Остальной мир превратился в расплывчатую гамму, и лишь круглое и непроглядное дуло пистолета непоколебимо и упрямо глядело прямо на меня. Пронёсшиеся стремглав несколько секунд показались вечностью, проведённой на задворках ада.
— Мёртвые оружия не боятся, — прозвучал вердикт. Пистолет медленно опустился вниз. Теперь я смотрела на Джека. Он и вправду словно привидение увидел, но не то, что гремит цепями в старинных замках, а сделанное из простыни, чтобы напугать соседа. — Ты жива… — с непонятной, совершенно неоднозначной интонацией проговорил Воробей.
— И ты решил это исправить, — нервно отозвалась я, потирая ушибленную руку. Не успел вернуться из мёртвых — получи синяк, убедись, что живой.
— Ты же погибла, — вновь усомнился капитан, с прищуром приглядываясь к моему лицу. Его взгляд скрупулёзно изучал каждую деталь во мне, не менее тщательно, чем когда оценщик приглядывается к алмазу.
— Очевидно, это не так, — улыбнулась я, стараясь прогнать остатки ужаса. Вновь всё пошло совершенно не так, как хотелось.
Джек, поколебавшись, уложил пистолет на стол и склонил голову набок. Бросив сомневающийся взгляд на початую бутылку, кэп задал самый ожидаемый вопрос:
— Что ты здесь делаешь?
— Ты, похоже, не рад, — даже не пытаясь скрыть разочарования, проговорила я.
Вместо ответа Джекки резво поднялся, замешкался, качнувшись и скользнув пальцем по рукояти пистолета, и подошёл ко мне, оставив между нами меньше ярда. На его вопросительный взгляд я слегка развела руками. Упорно глядя прямо в глаза и тем самым заставляя дышать шумно и взволнованно, Воробей двумя пальцами ухватил меня за предплечье и сжал, пока я забавно не ойкнула. И только после этого успокоено выдохнул: «Хм». Выдохнула и я.
— Ну и, — с заинтересованной беззаботностью Джек упал обратно на стул и жестом предложил мне присесть на кровать, — поделишься рецептом чудесного спасения?
Мне послышалась в его голосе заведомая недоверчивость. В целом же кэп пребывал в чудесном расположении духа, к рому не прикладывался, пистолет убрать не торопился, но глядел доброжелательно, даже, показалось, несколько более, чем раньше.
— Ничего чудесного, — пожала я плечами, начиная тщательно заученную легенду. — Я очнулась на борту шхуны, меня подобрал торговец. Рану, как могли залечивали, благо лекарь толковый попался. Как только окрепла, направилась на ваши поиски и с чего-то решила, что наверняка встречу вас на Тортуге. — Усы на пиратском лице сложились сомневающейся дугой. Слегка улыбнувшись, я добавила: — Я бы показала шрам, но это скомпрометирует меня как порядочную девушку.
Кэп закачал головой, не сводя с меня глаз.
— Шхуна, значит? — переспросил он. — А как называется, не скажешь, а то вдруг посчастливится встретить…
— «Лисица».
— Угу, — протянул Воробей и продолжил испытывать моё самообладание изучающим взглядом. — Выпьешь? — Очертив восьмёрку, палец указал на ром.
— Нет, я… А где Джеймс? — Я хотела спросить это куда раньше: помешало навязчивое ощущение нахождения не в своей тарелке, как незваный гость.
Джек дёрнул бровью.
— Если бы я знал это, то был бы уже мёртв.
Я аж воздухом поперхнулась.
— Это, прости, как?
— А так, — с лёгким раздражением и в то же время удовольствием, что есть, кого укорить, пояснил пират, — что твой душка-капитан с чего-то решил, что именно я повинен во всех смертных грехах, в том, что нас повязали, и в особенности в твоей, как уже выяснилось, не-гибели, и потому вознамерился воздать мне по заслугам самым мучительным образом, смекаешь?
— Но при чём здесь ты, если виноват Смолл? — недоуменно спросила я.
— А при чём здесь Смолл? — непонимающе поднял плечи Воробей. Я только смятённо сдвинула брови. — Его там удар хватил, когда тебя… не пристрелили. — На этих словах я перестала окончательно что-либо понимать. — Зато из-за суматохи… ну и стоит признать, не без небольшой помощи удалось сделать ноги. И знаешь, мисси, не так обидно словить пулю от мундира, как от сбрендившего союзника! — гневно выплюнул кэп и в качестве доказательства с грохотом закинул на стол левую ногу, демонстрируя дыру в бриджах выше колена и свежий шрам.
Несмотря на полную растерянность внутренний голос остроумно заметил, что если бы Феникс хотел убить Джека Воробья, то давно бы это сделал.
— И что, — спустя полминуты осторожно спросила я, — ты просто засел здесь и решил спиться?
— Нет! — воскликнул кэп, точно задели его честь. — Я… у меня отдых. Здесь твой безумный мститель станет искать меня в последнюю очередь, так как это ведь очевидная глупость, заявиться в самый ожидаемый порт. Так что, да, отдых. Тортуга — лучшее для этого место!
— Серьёзно? — Я послала ему скептичный взгляд. — Ты когда последний раз за дверь выходил?
Джек задумался, приложив палец к подбородку.
— А какое сейчас число? — Я растерянно развела руками. — И вообще — я трезв! Почти.
— Да-да, — вздохнула я, — помню: «Я трезв, даже когда я пьян». — Кэп фыркнул и в доказательство правоты дыхнул в мою сторону. Я машинально отклонилась. — Тортуга теперь не лучшее место…
— Точно! — взмахнул пират руками и резко подался вперёд, отчего звякнули украшения в волосах. — Что-то такое припоминаю…
— «Что-то такое»?! — вспыхнула я. — Там военный корабль в гавани, в порту точно ураган пронёсся, часть судов затоплена, кругом портреты всех, кто в розыске, на площади повесили уже троих, одного затравили собаками на моих глазах, а ты называешь всё это «что-то такое»?! И вообще, где твой корабль? Команда?
Джек открыл рот, собираясь ответить, замер, прищурился, слегка повернул голову в сторону, а затем, выковыряв что-то из зубов, с уверенностью указал в угол за моей спиной: «Там». Если мне не изменяла память, «там», на другой стороне острова, была «дикая гавань» — значит, Джек Воробей не достиг категории совершенного безрассудства. И всё же, даже будучи с ним в одной комнате, наблюдая за отсутствием малейшего беспокойства насчёт королевских солдат в пиратском городе, я не ощущала себя в безопасности, и «Чёрная Жемчужина» показалась спасительной крепостью. Кроме того, даже несмотря на благожелательное равнодушие Дейви Джонса, я не могла ручаться, что при случайной (или нет) встрече с Джеком Воробьём всё закончится мирно.
— Джек, надо уходить.
Видимо, мой голос прозвучал достаточно безрадостно, чтобы капитан Воробей — неуместно довольный — согласился отправиться на «Жемчужину». Это всё, о чём я могла думать и на что надеяться, будто, чтобы разбирать ворох мыслей, крайне необходимо было найти надёжное убежище.
При всём напускном бахвальстве и бессовестном безразличии к происходящему на Тортуге Джек вёл себя весьма осмотрительно: начиная с того, что покинули мы таверну через заднюю дверь, и заканчивая предупредительно выставляемой рукой при малейшем постороннем звуке. Я семенила за ним следом, то и дело норовя «случайно» ткнуться в спину или задеть плечом, а в душе булькала странная смесь побитого счастья и устойчивой потерянности.
До окраины осталось чуть более полумили, вдалеке виднелась кучерявая кромка джунглей. Джекки продолжал затянувшуюся шутку, мол, мне в этом наряде только косы на плече не хватает, как вдруг и без того напряжённую тишину рассёк грозный окрик:
— Воробей!
От жуткого, словно бы трескающегося голоса живот стянуло испуганным спазмом. Джек вжал голову в плечи, разворачиваясь всем телом, как кот во время падения. И словно бы следуя за ним по инерции, развернулась и я, зашелестел плащ по сапогам, взгляд метнулся с Джековой треуголки к тени в переулке, подловил блеск пистолета, и ноги сами — до того, как пришло осознание, — толкнули меня в сторону кэпа, загораживая. В последний миг перед хлопнувшим по ушам выстрелом мушка пистолета дёрнулась влево. Пуля чиркнула Воробья по плечу: послышался по-настоящему испуганный, но при этом негромкий вопль.
— Прочь! — Существо — да, это было куда скорее диковинное существо, нежели человек — отшвырнуло один пистолет и тут же наставило другой. Голос хриплый, надрывный, больше похожий на человекоподобное рычание зверя, чем на речь. Пока капитан «Жемчужины» судорожно перебирал в уме, какую потустороннюю нежить умудрился потревожить, эта самая нежить сделала несколько тяжёлых шагов по направлению к нам. Джек впился мне в плечи, полностью скрываясь за спиной. Я же явственно представила, как пули дырявят Воробья сквозь мою тушку, и вскинула руки. — Убирайся! — рявкнул вроде как человек. — Сейчас же! — И в этом прозвучало явное предложение последнего шанса на спасение.
Луна подсветила сцену откуда-то сбоку, небрежно обрисовав затасканную одежду на нём в шаге от категории «лохмотья» и длинные — уже не волосы, а лохмы, сплетающиеся с густой щетиной. То, что со стороны было секундами, тянулось вечностью. Целую вечность я пыталась вытолкнуть язык наружу хоть с каким-то звуком; целую вечность встречала летящую в лицо раскалённую пулю. Целую вечность в панике на задворках разума скреблось отчаянно вопиющее осознание. Но рассудок капитулировал, и тогда оно схлопнуло лёгкие и заставило выплюнуть споткнувшееся о зубы и неверующее:
— Д-джеймс?
Мир исчез. Осталась лишь я и
существо напротив — в котором с каждым мигом угадывалось всё больше знакомых черт.
— Боже… Джеймс! — Я протянула руки и, не чувствуя ног, поплелась навстречу, игнорируя уставившееся на меня дуло.
Он замер. Точно окаменел в одно мгновение. Даже ветер отступил.
Я одним движением отбросила капюшон. Пистолет стукнул о камень у сапог.
Этот взгляд был именно
таким. Этот взгляд был обращён к призраку. Наполненный ужасом и надеждой.
— Джеймс… — то ли проговорила, то ли прошептала. Ладонь застыла в миллиметре от его руки. — Это я, Джеймс. — Я закрыла ладонями его руку и прижала к груди. — Это я.
— Ты погибла…
— Нет.
Глаза блестели. Не лазурные, не чёрные, стеклянные. Блестели лихорадочно, пробуждаясь.
— Диана?.. — Неверующее. Не услышала, по губам прочитала. Джеймс с опаской поднял руку к моему лицу, коснулся сначала осторожно. Я закрыла глаза, растворяясь в прикосновении шершавой ладони на щеке. Прикосновении скорее вопрошающем, но для меня — дающем уверенность. «Не сон». — Диана!.. — Полушёпот. Я подняла веки. Джеймс так отчаянно вглядывался в мои глаза, будто где-то на глубине радужки крылся ответ. Так же отчаянно я хваталась за каждый момент реальности. — Ты… — Ладонь резко скользнула по щеке. Пальцы в моей руке напряглись. Его взгляд скользнул за моё плечо, вернулся, вновь метнулся за спину и вновь заглянул в глаза. — Ты!.. — Мне не нужно было услышать его, чтобы понять.
— Нет!
Джеймс отчаянно закачал головой. Отступая. Убивая меня каждым шагом. Последнее прикосновение исчезло слишком быстро.
— Нет, Джеймс, нет! — Я помедлила буквально секунду, но Уитлокк растворился в ночи. — Джеймс!!! — заорала я, не боясь ничего, кроме его догадки.
С исчезновением Уитлокка время вернуло привычный бег. Вернулось окружение, заполненное стрёкотом насекомых и осуждающим перешёптыванием ветра в кронах.
— Знаешь, — объявился Джек за плечом и не продолжил, пока я к нему не обернулась, — я, правда, рад тебя видеть. — Я непонимающе моргнула и провела пальцами по горлу в попытке снять невидимую удавку. — Так, мисси, — кэп настороженно вытянулся и подхватил меня под руку, — а теперь нам пора.
На звук выстрелов и крики объявилось сразу несколько патрулей, и немыслимыми дорогами мы забрели куда-то, где, по словам Джека, искать станут в последнюю очередь. С оглушающим грохотом рушилось то, что едва начало строиться.
— Сожалеешь, верно? — с каким-то безрадостным пониманием спросил кэп спустя несколько часов тяжёлого молчания.
— Думаю, как исправить. — Он вопросительно изогнул бровь. Я устало вздохнула. — Джеймс решил, что мы сговорились, что всё обман… Утром я разыщу его, — решительно кивнула я. — Вечные недомолвки… Довольно.
— Не побоишься? — поинтересовался Джек, а я даже не сразу поняла, о чём именно он говорит.
— Сказать правду? С чего бы?
— Правда — штука неоднозначная, — заметил кэп, устраиваясь на мешке соломы и посылая мне чересчур понимающий взгляд. — Видишь ли, ты можешь сколь угодно долго говорить правду, которую не хотят слышать, и тебя будут называть лжецом. Но, — он качнул рукой, поморщившись от боли в ране, — скажи один раз ложь, которая всем понравится, и тебе поверят сразу же.
Долгий смурной взгляд буравил кэпа, требуя пояснений, и столь же долго пират его не замечал, удобнее умащивая на мешке свою пятую точку. Джек словно бы хотел мне что-то сказать, что-то донести, но, едва произносил первый звук, передумывал и уводил мысль в одному ему известные дебри.
— Завтра я иду в порт, — подытожила я.
— Ну, удачи. — Джек скрылся под треуголкой.
Утро настало слишком быстро, уснуть едва удалось. Несмотря на снисходительное недоверие к моим намерениям, Воробей отобрал плащ и отправился следом, делая вид, что ему просто по пути. Тортуга ожила, но жизнь эта не стоила и десятой доли того, что царило здесь раньше. На окраине солдат почти не встречалось, но взгляды прохожих заставляли нервно передёргивать плечами. Я не надеялась застать в полуразрушенном порту «Странника», гордо нависающего над британским военным кораблём, и, честно говоря, не имела ни малейшего понятия, с чего начинать.
На «Лисице» Джонса уже кто-то трудился. Я заблаговременно отвлекла внимание Джека, чтобы случайно не устроить ещё одну непредвиденную встречу.
— Значит, в этом твой план? — зашелестел Воробей, потеряв терпение спустя какое-то время. — Сидеть в развалинах и ждать знамения свыше?
— Никто тебя идти не просил, — буркнула я.
— Нет, но ты бы заблудилась, едва вышла, — я метнула в пирата рассерженный взгляд, — потому что дальше носа собственного не видишь. — Джек расцвёл издевательской улыбкой и взглядом указал туда, куда я всё это время смотрела.
Феникс смело направлялся к причалу. Именно Феникс — статный, суровый, решительный, по виду принадлежащий высшим чинам королевского флота, а не рядовым капитанам Берегового братства. За несколько часов с нашей встречи он преобразился, воистину восстал из пепла. Я бросилась наперерез, Джек нехотя следом.
— Джеймс! Надо поговорить.
Меня встретил отстранённо-сдержанный взгляд.
— Не вижу в этом необходимости.
— Надо! — настояла я. — Я всё объясню…
— Разве что-то неясно? — холодно спросил Уитлокк. Чуть позади него появилась хмурая, но заинтересованная физиономия Бойля.
Я выдохнула.
— Всё не так. Я понимаю, как это выглядело и что ты подумал, но правда в том, что я была ранена, меня подобрали в море, и я только вчера попала на Тортугу. — Даже для меня это прозвучало не очень убедительно. — Я искала вас, его, — взгляд скользнул на кэпа, — встретила первым, и ночью мы направлялись к «Жемчужине», чтобы… — Я осеклась, не зная, как продолжить.
— Верно, всё не так, — сухо согласился Уитлокк и запустил руку в карман. — Но это, — он достал клочок бумаги, — вложенное в закупоренную бутылку и привязанное к пустому бочонку многое проясняет.
Я сглотнула и с опаской взяла сложенный пополам листок. Джеймс не проявлял эмоций, а Джек тут же в нетерпении замер за моим плечом. Дыхание перехватило, стоило развернуть бумажку и узнать собственный почерк:
«Астору Деруа. Искомый камень у меня. Вы получите его в день новой луны у архипелага Искателей, где мы обсудим предложенный вами обмен».
— Если всё не так, — заговорил Уитлокк, — тогда отдай его и покончим с этим.
Я держала голову опущенной, боясь поднять взгляд, тупо уставившись на выведенные строчки, словно на заклинания на древнем, полузабытом тайном языке, что понимался не разумом, но подсознанием.
— Так, — вклинился до того помалкивавший кэп, — чувство вины, приятель, конечно, великолепный рычаг, но поступать так с дамой сердца?.. Да и с чего ты взял, что стекляшка именно в распоряжении её теряющихся от волнения ручек?
— Ну, конечно, — разочарованно отозвался Феникс, — отдай камень. Живо.
— И не подумаю! — запротестовал кэп.
Не колеблясь и долю секунды, Уитлокк указал дулом пистолета в лоб Джеку и взвёл курок. Я вскинула голову, роняя листок к ногам.
— Ты забыл, — процедил Феникс, — твоя жизнь принадлежит мне, я купил её за тысячу золотых здесь, на Тортуге.
— О! Ты этого не сделаешь! — с наигранной беспечностью отмахнулся Воробей.
— Уверен?
— Вот. — Я протянула раскрытую ладонь, на которой лежал завёрнутый в ткань Эфир Власти.
— Что ты делаешь? — возмутился Джек, пытавшийся уберечь меня от этой самой «глупости».
Уитлокк, забирая камень, убедился, что это именно он, и бросил на меня косой взгляд.
— Но я пойду с тобой, — твёрдо заявила я.
Феникс сунул сокровище во внутренний карман кителя.
— Нет, — сухо ответил он, — тебе больше нет места на борту «Призрачного Странника».
Эта фраза хлестнула больнее пощёчины. Джек буравил меня настойчивым взглядом, мол, ну что, доигралась? Звякнула кобура, и Уитлокк направился прочь, к ялику. Ветер принёс обрывок его приказа: «Пойдём к острову Полумесяца». Кэп тем временем захотел продолжить язвить на тему моей бессовестной недальновидности и способности всё портить, но в порт спустились солдаты, и публика живо рассеялась. Пока мы искали новое пристанище, я раз за разом прокручивала в голове момент, когда «Лисица» преодолевала первые мили между моим островом и Тортугой…
***
Голова шла кругом — в прямом и переносном смысле — то ли от радости, то ли вестибулярный аппарат расслабился в Тайнике. Мыслей было слишком много. Присев на ящик у борта, спиной к Джонсу, я отвернула рукав рубахи и через манжету вытащила Эфир из кармана. Обычный. Как и в тот момент, когда я последний раз глядела на него. Сердце отозвалось странной смесью разочарования и облегчения.
— Что, — от неожиданности я вздрогнула, резко закрывая ладонь, — понесёшь его Воробью? — Я уставилась на Джонса непонимающим взглядом. — Не замечать чего-то и молчать об этом — разные вещи, — с наставлением заметил он.
Конечно, было откровенной глупостью надеяться, что капитан не сложит два и два. В попытке отвлечь его от раздумий о Джеке Воробье я спросила с почтительной заинтересованностью:
— Вы разбираетесь, так и должно быть? Он просто…
Джонс многозначительно приподнял брови, обозначая мою некомпетентность в этом вопросе.
— Сила возвращается в камень после того, как очередной владелец прекращает своё существование в этом мире, и…
— Замирает в ожидании следующего… счастливого обладателя, — понимающе кивнула я. — Значит, всё ещё просто стекляшка…
***
— Боже, мой мозг скоро взорвётся! — Я в отчаянии схватилась за голову. — Не могу понять... что-то… Чёрт, мысли, как калейдоскоп: только узор сходится, как снова распадается… Ты меня вообще слушаешь? — Вдогонку возмущению поспешил укоризненный взгляд.
Воробей не слушал. Куда важнее ему было скрупулёзно рассматривать через окно собственный портрет на стене здания напротив. Даже кружка рома неприкаянная осталась в центре стола, прямо как мы — единственные посетители одной из многочисленных таверн.
— Ты невыносим… — беззлобно пробубнила я.
Пират дёрнул пальцем, не отводя взгляда.
— То есть теперь ты снизошла до того, чтобы попросить совета? Но теперь, прости, у меня другие планы.
— Это говоришь ты или твоё уязвлённое самолюбие? — хмуро парировала я. Джек тут же обернулся. — Если бы не я, капитан, твои планы закончились бы, так и не начавшись, на дне очередной бутылки… — Я осеклась, пропуская мимо ушей остроумный ответ Джека, и полностью сосредотачиваясь на мысли, что случайно попалась на крючок. — Я этого не делала! — излишне громко прозвучало восклицание. — Не делала… Джек, — быстро заговорила я, — это не моя записка, моей рукой, но я её не писала. Мне было незачем! Деруа и так знал о месте и времени совершения сделки! Мне незачем было отправлять ему это чёртово послание!.. Но… откуда тогда… Неважно! Это явно не просто так! Мы… мы должны остановить его, понимаешь? Надо!..
Я подорвалась с места, но кэп ухватил меня за руку и заставил сесть обратно. Всю мою тираду он выслушал со скептичным спокойствием и не выказал и десятой доли того волнения, что охватило меня, словно торнадо.
— Не торопись…
— Джек! — разгорячённо воззвала я. — Ты не понимаешь! Там же…
— Цыпа, угомонись, — сурово приказал он капитанским тоном, так что пришлось повиноваться. Тыкнув в меня двумя указательными пальцами, будто к стулу приклеил, Джек ускакал куда-то и тут же вернулся с кружкой в руке. «Издеваешься?!» — возмутился пылающий взгляд. — Мне на борту истерики ни к чему, смекаешь? — назидательно проговорил пират. Намёк на корабль несколько обнадёжил. — Давай, охлади пыл.
Я обречённо вздохнула и пригубила напиток. Джек приподнял брови, качнул подбородком. Пришлось выпить всё и залпом. На удивление, питье оказалось приятным, с оттенками трав, но при этом с тошнотворным послевкусием.
— Доволен? — всё с тем же запалом спросила я, с громким стуком опустив кружку. На загорелой пиратской физиономии засветилась широкая улыбка. — Можем уже идти?
— Да, сейчас, только заплачу, — нараспев отозвался кэп и исчез за спиной. И за ним почему-то стало растворяться всё видимое и осязаемое, а насмешливое «Ты же не платишь!» прозвучало, затихая и больше в мыслях, чем на языке.
Из таверны я выползла, и солнце по полуденному яркое ударило по глазам. Ноги несли куда-то вперёд или, быть может, в сторону — трудно сказать, ибо способность ориентироваться во времени и пространстве работать не желала. За очередным поворотом задела плечом кого-то в красном мундире, и вслед прилетело презрительное: «Тьфу, дрянь!». Тем не менее пусть и крайне медленно, но самосознание возвращалось, подобно паззлу собирались из фрагментов картины, чтобы я наконец выкрикнула:
— Мерзавец! — И злости в этом было куда меньше, нежели страха. Джек Воробей, бессовестный негодяй, избавился от меня, споил чем-то, чтобы, по своему обыкновению, решать всё самостоятельно, избранным способом, ведь и сам всё понял, но при этом так и не услышал всей правды.
Я ускорила шаг, перешла на бег и, не замечая ничего кругом, но попутно проклиная Джека, едва ли не кубарем скатилась в порт. Несбыточных надежд встретить ожидающий меня баркас или, чего доброго, «Жемчужину» под всеми парусами у меня не было. Был взволнованный внутренний голос, твердящий, как скороговорку: «Что же делать? Что теперь делать?», и, когда взгляд зацепил сероватый гафельный парус «Лисицы», ответ нашёлся. Всеми правдами и неправдами я-таки выудила из новобранца-матроса, где найти его капитана, и со всех ног бросилась в харчевню.
— Джонс! Нужна ваша помощь!
Если бы взглядом можно было убить, я уже была бы мертва. Крепкий моряк, что сидел напротив капитана, грозно повёл челюстью.
— Неужели ты не уяснила, когда… — начал Джонс крайне недружелюбно, но я смело перебила:
— Уяснила, уяснила! Но выхода у меня нет, так что…
— Убирайся, — отрезал он.
Я вперилась в него пылающим и вместе с тем молящим взглядом, но, даже вернув человеческий облик, Джонс всё ещё оставался дьяволом, бесчувственным к чаяниям окружающих. И всё же меня он недооценил: я не могла, не имела права сдаваться, а раз уж в данный момент Джонс со своей шхуной стал моим спасительным плотом, так просто ему было не отделаться. «Ладно», — выплюнула я и гневной походкой направилась в противоположный угол зала, где долго и упорно пыталась прожечь в нём дыру. Джонс при этом совершенно спокойно меня игнорировал: людей было немного, не замечать моё назойливое присутствие мог либо слепой, либо бездушный. Не зная, как ещё заставить Джонса снизойти до меня, я запела на мотив органной сонаты, что играл ещё капитан «Летучего Голландца»:
Йо-хо-хо, народ морской,
Ну-ка, не криви душой!
На плечах твоих вина,
И смерть тебе страшна.
Но я сдвину её срок,
Дам тебе ещё денёк,
Коль не хочешь на тот свет,
Служи мне сотню лет.
Ветра вой и стон глубин,
С морем ныне я един.
Дьявол мне и друг, и враг.
Команда часть корабля!
Не избавиться от мук,
Всюду слышен сердца стук.
Клятва данная крепка —
Кома…
Реакция последовала незамедлительная и резкая: я и очнуться не успела, как Дейви Джонс, впиваясь сильной рукой в шею чуть ли не до хруста позвонков, вышвырнул меня за двери, лбом впечатав в деревянную стену сарая.
— Вы чего?!
Он схватил меня за горло.
— Больше я этого не потерплю! — почти прорычал он, и голубые глаза его потемнели настолько, что во мне пробудился страх за собственную жизнь. — Ты пела это в Тайнике…
— Вовсе нет! — отчаянно захрипела я.
— …снова и снова, без остановки, каждый раз спрашивая, что в этом такого…
— Да я даже не знаю, откуда она в моей голове!
— …и теперь ты считаешь это хорошей затеей, повторить эту проклятую песню здесь и надеяться, что я не выпотрошу тебя?!
Со стороны я, наверняка, походила на загнанного кролика, трепыхающегося из последних сил в волчьей пасти. Прошло несколько секунд, прежде чем я пискнула:
— П-простите. Я, правда, не помню этого. И не знаю… — Джонс разжал ладонь, и я едва не упала ему в ноги. Уничижительно фыркнув, капитан направился прочь. — Я продолжу её петь! — Джонс тут же обернулся. — Если не поможете. — Он приблизился, заставляя меня судорожно искать эфес сабли. — Или я могу подать знак кое-кому.
— Ты мне больше нравилась тем куском сухаря в Тайнике. Советую для твоего же блага чаще оставаться бесстрастной.
— Хотите сказать, бездушной? Я была. И больше не хочу. Не хочу вернуть ни единый жалкий момент того состояния, ясно вам? Я не буду лгать, дело в Джеке Воробье и ещё множестве хороших людей, которые, так или иначе, из-за меня вот-вот угодят в ловушку. Всё так и задумывалось, но жертвой должны были быть не они, а те, кто теперь может захлопнуть этот чёртов капкан. Мне плевать сейчас на все предрассудки, нормы и морали! Но, если такое случится, я должна там быть. Там моё место. У архипелага Искателей. — Я прерывисто вдохнула. Да, ещё недавно мы говорили о начале новой жизни, а теперь я насильно тянула его к границам старой, но у меня не было выбора. — Пожалуйста, Джонс, сейчас вы мой единственный шанс и ещё — вы мне должны за спасение.
Неожиданно суровое лицо капитана просветлело от одобрительной и потому настораживающей улыбки. Он запрокинул голову, точно задумался, а потом испытующе глянул на меня:
— Хорошо, но, учти, я не подойду и на пушечный залп.
