Исполнитель желаний

К его удивлению, детектив на него не смотрел. Рюдзаки, опустив голову, аккуратно взял двумя пальцами чашку с чаем и, поднеся ее к лицу, внимательно вглядывался в нее, как будто пытаясь разглядеть что-то на дне. Лайт терпеливо молчал, ожидая, когда противник начнет разговор. В зависимости от того, что он скажет, Кира мог выбрать тактику защиты или нападения. Но пауза как-то слишком затянулась. Лайту стало неуютно смотреть в тишине на Рюдзаки, разглядывающего чай. - Лайт-кун, - наконец медленно, как будто подбирая слова, начал L, все так же, не поднимая головы. - Позволь тебе кое-что объяснить. Я не привык, чтобы кто-то заставлял меня что-либо делать. Лайт вздрогнул. Очень официальное вступление, совсем не похожее на продолжение психологических игр или общение с другом. Очень ровный, выдержанный тон, не оставляющий места для противостояния, основанного на личных взаимоотношениях. Он почувствовал, что продолжение может быть более чем неблагоприятным для него. Если Рюдзаки займет официальную позицию, он может вежливо попросить оставить его в покое. Поблагодарить за оказанную ранее помощь в расследовании и вежливо попрощаться. Лайт только сейчас осознал, что теперь, когда подозрения были полностью сняты с него, а в памяти Рюдзаки не осталось ровным счетом ничего об их взаимоотношениях, не связанных с Кирой, возможность его нахождения рядом с величайшим детективом была очень шаткой. В любую секунду L мог решить, что ему совершенно не нужен для помощи сын бывшего шефа Японской полиции Ягами Лайт, и исключить его из группы расследования. Кира почувствовал, что сейчас он идет по слишком тонкому льду. Необходимо было срочно исправлять ситуацию. Сбить Рюдзаки с официальной позиции. Отвлечь. Найти способ втянуть его снова в липкую паутину обманчивых фраз и намеков, увлечь игрой, заставить вернуться к сражению интеллектов. Времени на размышления не было. - Откуда ты знаешь? – буркнул Лайт первое, что пришло ему в голову, тут же понимая, что выбрал очень правильное направление. Рюдзаки не мог полностью переключиться на роль величайшего детектива, не нуждающегося в окружении, пока не был уверен в себе. Пока не восстановил свою целостность. Он все еще был уязвим. Необходимо было просто напомнить ему об этом. - Прости, Лайт-кун, о чем ты? – Рюдзаки не понял его. - Ты сказал, что не привык, чтобы тебя заставляли, - терпеливо развил свою мысль Лайт, сохраняя невозмутимое выражение на лице. - Но как ты можешь это знать, если ты ничего не помнишь? Вчера ты говорил, что не помнишь даже собственного лица. Он попал. Рюдзаки медленно поставил чашку на поднос, поднял голову и, поднеся большой палец ко рту, задумчиво посмотрел на Лайта. - Ты очень внимателен к деталям, Лайт-кун, - серые глаза пристально разглядывали Киру. - Я привык анализировать то, что я вижу, - Лайт пожал плечами. - Например, сейчас я вижу, что ты раздражен. - Возможно, - в глазах Рюдзаки появился интерес. - Но, ты считаешь, что у меня нет повода? - Ни малейшего, - Лайт позволил себе снисходительно улыбнуться. Он наблюдал за Рюдзаки, пряча глаза за челкой, избегая встречаться с ним взглядом. В любую секунду ожидая перехода к атаке и внутренне пытаясь просчитать варианты. Но все-таки пропустил момент. Скользящим движением Рюдзаки резко подался вперед, перегибаясь через поднос, стоявший между ними. Опираясь на пальцы ног, он уперся руками в кровать почти вплотную к ноге Лайта, мгновенно оказавшись с ним лицом к лицу. Заставляя Киру смутиться и попытаться инстинктивно отодвинуться. «Черт, - пронеслось в голове Лайта. - Я не успеваю за ним. Он слишком быстро меняется!». Глаза Рюдзаки в упор разглядывали его, и не было возможности отодвинуться, прикрыть веки, спрятать глаза за челкой. Как завороженный, Лайт смотрел в серые глаза, ожидая снова увидеть, как расширяются зрачки, делая взгляд поглощающе-черным. Где-то там, в глубине своей души, Кира мог себе признаться, что он хотел бы увидеть вновь это необычное зрелище. Но взгляд Рюдзаки не менялся, серые глаза обдавали холодом исследователя. Он замер, пристально, вплотную разглядывая Лайта. Кира, стараясь не обращать внимания на пугающую близость, пытаясь подавить некстати всплывающие в памяти воспоминания о поцелуе, сбивающие мысли, заставляющие сердце биться быстрее, не отводил взгляда. - Я. Не терплю. Подчиняться, Лайт-кун, - делая упор на каждом слове, обдавая его холодом глаз, медленно и раздельно проговорил Рюдзаки. - А ты, я вижу, любишь подчинять? Лайт чувствовал какую-то скрытую угрозу в его словах. Какой-то подвох. Но не мог сосредоточиться. Сейчас все его внимание было сосредоточено на слишком близком расстоянии, на котором находились их лица. «Пожалуйста, только не прикасайся ко мне, - кричало сознание Киры. - Только не переходи эту черту снова!» Ему казалось, что мир взорвется, если Рюдзаки сейчас прикоснется к нему. Проще всего было бы встать и отойти на безопасное расстояние, но почему-то ему хотелось остаться, несмотря на мучительно-болезненный ужас, пронизывающий сознание. Что это было? Странное, извращенное любопытство или завораживающая неизвестность запретного? Лайт не смог бы ответить. Но он уже не мог отступить. - Люблю, - почти прошептал он пересохшими вдруг губами, тоже вглядываясь в глаза своего врага. С замиранием ожидая, что сейчас он приблизится еще больше, чтобы снова вогнать в смущение, нанести удар, который Лайт не сможет отразить, растоптать его самолюбие. - А подчиняться ты... - L сделал паузу. Острый кончик языка неспешно облизал тонкие губы, заставляя Лайта покрыться испариной, под пристальным взглядом его глаз. - Любишь, Лайт-кун? - Нет, - выдохнул Лайт, судорожно пытаясь понять, о чем же они сейчас разговаривают. Вкрадчивый голос Рюдзаки казалось, придавал фразам объемность, заворачивал в бархат, делая почти осязаемыми слова, заполняющие пространство. Глаза цвета ноябрьского неба сосредотачивали сейчас для Лайта весь мир. Ему даже казалось, что он забыл, как дышать, завороженный этим странным напряжением и неведомой опасностью, что ощущалась сейчас между ними. Это было еще интереснее, еще более завораживающе и волнующе, чем когда L следил за каждым его шагом, подозревая, что Лайт – это Кира. - Тогда ты должен понять меня, Лайт-кун, - неожиданно прервал щекочущее напряжение момента Рюдзаки. Он произнес это обычным спокойным тоном и, прикрывая веки, плавно отодвинулся от Лайта. Снова сжался в комок в своей любимой позе, прижав колени к груди и обняв их руками. Словно опять отпуская. Возвращая разговор в обычное русло. Делая слова просто словами. «Все? Это все? – пронеслось в голове у Лайта. - Что же ты хотел, Рюдзаки? Ты что-то выяснил для себя, иначе не потерял бы интереса. Но что, что ты выяснил?» - Рюдзаки, - Лайт почувствовал, что голос охрип, и прокашлялся. - Я понимаю, что тебе это неприятно. Но ты должен понять и меня… Тебе надо есть, чтобы поправиться. Отказ от пищи из-за глупого упрямства ни к чему хорошему не приведет. Он осторожно пытался нащупать путь, по которому можно было продолжить движение. Просто поговорить. Просто попытаться понять друг друга, обсудить какие-то правила их сосуществования, не прибегая к сложным экспериментам и пугающим действиям. Это был единственный путь к их сближению. Уметь разговаривать. Уметь понимать чувства друг друга. Лайт был совсем не уверен, что Рюдзаки на это способен. Он сделал паузу, ожидая ответа. Рюдзаки молчал, положив подбородок на колени, скрывая опущенное лицо за смоляными прядями волос. Лайт не мог заглянуть ему в глаза, не мог понять, слушает ли его детектив. - Тебе надо потерпеть всего несколько дней, - Кира чувствовал, как фальшиво звучат его слова. Любой другой принял бы его заботу как искреннее участие, но только не Рюдзаки. И от его молчания становилось не по себе, а слова казались глупыми и бессмысленными. - Ты же так долго был на внутривенном питании. Необходимо снова приучить организм к потреблению пищи. Постепенно… Начиная с жидкого… Не зря же люди придумали диеты… Лайт совсем не умел никого уговаривать. Ему всегда было все равно. И теперь, окончательно запутавшись в бессмысленности слов, которые он произносил, он замолчал, расстроенно глядя на неподвижную согнутую фигуру. L его банально игнорировал? Или ему настолько было больше не интересно? - Рюдзаки, не молчи, скажи мне что-нибудь! – задетый этой мыслью за самолюбие, Лайт наклонился вперед и, проведя ладонью по лбу Рюдзаки, поднял его волосы вверх, открывая лицо. И ощутил, как снова вздрагивает детектив от его прикосновения. И еще. Лоб Рюдзаки был покрыт холодной испариной, а глаза устало прикрыты. Он действительно его не слушал, сосредоточенный на своих внутренних ощущениях. - Рюдзаки… Рюдзаки, тебе плохо? – испуганно вскрикнул Лайт, привычно вскидывая глаза на монитор и вспоминая, что детектив еще вчера перестал позволять одевать на себя датчики. Рюдзаки устало открыл глаза. Казалось, это простое действие далось ему нелегко. - Не очень хорошо, - медленно проговорил он, едва разлепляя тонкие губы. Лайт мысленно чертыхнулся про себя. Он снова слишком увлекся игрой. Снова забыл, почему они заперты здесь, в этой больнице. И как нестабильно до сих пор состояние детектива. - Можно? – Лайт дернулся было, чтобы проверить пульс у Рюдзаки, но вовремя остановил свою руку, еще не касаясь его шеи. Сейчас было не до игр. Он не хотел лишний раз причинять ему неприятные ощущения. - Я хочу проверить твой пульс… Рюдзаки молча кивнул. Лайт аккуратно прикоснулся двумя пальцами к его шее и ощутил, как бешено бьется артерия. В голове возникло странное желание провести пальцами вниз по белой коже, но тут же исчезло, скрытое испугом от ощущения надвигающейся беды. - Рюдзаки, у тебя пульс зашкаливает! Я вызову медсестру, - Лайт дернулся к кнопке вызова, но детектив перехватил его руку. - Не надо, - словно выдавливая из себя фразы, с трудом проговорил он. - Я… Меня просто тошнит. Он медленно, словно каждое движение давалось ему нелегко, начал слезать с кровати. - Стой! Куда ты? – быстро спросил его Лайт. - А как ты думаешь, куда идут люди, когда их тошнит? – несмотря на то, что ему было так плохо, Рюдзаки не утратил способности строить лаконичные ехидные фразы. Лайт успел вскочить как раз вовремя, чтобы успеть привычно поймать за плечи вставшего и покачнувшегося детектива. - Я говорил тебе, что это нельзя есть… - Ксо, откуда же я знал! - Лайт ощутил укол вины. Он и не думал, что слова гения необходимо было принять всерьез. Очевидно, он действительно вполне четко осознавал особенности своего организма. Кире же и в голову не могло прийти, что овсяная каша, признанная во всем мире, как наиболее безопасная и диетическая пища, может вызвать такие последствия. Рюдзаки шатало. Сделав несколько неуверенных шагов, поддерживаемый Лайтом, он остановился и замер, зажав себе рот рукой, прикрывая глаза, пытаясь усилием воли сдержать разрывающую его изнутри бурю. - Может быть, все-таки вызовем медсестру? – Ягами обеспокоенно заглянул в побледневшее до синевы лицо. - Нет, - сквозь сжатые зубы упрямо процедил Рюдзаки. - Мне просто нужно дойти до… Он снова зажал себе рот ладонью. Лайт, недолго думая, подхватил на руки худое костлявое тело и почти бегом потащил его в ванную комнату. Мимоходом откладывая в копилку памяти почти приятное ощущение от его такого легкого веса и исходящего от него едва уловимого тепла. Стараясь отогнать жуткое воспоминание, как это же самое тело лежало у него на руках, делая свой последний вдох. Лайт бережно опустил Рюдзаки около унитаза и того тут же вырвало. И снова, и снова. Отойдя к раковине, Лайт наблюдал, как сотрясаются худые плечи, как выпирают лопатки сквозь обтягивающую спину белую футболку. Как тяжело дышит его враг. Ему было искренне жаль его, почти занырнувшего головой в унитаз. Странно, но зрелище блюющего детектива не вызывало у Киры отвращения. Любой другой заставил бы его отвернуться, скривившись, но не Рюдзаки. Лайт взял с крючка полотенце и намочил в холодной воде, подумав, что, когда L станет чуть легче, надо будет дать вытереть ему лицо. L был живым человеком. Его гениальность и колоссальная целеустремленность не избавляли его от слабостей и уязвимости человеческого тела. Лайт имел возможность сейчас его видеть таким, каким не могли увидеть другие люди. Не обезличенным образом. Живым. Почему-то думать об этом было… очень приятно. - Думаю, я тебя ненавижу, Лайт-кун, - прохрипел Рюдзаки, с трудом отплевываясь, брезгливо вытирая ладонью рот. - Я уверен, что мне никогда в жизни не было так плохо… Он отполз от унитаза и замер, сидя на полу, прислонившись спиной и головой к стене, пытаясь отдышаться. - Прости, - Лайт подошел к нему и присел перед ним на корточки. Протянул мокрое полотенце. - Я и предположить не мог, что у тебя будет такая реакция… Во взгляде, брошенном на него Рюдзаки, светилась ярость. Но он взял протянутое полотенце и устало начал протирать лицо. Лайт же задумчиво смотрел на него. Конечно, Рюдзаки имел все основания злиться. И он злился. Злился! Не потому, что подозревал Лайта, как Киру. И не потому, что проигрывал в их сложной игре. Нет, это была обычная человеческая реакция на глупую ситуацию, ничем не связанная с плясками над пропастью или сложными психологическими лабиринтами. Эмоции. То, до чего так надеялся докопаться в нем Лайт, столько раз пытавшийся вызвать хоть какой-то намек на них. Изначально он думал, что Рюдзаки просто мастерски скрывает свой внутренний мир, умея подавлять человеческие чувства, держа в жесткой узде любые эмоции. Так же, как Лайт. Но, продолжая их безумную игру, наблюдая за своим смертельно опасным врагом, Кира начал подозревать, что L просто вообще лишен от природы способности что-то испытывать, отличное от азарта погони или разочарования от проигрыша. Идеальная гончая, без жалости, без чувств, без эмоций – так он воспринимал детектива. Пока… пока не было того разговора на крыше, который Лайт прокручивал в своей голове снова и снова, пытаясь понять, было ли это чем-то большим, чем очередная психологическая ловушка. Не находя ответа. До этого момента. Измученный, ослабевший Рюдзаки не смог удержать контроля над своим взглядом, давая Кире возможность понять. Там, внутри, спрятанный за тысячами масок, за миллионом барьеров, L был живым. Живым. Не бездушной гончей, сосредоточенной только на спасении мира. И это давало Лайту шанс не остаться в одиночестве в его Новом Мире. - Как ты, Рюдзаки? – Лайт протянул руку, уже привычным жестом поднимая длинную черную челку, заглядывая в глаза. - А какой бы ответ порадовал тебя, Лайт-кун? – мрачно ответил Рюдзаки, обессиленно глядя на него. Но он не попытался отстраниться. Не попытался. - Прости, - снова повторил Лайт, убирая руку и усаживаясь на пол, подтягивая колени к себе. - Я хотел как лучше. Я боялся, что ты заморишь себя голодом. - Я, по-твоему, идиот? – Рюдзаки приподнял брови. - Лайт-кун, ты мог бы хотя бы спросить, что я думаю по этому поводу. - Ты тоже предпочел не спрашивать меня, - резонно возразил Лайт. - Когда проводил вчера свои эксперименты. Я думал, у нас не принято разговаривать. Лайту стоило огромных усилий заставить себя поднимать эту тему. Он предпочел бы молчать, забыть, никогда не обсуждать вслух того, что случилось вчера. Но только так он мог разрушить границы, воздвигнутые детективом. Начать обсуждать. Проговаривать. Смириться с тем, что уже было, и двигаться дальше. Рюдзаки задумчиво посмотрел на него, как будто взвешивая резонность его слов. Кивнул, соглашаясь. - Это справедливый упрек, Лайт-кун. Но, я ведь извинился. - Я тоже, - парировал Лайт. - Но ты не стал из-за этого меньше злиться на меня. А я – на тебя. - Гм, ты прав, - сказал Рюдзаки и замолчал. Лайт тоже молчал, думая, что, пожалуй, ему сейчас очень хорошо, каким бы странным это не казалось. Он сидел совсем рядом с Рюдзаки, почти повторяя его излюбленную позу, между его разведенных, согнутых в коленях, ног. Так близко от прижавшегося спиной к стене детектива и, в то же время, на вполне безопасном расстоянии. Ровно так, чтобы ощущать близость, но не испытывать дискомфорта. Рюдзаки прикрыл глаза, приходя в себя, а Лайт молча сидел, наслаждаясь редким отсутствием напряженности между ними. Каким-то странным покоем и уютом, окружавшим их сейчас. - Тебе стало легче? - спросил он, видя, что лицо Рюдзаки постепенно утрачивает синеватый оттенок. - Да… наверное, - неуверенно ответил L, приоткрывая глаза и глядя на Лайта из-под полуопущенных век. - Лайт-кун, я должен извиниться, что тебе пришлось… присутствовать… - Не извиняйся, Рюдзаки. В конце концов, это я был причиной твоей слабости, - Лайт махнул рукой и усмехнулся. - Обещаю больше никогда не кормить тебя насильно кашей. Рюдзаки как-то дико взглянул на него и, снова согнувшись, судорожно зажал рот полотенцем. - Прости, Рюдзаки, прости, - Лайт коснулся его плеча, проклиная себя за неловкость. - Я не хотел… Я больше не буду напоминать. - Да… пожалуйста, не напоминай, - тихо попросил детектив, справившись с приступом и снова откидываясь к стене. Они посидели молча еще некоторое время. Лайт разглядывал Рюдзаки, снова обессиленно закрывшего глаза. Он пытался понять, как человек, всем своим существом желавший смерти ему, Кире, мог вдруг стать таким необходимым. Таким близким и нужным. И как стремительно его смерть (а Лайт прекрасно осознавал, что это была именно смерть, а не случайный приступ) смогла перевернуть весь внутренний мир Киры. Заставить пошатнуться его внутренние устои и начать сомневаться в незыблемых ценностях. Пересмотреть свои принципы. Начать в ком-то нуждаться и хотеть о ком-то заботится. И надо же было ему захотеть заботиться именно о том, кто вообще не терпел никакого проявления заботы. Рюдзаки приоткрыл глаза и устало взглянул на Лайта. Они встретились взглядами. Просто смотрели друг на друга, и не было в этом ни вызова, ни противостояния, ни изучающего исследовательского интереса. - Ну как ты? – спросил Лайт. - Кажется, лучше, - прислушиваясь к себе, задумчиво ответил детектив. - Могу я проверить твой пульс? – Ягами не двигался, обнимая руками колени. - Все-таки без датчиков очень неудобно. - Вряд ли они здесь тебе бы помогли, - края губ детектива чуть приподнялись, изображая натянутую полуулыбку. А может быть, он действительно улыбнулся, Лайт не мог разобраться. - Проверяй, если хочешь. И он чуть приподнял подбородок, склоняя голову, доверчиво подставляя шею. Лайт двумя пальцами коснулся его, и замер, подсчитывая удары сердца. - Ну как? – через полминуты спросил его Рюдзаки. - Чуть повышен, но не критично, - Лайт сразу же убрал руку, мельком понимая, что ему не хочется этого делать. Но, замедли он свое движение хоть на мгновение, и призрачное перемирие между ними могло тут же рухнуть, как карточный домик. Он не хотел, совсем не хотел и боялся этого. Лайт чувствовал, что сумел приблизиться. Совсем ненамного, но стать ближе. Но любое неверное действие, неосторожное слово или взгляд могли отбросить его на прежние позиции. А может быть, и еще дальше. Рюдзаки не простит, если он воспользуется его слабостью. Но… он мог попытаться приблизиться еще ненамного. Или хотя бы просто поговорить сейчас, пока его враг был обессилен и не мог продолжать свои игры. - Рюдзаки, могу я задать тебе вопрос? – начал Лайт осторожно. Рюдзаки кивнул. - Почему ты позволяешь Ханне отчитывать тебя? Детектив удивленно взглянул на него. Видимо, он ожидал другого вопроса. - Я просто позволяю ей видеть во мне того, кого она хочет видеть, - он пожал плечами. - Для меня это не составляет никакой сложности. - Это я понял, - Лайт нетерпеливо махнул рукой. - Меня интересует – почему? Почему ты вообще уделяешь этому внимание? - Ну, во-первых, это хороший способ скрывать свою личность. Гораздо предпочтительнее, чтобы посторонний человек, случайно находящийся со мной рядом, видел во мне избалованного воспитанника богатого опекуна, - Рюдзаки почесал затылок, взлохмачивая свою и без того излишне лохматую шевелюру. - Чем больше я позволю ей воспитывать меня, тем меньше у нее в голове будет возникать вопросов. Она сама создаст для себя некий образ, который останется в ее памяти. Меня это вполне устраивает. - А во-вторых? – Лайта совсем не устраивала рациональность и расчет в его поведении относительно Ханны. Он хотел услышать другое. - Почему тебя это так интересует? – Рюдзаки подозрительно взглянул на него. Видимо, слабость уже проходила и он начинал чувствовать, что подпустил Лайта слишком близко. - Не знаю. Ханна мне нравится и мне не хотелось бы, чтобы ты использовал ее, как марионетку, - максимально честно ответил Лайт. - Зная тебя, ты слишком хорошо это умеешь. - Ты так считаешь? – детектив подтянул согнутые колени поближе к себе и уперся пальцами босых ног в носки кроссовок Лайта. Изучающе взглянул на него, как будто приглашая снова включиться в игру. - Ты не против? - Нет. Садись, как тебе удобнее, - равнодушно сказал Кира. - Спасибо. Ханна несколько лет назад потеряла в автокатастрофе всю свою семью. С тех пор она все время проводит в больнице, ухаживая за лежачими больными, - Рюдзаки прикусил ноготь большого пальца. - Она действительно умеет выхаживать безнадежных больных и заслуженно считается талисманом клиники. Но, когда больные приходят в себя, их переводят на другой этаж, в отделение терапии. И они никогда не возвращаются поговорить. Никто не любит своих слабостей. И никто не знает, о чем можно разговаривать с человеком, ухаживающим за бессознательными телами. С тем, кто видел всю их беспомощность и всю неприглядность человеческого организма, предоставленного самому себе. Ты понимаешь, о чем я? Лайт кивнул. Это он понимал. Он не понимал, почему Рюдзаки это понимает. - Почему тебя не перевели в терапию? – осторожно спросил он. - Я попросил, чтобы меня оставили здесь, - просто сказал Рюдзаки. - И попросил, чтобы Ханну оставили ухаживать за мной и Ватари. Это и было «во-вторых». Я вполне удовлетворил твое любопытство? - Вполне, - кивнул Лайт. «Значит, ты умеешь жалеть? Сопереживать? Обращаешь внимание на окружающих тебя людей? Это не похоже на тебя, L» - с удивлением думал он. - Это… очень добрый поступок, Рюдзаки, - задумчиво произнес Кира. - Что? – рассеянно переспросил детектив, видимо, начав думать о чем-то другом. - А, ну да. Это - то немногое, что я могу сделать для нее. К тому же, это удобно – чем меньше людей в этой клинике будет видеть меня, тем выше уровень безопасности. А Ханна настолько привязалась ко мне, что готова работать круглые сутки, и дополнительный персонал нам с Ватари не нужен. Меня это вполне устраивает. На Лайта будто вылили ушат холодной воды. Ну конечно же. Всегда и везде – на первом месте стоит комфорт L. Все остальное – лишь ширма, повод, предлог для того, чтобы использовать. Все и всех использовать только в своих целях. - Я хочу вернуться в палату, Лайт-кун, - Рюдзаки, не делая попыток подняться, пристально смотрел на него. - Да, хорошо, - Лайт вскочил и протянул ему руку. - Пойдем? Я помогу тебе. Рюдзаки еще около секунды изучал его взглядом, потом ухватился за его руку и с усилием встал. Сделал шаг вперед, но тут же остановился и повернулся к нему, вновь оказываясь на слишком близком расстоянии. - Я попрошу тебя об одной услуге, Лайт-кун, - вкрадчиво сказал он, снова заставляя Лайта напрячься. - Никогда больше не смей брать меня на руки. Хорошо? - Хорошо, - процедил сквозь зубы Лайт, чувствуя, как поднимается ярость. - А ты никогда больше не смей меня целовать. - О! – что-то блеснуло в глазах Рюдзаки, но он тут же отвел взгляд. - Хорошо, Лайт-кун, договорились. «Почему у меня такое чувство, что мы оба солгали?» – мучительно думал Лайт, провожая Рюдзаки к кровати. Но при этом он чувствовал, что они стали ближе. Чуть-чуть ближе. По крайней мере, они научились вести переговоры.