Virgin Boy Fucks My Brain

Нас было четверо. Четверо разных, как стороны света, четверо самых ярких и сильных, нехотя признававших друг друга. Мы были элитой в нашей математической школе, получавшей все привилегии, почет и взамен представлявшей школу на научно-практической конференции. Поодиночке мы смотрелись как простые смертные, но, дополняя друг друга, становились эпицентром способностей. Первый — основной мозговой центр, Вторая — информационный гид, Третья — я — генератор идей, а Четвертый, Четвертый… Ты. Я не знаю, что ты забыл в нашем союзе. Вообще. Нескладный, ленивый, дерзкий. Ты делаешь меньше всех, помогая лишь с укладкой в предложения, и постоянно придираешься. Тебя считают «свежим взглядом», а меня реально бомбит от этого — свежий взгляд есть и у преподов, которые прочитают на следующий день, поэтому твое имя отнюдь не следует указывать в списке авторов. Порой бесит собственная противоречивость. Ведь не будь тебя с нами, я бы вообще не подписалась на чертов проект. И я ни на минуту в этом не сомневаюсь, даже когда хочу тебя уничтожить. Хата Первого стала штаб-квартирой для нашей разобщенной компании. Он хранит все наработки, хотя, по моему мнению, довериться Гиду было бы куда благоразумнее. — Я накатала подробное объяснение перевода косинуса в экспоненту. Вот флэшка, добавишь к файлам проекта. Вторая отличалась не только умением объяснять глубокожопные материалы, но и небывалой исполнительностью. Первый же — наоборот — использовал мозги настолько сильно, насколько ленился. — Виноват, мой вчерашний вирус обошел Касперского. Пришлось форматнуть диск С. Что, сука?! — Шикарно. Все равно большинство идей бредовые. Твой ледяной голос моментально тушит меня. Секунду спустя — злит. А потом нещадно гипнотизирует. Критикан херов. Ты отвечаешь метко, насмешливо и скупо. Сохраняя невозмутимость на впалом лице. И только я могу задеть тебя так, что ты начинаешь сбиваться с мысли, говоря невпопад. Но такое случается редко. — Что за нахуй, Центр? Уже второй раз. Может, форматнуть тебе яйца? Первый начинает смешно извиняться, потому что — как и все — думает, будто я злюсь на него. Нет. Я просто нашла повод, чтобы выплеснуть гнев, который ты так ненавязчиво зажигаешь. Ведь с тобой это не работает. Ты — язва. Девственник, по совместительству ебущий мозги. Вторая принимается за ободряющую лесть, так же смешно успокаивая Первого. Ты смотришь, потому что тебе тоже кажется это смешным. А я… В этой мини-суете я могу беспрепятственно тебя разглядывать, чтоб никто ничего и не понял. Черные волосы и бледная кожа, полные губы и худощавое тело. Контраст на контрасте, что, кажется, объясняет мою противоречивость! И я бы сказала, что не могу работать, когда кто-то рядом так меня заводит, да вот только моя функция — генерировать идеи, а вдохновленный человек справляется с этим на раз-два. Каково это — быть моей музой? Бриллиантовое время вышло, и в компании начинают мыслить, вопросительно оглядываясь. Вмиг отворачиваюсь от тебя и переключаю внимание на других, мол, все так и было задумано. Они верят. — Идеи есть, Гена? Не имя, конечно же, сокращение. Вторая всегда рада пополнить свое хранилище. — Все просто! — суматошно заявляю я. — Доступно объясняем им классику, потом говорим, мол, это отсосный метод для нубов и вот эту сложную задачу вы хер решите, хуячим метод комплексных чисел, а шоб не залупались… — Ты можешь адекватно выражаться? Звучит, пожалуй, как наезд. Спокойно, холодно, но кажется невероятно грубым. Многих забавляет моя манера говорить — она нелепа и некультурна, но притягивает слушателей, как магнитом. Ты же считаешь меня не более чем быдло-гопницей. Но знаешь, чувак… Когда тебя вижу, маты сами льются с чертог моей задницы. Ведь она горит, как и все внутри. И мне хочется убить тебя за то, как ты смотришь на меня. Пронизывая презрением. И себя за то, что смотрю на тебя в точности наоборот. Тогда я хватаю со стола какой-то плохо выглядящий персик и, пользуясь твоей отвратительной реакцией, со всей силы пихаю тебе в рот. Как можно глубже, пытаясь заткнуть тебя в отместку — ведь ты сделал то же самое. — Соси персик! Я стараюсь произнести эту глупость как можно эффектнее, и всем становится смешно. Не от самой шутки, скорей, от нелепости моего юмора. Ты же сжираешь чертову гниль и выдаешь: — Спасибо, что не салат собственного производства. А вот это — почти запрещенный прием. Три месяца назад я конкретно облажалась с гребаным соусом для «Цезаря», и на конкурсе поварят жюри стошнило прямо в салатницу. Ты взял первое место. Стоит ли говорить, что моя самооценка еще долго плакала где-то в адской залупе? Браво, в яблочко! — Спасибо, что напомнил, кулинар от бога. Сваргань, кстати, борщец, а то умственная работа тратит много энергии. И ты, уколов меня парочкой фирменных фраз, пошел на кухню. Думаю, ты бы не сделал этого, если б Центр и Гид минут пятнадцать не заясняли, какой ты классный в готовке. Ведь ты такая же тщеславная сука, как и все мы.

***

День закончился слишком быстро, как и всегда. Все хорошее, как известно, кончается быстро — этот день, по сути, длился всего несколько приятнейших мгновений, наступавших сразу, как мне удавалось отвесить эдакое, что тебя бы задело. Когда тебе больно — пусть даже самую малость — я чувствую что-то живое. Приходится прибегать к такому. Ведь я не особо сильна в хорошем. Дождливая ночь прекрасна. Мы остались у Первого, потому что атаку острого ливня приятнее созерцать, а не ощущать на себе вместе с ледяной дрожью и подкатывающей простудой — не хотели появляться на улице. И наблюдая эту ночь с балкона, мы действительно завораживались ей. Возможно, даже ты, хоть и стоял с пустым покерфейсом. Угроза обнаружения. Глаза нехотя скользнули на Вторую — Гид была по-девичьи впечатлительной, поэтому на ее лице читался такой… восторг? Наверно. Как математик, она могла отражать на лице все и одновременно ничего. — Давайте встретим рассвет? — пропела она самым мечтательным голосом, недостойным будущего ученого. Первый оказался адекватнее: — Плохая идея, потом на парах отсыпаться будем. Но я сразу поняла, что он просто хочет побыстрее потрахаться. Гид — его девушка. — А я, пожалуй, посплю и сегодня, и завтра вместо школы. Твоя идея показалась тебе мега-крутой, потому что ты, наконец, улыбнулся. По-настоящему, искренне, просто. Стоит ли говорить, кто еще из нас посчитал тебя гением? Мы отправились спать. Боже, как ты был недоволен, узнав, что тебя пытаются запихнуть в одну комнату с этой конченной идиоткой. Со мной. Мысленно недоволен, изобразив невероятную гадливость в лице. Жаль, искреннюю. Но я слишком привыкла, чтобы это могло помешать мне радоваться нашей призрачной близости. Потому что я действительно конченная идиотка. Мы сошлись на том, что ты будешь спать на диване, а я — на полу. Я не мешала тебе спать: не пыталась завести разговор, узнать тебя получше и уж тем более приставать. Я так часто делала это раньше, что уже на сотом разу убедилась: бесполезно. К тому же, твой сон — святое. Но остальное — прости. Я знала, что спишь ты крепко, поэтому аккуратно стянула с тебя легко поддавшееся одеяло. Если что — свалю на тебя самого. Твое тело зачаровывало, поданное в волшебном сиянии луны. Я жадно вглядывалась в каждую особенность: мышцы, родинки, мурашки от резкого холодка. Оценивала грязным, почти маньяческим взглядом. Чисто физически ты был слишком невинен для него. И уж тем более для потока откровенных мыслей, непроизвольно возникавших в голове с неебической скоростью. Я так хотела тебя, чертов девственник, так хотела снять собственные ограничения, как и всю твою одежду, и — о господи, твои божественные астенические запястья — я бы так и заломила их за твоей головой, так бы и связала, а потом… Не знаю. Знаю, что стало бы жестко, грубо и обязательно больно. Лишь бы ты что-то почувствовал. Просто я чертовски хотела твоего поражения — очевидного, обидного, унизительного… Признанного. Ведь когда кто-то ежесекундно играет на нервах — непременно без правил — возникает желание отыграться. А страсть — такое очевидное к тому дополнение. В теле неебически горело от возбуждения. О, эта сладко ноющая мука несостоявшегося лидера — слишком крепко она захватила все тело, блокируя жалкие писки разума… И я растворилась в воле испорченной души. Что стоило того. Беззвучно забравшись на диван, я резко впечатала ладонь в твою офигенно костлявую грудь — ты инстинктивно распахнул глаза, выражая за раз столько эмоций, сколько, наверно, не накопилось бы в сумме за все предыдущие мгновения. И быстро — наверное, быстрее звука, потому что все вокруг превратилось в вакуум — пока ты не успел сообразить, я нахально прильнула к абсолютно девственным губам, бесцеремонно отметив себя в твоей истории, как первая… хотя бы в этом. Бледные щеки вспыхнули. Красочно, пламенно, агрессивно — я чувствовала металлический привкус терпкой боли и жгучие эмоции, еще не обретшие форму. Я задыхалась от страсти — от греховного, неправильного счастья. Но это было лишь мгновение. — Пошла вон! — гневно закричал ты, окончательно пробудившись, оставив все счастливое в бесценных воспоминаниях. — Но… за что? — бессильно прошептала я, вмиг отстранившись. — За то, что ты такая мерзкая! За то, что я тебя ненавижу! За то, что, если б у меня возникла хоть мысль, что ты мне нравишься, я бы… Не смог договорить — наверно, с непривычки чувствовать столько сразу. Потом — стремглав в ванную, где зазвучала долгая, невероятно тяжелая музыка проточной воды. Что ж, браво! Теперь ты не относишься ко мне похуистически-презрительно. Ты ненавидишь меня. Прогресс? Отнюдь. Только почему так хуево?

***

На следующей встрече нас было только трое — тебя я не видела с прошлой ночи. Центр и Гид оживленно обсуждали проект и просто трепались обо всем, как будто бы никакого четвертого среди нас вовсе и не было. А я — я сдалась в попытках скрывать настроение. Вернее, почти сдалась. — Что случилось с нашим «свежим взглядом»? — я пыталась говорить как можно язвительней, лишь бы не раскиснуть у всех на виду. — Вчера сквозь сон видела, как он шевелился, а наутро уже съебался. — Он… — Гид подозрительно замялась. — Он вернется… Надеюсь. — Сейчас позвоню ему, — Центр улыбнулся и подмигнул своей девушке. Издеваетесь, что ли? — Гена, сделай лицо попроще. Выпей чайку. И вышел, оставив меня в недоумении. Иногда есть такой «лох компании», которого намеренно не просвещают в ту или иную тему. Не думала, что сама стану таким лохом. Суки! Правда, Гид, оставшись наедине со мной, была чуть откровеннее. — Я не знаю, что ты вчера делала, но в любом случае… зачем? Я состроила самую непонимающую рожу. — О чем ты, девочка? — Ты знаешь. — Что знаю? А ну-ка просвети. Гид порозовела. — А вот и нет! Слишком интригующе. Слишком. Я уже хотела применить свои «гопнические» навыки отжимания информации, но слух уловил разгоряченные вопли в соседней комнате. — Бросить команду? Ты издеваешься?! — возмущался Первый. — Две женских логики против одной диалектической — дерьмо ж выйдет! И вообще. Если стоит на девчонку — значит надо ее трахать, а не бегать и ныть. Ты же мужик, все-таки, а не полный кретин. Через пару минут Центр вернулся. — Ну, что сказал? — Гид повела бровью. — Уже собирается.