Нереальная реальность: Тайна треугольника

      Серхио Коста, владелец и капитан нужной нам шхуны, неплохо говорил по-английски, особенно когда дело касалось денег. Ему было за сорок, жена ежедневно проедала плешь, дети вызывали приступы паники, а алчная душонка всё ещё не утратила надежду на лёгкую наживу. Сам капитан нам был совершенно безынтересен, но, оказалось, убрать его с судна — непосильная задача.       — Вам стоит иметь в виду, сеньор Коста, — доброжелательно предупредила я, — что предприятие наше может повлечь за собой определённый риск.       Он махнул волосатой рукой.       — Я знаю, кто вы. У меня племянник в рыбацкой деревне. Именно поэтому я не отдам своё судно, если не буду там капитаном!       Я устало провела рукой по лицу.       — Хорошо. Вот это, — на ящик приземлился мешочек с серебряными, — в качестве залога. И плюс восемь процентов добычи.       — Пятнадцать! — подпрыгнул Серхио.       — Тогда вовсе четыре.       Его смуглое лицо вытянулось, а большие глаза, казалось, вот-вот вывалятся из-под век.       — Двенадцать!       — Ладно, пять.       — Хочу десять! Не меньше!       — Предлагаю семь или мы уходим, — холодно проговорила я. Коста посмотрел на Гиббса, на паруса шхуны за спиной, поджал губы и, послав мне жалобный взгляд, выдохнул: «Идёт».       Отплывать собрались на закате. Большая часть команды, помимо двух плотников, что оставались с раненой «Жемчужиной», не без удовольствия готовилась к рейду. Я с удивлением поняла, что дождаться не могу выхода в море: вот уже несколько дней в минуты отдыха что-то странное отяжеляло душу, и, только когда мы с Гиббсом молча тряслись в хлипкой телеге на обратном пути из города, стало ясно — это тоска. От осознания, что уже через несколько часов в лёгкие снова будет пробираться свободный бриз, неразбавленный запахами суши, подобрался мандраж. «Дожили», — весело вздохнула я, запираясь в капитанской каюте. Против желания посвятить последние часы на суше доверительной беседе с Джеком я вернулась на «Чёрную Жемчужину» с охапкой «пиратских вещей» и постаралась всем существом сосредоточиться на грядущем путешествии. Заплетала тугие «колоски», раздумывая о невероятности происходящего. Затягивала поверх рубашки корсет, что служил поддержкой травмированным рёбрам, изучая внимательным взглядом снова блестящее лезвие шпаги. Моей шпаги. Прятала в разношенные сапоги кинжал, памятуя захватить ещё один кортик. Пальцами красила веки и подводила глаза сурьмой, гадая, будет ли толк от нашего предприятия.       Покушаться на капитанство я не хотела и не пыталась. Джошами Гиббс крайне удивился, когда узнал, что бремя старшего будет возложено именно на него, а Серхио Коста никто априори не брал в расчёт.       — Гиббс, — протянула я в тон скрипящему колесу повозки, — вы же знаете, я в морском деле профан.       — Но это ваша затея, — настаивал старпом.       — Да, — кивнула я, — но, если я в пылу сражения прикажу стрелять по бизани, имея в виду мачту, а не парус, как скоро мне придётся застрелиться от стыда?       Пират по-доброму понимающе усмехнулся.       — Хорошо, так и быть. Но я буду главным не больше, чем потребуется. — Я согласилась, не особо придавая значения подобному разграничению обязанностей, довольная одним только его наличием. Дело не ограничивалось исключительно моей профнепригодностью как морского капитана: слушать приказы от бабы, в море, на корабле уж явно бы никто не стал.       Никто точно не знал, как долго нам придётся скитаться по морским лигам и что мы вообще надеемся там отыскать. Но каждый уважающий себя пират чувствовал, что среди волн и ветра шансов поймать за хвост удачу куда больше, чем на пыльных улицах городов, сжавшихся под гнётом фортов и строгим глазом солдат. Шхуна под гордым названием «Сизый лунь» покидала прибрежные воды, когда в рыбацкой деревне зажигались первые огни. Провожая взглядом высившуюся на холме таверну, я мысленно давала клятву, что не вернусь с пустыми руками, а уже через несколько минут рванула к бушприту. Ветер легко гнал судно, насвистывая морские песни в унисон с шумными волнами. Пахло насыщенной свежестью, предвещающей тропический дождь. Я ухватилась за трос и почти свесилась за борт, полной грудью вдыхая аромат соли. Наружу рвался восторженный возглас и желание устроить дикие радостные танцы вокруг мачты. Яркий охровый закат растворялся в золотом море, будто солнце растопило небеса. Впервые за многие дни мысли перестали суетливо носиться и цепляться за случайные, порой бестолковые вещи, а на душе воцарилась безмятежность, почти позабытое чувство, благодаря которому я простояла на носу до глубокой ночи.       На третий день палуба перевернулась вверх дном от оглушительного в своей радости крика: «Яйца морского окуня! Судно-о-о-о!». На третий день, уйдя подальше от испанских фортов и патрулей, «Сизый лунь» наткнулся на торговую шхуну, что объявилась на горизонте, точно непутёвая мошка на лобовом стекле. Спустя минуту ликующих возгласов и оторопи, пиратская команда заработала подобно отлаженному механизму, согласно давно и всеми зазубренному плану. В трюме принялись жечь просмолённые деревяшки в казане, и вскоре из люка повалил густой чёрный дым. На клотике затрепыхался флаг с просьбой о помощи. Я выдохнула, забираясь на планшир и обменялась с Гиббсом коротким кивком. На палубе оставались четверо (среди них Джошами и Коста), остальные ждали сигнала, чтобы перебраться за борт, на узкие уступы. Пушек у нас не было, потому действовать приходилось с хитростью, не очень благородно. Имитация пожара приманивала жертву, а свесившиеся за борт и потому невидимые пираты затихли в засаде. Повиснув на беседке — доске с двумя стропами, что предназначалась для забортных работ, — я буквально чувствовала на зубах растущее среди моряков недовольство, которых, как и меня, ежесекундно обдавало волнами. Но когда прозвучало громкое и чёткое «Эгей!», что значило: «Они в десяти ярдах», боевой дух окреп вновь. Гиббс на пару с Коста активно переманивали на «Луня» сердобольную подмогу: чем больше, тем лучше. И вот как бы невзначай звякнул корабельный колокол. Пираты, — рыча, крича, сверкая глазами и острием клинков, — подобно лавине посыпали через борт. Я спрыгнула на палубу прямо перед оторопевшим матросом: ведро из его рук с грохотом рухнуло на доски, едва не угодив мне по ноге. Моряк начал активно креститься, отступая. Суматоха захлестнула оба судна. Быстро обезоружив — буквально и фигурально — матросов, что уже ступили на нашу шхуну, пираты улюлюкающим потоком хлынули на соседнюю. Там пришлось повозиться: экипаж разжился гарпунами и с удивительным проворством старался насадить на них врагов. Замешкавшись, я перебралась на торговую шхуну последней. Бой обещал быть безынтересным. Разглядев на корме орущего басом моряка в смольном сюртуке и треуголке, я по планширу поспешила к нему, одновременно с Гиббсом.       — Rendirse! — От моего возгласа капитан шхуны подпрыгнул и шарахнулся в сторону. Тут же в лоб ему ткнулось дуло пистолета. — Rendirse! — дико сверкнув глазами, прикрикнула я. Подоспел Гиббс. Затравленный взгляд испанца засуетился меж наших лиц. К слову, его экипаж не горел желанием отстаивать груз до последней капли крови, и, едва капитан пискнул приказом о капитуляции, моряки отступили.       — Пистолет, — запыхавшись, кивнул Гиббс, когда испанца увели к остальным, — не заряженный же.       Я заулыбалась и пожала плечами.       — Он-то этого не знал.       Пока матросы с профессиональным проворством перетаскивали захваченный груз на «Сизого луня» — не больше, чем необходимо для починки и снаряжения «Чёрной Жемчужины», — мы с Гиббсом сопровождали капитана в его каюту в справедливой надежде отыскать там нечто более ценное. У самого входа, окидывая оценивающим взглядом помещение, я столкнулась с собственным отражением в крошечном зеркале и, наверное, не знай, кто это, непременно бы испугалась: брызги волн подправили макияж, и от глаз до середины щеки стекали чёрные слёзы размытой сурьмы — вид получился жутковатый, но вполне пиратский.       — Совсем бессовестные, — неожиданно проговорил на английском капитан, провожая взглядом судовой журнал, — помощи просили!       Я терпеливо улыбнулась.       — Ну, нам, правда, нужна помощь, и, поверьте, вы нам очень помогли. — Испанец злобно поджал губы. — Бросьте, уверена, ваш груз застрахован. — Капитан обиженно сопел, но ничего большего предпринимать не думал. Зацепив взглядом маленькую модель парусника, что слабо вписывалась в окружающую простецкую обстановку, я спросила: — Вам не встречался на пути корабль «La Presciencia de Dios»? — Надув щёки, испанец покачал головой, а Гиббс заинтересованно прищурил глаза. Я испустила мысленный облегчённый выдох: значит, ещё не время.       Жизнь удивлять умеет. «Сизый лунь» проворно лёг на обратный курс, оставив полегчавшее судно торговцев за кормой. Вряд ли кто-то из нас мог полностью поверить, что сумасшедшая и в чём-то смехотворная авантюра могла сработать и шхуна была захвачена без единого залпа, — однако в трюме стало тесно от груза. Сыпались поздравления: всё менее сдержанные, всё более искренние. Я недоумённо качала головой, глядя вслед исчезающим парусам: несколько дней назад всё никак не верилось, что продажа леденцов окупила фрахт шхуны, а теперь эта самая шхуна везла столь необходимый груз обратно, к испанским берегам, где на капитальный ремонт стал пиратский корабль. Что, если не подобная ситуация, могло стать идеальным воплощением аллегории «хождения по острию ножа»? Несмотря на то что обитатели рыбацкого посёлка весьма дружелюбно отнеслись к соседствованию с разбойниками — поскольку это самое соседство обещало им дополнительный навар, — до самого возвращения меня грызло опасение, что на «Чёрную Жемчужину» нагрянули бравые испанские солдаты и добытое нами дерево, ткани и железная крошка сгодятся разве что для искусных гробов.       К острову мы подошли на рассвете следующего дня: рыбаки буднично собирались на пристани, из-за деревьев проглядывала вершина грот-мачты пиратского фрегата, и от сердца отлегло. Серхио Коста, попискивая, как довольный пёс, не умолкал, выспрашивал, как скоро мы вновь поднимем паруса, при этом лицо его, похожее на оливку, краснело и светилось алчным восторгом. «Как только, так сразу», — раздражённо бросила я, мысленно переведя, что «Как можно скорее». Коста этот ответ мало устроил. Он суетливо носился от меня к Гиббсу и обратно, запутавшись в субординационных связях и заискивающе улыбаясь любому встречному матросу. Берег держал нас не дольше, чем разгружался бы трюм, но тут же выйти в море мешали крепкие сомнения — удастся ли провернуть подобный трюк с захватом ещё хотя бы единожды? Капитан «Луня» угадал настроения и, хитро подмигнув Джошами Гиббсу, что-то зашептал ему чуть ли не в самое ухо, за что потом поплатился воспитательной затрещиной от боцмана — не должно секретничать на глазах у команды.       В хлипкие двери местного питейного заведения мы ввалились через несколько часов, задолго оповестив о своём прибытии грохочущими хохотом разговорами. Трактирщик аж затанцевал, когда услышал: «Давай лучшее, что осталось!». Из напитков лучшим был странно пахнущий ром, от которого губы и язык ещё какое-то время щипало. Ликуя, стукнули кружки. «За удачу! Чтоб эта чертовка не думала к нам задом оборачиваться!» Салли — курчавый и обыкновенно суровый матрос — хлопнул меня по спине так, что я едва пополам не сложилась, расколов лбом столешницу. Это был болезненный, но мне уже вполне очевидный знак одобрения.       Я и не заметила, как наполовину опустела кружка, что заливистый смех, подбирающийся к высокой крыше, мой собственный, совершенно не пристыженный от того, над какими историями я им заходилась. Запрокинув голову, я громко хихикала, не в силах остановиться. Как вдруг взгляд зацепился за тёмный силуэт, неохотно подбирающийся к перилам второго этажа. Смех зазвучал всё более искусственно, затем скомкался и частями опал куда-то под стул. Мышцы напряглись, готовые в любой момент дать стартовый толчок с табурета. Джек Воробей выглядел так, будто не просто не спал три-четыре дня, а безостановочно и в одиночку вёл корабль сквозь яростный шторм. Он медленно поворачивал голову, рассматривая довольно гогочущую команду — его собственную команду. Никто из пиратов этого и не думал замечать, равно как и капитан Воробей решил не замечать меня. Я нарочно буравила его взглядом, не сводила напряжённых глаз в волнительном ожидании… чуда? Но как только глаза кэпа поймали меня в фокус, Джек резко отшатнулся назад, крутанул головой и поспешно скрылся в своём временном обиталище. Я обиженно шмыгнула, пряча нос в кружку.       — А что, Гиббс… Гиббс? Гиббс! Ги-и-иббс! — Я настойчиво выстукивала морзянку по плечу захмелевшего старпома. Он обернулся ко мне и будто бы удивился. — Чего вам сказал наш славный Коста?       Джошами хлопнул себя по лбу, округлив глаза.       — Пушки!       — Пушки?       — Пушки! — Старпом залпом осушил кружку. — Он знает, где их достать. Какой-то малый пару лет тому утянул три орудия с затонувшего неподалёку патрульного брига. А? — довольно оскалился пират.       Я скептично почёсывала скулу.       — А толку-то? Три?       — Лучше, чем ничего, согласись. — Я закивала. — И вот ещё, что… — активно начал Гиббс, а потом рассеяно умолк.       Я терпеливо ждала продолжения, но, судя по тому, как напряжённо сползались к переносице седоватые брови моряка, ром выветрил из его головы некий важный момент.       — Я тут подумала, — задумчиво протянула я, — помните, вы про банк говорили? — Старпом оживился и вопросительно качнул головой. — Может, стоит глянуть на него? Ну так, на всякий случай. — Гиббс довольно хохотнул: «Говорил же».       Кастильоса оказался ничем не примечательным испанским городком, даже интересующий нас банк отличался от десятка других зданий только помпезной вывеской и двумя солдатами у входа. Гиббс заговорщическим шёпотом рассказывал обо всём, что успел разузнать о хранилище и его хранителе, и не раз похвастался, что при нужде сможет раздобыть даже план здания. Я глядела на синеватую мозаику на фасаде, а в голове мысли рождались примерно такие же, как у первоклассника при взгляде на логарифмы: что всё это от лукавого. Побродив по городу, мы сошлись на том, что не стоит отказываться от ограбления, как и без крайней необходимости идти на него.       В тот же день команда утяжелила «Сизого луня» тремя орудиями, пятью восьмифунтовыми ядрами и половиной ведра пороху. Без прощальных церемоний мы вновь вышли в море, следуя по проторённому пути. В этот раз я уже целенаправленно выводила перед зеркалом чёрные потёки под глазами и, пока никто не видел, тренировала устрашающий оскал. То ли на небесах сочли, что мы принесли достаточную жертву, то ли тосты за удачу и правда её манили к нам, но переживать о поисках новой добычи долго не пришлось: мы нашли золотую жилу — путь, по которому меж крупных островов ходили небольшие торговые шхуны. Груза на них перевозилось немного, ценность его не шла ни в какое сравнение и с сотой долей того, чем были забиты трюмы галеонов. Памятуя, что «жадность — грех», мы брали только то, что могло пригодиться на корабле и что можно было продать без излишних вопросов, тем самым стараясь не привлекать к своей деятельности внимания. Тем не менее четыре рейда спустя все укрепились в мысли, что момент, когда «золотоносная жила» иссякнет да ещё и загонит, чего доброго, в темницу, становится всё ближе. Долго водить торгашей за нос и проворачивать из раза в раз один и тот же трюк не удалось бы, а слава о «чёртовой дюжине» быстро расходилась в моряцкой среде. Но для полной починки и снаряжения «Чёрной Жемчужины» добытого не хватало, поэтому пришлось отклониться на юго-восток в надежде отыскать более крупную и менее опасную жертву.       Шёл пятый день с того момента, как «Сизый лунь» в очередной раз покинул берег, и третий, как шхуна ошивалась в открытом море. Запаса еды и воды оставалось дня на три, не больше, а в списке захваченного значились: ящик гвоздей, пара свёртков сукна, моток нового якорного каната и семь мешков табака. Я раздумывала над тем, что по возвращении во что бы то ни стало выторгую у Джека его чудесный компас, и тогда, авось, дело пойдёт шустрее. В негу послеполуденной дремоты ворвался оглушающий звон колокола. Я подорвалась с мешков и, щурясь, как крот, выползший на поверхность, завертела головой. На небе не было ни облачка, синева простиралась светлая и сочная, только у самого горизонта на западе голубизну покрывала лёгкая дымка. И на фоне этой дымки проступил довольно чёткий и внушительный силуэт.       — Бриг?! — воскликнула я, подпрыгивая на месте.       Мистер Гиббс опустил подзорную трубу и в ответ на мой радостный возглас в сомнениях качнул головой.       — Да, испанский. — На моих губах сверкнул предвкушённый оскал. — Сторожевой.       Мгновенно настроение скисло. Я внимательно рассматривала в подзорную трубу сероватые паруса патрульного корабля и покусывала губу, абсолютно точно чувствуя фразу «И хочется, и колется, и мама не велит». Да только тут не велело соотношение сил. С брига не обращали на двухмачтовую рыболовную шхуну никакого внимания. Этот парусник, объявившийся после затишья, один на многие мили, показался последним подарком судьбы, прежде чем удача обернётся к нам совсем иной стороной. «Жемчужине» по-прежнему нужны были орудия, ибо из собственных осталось лишь четыре пушки, а на военном корабле ничего ценнее и не найдёшь.       — Что делать будем? — обернулся старпом. Я нервно покусывала ноготь. Расстояние меж судов проворно сокращалось. — Думаете, стоит рискнуть?       Взгляд оторвался от брига, прошёлся по взбудораженной команде и остановился на лице Гиббса.       — Думаете, справимся? Это не легковерные торговцы…       — Да и мы не из глины леплены! — встрял боцман, выражая общую решимость, а ещё вернее, жажду почесать кулаки, ведь прочие абордажи обходились без приличных драк. — Они же тут у себя дома, испанцы, кому в голову придёт на них нападать? Да и приём-то наш работает безотказно!       Я тяжело вздохнула. Нутро царапало нехорошее предчувствие. Эффект неожиданности, которым мы пользовались ранее, мог не сработать на более подозрительных и собранных солдатах, и при первых же сомнениях им ничего бы не стоило разнести нашу посудину в щепки.       — Если мы преуспеем, — рассудил Гиббс, — сорвём большой куш. Глядишь, и с кораблём закончим…       Я хмыкнула.       — А если нет, не отмоемся от позора до самой смерти, которая, к слову, не заставит себя ждать. — Было ясно видно: окрылённая лёгкими победами команда не разделяет моего скептицизма. — В любом случае, мистер Гиббс, вы здесь главный.       Старпом помрачнел, почуяв на плечах тяжесть принимаемого решения, но спорить с настроениями команды не стал. Мне осталось только готовиться к чётко отрепетированной пьесе. «Сизый лунь» пошёл на сближение, в трюме закоптил чёрный дым, поднялся флаг с просьбой о помощи. Я скребла ногтем рукоять шпаги, с неудовольствием ощущая, как по телу расползается страх. Такого раньше не бывало. Когда пираты готовы были перебираться в засаду за борт, а с брига подали сигнал, что идут на помощь, я вскрикнула:       — Отставить! — В меня упёрлись возмущённые взгляды. Я спрыгнула с планшира и направилась к мостику. — Тушить огонь! Коста, уводите судно! — Поднялся несогласный гул. Капитан шхуны рассеяно засуетился, не зная, куда себя деть. — Коста! — прикрикнула я. — Возьмите на левый борт и живо отсюда! — Кто-то со злостью зашвырнул саблю. — Мистер Гиббс, просигнальте, что у нас всё в порядке.       Бриг ушёл своим путём, ничего не заподозрив. На мне горело невидимое клеймо труса. Разочарованная команда не удовольствовалась объяснением, что захватывать бриг со шхуны слишком рискованно. Каждый пират считал своим долгом оскорбиться на то, что я засомневалась в их умениях, потому остаток дня пришлось коротать в одиночестве. Даже будучи «изгнанной из приличного общества», я чувствовала себя куда спокойнее, чем когда готовилась с этим самым обществом брать на абордаж заведомо сильного противника.       И всё же умиротворение моё длилось недолго: до утра следующего дня. Сидя на корме, мы с Гиббсом вернулись к обсуждению возможного ограбления банка, что обыкновенно занимало свободное время. Но что в таверне, что на корабле умозаключения сводились к одному и тому же: нужно нечто более изобретательное, чем дерзкий приём лобовой атаки.       — Вижу парус! Прямо по курсу!       На линии горизонта, как на канате, балансировал крошечный корабль, что шёл точно навстречу. Когда парусник увеличился достаточно, чтобы можно было разглядеть людей на его борту, я нехотя раздвинула линзы подзорной трубы: и без того невооружённый глаз определил, что судно крупное, а значит, нам не по зубам.       — Усы кракена!.. — выдохнула я, едва не выронив трубу. Затем вновь поднесла к глазам, скрупулёзным взглядом устремляясь к мужской фигуре на капитанском мостике. — Твою ж за ногу! — От моего восклицания проснулся даже дремлющий в тени парусов на баке матрос.       — Что случилось, мисс? Кто это? — забеспокоился мистер Гиббс, увидев, как сжались кулаки до побеления.       — Я не знаю, — скорее прорычала, чем ответила я, а потом обернулась к старпому, тыкая в приближающийся бриг: — Но он был с Анжеликой! На её корабле!       Мистер Гиббс отвернулся к кораблю, а я вновь приникла к глазку трубы.       — А что сейчас? Она там?       — Не знаю. Не вижу её. Но это же не тот корабль. Но его я узнала, узнала!       Почти месяц минул со встречи у архипелага Искателей. Мы вынуждено скитались в испанских водах, и я не упускала возможности спрашивать у встречных капитанов о «La Presciencia de Dios» — «Божьем Предвиденье», — и каждый встречный капитан отрицательно качал головой. Теперь, после стольких дней пусть и пассивных, но поисков наконец объявился достоверный знак, а потому все здравые взвешенные размышления отступили перед кипятящей кровь решимостью — той самой, что ещё вчера обуревала пиратов и мне была непонятна. Я вцепилась руками в волосы, понимая, что не имею права упустить такой шанс, но при этом совершенно не знаю, как поступить.       — Знаете, если позволите, — вклинился в наш с боцманом и старпомом спор капитан Коста, — я бы хотел предложить кое-что… — Он опасливо оглянулся на команду. — Правда, не знаю, не всем это придётся по душе.       — Выкладывай!..       Испанский бриг с коричневато-красными бортами шёл точно навстречу «Сизому луню», с которого непрерывно звучал сигнал: «Пираты в плену». Мистер Джошами Гиббс без устали взмахивал флажками, двое матросов убирали паруса грот-мачты, а капитан Серхио Коста вцепился в рулевой рычаг как в спасительную соломинку. Остальные девять человек (считая меня) были привязаны вокруг мачты, цепляли на лица безрадостные маски и готовились сыпать проклятьями. У обоих бортов стояли бочки, блестя жирными рыбьими тушками, под которыми скрывались абордажные сабли, топорики и «кошки». Я не могла ни на чём сосредоточиться, время тянулось мучительно медленно, оттягивая решающий момент и заставляя изнывать от ожидания. Хотелось действовать, а приходилось шумно сопеть.       И вот, наконец-то, послышались первые голоса. Коста вприпрыжку помчался на бак, размахивая руками и тараторя, на мой слух, какую-то сложную испанскую скороговорку. «Тридцать пять», — шёпотом отчитался Гиббс о числе противника, пробегая мимо. Я мысленно с неуместным ехидством добавила: «Всего-то!». Шхуну качнуло, когда бриг сошёлся с ней в борт. Начали прибывать солдаты под одобрительное эгегеканье «законопослушных моряков» и презрительное фырканье «повязанных пиратов». Гиббс даже грозился кулаком в нашу сторону. Тот-Самый-Испанец в белом с синими полами кителе выделялся на фоне жёлтой формы солдат, как прыщ на коже, спрыгнул на палубу шхуны одним из первых. К нему тут же подлетел Коста, активно жестикулируя и повествуя рассказ: языка я не знала, но понимала, о чём он. О том, как добропорядочный рыбак со своей скудной командой отправились за уловом, но погода лютовала и отнесла их дальше от берега. Тогда они увидели дым, потом обломки и выловили из воды немногих выживших с неизвестного корабля. Им хотели было предложить кров и чарку грога, как разглядели пиратское клеймо на руке девицы и, навалившись могучей кучкой, привязали мерзких разбойников к мачте, чтобы как можно скорее сдать в руки стражей порядка. Я уловила забавное имечко знакомого испанца — Флоренсе Пальма — и едва не хохотнула. К счастью, в тот же момент и он обратил на меня внимание, хлестнул жёстким взглядом маленьких чёрных глаз и хлопнул в ладоши. Я фыркнула: узнал, как пить дать. Пальма замер в шаге от фальшборта, внимательно изучая нашу повязанную компашку.       — Вот так встреча, да? — злобно ухмыльнулась я, пытаясь подманить его ближе. Судя по тому, как Джошами Гиббс активно чесал бакенбарды, более высоких чинов на бриге не осталось. Пальма оголил палаш и, подойдя, ткнул острием мне в плечо; за ним следом, чуть ли не ткнувшись в спину, прискакал Коста. Высокий, загорелый, с идеальной бородкой и огромной шляпой, Флоренсе оскалился жёлтыми зубами, тут же разрушая вполне сносный образ, что родился в моей голове. На его реплику я вскинула подбородок и заигрывающим тоном пропела: — Если хочешь что-то узнать, надо только спросить. — Взгляд Пальма, подтверждая доходчивость правильно сказанных слов, съехал к декольте моей рубашки, что совершенно случайно расстегнулась на одну завязку. Палаш лёг плашмя на плечо. Вместо церемоний испанец впился пальцами мне в подбородок и склонился ближе, абсолютно уверенный, что максимум моих действий — это плевок ядом.       Я дёрнула головой, Пальма качнулся, палаш скребнул по мачте над ухом, предваряя краткий вскрик — когда моё колено садануло испанца в самое уязвимое место. Пираты рванули со всех сторон, верёвки тут же лопнули. «Огонь!» Две пушки плюнули ядрами по бригу, повергая оба судна в хаос. Я метнулась к борту, поймала шпагу, а когда обернулась — вертлявого испанца и след простыл. Не замечая ничего кругом, я кинулась в сторону брига, ища глазами помпезную треуголку. Шхуну отгораживала стена дыма. Но Флоренсе Пальма удивил и, похоже, со страху ломанулся не в ту сторону. Обнаружив себя на корме шхуны среди беснующихся разбойников, он искажённой походкой затрусил к носу: суда пришли в движение и медленно расходились. Я бросилась ему навстречу, взлетела на фальшборт, оттолкнулась, хватаясь за канат, и через две секунды спрыгнула перед самым носом испанца. Мы оба оторопели. Он махнул клинком наотмашь. Я нырнула под лезвие и, снабдив руку силой инерции, кулаком заехала Пальма в челюсть. Руку по самый локоть прошибло болью, я тут же тряхнула ей, морщась. А испанец отшатнулся, запнулся о собственную ногу, получил случайный удар в скулу и мешком завалился на палубу.       — Rendirse! — во всё горло завопила я, мысленно предрекая, что эта фраза скоро будет являться в кошмарах. Пальма стоял на коленях спиной ко мне, не решаясь пошевелиться из-за кортика у горла. Бахнул выстрел. Я вновь заорала, и голос совпал с удивительно громким и дерзким криком Серхио Коста: — Rendirse! — Я невольно бросила на непутёвого капитана шхуны беглый взгляд: он светился, как алмаз в софитах, едва не пританцовывал от возбуждения, держа в каждой руке по мушкету. Тем не менее ситуация оставалась крайне напряжённой. Пираты, согласно плану, отступили ко мне, отрезая путь солдатам к Пальма. Испанские вояки превалировали числом, окружили ружьями и уже успели выкатить орудия. Кашлянув, я заговорила, а Коста принялся активно переводить мои слова: — Так, ребятки, ситуация патовая, верно? Мы же не станем рубить друг друга только ради того, чтобы я — даже не убила, а расспросила — вашего капитана, а? — Штыки даже не дрогнули. Офицеры сурово глядели на меня и сдаваться не торопились. — Ну, ладно… Вот что мы имеем: подо мной, — я пристукнула сапогом, — двенадцать бочек пороху, у него, — кивнула я на Гиббса за спиной, что стоял у люка, — фонарь с зажжённой свечой. Что будет, если мой собрат его уронит? — По лицам противников побежали тени сомнений. — Вы можете стрелять, рубить нас, но порох всё равно загорится и у вас будет меньше пяти секунд, чтобы убраться на безопасное расстояние. Или мы можем решить это куда более мирным путём, исключая обоюдные потери и не портя друг другу настроения, смекаете? — Флоренсе Пальма что-то завопил. Я шибанула его пистолетом по уху, и испанская смелость выдохлась. Несмотря на весь свой уверенный и даже в чём-то — не без гордости — грозный вид, внутри я дрожала, как загнанный в угол кролик.       На планшир брига взобрался худощавый офицер, заговорил бравурно, смело и явно несогласно, мне даже не требовался перевод. Я едва открыла рот, чтобы ответить, как грохнул выстрел, и офицер камнем рухнул в воду. Взгляд испуганно метнулся к стрелявшему: О’Тул не вытерпел. На удивление, испанцы стрелять не стали. Ещё до того, как я заметила поднятые руки Пальма, успела холодно произнести: «Этот не считается. Ещё раз повторяю…». И голос был будто бы совершенно не мой.       Угрозы ли (на самом деле пустые) или непоколебимость кучки разбойников, а испанцы нехотя сдались, несогласно, но беспрекословно подчиняясь командам капитана Пальма. Всех, кроме него, заперли в отсеке карцера. Мистер Гиббс занялся опустошением трюма, а Коста сопровождал меня в капитанскую каюту.       — У меня только один вопрос, — без обиняков обратилась я к Пальма, — где Анжелика Тич? — Тот выпятил нижнюю губу и пожал плечами. — Не знаешь? Где её корабль?       Коста чихнул и поспешно перевёл:       — Говорит, не её, а короля.       — Вот как? — Я скрестила руки на груди. — Мне плевать. Где он? — Пальма попытался развести руками, но кандалы помешали. — Когда ты видел Тич последний раз? — «Говорит, уже и не помнит». — Так, ясно, — выдохнула я. Затем, обведя каюту беглым взглядом, вплотную подступила к Флоренсе. Ему с трудом удавалось смотреть мне в глаза. — Послушай, сеньор, ты помнишь меня, да, но с тех пор, с того самого сражения у архипелага, многое изменилось. Сейчас ты и только ты стоишь между мной и последним незавершённым делом. Тогда погибло много хороших людей, и почему ты так уверен, что не способен разделить их судьбу? Только более жестоко. И кроваво. Не смотри на него! — прикрикнула я, когда взгляд Пальма попытался обратиться к Серхио. — Ты, — палец чувствительно ткнулся ему в плечо, — сейчас зависишь только от меня. Милосердие — хорошая добродетель, но, видишь ли, мир весьма жесток, чтобы даровать ею каждого.       Капитан Пальма с трудом протолкнул ком в горле и заговорил тихим, подчиняющимся голосом.       — Они с этой мадам разошлись в Пуэрто-Нуэва после сражения, и больше он о ней не слышал. — Коста перевёл на меня выжидательный взгляд. — Вроде правду говорит…       Я отрешённо кивала, размышляя, что в случае его молчания стоит хотя бы карты и бортовые журналы забрать. Ищущий взгляд плыл по каюте и, повиновавшись какому-то внутреннему толчку, застрял в дальнем углу на объёмной корзине. Я прищурилась, сжимая рукоять шпаги. В голове кто-то зашёлся ликующим смехом. Быстрой походкой я пересекла каюту и выудила из корзины треуголку. Пальма поменялся в лице, вытянулся и являл собой красноречивое воплощение удушающего ужаса. Я любовно провела ладонью по потёртому краю шляпы и подняла голову.       — Не видел, значит? — Флоренсе отчаянно закачал головой, сжимаясь. — А это? Твоё? — Он моргнул и отступил на полшага. — Врёшь, — скалясь, протянула я, а затем в точности повторила движение, которым, играючи, Анжелика когда-то водрузила себе на голову Джекову треуголку. — Я это помню. И разговор наш должен поменять русло, сеньор, ведь я предла…       В каюту ввалился Салли.       — Пора валить, там ещё один корабль! — От ярости я едва не воткнула ногти в ладонь, сжав кулак.       На горизонте, ещё достаточно далеко, появилось большое судно — испанское и, притом, военное. Пираты суетливо перебрасывали через борт скудную добычу, что состояла в основном из разного оружия, то и дело опасливо поглядывали на юг, а о том, чтобы реквизировать орудия с брига, уже и речи не шло — времени оставалось в обрез. Нам пришлось спешно уходить, бросая всё, что не было жизненно важно. Пальма я променяла на ворох карт и журналы, чтобы не давать испанцам лишний повод для погони. Злость бурлила через край. Раздражали тросы, попадающие под ноги, скользкие доски палубы, перекрикивания команды. Я зашвырнула кипу бумаг в сундук и со всей силы хлопнула крышкой. В итоге самой ценной добычей стал изрядно воспрявший боевой пиратский дух.       «Сизый лунь», подгоняемый ветром и страхом погони, преодолел мили до берега куда быстрее обычного. Моряки громко радовались возвращению и уже сочиняли тосты на вечер, Коста привычно выспрашивал о следующем рейсе, игнорируя грубые ответы команды, а я хмуро жевала сушёное яблоко и тащила мешок с бамбуковым волокном в одной руке и треуголку в другой. На причале нас встретили плотники, мистер Гиббс завёл с ними оживлённый диалог, а я самозабвенно выковыривала кожуру меж зубов, стараясь не замечать навязчивого присутствия Серхио за плечом. Он, подобно остальным пиратам, был невероятно воодушевлён и, похоже, за время всех авантюр так и не научился воспринимать разбойничье ремесло всерьёз, а не как опасное развлечение. Обменявшись дружеским похлопыванием по плечу, плотники направились по размытой дождём тропе. Мистер Гиббс махнул рукой, скомандовав отправляться следом.       — Не отчаивайтесь, мисс, — подбадривал старпом по дороге, — не прошло там с пушками, значит, надо так было. У нас же есть ещё вариант…       — Нету! — Я злобно пнула попавшую под ногу ветку. — Ни черта мы не придумаем, Гиббс! Я не грабитель банков. Я не пират. И стратег из меня, как из Коста Морской Дьявол!       Старпом по-доброму усмехнулся.       — Ну будет вам. Даже злой рок не вечен.       — Злой рок? Вы серьёзно? — фыркнула я. — Он же был в наших руках! Этот испанец! И ему было страшно. Ещё чуть-чуть и он бы заговорил! Я так хотела отыскать Анжелику, даже поверила, что это возможно! Нужно было лишь немного времени… В итоге — ни орудий, ни Тич. Просто блеск! Я так хотела исправить хоть что-нибудь! И вроде даже начало получаться, но кончилось закономерно — фееричным провалом! Что такого? — вспыхнула я, заметив, что Джошами тихо посмеивается в ответ на мою гневную разочарованную тираду.       — Вы с ним похожи, — я непонимающе сдвинула брови, — с Джеком.       Я вздохнула, подбрасывая мешок на плече.       — Не-а, я сопьюсь куда раньше.       Тропинка уводила к каменистому берегу, где плотники, заручившись поддержкой умелых местных, корпели над «Чёрной Жемчужиной». Последний раз я посещала фрегат перед первым отплытием, не желая больше наступать на больную мозоль, хотя мысли о его состоянии меня никогда не покидали. Теперь же, уткнувшись взглядом в сапоги боцмана, что шагал впереди, я поймала себя на забавном чувстве стыда — ибо возвращаюсь ни с чем, и «Жемчужина» этого не потерпит. Поначалу в нос забрался аромат печёных яблок, вызвав нежелательный приступ дежавю, затем кто-то выругался с неопределённой интонацией, но, не успела я и глаз поднять, как носом ткнулась в потную спину моряка. Джошами Гиббс засмеялся. Я резко обернулась к нему, готовая взглядом молнии метать, но старпом глядел совсем не на мою персону. Голова медленно склонилась в бок.       — Святой ёжик!.. — Я почти слышала звук, с которым челюсть отъехала вниз. Бриз щипал солью распахнутые глаза, но веки открывались всё шире, стараясь впустить как можно больше света.       Гиббс, посмеиваясь, иронично заметил:       — Сойдёт за то, что вы хотели исправить? — Я закрыла рот ладонями, выпустив поклажу и даже не пытаясь сдержать подступивших слёз счастья.       Она была прекрасна. Порой я представляла себе тот миг, когда Джек Воробей договорился с Джонсом и Дьявол поднял со дна возрождённую из пепла «Чёрную Жемчужину». Теперь я могла это видеть. Небо золотилось первыми лучами, что предвосхищали закат, с востока тянулась лёгкая позёмка полупрозрачных облаков. Море было тёмное, сапфировое. У берега вода пенилась среди скал, играючи подбрасывала баркас. «Чёрная Жемчужина» мерно покачивалась на волнах в дюжине ярдов от суши. Оголённые мачты без единого паруса казались невероятно хрупкими, несмотря на то что я знала их истинный размер. Чёрное матовое дерево лоснилось под солнцем. Переплетение бесчисленного множества тросов испещряло небо, превращая лазурно-золотистые тона в необычный витраж. Поблёскивали стёкла каюты. В так мною любимых фонарях на корме вновь танцевали белые огоньки. Арка над судовым колоколом, что раньше держалась на честном слове, теперь стояла основательно, отбрасывая длинную тень на полуют. Я почти слышала, как поскрипывают смольные ванты и штаги. При должном умении, потратив немало времени, «Жемчужину» можно было бы обрисовать одной непрерывной изящной линией, что начиналась бы у нока утлегаря, скользила по бушприту, далее по выглаженному сильными руками плотников и волнами планширу уходила к корме, извивалась, обрисовывая резьбу акростоля, затем, прочертив румбы штурвала, уносилась к мачтам… Уже на шкафуте я запрокинула голову, расставила руки и принялась неспешно кружиться, наблюдая, как вращается небо, точно в калейдоскопе, среди рангоута. Наружу торопился восторженный смех, а вырвался уже диким в своей свободе, громким и счастливым улюлюканьем.       — Не могу поверить, — ошарашенно выдохнула я, принюхиваясь к свежей краске на перилах трапа. От созерцания капитанской каюты, что выглядела едва ли не лучше прежнего, у меня вовсе сердце зашлось радостным приступом.       Мистер Гиббс усмехнулся.       — Это то ничего. Тут никто не мог поверить, что такое нам вообще под силу. — Я недоумённо качала головой: «Ущипните меня кто-нибудь!». — Говорю же, напрасно отчаивались.       Самый закономерный исход после такого зрелища — завалиться в таверну, чем несказанно обрадовать её хозяина. Помещение заполнил хохот, громкие голоса и развязные тосты. Трактирщик на радостях даже откопал где-то умельца с самодельной сипловатой флейтой. Кружки без устали встречались бортами: пираты твёрдо вознамерились обмыть каждую обновлённую часть корабля. Я тихонько радовалась, что стала очередь за парусами, а пушек и вовсе нет, иначе бы вечер грозил перерасти в месячный запой.       Что задумывалось как секретная операция, теперь стало всеобщей головной болью. Пираты громко обсуждали возможность нападения на испанский банк, но, так как разговор постоянно переключался на отвлечённые темы, перемежался шутками, тостами и дружеским подтруниванием, можно было не беспокоиться, что кто-то посторонний прознает про наши намерения.       — Да чего переживать-то? — икая, выплюнул боцман. — Вон, корабль почти заново отстроили! А тут — делов-то!       — На корабль у нас месяц ушёл, — сухо заметила я.       — И чего?       — А того, — я со стуком опустила кружку, — что мы не грабители банков. Тем более испанских банков!       — Не понял, — вклинился Джимми, — а кэп что, разве не этим делом занят?       Гиббс послал мне хмельной, но всё равно достаточно красноречивый взгляд. Я растянула искусственную улыбку. Маленький спор унёсся в дебри рассуждений о преимуществах банковских систем разных стран для лёгких ограблений. Глаза застыли на содержимом кружки: когда я попросила трактирщика разбавить мне ром, он от удивления едва не выпустил бутыль. Каждый раз, возвращаясь в таверну после очередного пиратского рейда, я ждала, что Джек Воробей встретит нас за столом, фривольно закинув на него ноги и всем видом демонстрируя, что устал от нашей неторопливости. Но всё, что мне доставалось от капитана, — быстрый исчезающий взгляд. Джек порой объявлялся у лестницы, наблюдал за собственной командой тусклым взглядом и, стоило мне только встрепенуться, обратить на него внимание, скрывался в комнатушке. С каждым разом мне всё труднее давалось натужное спокойствие и приходилось убеждать себя, что я должна поверить в Джека, в то, что он вполне способен перебороть хандру и отчаяние, а заодно высвободиться из ромовых сетей. Я чувствовала, что, если вмешаюсь, навяжусь с непрошенной помощью, то обесценю этот пусть странный, но важный момент борьбы.       Этим вечером я куда чаще поднимала глаза. Как и всегда капитан Воробей объявился наверху неслышно. В молчании созерцал всеобщее веселье и, когда я взглянула на него, он долго смотрел в ответ. На его лице читалась печаль важной потери, и от этого стало действительно страшно. Я поднялась, аккуратно выскользнула из-за стола и через секунду направилась к лестнице, но кэпа уже и след простыл. В пропахшей насквозь ромом комнате его тоже не оказалось. Поддаваясь зову сердца, я зашагала к двери в дальнем углу узкого коридора. «Ну и дела! Тут и балкон есть!» — мысленно воскликнула я, сначала вдохнув, а затем увидев карибскую ночь. Джек стоял спиной, положив ладони на хлипкие перила и изредка постукивая носком сапога. Меня захлестнул порыв страстного желания накинуться на него с объятьями до хруста костей: потому что соскучилась. Пришлось шумно вздохнуть. Я подошла и стала рядом.       Молчали несколько минут. Я снова вздохнула и просто сказала:       — Мы собираемся грабить банк.       Джекки слегка дёрнул головой. Я скосила глаза в его сторону. Косички на бороде подрагивали, кэп пережёвывал невидимую соломинку, похоже, чтобы удержаться от вопроса и пребывать в состоянии сурового пирата. И всё же не вытерпел.       — Как это? — Взгляд его был по-прежнему приклеен к звёздам на горизонте.       — Пока не знаем, — пожала я плечами, а, помолчав, добавила: — Думала, ты поможешь.       Воробей издал оскорблённое «Кха!».       — И на чью же роль я сгожусь? — язвительно поинтересовался он будто бы у ночного неба.       Я обрисовала взглядом созвездие: может даже, не существующее.       — Ты — наш капитан. — Кэп слегка отвернулся, вскидывая подбородок, отчего звякнули между собой бусины на косичках. — Всегда им был и будешь.       — Охотно верю, — буркнул Джек.       — Даже несмотря на то, что думаешь, будто я позарилась на твой корабль и команду.       — У тебя имеются все шансы, — как можно более бесстрастно проговорил кэп.       — Приятно слышать, — улыбнулась я, поглаживая пальцами треуголку за спиной. — Я всё понимаю, Джек. И объяснения мне не нужны. — Я проследила, как ветер шустро бежит по пышным кронам деревьев. — Недели назад я не могла спать. Если это сон, а не очередное полуобморочное забытьё, всё снова было перед глазами. Битва. Кровь. Смерти. Нескончаемые. Я думала, что проще утопиться, чем избавиться от них… — Я прикусила губу, на секунду закрывая глаза. — Жизнь — череда бесконечных сражений, и я вступила в очередное скорее вынуждено, чем по своей воле. И теперь поняла: не время лечит, а люди. Те самые, что ждут тебя там, внизу, хоть даже и под дулом пистолета не сознаются в этом. Достаточно времени прошло или нет, я не знаю, но знаешь… Джек, я видела, как тебе удаётся вдохновлять людей, это не каждому под силу. Так что позволь и людям вдохновлять тебя. — Кэп почти обернулся ко мне. — Одно я знаю точно: «Чёрная Жемчужина» и её команда ничто без их капитана. — Я протянула треуголку. Пират тут же взглянул — на меня. — Без тебя, Джек Воробей. Смекаешь?       Он смотрел на шляпу в моей руке, не отводя глаз, не моргая. Мне было достаточно того мимолётного взгляда: просветлевшего, слегка недоумённого, как в тот раз на палубе «Жемчужины» перед ожидаемой гибелью. Подобная откровенность, честность, а главное, вера пугала и в то же время восхищала Джека, я поняла это по его глазам, что стали мне самой желанной наградой. В сердце разливалась теплота — почти позабытое чувство. Капитан Воробей двумя руками взял треуголку, глянул на меня, точно спрашивая разрешения, и церемонным движением водрузил на голову. От широкой улыбки на губах свело скулы, но я не могла её сдержать. Однако Джек по-прежнему пребывал в мрачном состоянии духа.       — Думаешь, — засомневался он, поднимая на меня взгляд, — они захотят видеть меня капитаном, после всего…       — Почему нет? — усмехнувшись, перебила я. — Ты же доверил своей команде собственный корабль, пока сам решил немного отдохнуть и собраться с силами и… мыслями для новой, куда более сложной авантюры. — Я нахмурилась и часто заморгала. — Разве не так всё было? — И тогда под усами сверкнула коварная и вместе с тем одобрительная улыбка. — Ну, — как бы уклончиво протянула я, — уж что смогли, кэп. — Он прищурился. Я тяжело вздохнула. — Лучше сам посмотри.       Стало ясно: Джек Воробей как минимум неделю назад покончил с регулярными чарками рома, потому как я едва поспевала за ним, когда мы чуть ли не вприпрыжку неслись прочь из деревни к ненаглядной «Жемчужине». Мой безрадостный взгляд и извиняющийся тон прибавляли скорости лучше всякого нитро. Джек что-то высказывал недовольное под нос, а я с трудом удерживалась от злодейского смеха. В ночи с берега можно было разглядеть разве что огни на корме: но поскольку все ответственные засели в таверне, не было и их. Яркая луна лишь краем показывалась из-за облака, поддерживая интригу до последней секунды. Зажглись фонари, и следующие десять минут капитан Джек Воробей, барон Карибского моря, носился по кораблю с восторгом ребёнка, которому подарили магазин игрушек. Он подбегал к штурвалу, пальцами изучая заделанные трещины. Дёргал гигантские ванты, проверяя на прочность. Перевесился через борт, чтобы убедиться, что у нас снова два носовых якоря. Потом умчался в каюту, откуда несколько минут доносилось ликующее «Хе-хей!». Я наблюдала за происходящим с нескрываемой умильной улыбкой, засмеялась и поморщилась, когда в спешке Воробей загремел по трапу в трюм. Завершился восхищённый забег у перил трапа на полуют: двумя пальцами кэп проверял, не отвалится ли навершие столбика. Я вновь засмеялась и неспешно направилась в каюту.       Свечей было много — ярких и тёплых. Цепкий глаз Джека тут же поймал ссадины на костяшках правой руки. Кэп аккуратно взял меня за кисть и, многозначительно дёрнув бровью, спросил:       — За что он поплатился?       — Как всегда, подумывал убить меня. — Я взглядом указала на треуголку. — И не хотел её отдавать.       — Мерзавец! — наигранно прорычал Джекки. Я активно закивала. Пират обернулся к столу: — А это что?       Я выглянула из-за его плеча.       — Карты и бортовые журналы. Надеюсь там отыскать что-то про Анжелику.       Не выпуская моего запястья, Джек приблизился к столу, увлекая меня следом, задумчиво обвёл ворох бумаг внимательным взглядом, а затем одним резким движением смахнул всё на палубу. Я и опомниться не успела, как спиной оказалась на столе, а надо мной склонился Джек, упираясь руками по обе стороны от меня. Пряди длинных волос и позвякивающие украшения защекотали шею и грудь, так что я невольно поморщилась. Многострадальная треуголка куда-то исчезла, и я с чрезвычайным вниманием уставилась на подвеску, что болталась поверх красной банданы. Просто потому, что могла. И всё же от проникающего в душу, согревающего и растапливающего остатки самообладания взгляда мне было не скрыться. Да и не хотелось. Я желала раствориться в этих глазах — всегда разных, всегда важных. «Всё подождёт», — шепнул Джекки, прежде чем накрыть мои губы долгожданным поцелуем.       И ночь длилась бесконечно, потому что была только нашей.

***

      — Джек, мне нужен ребёнок! — Воробей выронил циркуль, задел локтем канделябр, едва не опрокинул кружку с ромом и судорожно ухватился за стол, чтобы уж совсем позорно не свалиться со стула — а замену капитанскому креслу всё ещё не нашли. За всем я наблюдала с абсолютно невинным выражением лица, будто совершенно не заметила вполне определённой двусмысленности. Просто мне нравилось его дразнить. Честно признаться, всегда нравилось.       Пристукнув себя по грудине и одними глазами выразив, наверняка, уникальный возмущённый словесный поток, Джек изогнул бровь:       — Ну и зачем, мисси?       — Как я выгляжу? — Я расставила руки, позволяя знающему пиратскому взгляду изучить вполне обычный наряд: платье лёгкого мятного оттенка с небольшим кружевом у манжет и декольте. Волосы, долгие дни мариновавшиеся под солёными волнами и ветрами в тугих косах, радовали стойкими локонами, так что оставалось только присобрать их в «ракушку» на затылке.       — Прекрасно, — честно ответил кэп, видимо, помня, что обыкновенно другое дам не устраивает.       — Именно, — отчётливо кивнула я, — на мне даже есть корсет. — Под пиратскими усами засветилась хитрая улыбка. — Но всё равно от этого будет мало толку, он вряд ли купится. — Воробей задумчиво почёсывал подбородок. — Так что, надо достать ребёнка, ведь, согласись, дама в беде или дама с невинным дитём в беде имеют разную ценность.       «Чёрная Жемчужина» готовилась к отплытию, хоть и с серовато-зелёно-белыми парусами. В команде тоже людей прибавилось: увязался не только Серхио Коста, но и крепко стоящая на ногах часть рыбацкой деревни. У берега пиратский корабль держало только твёрдое намерение его капитана ограбить банк Кастильосы, чтобы потом закупить орудия. И намерение это было столь сильно, что Джеку Воробью потребовалась одна ночь, два схематичных плана зданий, четверть бутылки рома и моё обиженное за прерванный сон сопение под боком, чтобы родить пугающий своей гениальностью план.       — По мне, так это очевидная глупость! — не сдержалась я, когда впервые выслушивала цепочку необходимых действий.       Джек тут же вернул язвительно и слегка рассержено:       — Менее очевидная, чем тащить из банка целый сейф? — Я не стала возражать, мол, это было всего лишь одно из множества наших предположений, и мы прекрасно понимали, насколько оно абсурдно. И всё же капитан Воробей вполне мог убедить мертвеца восстать из могилы, что уж говорить о своей команде, которая, к слову, недавно в море творила не менее «очевидные глупости».       Изо дня в день я шаталась по нескольку часов по Кастильосе с зонтиком на плече и теперь встречала выплывающий из утренней дымки город без особой радости. Под боком пританцовывал Коста, поймав за ухо носящегося егозой по палубе сына. В три с половиной года мальчишка имел сноровку в морском деле чуть ли не лучше отца, но его суета была опасна для нового костюмчика, что Луи принял без особой радости. Я улыбнулась и протянула ему леденец, как и положено «доброй няне», — точно на стоп-кран нажала, ибо леденец был огромный и суровый, как кожа на сапогах, а потому занял всё внимание Луи до самой городской площади. Имея в виду ребёнка, я не рассчитывала, что он окажется столь мал и непоседлив, но Коста, у которого их было ещё девять, просто отмахнулся, будто, случись что, ему бы не было жаль мальчишку.       — Ну, давайте, удачи, — шепнул Серхио, растворяясь в переулке, когда из-за крыш показался третий этаж банковского здания. Я кивнула, взяла на руки Луи, чтобы он не исчез где-нибудь, и двинулась к кованым дверям.       Время близилось к полудню — именно тогда каждый день, как по часам, в банк являлся держатель ключей от нового сейфа и главный счетовод, сеньор Франсиско Эррера Веста. Щуплость и невысокий рост компенсировались раздутым эго: Веста пренебрежительно задирал нос, платье носил слишком дорогое для своего статуса и обращал внимание лишь на женщин с французскими румянами на щеках — я чихала без остановки минут пять под заливистый хохот Воробья, когда впервые наносила их. Он кичился своей должностью, что гарантировала ему проживание в доме губернатора, двух солдат сопровождения и, на первый взгляд, полную неприступность с нашей стороны. За четыре встречи на площади перед банком мы с гордым Франсиско не обмолвились и парой слов, но, если верить Джеку, что со спокойствием сенсея наставлял меня, а затем наблюдал за происходящим, моя сдержанная кокетливость и менее сдержанное, чем положено, декольте уверенно подсадили испанца на крючок.       Часы на городской башне начали полуденный звон, и я вошла в приоткрытые из-за духоты двери банка. Луи вырвался, и я едва успела ухватить его за рукав. Франсиско Эррера Веста сидел у дальней стены возле гигантского сейфа, отделённый решёткой и тремя служащими, что суетливо подавали бумаги. В банке было немноголюдно, близилась сиеста. Веста поднял голову, бросил беглый взгляд, затем резким толчком сдвинул писца в сторону и растянул под хиленькими усиками кривозубую улыбку. Я укрылась веером ресниц и тоже слегка улыбнулась.       «Шесть!» — мысленно вскрикнула я при ударе часов, и тут же в двери ввалилась рычащая и палящая в потолок банда. Испуганно закричали. Луи прижался ко мне, я рванулась прочь, но проворная рука — чересчур сильно — поймала за волосы. К виску прижался пистолет. Стукнул внутренний засов на дверях.       — Дамы и господа, всем сохранять спокойствие! Это ограбление! — Голос Джека оглушил правое ухо, так что мой собственный крик показался слишком тихим.       — Помогите! Умоляю! У меня ребёнок! Пощадите, прошу! — на тщательно отрепетированном испанском бесконечно взывала я.       Трое пиратов бросились к столам, где обслуживали клиентов. Франсиско влип в стену и боялся дыхнуть, а остальные служащие пытались спрятаться за мебелью. Серхио Коста с платком на лице лихо перепрыгнул через опрокинутый стул, хотя этого вовсе не требовалось, и просунул меж прутьев ружьё: «Llaves! ¡Vamos!». Веста затряс головой. Джек, захватив меня локтем за шею, поволок ближе к сейфу. Я заверещала, моля о помощи и часто поминая Бога. Луи хныкал, и стоило недюжинных усилий удерживать его вертлявую руку. Дуло пистолета переместилось под горло. Коста прокричал что-то угрожающее. Я воткнула пропитанный слезами взгляд во Франсиско и, задыхаясь, залепетала: «Por favor, señor, se lo ruego! ¡Te lo ruego! No dejes que nos maten! Mi hijo... ¡Por favor, señor, en nombre de Dios!». Воробей немного утратил контроль, и дышать стало труднее. Я едва заметно пихнула его ногой, как вдруг пират схватил меня за многострадальный пучок волос, так что у меня глаза на лоб полезли. Щёлкнул взведённый курок. Голос Джека Воробья, отсчитывающий секунды, был поистине пугающим — даже для меня, и внутри невольно проснулась радость, что я на его стороне. В последнее мгновение Веста вскинул руку с ключами.       Я не видела, но знала, что четверо пиратов стоят у входа на страже, наставив на заложников ружья, остальные занялись сейфом. Он был куда меньше, чем рассказывали слухи, но забит — битком. Хватали всё подряд, скидывали в мешки, прислушиваясь к звукам снаружи. По полу звенели просыпанные монеты, и двое служащих незаметно прятали случайные в туфли. Мои глаза горели правдоподобным ужасом, губы продолжали, точно молитву, повторять заученные слова. Франсиско Эррера Веста пытался о чём-то договориться с грабителями, но безуспешно.       Сейф был опустошён. Звонко заржали лошади. Банда бросилась к выходу, и Джек Воробей потащил меня следом. Я отчаянно упиралась, брыкалась и молила о пощаде, как и положено заложнице. Коста за шкирку подхватил сына и запихнул подмышку: тот смело орудовал кулаками и коленями. За несколько ярдов до дверей под ноги попало платье, я запнулась и тут же обмякла в руках Джека. Он поначалу опешил, затем бесцеремонно взвалил на плечо и потащил к выходу. В закрытые веки ударил яркий свет, а по ушам — суматошные крики. Я не успела сориентироваться, как кэп в прямом смысле зашвырнул меня в карету, крикнул: «Гони!» — и захлопнул дверцу.       Кони мчались во весь опор. Я вглядывалась в крошечное окошко в задней стенке кареты, пытаясь угадать в облаках пыли не только пиратов верхом, но и закономерную погоню. Колёса подпрыгнули на ухабе, так что макушка стукнула о потолок. Я радостно прихлопнула в ладоши и пискнула: «Получилось!». Джекки раскинулся на сиденье и лениво покачивал ногой; сверкала золотом довольная улыбка, а глаза светились чистейшим пиратским задором.       — Ты не переиграла? — иронично поинтересовался Воробей.       Я прикинула, как выглядел мой «обморок» со стороны.       — Может, слегка.       Уже через несколько часов «Чёрная Жемчужина» подняла паруса. Рыбаки провожали нас, как дорогих гостей, и грезили о скором возращении, ведь с лёгкой руки щедрого капитана им достался слиток серебра с испанским гербом в качестве компенсации за неудобство и молчание. Спокойное море и бодрый ветер сулили быстрый путь на Ямайку, где предприимчивость англичан обещала возможность обменять золотишко на чёрные паруса и восемнадцатифунтовые пушки.       Капитанская каюта куда больше напоминала хранилище банка. Пираты реквизировали в Кастильосе не только полдесятка золотых слитков, монеты, но и четыре фунта драгоценных камней, дюжину слитков серебра, пачку акций испанского арматора торговых судов, долговую книгу и ещё несколько журналов со счетами. Джекки, устроившись на стуле и закинув ноги на бочонок, лениво пересыпал из руки в руку мелкий янтарь, а я у окна перелистывала журнал в толстой обложке.       — Что там у тебя? — зевнув, полюбопытствовал кэп.       — Тут похоже на, — я на секунду задумалась, — на судовой журнал… маршрута или чего-то вроде.       — И что за судно?       — Э-э-э… — Я пристально вгляделась в надпись на первой странице. — Какая-то «Сеньора Эрмоза».       Воробей тут же встрепенулся, рывком уронил меня к себе на колени и буквально вырвал бумагу из рук. Лицо его просияло, точно алмаз после огранки.       — Дорогая Диана, это не просто какая-то «Сеньора Эрмоза»! — воскликнул кэп. Я недоверчиво изогнула бровь. Мой скептицизм пирата только раззадорил, и он принялся обстоятельно объяснять мне всю ценность находки: — Скажу тебе, мало кто по-настоящему верит в её существование. Слухов ходит множество и все разные, но этот вот журнал, — Джек пристукнул пальцами по обложке, — значит, что слухи эти более чем правдивы. — Я внимательно моргнула. — Говорят, на службе Испанской Короны есть корабль — то ли флейт, то ли галеон, то ли судно новой конструкции, не суть, — и перевозит он исключительно то, что окажется напрямую в руках королевской семьи. Лучшие бриллианты, чистейшее золото и, опять же, если верить слухам, нечто куда более ценное и уникальное, что испанцы нашли в лесах неподалёку от Портобело. Но корабль этот никто не видел. «Сеньора Эрмоза» уходит из пункта А и не заходит ни в один порт, не бросает якорь нигде, кроме порта Б. — Джек Воробей мечтательно вздохнул. — Это, если хочешь, «пиратский Эльдорадо», смекаешь?       Пиратского воодушевления я не разделяла, не прорезалась во мне ещё та жажда наживы, которая текла по венам морских разбойников, и там, где капитан Воробей видел плавучую сокровищницу, мне перво-наперво представлялось полсотни, а то и больше, двадцатичетырёхфунтовых пушек и четыре-пять сотен человек экипажа. Не дав Джеку как следует разомлеть от предвкушающих грёз, я напомнила:       — Гхм, кэп, вы ничего не забыли? — Пират глянул на меня сквозь блаженный прищур. — Мелочь, конечно, но у нас вроде пушек нет. — Подкрученные края Джековых усов слегка обвисли. — Ах, и ещё, чуть не забыла! Кажется, твоя кукла-вуду в руках одной неугомонной барышни, что может помыкать тобой, как…       — Я понял! — безрадостно прервал Воробей. Я довольно заулыбалась и сочувственно погладила его по голове.       Мы заявились в Кингстон безо всякого стеснения, хотя «Чёрная Жемчужина» и большая часть команды остались в райском Монтего-Бей. Единственной причиной, по которой я потащилась с Гиббсом и Джеком на встречу с «нужным человеком», а не фривольно развалилась под пальмой на чудесном пляже, был сам капитан Воробей и его сладкий взгляд, когда пират предлагал составить ему компанию. На подъезде к столице нахлынул поток воспоминаний, от которых хотелось смеяться и в то же время выть от тоски. Мы синхронно обменялись с Джеком взглядами, когда над джунглями замаячила крыша «дома на холме». Как и год назад, город кипел жизнью, и про пиратов, что некогда нарушили его покой, вроде никто и не вспоминал. Солдаты лениво почёсывались, укрывшись в тени навесов и редких деревьев, так что наша троица свободно шагала по улицам, наглея и не боясь быть узнанными. Я мысленно радовалась, что избавилась от жаркого тяжёлого платья в пользу привычного моряцкого наряда, и неспешно обмахивалась веером, что галантно вытащил Воробей из корзины напудренной леди.       На южной окраине в таверне «Морская дева», как рассказал Джошами Гиббс, можно было найти человека, что на Ямайке сумел бы и самого кракена из-под земли достать, вернее, этот человек должен был найти нас сам. Мне верилось слабо, но капитан надеялся закупиться пушками, когда чёрные паруса уже прибыли на борт. Мы с Джеком уселись рядом за столик у окна, мистер Гиббс направился к стойке. Я подумала, что, если не знать, в каком конкретном порту или городе ты оказался, ни одна таверна тебе этого не откроет, до того они все были схожи.       — Надо же! Пираты совсем обнаглели! — На стол со стуком стала бутыль, затем снабжённый мощным пинком прискакал стул спинкой вперёд и на него фривольно плюхнулся белый мужчина, а за его спиной, сурово скрестив руки, замер плечистый негр. Джек Воробей напрягся весь, а я только растерянно моргнула. Незнакомец поглядывал на меня из-под капюшона дерзкими голубыми глазами и едва заметно улыбался. Что чернокожий спутник, что внешний вид самого гостя не могли выдать его за плантатора или богатого европейца. Под бурым плащом скрывался синий китель с длинными полами, капюшон посерел от пыли. В нагрудной кобуре крепилась пара пистолетов, ещё один проглядывал сбоку из-под плаща, а на перевязи держались две большие абордажные сабли. Наша оторопь ему пришлась по вкусу. — Расслабьтесь, — усмехнулся он, забавляясь.       Кэп Воробей вздёрнул подбородок.       — С кем имею честь? Ты явно не местный, узнаю этот акцент «валлийских предместьев Лондона». — Говор у незнакомца и правда был несколько странный, будто бы певучий, и от начала к концу фразы менял высоту голоса.       Незнакомец свободно устроил локти на спинке стула, хотя замечание Джека его вроде бы задело.       — Вообще, я капитан, — точно похвастался он, — но сейчас тот, с кем вы планируете заключить сделку. Как можно было лишиться почти всех орудий? — с издёвкой возмутился он.       Я выдохнула, неуверенно ёрзая под его наглым взглядом.       — Ну а я — капи…       Гость мгновенно перебил Джека:       — Нет, мне ни к чему твоё имя. — Воробей раздражённо фыркнул. Взгляд мужчины вновь вернулся ко мне, бесстыже изучая фигуру. — А вот твоё, красотка, я бы узнал… — не скрывая заигрывающих нот, улыбнулся моряк.       Пришлось собрать волю в кулак, чтобы не засмеяться. Я подалась вперёд, выдерживая нахальный взгляд.       — Оно звучит как У-Меня-Уже-Есть-Капитан. — В отражении бутылки ясно виднелась просветлевшая физиономия Джека Воробья, что без особого успеха пытался сдержать победную улыбку. Отверженный незнакомец только хмыкнул — многозначительно и не очень доверчиво.       — Ну что ж, — смело вклинился кэп, — раз обмен любезностями завершён, может, перейдём к тому делу, ради которого мы здесь собрались такой славной компанией?       За три десятка пушек «Чёрной Жемчужине» выставили счёт почти в десять тысяч фунтов, и капитан Воробей радовался, что придержал делёжку награбленного, пока его ненаглядная не перестанет ни в чём нуждаться. Каким бы странным ни был наш новый знакомый, но слово своё сдержал, и через несколько дней команда дружным гулом приветствовала новые орудия, что, судя по печатям, принадлежали некогда Британии, Голландии и Франции. Никто в подробности вдаваться не стал, и, оставляя за кормой расслабляющее спокойствие Монтего-Бей, «Чёрная Жемчужина» на всех парусах устремилась к пробуждающемуся рассветом горизонту.