автор
Размер:
планируется Макси, написано 1 305 страниц, 96 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
906 Нравится 2399 Отзывы 368 В сборник Скачать

Самозванец?

Настройки текста
- Я вас оставлю, - засунув руки в карманы, Рюдзаки, склонив голову, равнодушно смотрел, как бросается Аманэ Миса навстречу Ягами Лайту и повисает у него на шее. Картинки с камер, расположенных на первом этаже, выводились на мониторы, висящие на стене. – Надеюсь, что вы найдете, чем заняться в мое отсутствие. Создавалось полное впечатление, что он говорит в пустоту. - Куда ты? – резко развернулся Мелло, разом забывая про Мису, которую до этого с интересом рассматривал на мониторе. - Ты уходишь? – Бездей, только-только удобно расположившийся на диванчике с банкой джема в руках, торопливо вскочил. Потерянно взглянул на мониторы и тут же перевел вспыхнувший яростью взгляд на своего идола. – Но ты не можешь… Разве ты не должен следить за ними? - Зачем? – Рюдзаки рассеянно пожал острыми плечами и, вздохнув, повернулся к Бейонду, внимательно глядя на него из-под смоляной челки. – Ягами Лайт и Аманэ Миса уже оставались наедине. Если бы им было, что обсуждать, они бы выдали себя еще тогда, и мы бы об этом знали. Глупо надеяться, что мы что-то сможем увидеть сейчас, когда они знают, что находятся под работающими камерами. - Рюдзаки… - вскинулся Мацуда. – Так ты все еще подозреваешь Мису-Мису? Или больше нет? - Аидзава просил тебя не называть ее «Миса-Миса» - тут же заметил Моги. - Не более одного процента, - Рюдзаки окинул еще раз внимательным взглядом замершего Бейонда Бездея и, отвернувшись, бросил через плечо: - Но я не могу позволить ей подняться сюда, Мацуда, из соображений безопасности. - Да я…я вовсе не… - молодой полицейский потупился, смущенно потирая затылок. Моги с усмешкой взглянул на слишком открытого коллегу, агенты ФБР тоже одарили Мацуду дружелюбными улыбками. - Так ты не будешь следить? – мрачно спросил Бездей, вновь возвращая внимание детектива к себе. - Нет. У меня есть дела, - Рюдзаки бросил невыразительный взгляд на мониторы и равнодушно добавил. – Оставляю это на вас. Если вы заметите что-нибудь подозрительное, я потом смогу посмотреть запись. И он ушел, явно сразу же забыв уже и о тех, кто находился в штабе, и о Ягами Лайте с Аманэ Мисой – взгляд детектива был совсем отсутствующий, погруженный в себя. Ему нужен был Кира, а здесь его не было. Во всяком случае, не было ни малейшей зацепки, доказывающей обратное. После его ухода в штабе на некоторое время воцарилась тишина. Бездей снова с ногами уселся на диванчик. Подтянув колени к груди он, насупившись, смотрел остановившимся взглядом на пол перед собой и мрачно поедал джем, зачерпывая его пальцами прямо из банки. Мэтт, закончивший очередной уровень в игре и отложивший в сторону игровую консоль, неприязненно поглядывал на красноглазую копию детектива. Сейчас ему трудно было даже поверить, что вот этот хладнокровный маньяк, изощренно старающийся, помимо всего остального, снова утопить их с Мелло в том болоте, из которого они так безнадежно пытались выбраться – это тот самый B, что когда-то был их обожаемым старшим товарищем, верно хранящим вместе с Элом и Артемисом все их детские секреты, и изо всех сил решающим их смешные проблемы. Этот повзрослевший Бейонд Бездей старательно коллекционировал чужие тайны лишь с одной целью – чтобы когда-нибудь, выбрав нужный момент, использовать их, как оружие, уничтожая новую жертву. Даже нет, не жертву. Жертва хотя бы интересует охотника, занимает его внимание, возбуждает азарт. Мэтт отчетливо понимал, что для Бездея ни в нем, ни в Мелло, ни в Ниа, ни в ком-либо еще нет абсолютно ничего интересного. Они все всего лишь были препятствиями, которые он старательно убирал, либо же инструментами, картами для игры с ним. Эл – вот кто был единственным значимым человеком для Бездея. Его идолом, его идеалом, его божеством и единственной, до колик, желанной жертвой окончательно свихнувшегося В. Именно поэтому Эл так уверенно говорил, что В не опасен. Просто потому, что никто другой, кроме него, не интересовал Бейонда Бездея – здесь, в штабе, это было очень заметно. В словно бы выключали, как только Эл ускользал из его поля зрения – и подражатель сразу же погружался в замкнутое мрачное ожидание, кривым отражением отдаленно напоминавшее периоды его тоски в приюте. Вот как сейчас. Но Мэтт больше не чувствовал к нему ни капли сочувствия. Как быстро все изменилось – достаточно было всего лишь снова встретиться с Бездеем лицом к лицу. А ведь когда они узнали зимой о смерти В в камере, это оглушило их с Мелло. Кем бы он ни был и что бы ни совершил – но он был одним из них, был неотъемлемой частью их прошлой жизни. И он так же, как и они, не выдержал гонки за возможность стать преемником L, сорвавшись в крутое пике. Но, в отличие от Мелло, он предпочел пойти еще дальше и бросить вызов их бывшему лидеру. Нельзя сказать, что они понимали его, но они тоже знали, что такое отчаяние. Особенно Мелло. И его «смерть» тогда потрясла их. А сейчас… Если бы Бездей сейчас на самом деле стал жертвой Киры, наверное, Мэтт уже не почувствовал бы ничего. В мире больше не было их В из детства. Возможно, он умер от тоски, когда Эл ушел, а возможно – задохнулся в судорогах в петле вместе с А. А может быть, его и вовсе никогда не было - может быть, он был просто отражением Эла, пока их лидер был рядом. А потом, когда Эл ушел, Бейонд Бездей стал тем, кем был изначально – хитрым, коварным, плетущим сети интриг убийцей, затеявшим смертельные догонялки с великим L. Тяжело вздохнув, Мэтт перевел взгляд на Мелло. Развалившись на столе и подперев голову рукой, немец неотрывно следил за Лайтом и его девушкой на мониторах. Пшеничные длинные пряди скрывали его лицо, и со стороны казалось, что он полностью поглощен красотой молодой хорошенькой модели. Но Мэтт знал, что Мелло вовсе не такой уж бесшабашный любитель красоток, как кажется. Его друг никогда – ни разу на памяти Мэтта – не терял голову при связи с женщиной. Как бы ни был он увлечен, он никогда не менялся, всегда оставляя на первом месте работу и дружбу. Впрочем, и сам Мэтт был таким же. Взгляд геймера рассеянно скользнул на мониторы. Лайт и Миса - красивая пара. Они здорово смотрелись вместе, нельзя было этого отрицать. Мэтт не знал толком Ягами, а девушку так и вовсе видел лишь на экранах, но даже он, не слишком-то вникающий в сложности отношений, давно и однозначно решивший для самого себя, что его устраивают лишь краткосрочные мимолетные связи – даже он видел, что они, в общем-то, вполне подходят друг другу. Самовлюбленный Ягами, интересующийся лишь собственной неотразимой персоной, и обожающая его красавица-модель, виснущая на нем, готовая простить и принять все, что угодно. Из них бы получилась вполне себе среднестатистическая стабильная семья, из тех самых несчастливых семей, что удивительным образом исхитряются продержаться вместе всю жизнь, несмотря на все жизненные перипетии и вызывая зависть непосвященных в семейные тайны. Она была слишком глупа, чтобы отстаивать что-то глобальное, и слишком его обожала – такая девушка будет рыдать и устраивать бесконечные сцены, но гарантированно простит и измены, и грубое отношение, и даже пренебрежение и побои. А Ягами слишком умен и слишком высоко ценит себя, чтобы опускаться до мелочных бытовых ссор. И потому каждый раз, когда он будет уходить, хлопнув дверью, она будет придумывать для него оправдания, и, когда он будет возвращаться (может быть, от очередной проститутки) – встречать его с покаянием и распростертыми объятиями. А он, в конце концов, выдрессирует ее так, что она, рано или поздно (скорее рано, зная Ягами) прекратит устраивать сцены конкретно ему, и станет образцово-послушной красавицей-женой, вполне подходящей для статуса начальника отдела. Или заместителя шефа, каким был его отец. Миса очень быстро бросит свою сомнительную карьеру модели и станет выплескивать свои истерики на подруг, устраивать дуэли с соперницами, посмевшими заглядеться на ее драгоценного мужа, и изо всех сил следить за собой, чтобы не потерять даже те крупицы редкого секса, что будет иметь от него. Удобно. Стабильно. Статусно. Именно то, что так ценится у японцев и так подходит Ягами-младшему. Потому что плевать он хотел на семью – Мэтт был уверен, что в этом не ошибается. Ягами Лайт был из тех, кто пришел в этот мир лишь ради самого себя, но, подчиняясь законам природы и общества, не мог существовать в одиночестве. И потому его, такого блистательного, ждала серая унылая жизнь успешного процветающего обывателя и, каким бы ярким светом свободы, исходящим от Эла, не был бы он ослеплен сейчас – он никогда бы не вырвался из той серой трясины жизни, что ждала его в будущем. Никогда, никогда не хватит Ягами Лайту сил разорвать душащие путы обывателя и стать абсолютно свободным. И Мэтт не знал, презирать его за это или завидовать. Это была совсем другая жизнь – неведомая ему самому, неведомая им всем. Они были другими. У них не было перед глазами примера семьи. Вся их семья – маленький уютный дом Вамми для одаренных детей, в котором, откровенно уж говоря, каждый был по-своему один на один с этим миром. И еще у них была общая, стремительно удаляющаяся звезда, потерявшая в этой гонке имя и ставшая безликим L, до которой никому из них так и не удалось до сих пор дотянуться. И, видимо, уже не удастся. А Ягами… Ягами всего лишь случайный попутчик, лишний, чуждый в их мире. Одаренный – да. Обладающий острым гениальным умом – без сомнения. Именно поэтому он все еще рядом с Элом. Но все это временно – как только все это закончится, они все разлетятся, как метеоры, и каждый пойдет своею дорогой, право на выбор которой, как убеждал их когда-то Эл, имеет каждый из них. Вот только он забыл рассказать им, что делать, если ошибся. Как получить тот самый волшебный шанс на то, чтобы исправиться, право на который тоже имеет каждый. И у них с Мелло оставалось все меньше времени, чтобы это узнать. А Ягами… Ягами вернется к тому, что ему предназначено в его сытом, стабильном мире. Если только… если только он не был Кирой. Было скучно. Мэтт зевнул, почесал затылок и посмотрел на Ниа. Подросток кропотливо выстраивал на столе перед собой карточный домик, полностью поглощенный этим занятием. Его строение насчитывало уже шесть этажей, внушительно возвышаясь над белоснежной волнистой шевелюрой официального преемника L. Еще одна связанная с ними неразрывная нить, тянущаяся из детства. Сейчас, когда рядом был Эл, противостояние Ниа с Мелло казалось ребячеством, по-детски амбициозным и глупым. Мэтт уже не в первый раз задумывался, пришли бы они с немцем к той необратимой точке, на которой стояли сейчас, если бы тогда, десять лет назад знали, что гарантированно еще раз встретятся с Элом. Что его большие внимательные глаза будут смотреть на то, что они сотворили с собой и своей жизнью. Со своей мечтой и стремлением быть последователями и защитниками Справедливости. С желанием быть достойными его. Развернулась бы непримиримая война между преемниками, до сих пор выжигающая душу Мелло воспоминанием о проигранной битве и ненавистью, если бы им сказали заранее, что они еще раз соберутся все вместе? Что будут еще иметь возможность говорить, прикасаться, быть рядом? Уничтожили бы они тогда свой шанс задавать вопросы, просить совета, ждать помощи? Конечно же, нет. Только теперь Мэтт со смущением стал понимать, что, по сути, они все похоронили Эла с момента его ухода. Развернули мышиную битву вокруг его места тогда, когда их лидеру еще ничего не грозило. И впереди было еще минимум десять лет его жизни – а они грызли друг друга, срываясь в пике, учась ненавидеть, разрушая свое понятное и желаемое будущее. И ради чего? Ради звания наследника того, кого больше всего не хотели терять, и кто, по крайней мере, был все еще жив, несмотря на то, что ушел. Как, как они могли теперь объяснить Элу все то, что произошло? Как могли доказать, что больше всего хотели, чтобы он не умирал? И почему он должен был верить теперь Мелло и Мэтту больше, чем верил Бейонду или чем верил Ниа? Они все должны были выглядеть в его глазах алчущими шакалами, бросившимися делить место еще не убитого вожака. В каком-то смысле Ягами, даже если он и был Кирой, был честнее с L, чем были все они со своим бывшим лидером. Не удивительно, что Эл ближе всех сейчас с ним. Ниа, почувствовав взгляд Мэтта, повернул голову, но геймер торопливо отвернулся и схватил в руки игровую консоль, изображая, что снова занят игрой и избегая встречаться с ним взглядом. Он был рад, что напряжение и неприязнь, острыми иглами пронизывающие пространство, когда Мелло и Ниа находились рядом, немного спало. И что ненависть хоть ненамного, но все-таки уменьшила степень безжалостной пытки, каленым железом выжигающей все внутри у его лучшего и единственного друга. Но Мэтт очень боялся, что это совсем ненадолго. Как только они будут изгнаны и вновь вернутся к своей криминальной жизни в Америке, не имеющей ни будущего, ни смысла, эта ненависть и неудовлетворенное чувство проигрыша самой значимой игры в жизни вновь начнут подтачивать и разрушать Мелло изнутри. И Мэтт ничем не сможет ему помочь. Но он очень рассчитывал, что успеет сейчас, пока есть еще время, выкроить возможность и поговорить с Элом, используя их единственный шанс. Он должен, обязан попытаться ему объяснить, что Мелло совсем не тот, каким кажется. И в том, что они облажались, виноват один только Мэтт – это его рука дрогнула, позволяя эмоциям замкнуть разум и отправить смертоносную пулю аккурат в лоб Миками, вместо того, чтобы его обезвредить. Обезвредить, но привезти целым и невредимым, дав Элу возможность закрыть это дело и победить в этой игре – вот, что требовалось от Мэтта, независимо от обстоятельств. Но он не смог. Он лоханулся. Мэтт до сих пор не мог понять, как так получилось – он давно уже стрелял не задумываясь, на автомате попадая в цель, не зная промаха и не чувствуя никаких эмоций. А сейчас… Он не мог дать ответ, как так вышло. Но он очень рассчитывал, что Эл услышит его. Что он сможет понять, что нельзя выгонять Мелло – что отвечать должен один только Мэтт. И пусть это значило бы, что им придется расстаться – ради друга, Мэтт готов был пойти и на это. Ему всего лишь нужно было поговорить… Поговорить с Элом, как в детстве, зная, что, как бы косноязыко он не пытался бы выложить то, что терзало его, Эл сумеет понять. И он отчаянно ждал этой возможности. Мелло ни словом не упрекнул его в этом роковом выстреле. Когда Мэтт попытался заговорить этой ночью об этом, немец сразу же коротко оборвал его любимой фразой Эла: «Что сделано, то сделано. Прошлое не знает сослагательных наклонений». А потом хохотнул, шурша оберткой от шоколада: «Честное слово, Мэтт, я бы тоже стрельнул ему прямо в лоб, если бы на моем месте был ты, а он выстрелил тебе в грудь. Не терзай себя, alter». И Мэтт так и не смог подобрать слов, чтоб объяснить Мелло, что он до сих пор твердо помнил, что целился в руку, и так и не мог понять, почему пуля попала в лоб. Отчасти потому, что не знал, как сказать другу о том, что на какую-то долю секунды его разум воспарил над эмоциями, твердо зная, как правильно поступить. И в тот момент он не думал о мести, не думал о смерти Мелло. Он думал о том, что необходимо обезвредить Миками и доставить его живым к Элу. И память об этом на фоне твердой уверенности Мелло, что Мэтт мстил за него, теперь жестоко терзала геймера чувством неосознанной вины. Разрываясь между пониманием правильности и ответственности члена расследования, и чувством дружбы, Мэтт внутренне метался, заблудившись в том, что он сделал, и том, что действительно должен был сделать. И он знал, что эта потерянность и чувство вины будут преследовать его теперь всю его жизнь, разрушая так же, как разрушала Мелло ненависть к Ниа, если он не сможет прямо сейчас найти все ответы. И это была вторая причина, по которой Мэтту теперь отчаянно нужно было поговорить с Элом. Чтобы снять неясное гадостное ощущение, что он предал Мелло – пусть неосознанно, пусть неявно, но предал. Или, по крайней мере, не оправдал надежд. Он знал, что это ложное чувство, но ничего не мог с ним поделать. Ему нужен был Эл, чтобы расставить все по местам и вернуть прежнее равновесие. Привычная заставка начала игры высветилась на экране консоли. Со вчерашнего вечера Мэтт не смог пройти ни одного уровня, что было для него категорически странно. Пожалуй, впервые за долгое время, игра не могла его увлечь, заставляя отвлечься от всего остального. И Мэтт снова и снова проигрывал, словно разом растеряв все свои навыки абсолютного анонимного победителя международных виртуальных чемпионатов компьютерных игр. И это напоминало о детстве – о тех периодах, когда они были все вместе, и рядом был Эл. Тогда он тоже все время проигрывал, в отличие от периодов, когда они с Мелло были предоставлены сами себе, и Мелло штудировал учебники, готовясь к контрольной, а Мэтт ожесточенно уничтожал главных монстров сложнейших уровней. Когда они собирались все вместе, невозможно было сосредоточиться на игре – каждая фраза, каждое действие несли в себе жизнь, могли рассмешить или чему-нибудь научить, и было категорически жаль тратить время на виртуальную реальность. Тогда они жили. И сейчас реальная жизнь снова вырывала Мэтта из привычного компьютерного мира. Вырывала, не давая сосредоточиться. И, кажется, сейчас они снова жили. Определенно. Но Мэтт не успел начать игру, так как заметил, как Мелло, развалившийся на столе, вдруг вздрогнул всем телом. И, явно сдерживая естественную реакцию, медленно, лениво выпрямился на кресле, демонстративно потягиваясь и зевая. И только лишь потом оглянулся, сталкиваясь с Мэттом бирюзовым прищуренным взглядом, еле заметно дергая светлыми бровями. Но тут же отвернулся, лениво вставая с кресла: - Что ж. Здесь наблюдающих более чем достаточно. Пойдем, Мэтт. Мрачный настороженный взгляд Бездея скользнул по ним, но сразу же снова ушел в сторону. Они были не интересны В, он ждал их общего лидера. А вот Ниа тут же повернулся, вскидывая на Мелло пристальный взгляд больших немигающих глаз, так похожих на взгляд Эла. Его рука знакомо потянулась к белоснежной вьющейся пряди волос на виске: - Ты уходишь, Мелло? - Да, - с вызовом вскидывая подбородок, привычно ощетинился немец. – Не думаешь же ты, Ниа, что я, как привратник, буду подсматривать за чужим свиданием? Здесь и без меня полно заинтересованных лиц. Да и Мэтт никак не может сосредоточиться и пройти этот уровень. - Это точно, - хмыкнул Мэтт, с готовностью поднимаясь. – Спасибо, дружище, я бьюсь над ним все утро, но все время отвлекаюсь на эти мониторы. - Мы будем у себя. Когда Рюдзаки придет – позови нас, - слова Мелло больше были похожи на приказ, чем на просьбу, но Ниа даже бровью не повел. – Если, конечно, мы жизненно не нужны тебе здесь. Ниа оставил его колкий выпад без внимания. Коротко кивнув, он снова равнодушно вернулся к постройке карточного домика. И никто больше не стал их задерживать. Мэтт, следом за позевывающим Мелло, лениво прихватившим по дороге шоколадную плитку с кофейного столика, не спеша вышел из штаба, не отрывая глаз от игровой консоли. - Сообщение, Мэтт, - зайдя в лифт и нетерпеливо хлопнув ладонью по кнопке их этажа, нервно сообщил Мелло. - Я так и понял, - выключив консоль, Мэтт засунул ее в задний карман джинс. *** - Все, Миса, мне пора, - Лайт попытался отстраниться, стараясь не смотреть в камеру, бесчувственным глазом наблюдающую за ними из-под потолка. Здесь, в вестибюле первого этажа, камеры висели откровенно, не пытаясь спрятаться от ищущих глаз. Впрочем, Лайт вовсе не исключал того, что здесь есть и скрытые камеры, покрывающие «слепую» зону тех, что видимы сразу. По большому счету, это было не важно. Но эта камера, висящая прямо над ними, была подвижна. Лайт понятия не имел, реагирует ли она на движения или управляется кем-то из штаба, но ее пристальный объектив повернулся, как только они сели на небольшую скамеечку в вестибюле первого этажа и с тех пор неотрывно смотрел на них. И он все это время чувствовал неприятное ощущение, как будто они ворковали под пристальным взглядом Рюдзаки. А вот Миса, наоборот, пришла в полный восторг от следящей за ними камеры – она радостно смеялась и хлопала в ладоши, и даже помахала рукой объективу, кокетливо улыбаясь и посылая воздушный поцелуй: «Привет, Рюдзаки!». Лайт с трудом удержался, чтоб не отвесить бывшей союзнице затрещину. Впрочем, Миса тут же забыла про камеру, сосредоточив все свое внимание и безудержный шквал любви на самом Лайте. И вот уже минут двадцать Лайт покорно позволял висеть на себе, обнимать, тискать и покрывать поцелуями. И да – он целовал Мису в ответ. И старался быть максимально нежным, изображая влюбленность. Если Рюдзаки хотел увидеть именно это, то пусть и увидит. А главное – пусть это увидит Бездей. Спускаясь в лифте на первый этаж, Лайт мысленно прокрутил в голове весь произошедший разговор и понял, кто был инициатором этой его встречи с Мисой. Рюдзаки всего лишь воспользовался идеей своего назойливого подражателя, чтобы от скуки поставить очередной эксперимент над привычным подопытным кроликом. А вот Бездей, без сомнения, имел вполне определенную цель. И значит… Значит Кира должен быть вдвойне натурален – чужая пара глаз цвета спелой вишни пристально наблюдает за ним, уже открыто вмешиваясь в их игру с Рюдзаки. Ради безопасности своего ненавистного друга, Лайт должен сыграть эту роль идеально, чтобы полностью развеять все ревностные подозрения безумного маньяка, приходящего в ярость даже от безобидных прикосновений к лохматому гению. Лайт был не глух и не слеп – он прекрасно слышал шепот Бейонда: «Не трогай его». И видел его глаза. Глаза одержимого. С такими глазами неистово уничтожают объект обожания при малейшем лишь подозрении, что он может достаться кому-то еще. Лайт не мог рисковать. Кто знает, что может стать спусковым механизмом, который заставит взорваться жуткую бомбу замедленного действия под именем Бейонд Бездей. Бомбу, которую самоуверенный детектив упорно не выпускает из рук, с любопытством рассматривая, словно наивный ребенок безобидную игрушку. И Кире ничего больше не оставалось, кроме как стараться изо всех сил не спровоцировать эту «игрушку» на взрыв, смывая все возможные подозрения своей мнимой влюбленностью в Мису. Что же касается их странной щекотливой игры… Что ж. Кире придется рискнуть и положиться на проницательность своего врага. Пусть Рюдзаки сам отличает правду от лжи. У него в запасе еще целых две ночи до результатов эксперимента. И неполные два дня, а при их темпе игры – это много. Лайт был уверен, что Рюдзаки не ошибется. Как бы ни было это странно, но его ненавистный смертельный враг был единственным человеком во всем этом мире, в которого Кира отчаянно верил. - Ну Лааайт, ну еще немного, - капризно заныла Миса, повисая на его руке и прижимаясь всем телом. Но тут же в голосе ее прорвались счастливые нотки: - Мы так хорошо с тобой сидим… Прямо как муж и жена. И я так соскучилась, Лааайт… И она доверчиво положила голову Кире на плечо. - Я тоже соскучился, Миса, - склонив к ней голову, как можно более искренне проговорил Лайт. Он не мог сосредоточиться – камера постоянно его отвлекала, притягивая внимание. – Потерпи еще совсем немного – скоро мы победим, и я смогу проводить с тобой гораздо больше времени. - Ой, Лааайт, - восторженно распахивая глаза, Миса вскинула голову. – Мы ведь будем жить вместе, когда все это закончится, правда? Ну, скажи, скажи – правда? - Правда, - с трудом пересиливая себя, уверенно сказал Лайт. – Конечно же, правда, Миса. Разве может быть по-другому? Мы всегда будем вместе. А теперь извини… я действительно, должен идти. У нас куча дел и я должен помочь Рюдзаки. Мягко отстранив девушку, он встал на ноги. Миса тут же тоже вскочила и, повиснув у него на шее, затараторила, с обожанием глядя в глаза: - Лайтик, подожди, подожди, пожалуйста, еще немного, - в явной попытке его удержать хоть чем-нибудь, торопливо, даже с каким-то суетливым надрывом, выговаривала она. – Я так соскучилась по тебе, что у меня совсем, вот просто совсем все вылетело из головы! А мне очень, очень нужно с тобой поговорить кое о чем очень важном. Я пыталась тебе дозвониться, но ты не отвечаешь на телефон, а это срочно… Честное слово, Лайт, это важно! «Бесполезно, Миса, - устало и равнодушно думал Лайт, глядя в широко распахнутые влюбленные глаза девушки. – Ты больше ничем не сможешь меня удержать. Нет ничего, о чем мне было бы интересно с тобой говорить. И у тебя больше нет глаз Бога Смерти, ради которых я использовал тебя, и нет за спиной Рэм, способной угрозами отстаивать твои интересы. Все кончено, Миса. Ты больше мне не нужна. Ты еще этого не знаешь, но это наша последняя встреча». - Миса, - Лайт взял девушку ладонями за лицо, прерывая поток ее слов, и, склонившись, нежно поцеловал в пахнущие вишневой помадой губы. – Мы поговорим позже. Я люблю тебя. А сейчас мне на самом деле пора. - Лааайт, - восторженно выдохнула Миса, глядя ему в лицо с бесконечнейшим обожанием. И в глазах ее уже дрожали счастливые слезы. – Я тоже тебя люблю. Больше всего на свете. Я люблю тебя больше жизни… Она что-то еще лепетала, восторженно глядя в глаза Лайту, снова что-то бесконечное о своей любви и о том, что ей очень нужно с ним кое-что обсудить. Лайт не вникал в слова, ему было не интересно слушать всю эту чушь, направленную лишь на то, чтоб удержать его еще пару минут. Равнодушно глядя в широко распахнутые карие глаза своей верной союзницы, выжидая момент, чтобы остановить поток ее слов и уйти, он отстраненно и холодно думал, что теперь ее взгляд такой же, как и у тысяч других обычных смазливых девушек, понятия не имеющих, что в мире существует Тетрадь. Влюбленный, наивный, просящий, умоляющий, обожающий… и заглядывающий всегда прямо в лицо. Раньше, когда у Мисы были глаза Бога Смерти, ее взгляд нет-нет, да и проскальзывал вверх, над его головой. Когда Лайт спрашивал ее, как она это видит, она отвечала, что это выглядит, как парящие огненные буквы и цифры над головами людей. А у него – только буквы. Буквы настоящего имени. Владелец Тетради не может увидеть дату смерти другого владельца Тетради. Именно так когда-то Миса смогла узнать в Лайте Киру в толпе. И этот ее скользящий вверх взгляд очень нравился раньше Кире. Он напоминал Богу Нового Мира о том, какую власть над людьми он имеет, изменяя его к совершенству. А Миса говорила, что невозможно удержаться, чтобы не поглядывать на плавающие над головами огненные символы – это происходит непроизвольно. Лайт дернулся, чувствуя, как воздух комом становится в горле на вдохе, и торопливо склонился, обнимая Мису и пряча свои распахнувшиеся во внезапном озарении глаза от пристального объектива видеокамеры. Сверху вниз по позвоночнику пробежала волна жуткого холода, опутывая его ледяной коркой, сердце сбилось с ритма и ухнуло, замерзшим камнем заворочавшись где-то в районе желудка. Глаза. Миса больше не обладала глазами Бога Смерти и смотрела прямо в лицо, но он видел, видел этот скользящий над головами взгляд… Видел совсем недавно. Взгляд кроваво-красных глаз Бейонда Бездея. Не может быть. Быстро распрощавшись с Мисой, буквально отлепив ее от себя, Лайт, не заходя в штаб, пулей помчался к себе. Ему необходимо было побыть одному. Слишком жутким было понимание, обрушившееся на него так внезапно. Он не мог, не хотел в это верить, но паззл, разом сложившийся в его голове, упорно казался правильно собранным. Х-Кирой был никто иной, как безумный маньяк. Второй Тетрадью владел Бейонд Бездей. Стоя под струями душа, потому что душевая кабина была единственным местом, где он мог по-настоящему быть в одиночестве, Лайт лихорадочно сортировал в голове мечущиеся в панике мысли. Одну за другой он вызывал в памяти картинки прошедших дней, все больше и больше утверждаясь в чудовищном понимании, что катастрофа не надвигается – она уже произошла. Разразилась невидимо и неощутимо, затянув их в себя, и теперь они все находились в самом ее эпицентре. Он изо всех сил искал хоть какую-нибудь лазейку, хоть малюсенький шанс, что мог ошибиться… Искал – и не находил. Уплывающий вверх взгляд Бейонда. Странные злорадные улыбки, казалось бы, абсолютно без повода, даже когда он молча смотрел на кого-то. Его бесконечные шутки о смерти. И разговоры о времени – не о часах, не о минутах, о времени, как будто оно было для него материальным. Так и было, потому что Бейонд Бездей обладал глазами Бога Смерти и видел смерть. Всегда видел вокруг себя только смерть. И доподлинно знал, сколько каждому из них отмеряно. Каждому – кроме Лайта. Застонав, Лайт вцепился руками в волосы, бессильно упираясь спиной в холодную кафельную стену. Как, как он не смог понять этого сразу? Еще в первую же их встречу можно было почувствовать, ведь напомнил же ему взгляд Бездея Мису! Надо было всего лишь сосредоточиться, но Кира был так занят собой и Рюдзаки, что не видел вокруг ничего. Как идиот, он терялся в догадках, настораживаясь каждый раз, когда Бейонд говорил с ним так, как будто он знает… Перебирая возможные варианты, выдумывая сложнейшие психологические связи, Кира запутывал сам себя, все дальше и дальше уходя от правильного ответа. А ответ был прост до смешного, он лежал на самой поверхности: Бейонд считал его Кирой, потому что он видел, что Лайт и есть Кира. Вот и все. Кусочки прошлого продолжали всплывать перед глазами, словно радуясь, что наконец-то их время пришло, торопясь открыть все подсказки, что остались непонятыми. «Он ненавидит тебя… Хочет увидеть твой проигрыш» - говорил Ниа Рюдзаки. Но его не услышали, а ведь подросток был прав! Бейонд никогда не обвинял Лайта, более того, если подозрения возвращались к нему, всячески пытался увести обсуждения в сторону. Зачем? Ответ очевиден. Бездей ждал, когда L сам припрет Лайта к стенке. Чтобы у детектива не оставалось сомнений, да и просто затягивая приятное времяпровождение рядом с ним, пока еще было возможно. Заняв место в первом ряду, он жадно следил за чужой игрой, готовый в любую секунду вмешаться, чтоб не оставить L ни единого шанса. И Кира был нужен ему, чтобы как можно дольше отвлекать внимание гениального детектива. Чтобы потом, когда дело закроют, арестовав Лайта, Бейонд остался с L один на один. «Поздно будет, когда я скажу» - плетя интриги, Бездей терпеливо ждал, когда он, наконец, сможет выкрикнуть в лицо корчащемуся в предсмертных судорогах гениальному детективу, что он ошибся и проиграл, не сумев распознать рядом с собой своего истинного врага. И, чтобы добавить в дни ожидания еще больше азарта, маньяк развлекался, неоднократно намекая Лайту о себе, прекрасно осознавая, что Кира, если даже поймет, не сможет рассказать остальным, что он знает, кто владеет второй Тетрадью. Он даже решился на совсем рискованный шаг, чтобы пощекотать себе нервы: теперь Лайт понимал, что рисунок с портретом Рюдзаки не просто так лежал под кроватью – он предназначался именно Кире. «Видит что-то, чего не вижу я» - L, как всегда, правильно разгадал загадку, вот только у него не было возможности понять ее до конца. Такая возможность была лишь у Киры, потому что лишь он знал о существовании глаз Бога Смерти. И то, что у Бездея были глаза, однозначно доказывало, что вторая Тетрадь у него. По-другому просто не может быть. Самозванец. Х-Кира – это не просто тот, кто находится в штабе. Это Бейонд Бездей. - Ксо… Рюк… Что ты наделал? Ты все испортил! – скрипнув зубами, почти выкрикнул в потолок Лайт. Наверное, худшего варианта любопытный Шинигами не смог бы и выбрать. Конечно же, он искал, кому передать Тетрадь, после того, как Миса от нее отказалась – в мире Богов Смерти не было земных яблок, а Рюк уже пристрастился к ним, и ни за что не захотел бы возвращаться в свой мир. Кроме того, так же сильно, как он обожал яблоки, Бог Смерти терпеть не мог скуку: уже попробовав вкус виртуозной игры, какую показал ему Лайт, он, наверняка, сразу же начал искать того, кто мог бы развлекать его если не лучше, то хотя бы не хуже. И, разумеется, он не мог пройти мимо двойника детектива, появившегося в Японии и мечтающего отомстить L. Имеющего, вдобавок, тянущийся кровавый след из своего прошлого. Чем не новый идеальный противник, способный вдохнуть свежую жизнь в утухающую игру? Черт, черт, черт… Рюдзаки был обречен. Бездей впишет его имя в Тетрадь, как только сполна наиграется. Вот тебе и ручная зверушка… Бейонд играл с детективом, как играет кот с мышкой, собираясь потом сожрать. А излишне самоуверенный охотник даже не сможет понять до самого последнего мига, что давно уже сам превратился в добычу, за которой хищный паук неслышно крадется след в след, растягивая наслаждение от скрытой охоты. И Кира ничем не сможет помешать Бейонду Бездею. Не имеющий глаз – он был слабее. Любая попытка вернуть себе преимущество в этой игре и смести с поля непрошеного соперника, покушающегося на врага, принадлежащего Кире, приведет лишь к тому, что Бездей впишет имя Ягами Лайта в Тетрадь. Он был всесилен. Лайт же, со своим жалким листочком Тетради, по всем законам разума и инстинкта самосохранения должен будет затаиться и лишь надеяться, что он сам сможет каким-то чудом выжить в этом смертельном торнадо, надвигавшемся на всю команду расследования. Потому что, если подумать логически, то тотальная бойня была неминуема. Зачем Бездею оставлять свидетелей, потом, когда все закончится? Даже Кира бы не оставил. Ему уже приходилось отступать от своих принципов, уничтожая агентов ФБР, ради своей безопасности. А у Бездея и вовсе принципов нет. Он – в отличие от Ягами Лайта – настоящий убийца. Маньяк. Вот от кого должен бы был спасти этот мир Кира в первую очередь. И он ведь пытался… Как жаль, что у него это не получилось. Почему, ну почему из всех сотен преступников, что он уничтожил, именно у Бейонда Бездея не было настоящего имени? Что за злая насмешка судьбы? Стукнув ладонью в стену, Лайт выключил воду и вышел из душа. Нет смысла думать о том, что не удалось совершить. Надо искать выход – сейчас. Ягами Лайт был не из тех, кто готов надеяться на чью-то милость или слепую удачу. Он никогда не сдавался. И уже не раз находил выход в этой смертельной игре и ускользал, когда казалось, что все пропало. И он и теперь не собирался сдаваться и отступать, несмотря на открывшееся ему озарение, несмотря ни на что. Мозг снова работал, как мощнейший процессор. Растираясь жестким полотенцем, Лайт продолжал просчитывать вероятности. Итак, он вычислил самозванца. Это плюс. Но самозванец – Бейонд Бездей, имеющий свои виды на эту игру, и знающий, что Лайт Кира. Это катастрофический минус. Бездей владеет Тетрадью и является обладателем глаз Бога Смерти, что делает его практически всемогущим, это еще один большой минус. Но он не может знать достоверно – есть ли глаза у Лайта. А вот это уже существенный плюс. Кроме того, Бездей не знает, что Кира не имеет сейчас Тетради. Или догадывается, что его Тетрадь – как раз и есть та Тетрадь, что заперта в сейфе? Что ж, предположим самый плохой вариант. Допустим, догадывается. Но он все равно не может быть в этом уверен на сто процентов. А значит, Кира потенциально представляет для Бездея не меньшую опасность, чем Бездей для Киры. И Бейонд не может этого не понимать. С одной стороны – это плохо, с другой – хорошо. Если Рюдзаки останется жив до результатов эксперимента, то Бездей уверится, что Кира не имеет Тетради. И тогда у Лайта останется козырь в рукаве – его листок, которым он может нанести смертельный и сокрушающий удар по зарвавшемуся маньяку. Вот только… Имя. Ему нужно имя. Но его знают лишь L и сам Бейонд Бездей. И это тупик. Но, с другой стороны, у Лайта был еще один шанс, пусть и маленький. Он может вписать имя кого-нибудь из коллег отца, чье имя ему известно, принуждая убить Бездея перед смертью. Вот только может ли это сработать, если срок Бездея еще не пришел, а его имя покрыто тайной, так же, как имя L? Что ж, если у Киры не останется больше ни одного варианта, он это узнает. Все равно это можно использовать лишь в крайнем случае, когда противостояние владельцев Тетради выйдет на стадию открытой схватки. Открытой… Ха! Лайт замер, запутавшись в полотенце, озаренный еще одной внезапной мыслью. Пусть Бездей – Х-Кира, обладающий и глазами, и Тетрадью, но он, на самом-то деле, сейчас в таком же беспомощном положении, как и Кира! Нет, в еще более беспомощном. Не мог же он принести Тетрадь в штаб? Конечно, не мог! Его ведь тщательно обыскивали при входе – кроме ножа, который забрал у Бейонда Джованни, при нем не было ничего подозрительного. А значит, его Тетрадь была где-то спрятана, терпеливо дожидаясь своего часа, так же, как когда-то дожидалась Мису спрятанная Лайтом в лесу Тетрадь Рюка. Вот почему Рюдзаки до сих пор жив и не умер какой-нибудь жутко-извращенной и мучительной смертью, повинуясь строкам в Тетради – Лайт не сомневался, что именно такую участь готовит ему Бейонд Бездей. Готовит… Но не имеет возможности претворить сейчас в жизнь. - Хах-ха-ха-ха! – не сдержавшись, Кира закинул вверх голову, сотрясаясь в злобном, победоносном смехе. – Ха-ха-ха! Здесь, в штабе, он был сильнее. Он все еще был абсолютным Богом своего Нового Мира. И все еще был в безопасности - пока. Бездею нужно, чтоб все закончилось. Чтобы он мог ускользнуть от пристального взгляда Мелло на свободу и добраться до спрятанной где-то Тетради. Вот тогда-то Рюдзаки будет полностью в его власти. Но это будет возможно лишь при одном условии – если дело Киры закроют. А для этого ему нужен, ему необходим Лайт – как воздух. И пока не закончится эксперимент, и не защелкнутся наручники на запястьях лучшего студента Японии – Бездей не сделает ему ничего. Ни-че-го. Даже если бы у него была на руках Тетрадь – Лайту бы ничего не грозило. Потому что убить главного подозреваемого сейчас равносильно тому, что Бездей подписал сам себе приговор. Как только внимание Рюдзаки будет свободным от незаслуженно обвиняемого Ягами Лайта, чья смерть докажет его невиновность - детектив тут же вычислит его убийцу и, соответственно, Х-Киру. Лайт в этом не сомневался. Так что пока еще он был гарантированно защищен своим лучшим врагом от опасного конкурента, по совместительству так же являющегося заклятым врагом его ненавистного друга. Смех оборвался так же резко, как и зазвучал. Опустив голову, Лайт мрачно взглянул в зеркало. Его отражение ответило ему тяжелым взглядом исподлобья. И во вспыхнувших красным светом глазах, в исказившей застывшее лицо злобе и маске ненавидящего превосходства на Лайта смотрел Кира. Он еще может выиграть. Кира чувствовал, буквально ощущал своим звериным чутьем вкус манящего шанса. Он может переиграть Бездея. Может. У него еще есть возможность и время, чтоб убедить Рюдзаки в своей искренней дружбе и… привязанности. И тогда детектив все же может засомневаться, несмотря на результаты эксперимента. Существует, наверное, одна тысячная вероятности, что железное сердце холодного детектива все-таки дрогнет, поддавшись его горячему натиску. Это катастрофически мало, но все-таки, она есть. А потом Кира незаметно кого-то убьет, воспользовавшись своим скрытым козырем. Кого-нибудь очень значимого в этом мире. Императора, президента Америки, телеведущего, выступающего против него – не так уж и важно. И тогда ничего не закончится – для всех станет ясно, что Х-Кира все еще существует. А Лайт получит своего врага целиком – на какое-то время. Пока Бездей не найдет способ выйти из штаба. И Кира мог бы пойти с ним на сделку, оказав в этом помощь и получив взамен неприкосновенность. На время – понятно, что ненадолго, потому что Бейонд Бездей был такой же бессовестный лгун, как и они все. Но, если бы Лайт признался ему, что его Тетрадь заперта в сейфе – Бездей бы потерял бдительность на какое-то время. И это была бы полная и безоговорочная победа. Кира бы победил, а все остальные бы пали, уничтоженные руками Бейонда – Лайт был уверен, что маньяк эффектно уничтожал бы сначала их, одного за другим, а уж потом бы вписал имя Рюдзаки. Конечно, была вероятность, что Бездей убил бы и Лайта, но, с другой стороны – кто-то был должен остаться рядом с L, чтоб сообщить, кто его убивает издалека, вписывая имена на страницы Тетради. Бейонд был бы вынужден привлечь к этому временного союзника. И тогда Кира смог бы спросить у умирающего детектива настоящее имя безумного маньяка. Потому что это будет единственный шанс спасти мир от правления Бейонда Бездея, насаждающего суд Линча и хаос. И Рюдзаки пошел бы на это. Пошел бы, чтоб уберечь хотя бы остатки разрушенной Справедливости. И Кира бы выиграл. Глядя на свое застывшее лицо в зеркале, больше напоминающее сейчас маску злобного антигероя, Лайт вдруг споткнулся в своих рассуждениях. И некстати подумал: а отдал бы Рюдзаки свой чуть сладковатый привкус этим побледневшим от ненависти сжатым губам, прочитав в прищуренных холодных глазах готовность уничтожить всех окружающих ради победы? В голове тут же вспыхнуло воспоминание о неторопливом, изучающем поцелуе, о губах, кажущихся одновременно и властно требовательными и, в то же время, так осторожно-нежными… Лайт в бессильной ярости наотмашь хлестнул зеркало полотенцем, сорвав его с плеча. А потом еще и еще. Раздраженно швырнул его на пол и отвернулся. Эти мысли… Он не может их выкинуть из головы. Но он должен, обязан задавить их как можно глубже, запретить посещать его мозг, не давать возможности затрагивать сердце. Потому что, как только они появлялись – Кира сразу же отходил, оставляя на передовой одного только Лайта, потерянного, давно заблудившегося в себе и в проснувшихся чувствах. Ягами Лайт не хотел просчитывать смертельные варианты. Не хотел никого убивать. Вообще не хотел даже думать о смерти, и о том, что все они, включая его самого, обречены, если он – именно он - не найдет сейчас выход, спасая себя одного. Ягами Лайт жаждал жить – жить этой удивительной бурлящей внутри жизнью, наслаждаться открывшимися в нем эмоциями и чувственностью, бесконечно играть в головокружительную и щекотливую, такую захватывающую и приятную игру по завоеванию чужого холодного сердца. И пусть весь мир там, внизу, у подножия их небоскребов, катится в ад – лишь бы остался на крыше напротив него удивительный и необъяснимый, непримиримый заклятый враг. Но именно врагом и придется пожертвовать в обмен на свою жизнь. Отдать эту жертву в обмен на возможность остаться и продолжать строить совершеннейший Новый Мир. Покрытый пеплом и пронизанный холодом одиночества мир Киры, защищенный от кровавого правления безумного маньяка, но потерявший цвета и краски. Игра вновь изменилась, и ставки еще подросли. Теперь на чашах весов лежали не только их жизни с Рюдзаки, нет, если Бездей – Х-Кира, то в противовес жизни L стоял теперь тотальный кровавый террор без цели и принципов. И остановить его мог только Кира. Если только… Если только им всем повезет и он ошибся в своих догадках. Одеваясь, Лайт продолжал размышлять, пытаясь найти изъяны в своей такой гладкой и настолько катастрофичной гипотезе. И они, к счастью, были. Наверное, впервые в жизни Лайт бы хотел, чтобы его способность к правильному анализу дала сбой. Он основывался лишь на взгляде, так напоминающем взгляд Мисы, когда она обладала глазами Бога Смерти, и на уверенности Бейонда в том, что он Кира. И на нежелании Бездея демонстрировать это при остальных. Но все это могло объясняться и чем-то другим. Ускользающий взгляд – неспособность смотреть в глаза никому, кроме Рюдзаки; уверенность в том, что Лайт Кира, и его молчаливая поддержка – надежда быть отомщенным и увидеть проигрыш L. Все эти благоприятные интерпретации могли объясняться простым нежеланием Лайта смотреть правде в глаза, но были еще нестыковки, если подумать. Почему Бейонд не убил Мелло и Мэтта руками Миками Тэру, если он управлял им? Это было бы вполне в его духе и, к тому же, нанесло бы серьезный удар по L. Но Мелло чудом остался жив, а на Мэтта и вовсе никто не покушался. И зачем он совершал то, свое первое убийство в Японии, которым хотел дать знать L, что он здесь, пачкая руки и рискуя быть пойманным полицией, а не использовал Тетрадь? Он ведь мог заставить того же Леона Ландольфо сжечь себя в запертой комнате, и это тоже было бы посланием L… Хорошо, допустим, в тот момент у него еще не было Тетради. Но Мелло, который явно отравлял Бездею жизнь? И, самое главное: Бейонд неотлучно находился в штабе под камерами, так же, как Лайт, а значит, не имел возможности вписывать в Тетрадь (даже если бы исхитрился как-то пронести ее с собой) подробности смерти Нобуо Данно или Миками Тэру, которых, к тому же, не мог знать. Сколько он пробыл в Японии, прежде, чем дал задержать себя Ниа? Неделю, максимум, десять дней. Даже если предположить, что он знал обоих (хотя это бред – они даже друг с другом в жизни не пересекались), и использовал вскрытие Нобуо Данно, чтобы что-то вписать в Тетрадь, пока находился в морге (кстати, он ведь и там был не один), то не мог же он заранее знать, когда именно они выйдут на Миками Тэру, и Мелло и Мэтт поедут к нему? Не мог. А значит - не сходится. Слава Богам, все, что Лайт тут только что нагородил, было лишь плодом воспаленного воображения и до предела расшатанных нервов. Или же – нет? Его отточенная в войне интуиция просто кричала, что нельзя пытаться себя опровергнуть. Возможно, он что-то упускает и потому не может сложить правильно мелкие детали, но саму головоломку он разгадал. Его шестое чувство было категорически против того, чтобы Лайт отказывался от своих рассуждений. Он что-то нащупал. Что-то очень важное. Даже если Бездей и не был Х-Кирой, то во всех его рассуждениях было что-то… Что-то, что Лайт никак не мог уловить, чтобы с уверенностью сказать, что вот это – оно. Как бы то ни было, и кем бы ни был Бейонд Бездей, неизменным оставалось одно: он охотится на Рюдзаки, он ищет возможность его уничтожить, он опасен, и его необходимо, при первой возможности, просто убрать. И у Лайта по-прежнему главная цель – продолжать атаковать искренней дружбой своего лучшего друга-врага, пытаясь сломить оборону его ледяного сердца. И посеять в его лохматой голове сомнения в виновности Ягами Лайта. А Бейонда… Бейонда он осторожно прощупает и попытается вывести его на чистую воду. Сейчас, когда определены главные подозрения – все стало сложнее, но и гораздо понятней. Даже если Бездей окажется самозванцем, Лайт к этому уже готов, и у него все еще будет выбор: выжить и победить, или пожертвовать собой, но спасти своего врага, открыв ему то, что знает лишь Кира. Но об этом он подумает позже. Лайт толкнул дверь, выходя из ванной, и ошарашено застыл на пороге. Он мог бы ждать чего угодно, но только не мирно валяющегося на его кровати ненавистного лохматого гения. Растянувшись на животе поверх одела, Рюдзаки легкомысленно чуть покачивал поднятыми вверх скрещенными босыми ногами, распространяя вокруг себя неповторимую ауру безмятежности и уюта. На кровати перед ним стояла открытая коробка с пончиками, покрытыми толстым слоем шоколадной глазури, а сам величайший детектив века держал двумя руками один из них, в своей странной манере стараясь прикасаться к предметам лишь кончиками пальцев. И сосредоточенно рассматривал маленький надкус на золотистом тесте, который, по-видимому, сам же только что и оставил. При появлении Лайта он благосклонно оторвался от своего занятия и вскинул голову, оглянувшись через плечо к нему. Большие темные глаза с неестественно огромным зрачком, скрывающим радужку, были полны абсолютной невозмутимости. Пару мгновений они молча смотрели друг другу в глаза, а потом детектив чуть заметно дернул уголками опущенных губ, изображая намек на улыбку. - Привет, - проговорил Рюдзаки так, как будто они еще не виделись сегодня, и склонил на бок голову, чтобы падающие на лицо пряди волос не мешали смотреть. Прислонившись спиной к косяку, Лайт на секунду прикрыл глаза, пытаясь подавить мгновенную вспышку необъяснимой ярости и раздражения. Что толку приказывать себе больше не думать о нем, если при виде худой фигуры в белой футболке сердце сбивается с ритма, а эмоции сходят с ума, сменяя одна другую в хаотичном калейдоскопе? - Что ты делаешь? – Лайт картинно вздохнул и сложил на груди руки, изображая ангельское терпение над причудами своего друга. - Что ты делаешь здесь, Рюдзаки? - Думал, мы спустимся вместе. Я был наверху, у Ватари, - Рюдзаки отвернулся, внимательно посмотрел на пончик и, словно решившись, его откусил. И тут же сосредоточенно принялся рассматривать разорванное сладкое колечко, разговаривая как будто с ним. – Я же не знал, что ты будешь принимать душ в середине дня. К тому же, так долго. Обычно люди моются утром и перед сном, если, конечно, у них нет других поводов уединиться. Разумеется, я должен бы был предположить, что у тебя возникнет желание… Но я не подумал об этом. Я был занят своими мыслями, Лайт-кун. Он снова оглянулся через плечо, внимательно глядя на Лайта, явно ожидая увидеть эффект от своих завуалированных намеков. Лайт насмешливо хмыкнул, криво усмехнувшись кончиком рта: - Возможно, мне просто хотелось отдохнуть от твоего бесконечного преследования, Рюдзаки. Ванная комната – единственное место, где у тебя не развешаны камеры. - С чего ты взял? – с любопытством склонил набок голову детектив, тут же переходя в атаку. – Ты так уверен в моей порядочности, Лайт-кун? - Нет, - Лайт позволил себе еще раз насмешливо хмыкнуть, и тряхнул головой, отбрасывая с глаз челку. – Но если бы они у тебя там были, то ты бы уже знал, что сегодня с утра я проспал и не успел принять душ, потому что боялся, что без меня что-то случилось. Так что я просто воспользовался возможностью и затишьем – я же знаю, что в штабе сейчас нечего делать. А нечистоплотность я не терплю. Пространство вокруг снова стремительно сгущалось, пропитываясь напряжением, постоянно возникающим между ними двумя. Все их разговоры сводились, в конечном счете, лишь к одному – Рюдзаки допрашивал, развлекаясь и пытаясь выбить Лайта из равновесия, вынуждая сделать ошибку, а Лайт ускользал, привычно распознавая ловушки и виртуозно их обходя, расставляя и свои капканы в ответ. И не важно, в какую из игр они играли и о чем говорили – между ними всегда сквозило это волнующее ощущение напряженности и азарта. Один всегда нападал, а второй парировал выпады и переходил в контратаку. Наверное, это и было то, почему их неуловимо тянуло друг к другу. Но Лайт уже знал, что может быть и по-другому. Что вместо этого чувства бесконечного противостояния между ними может возникнуть - так уже бывало, недолго, но было - совсем противоположное ощущение. Ощущение близости и тепла. Открытости и, пусть не доверия, но какого-то… понимания, что ли. И пусть это тоже, скорее всего, было ложью, но Кира очень хотел бы испытать это чувство сейчас. Именно сейчас – когда из них двоих лишь он один по-настоящему осознал, что вероятность того, что игры закончились с вмешательством третьего, велика, как никогда раньше. И от понимания какой сложный выбор ему действительно предстоит сделать в ближайшее время, у него внутри зарождался еще почти что не ощутимый, но уже отчаянно знакомый комок боли и пустоты. Лайт не мог поделиться этим знанием со своим единственным другом, как бы ему ни хотелось разделить этот груз, но он хотел хотя бы иллюзии понимания, хотя бы капли тепла, чтобы хоть на время забыть о появившемся твердом ощущении надвигающегося конца. Пусть это будет ненадолго – но он просто жаждал, чтобы его враг понял, почувствовал это отчаянное желание и, снизойдя, надел эту самую редкую свою маску именно сейчас. - Ты очень наблюдателен, Лайт-кун. И у тебя острый ум, - отвернувшись, Рюдзаки двумя руками засунул почти целый пончик себе в рот, уронив несколько крошек на одеяло. – Кштати… Ты обратил внимание, что в последнее время вопрос «что ты делаешь?» - твой самый любимый вопрос? Он с трудом сглотнул и, обернувшись, пронзил Лайта мглой своих глаз: - Как ты думаешь, Лайт-кун, почему? Или раньше ты тоже все время задавал мне его? - Нет, - только сейчас Лайт заметил свою подушку, валяющуюся на полу. Видимо, детектив небрежно сбросил ее, так как с подушкой было бы неудобно поставить коробку, и есть пончики лежа. – Раньше ты никогда не позволял себе есть что-нибудь на моей кровати. Оттолкнувшись от косяка, он обошел кровать со своей стороны, поднял с пола подушку и демонстративно положил на постель поверх одеяла, выразительно глядя на детектива сверху. - О! – Рюдзаки, внимательно наблюдавший за всеми его движениями, старательно облизал липкие пальцы. И насмешливо взглянул снизу вверх на Лайта из-под смоляных прядок волос: - Может быть потому, что раньше это была наша общая кровать? Мы же спали вместе, так, Лайт-кун? - Да, - Лайт склонился и выразительно стряхнул крошки от пончика и глазури с одеяла. – Двигайся. И, не обращая внимания на явно не ожидавшего такого маневра Рюдзаки, торопливо подхватившего свою коробку со сладостями и дернувшегося в сторону, плюхнулся на спину на кровать рядом с ним. Потянулся всем телом и закинул руки за голову, стараясь не думать о том, как близко к нему находится худое тело его врага. Рюдзаки, оторопев, несколько секунд смотрел на него ставшими просто огромными темными глазами. Потом медленно поставил на одеяло перед собой коробку с пончиками и, поерзав и чуть отодвинувшись, снова расслабился. - А… почему ты лег, Лайт-кун? – повернувшись к Лайту, осторожно поинтересовался он, и в голосе его звучало неприкрытое любопытство. - Тоже хочу поваляться, - с вызовом ответил Лайт, глядя в потолок. И, повернув голову, в упор посмотрел на Рюдзаки. – Нам ведь ничего не осталось, кроме как ждать, верно? Так какая разница – где и в каком положении. Или у тебя появились какие-то новые теории о Кире? - Нет, - мгла в глазах Рюдзаки мгновенно подернулась непроницаемостью, он отвернулся и взял из коробки пончик. – Новых теорий у меня нет, Лайт-кун. А у тебя? - У меня тоже нет, - Лайт искоса смотрел, как детектив, явно погрустнев, аккуратно ест пончик, держа его перед собой двумя руками, как маленький ребенок. Ему вдруг стало жаль, что он, только сумев заинтриговать детектива, сразу же отказался от своей атаки, лишив своего ненавистного недруга возможности отвлечься очередной партией игры от надвигающейся депрессии. Может быть, он тоже пришел сюда в поисках иллюзии тепла, или, скорее, надеялся найти спасение от тягостной меланхолии в очередном эксперименте. Рюдзаки всегда тяжело переживал вынужденные паузы в игре, которые никак невозможно ускорить, и остается лишь ждать, чтоб получить возможность двигаться дальше – Лайт это знал. Как и знал об удивительнейшей интуиции детектива – так что, вполне возможно, он тоже улавливал, что ничего не закончилось а, наоборот, надвигается что-то плохое… Что-то, чему он ничего не может противопоставить. И это бессилие, и невозможность сложить головоломку наверняка невидимо сокрушали Рюдзаки – там, внутри, под невозмутимой броней. И только сейчас Лайт осознал, что, несмотря на весь холод и недоступность, на все свои защитные барьеры и безэмоциональность, его ненавистный враг выбрал для того, чтоб отвлечься, не сортировку данных, не команду расследования в штабе, и даже не своих странных друзей – а его, Ягами Лайта. Интересно, осознавал ли он сам это? Скользя взглядом по бледному волевому профилю своего врага, по шее с двигающимся кадыком, по остро выступающим плечам, обтянутым белой футболкой, и особенно сильно выпиравшей в этом положении ключице, Лайт рассеянно думал, что никогда раньше не видел Рюдзаки вот так – просто бездумно валяющимся. Вообще никогда не видел его растянувшимся на животе. И отчаянно боролся с желанием прикоснуться к бледной фарфоровой коже, скользнуть ладонью под вырез футболки по плечу, по спине, к шее, под густые смоляные прядки шелковистых волос. Зарыться в них пальцами, поглаживая большим пальцем чувствительную к прикосновениям заднюю поверхность шеи… И подвинуться ближе, вдыхая легкий, едва уловимый, сладкий ванильный запах… А потом… От одних только мыслей щекотливо сжималось внутри, и голова начинала кружиться. Но нельзя. В их игре проиграет тот, кто первым поддастся соблазну и признает свое желание. И это будет точно не Лайт. Рюдзаки, засунув в рот последний кусочек пончика, искоса взглянул на Лайта и, заметив его пристальный взгляд, повернул к нему голову. - Ты хочешь мне что-то сказать, Лайт-кун? Ты так внимательно на меня смотришь… - в непроницаемой мгле огромных зрачков невозможно было что-нибудь прочитать, а отрешенное лицо детектива ясно давало понять, что мыслями он не здесь. - У тебя губы в шоколаде, - вытащив руку из-под головы, Лайт указал пальцем. И чуть-чуть улыбнулся. Рюдзаки замер, пристально глядя ему в глаза, упираясь локтями в кровать и свесив скрещенные кисти рук перед собой. Между тонких губ промелькнул кончик языка, облизывающий их, и замер у правого края верхней губы. И Лайт с удовольствием увидел, как мгла в глазах его врага медленно и словно бы нехотя перестает быть непроницаемой, становясь объемной, живой. - Хочешь? – вкрадчиво спросил детектив, мгновенно распознав возможность сыграть партию их сумасшедшей игры. И, подняв руку, медленно и демонстративно лизнул языком кончик указательного, а потом среднего пальца, гипнотизируя Киру манящей тьмой своих глаз, явно стремясь в очередной раз ввести Лайта в смятение откровенной неоднозначностью. - Почему бы и нет, - отчаянно пошел Лайт в лобовую атаку, чувствуя, как сердце замирает внутри. Он быстро перевернулся на живот, разом сокращая минимальное расстояние между их телами и прижимаясь к дернувшемуся от прикосновения плечу своего экзекутора. Уперевшись локтями в кровать, так же, как и Рюдзаки, он ответил ему насмешливым взглядом в упор, многозначительно понижая голос. – Пожалуй, я бы не отказался попробовать. Вдруг мне понравится. И наградой за его отчаянный откровенный выпад стали чуть дрогнувшие густые ресницы его врага и безоговорочная победа в розыгрыше. Несколько секунд Рюдзаки еще выдерживал дуэль глазами, от которой внутри у Лайта с каждым мгновением становилось все жарче и жарче, и он уже думал, что больше не вынесет этого нарастающего напряжения, но потом детектив отвел взгляд. Стрельнул глазами вниз, вбок, снова вниз, пряча их под ресницами, прикрывая свое отступление. И, подхватив с кровати коробку с оставшимися тремя пончиками, повернулся и протянул ее Лайту: - Тогда, пожалуйста, угощайся, Лайт-кун. - Спасибо, - Лайт невозмутимо взял из протянутой коробки один пончик, наслаждаясь упоительным ощущением победы. И насмешливо хмыкнул. – Я с тобой, чего доброго, стану сладкоежкой, Рюдзаки. - Не вижу в этом ничего плохого, Лайт-кун, - мягко парировал Рюдзаки, чуть-чуть приподнимая кончики опущенных губ в намеке на улыбку. И тоже взял пончик, опустив коробку на кровать и отводя взгляд. И, рассматривая его шоколадную глазурь, задумчиво добавил: – К тому же, один раз не сделает тебя любителем сладкого. «Ксо, Рюдзаки, - скрывая нарастающее возбуждение, Лайт тоже принялся разглядывать свой пончик. – О чем мы на самом деле с тобой говорим? Это ты такой пошлый или же, наоборот, это я настолько сошел с ума, что вижу в твоих совершенно невинных словах сплошные скользкие намеки?» Внутри нарастало безудержное желание пойти по стопам своего недруга и расставить, прямо сейчас, все точки над “i”. Рывком перевернуть Рюдзаки на спину, пользуясь его такой манящей близостью и располагающим уютом кровати, нависнуть сверху, наваливаясь на его худое сильное тело, прижимая своим весом, не давая вырваться и в очередной раз ускользнуть… И…и… Нельзя. Он только этого и ждет, чтобы насмешливо улыбнуться в лицо, одерживая полную победу в их безумной щекотливой игре. Победу над разумом, над нравственными устоями, над моральными принципами, так гордо демонстрируемыми все это время Ягами Лайтом. Кто первым не выдержит и сделает шаг – тот проиграет. Таковы правила их игры. И, чувствуя на себе изучающий пристальный взгляд безжалостного экспериментатора, Лайт невозмутимо откусил от пончика, как будто и сам разговаривал все это время только о сладком. Все, что ему оставалось – наслаждаться теплом худого горячего бока своего врага и касанием плеч. Лежать, соприкасаясь телами – это была самая максимальная степень близости, которую они могли себе позволить, все еще находясь на равных, не распадаясь на победителя и проигравшего. И Лайт жадно ловил хотя бы эту возможность, подавляя отвратительно сладким пончиком поднимающийся внутри безудержный жар и желание послать все к черту и переступить черту. - Знаешь, Лайт-кун… Мне кажется, я ни разу раньше не видел, чтобы ты с таким удовольствием ел сладкое, - Рюдзаки первым доел свой пончик и теперь задумчиво облизывал пальцы, искоса глядя на Лайта. - Я тоже никогда раньше не видел тебя валяющимся на животе, - насмешливо парировал Лайт, изо всех сил пытаясь протолкнуть в себя вставший комом в горле сладкий комок теста с еще более сладкой, казалось, намертво липнущей к пищеводу глазурью. - Ей удалось сказать тебе что-то важное? – как бы между прочим вдруг поинтересовался Рюдзаки, в своей манере непредсказуемо резко меняя тему разговора. - Что? О чем ты? – Лайт с трудом пропихнул в себя последний кусок пончика и с удивлением взглянул на него. Он и правда не понял, о чем говорит его сладкий враг. - Аманэ Миса. Она попросила меня дать возможность ей увидеть тебя, потому что ей обязательно нужно сказать тебе что-то очень-очень важное, - Рюдзаки, повернув голову, серьезно смотрел на него. И в его больших темных глазах не было ни тени насмешки или исследовательского интереса. - Я забыл предупредить тебя, Лайт-кун, но камеры на первом этаже не пишут звук. Так что, если вы говорили о чем-то важном и личном, об этом никто не узнает, можешь не волноваться. «Я это знаю, Рюдзаки, - рассеянно подумал Лайт. – Как бы иначе я, по-твоему, мог бы рассказать Мисе, где искать Тетрадь, когда ты выпустил ее отсюда?». Но мысли его бежали совсем в другом направлении. - Погоди… - нахмурившись, Лайт нетерпеливо махнул рукой. – То есть, ты хочешь сказать, что наша с ней встреча не была еще одним придуманным тобой свиданием, чтобы проверить нас? Что это Миса упросила тебя дать ей увидеть меня, а ты просто ей уступил? Он, разумеется, понимал, что Рюдзаки виртуозно солжет, если захочет скрыть правду. Но эта их близость и тепло острого плеча и худого бока детектива, что ощущал Лайт до невозможности обострившейся чувствительностью своего тела, создавали невыносимо реальную иллюзию, что он может верить сейчас своему ненавистному другу. Действительно верить. Наверное, это было банальной физической слабостью взбесившегося влечения и гормонов, но ему нравилась эта иллюзия. И он не хотел, да и не мог сейчас разрушать логическими доводами это короткое ощущение близости и открытости своего врага. - Да. Я не планировал этого. Она позвонила, когда я включил твой телефон, но я не собирался брать трубку. Бейонд… был рядом и убедил меня, что я должен заботиться о своем друге, - Рюдзаки чуть заметно вздохнул и аккуратно смахнул кончиком пальца крошку от пончика с одеяла. И вновь поднял внимательный взгляд на Лайта. – И поэтому я ответил. Я должен извиниться? Лайт даже растерялся. Столько искренности было в тихом мягком голосе его ненавистного друга, что это не могло бы быть ложью или игрой. Рюдзаки не лгал. Люди не могут так лгать. Он действительно пошел на уступку им с Мисой, совершенно не имея ни цели поставить очередной эксперимент над Лайтом, ни подвергнуть их еще одному испытанию. Просто по-человечески пошел навстречу и дал встретиться тем, кто был вынужденно разлучен по его вине. И он… он действительно не знал, должен ли извиняться. Он… он волновался за Лайта, за свое вмешательство в его жизнь, за то, что сделал что-то, не спросив его разрешения… Это было так непохоже на L, так катастрофически непохоже, что безумно походило на правду. - Н-нет, - чуть запнувшись, неуверенно ответил Лайт. – Не стоит извиняться, Рюдзаки. Наверное, наоборот, я должен бы быть тебе благодарен… Но согласись: свидание под камерами, когда знаешь, что за тобой следит вся команда расследования, это… - Неприятно? – осторожно подсказал Рюдзаки. - Да. Неприятно, - твердо кивнул Лайт. - Прости. Пока я не могу предложить вам другого, - Рюдзаки качнулся, неосознанно еще сильнее прижимаясь к нему плечом. – Так ей удалось сказать тебе то, что она хотела? Темные немигающие глаза, казалось, заглядывали Лайту в душу. - Да, - не моргнув глазом, солгал Кира. – Ничего важного. Рюдзаки, Миса придумает, что угодно, чтобы лишний раз увидеть меня. Не забывай – она неплохая актриса. Так что, пожалуйста, в следующий раз не попадайся на ее уловки. Я не хотел бы, чтоб ты устраивал нам еще встречи. По крайней мере – пока все не закончится. Ты ставишь меня в глупое положение перед остальными. - Вот как? – в голосе Рюдзаки вдруг послышалась странная грусть. – Хорошо, Лайт-кун, я обещаю, что больше не буду устраивать вам встреч без твоего явно выраженного желания. - Рюдзаки… - Лайт повернулся на бок, лицом к своему невозмутимому врагу, и приподнялся, опираясь на руку. – Понимаешь… Миса – красивая девушка, и мне с ней неплохо, но… Но я пока не уверен, что хочу и дальше быть с ней. Мне нужно… в себе разобраться. На том нашем последнем свидании… Я думал, что я, возможно, прощаюсь с ней и мне хотелось дать ей немного того, чего она так ждет от меня. Чтобы ей было, что вспомнить. Никто ведь не знает, не убьет ли нас Кира в любую минуту. Понимаешь? Но я не влюблен в нее. И никогда не был влюблен – я всегда говорил тебе это. И то, что ты видел той ночью на камерах… Ну, в спальне Мисы… Рюдзаки вдруг шумно вздохнул и пошевелился, перебивая заготовленную Лайтом речь о запутавшемся в себе студенте, не готовом связывать жизнь с нелюбимой, но влюбленной в него по уши девушкой, навязчиво вешающейся ему на шею: - Я ничего не видел, Лайт-кун, - он открыто и прямо смотрел Лайту в глаза, и темная мгла его огромных зрачков, казалось, нокаутировала Киру. – Я блефовал. - Ты… что? – Лайт задохнулся, разом потеряв и дар речи, и связные мысли. - Я блефовал, - спокойно повторил Рюдзаки. – На тот момент в доме Мисы не было камер. Предвосхищая твои вопросы: сейчас они есть. Лайт, вытаращив глаза, изумленно смотрел на него. - Но… Но зачем ты тогда… - Зачем я сказал, что следил за вами? – Рюдзаки вздохнул, машинально потирая нижнюю челюсть, пострадавшую в тот раз. И задумчиво закусил указательный палец. – Видишь ли, Лайт-кун, твоей реакции мне было более, чем достаточно, чтобы понять, что вы не использовали вашу встречу для координации своих планов, даже если один из вас Кира. Если бы это было не так – это я тоже бы понял по твоей реакции. Кроме того, это был лучший способ снять подозрения и агрессию в твой адрес некоторых членов команды, ты не находишь? Так что я преследовал сразу две цели: во-первых, сделал выводы для себя и, во-вторых, снял напряженность в штабе. Лайт по-прежнему ошарашено молчал, не в силах вымолвить ни слова, да и вообще не зная, что можно сказать. Рюдзаки некоторое время внимательно и серьезно смотрел на него, а потом уголки его губ чуть заметно приподнялись в намеке на грустную улыбку: - Я не настолько испорчен, Лайт-кун, чтобы, прикрываясь расследованием, следить, как мой лучший друг занимается сексом со своей девушкой. Меня даже несколько огорчило, как легко ты поверил, - он помолчал и, привычно меняя тему и тон, отвернулся и ткнул пальцем в коробку с последним пончиком. – Ты не будешь? Наверное, внизу нас давно ждут, потому что без меня они не чувствуют своей значимости. Но я бы хотел сначала доесть эти пончики. *** Опустившись в кресло, Ниа не спеша подтянул к груди колено, устраиваясь поудобней. - Слушаю тебя, Мелло. Мелло молчал. Склонившись вперед на стуле, упираясь локтями в колени, он нервно похрустывал костяшками пальцев, пряча лицо за свисающими пшеничными прядями. Мэтт тоже молчал - оперевшись спиной на подоконник у раскрытого окна, сложив на груди руки, он ждал, когда заговорит Мелло. Слишком важна была ситуация и слишком серьезен вопрос. И единственное, что хоть немного радовало сейчас Мэтта (если вообще хоть что-то могло радовать в такой ситуации), это то, что Мелло решился позвать Ниа, преодолев свою вечную ненависть. Его радовало не то, что Ниа вновь с ними - конечно же, нет. Мэтт прекрасно знал, что подросток, скорее всего, им не поверит. Знал это и Мелло. Но, несмотря на это, он впервые за почти десять лет смог перешагнуть через проигранный когда-то бой, поставить что-то превыше своих амбиций, своей невозможной гордыни, своей безудержной вспыльчивости и агрессивности. И это наглядно доказывало то, что Мэтт всегда знал: под въевшейся в кожу маской беспринципного прожженного гангстера по-прежнему скрывается другой, настоящий Мелло. Тот, который с детства готовился отчаянно защищать Справедливость. И по-прежнему был достойным кандидатом в преемники L, по крайней мере, в глазах своего лучшего друга. Это доказательство было нужно не Мэтту, оно нужно было Мелло, давно уже в глубине души похоронившему себя в той клоаке, что выбрал сам. Может быть теперь, когда первый шаг сделан, они потом все-таки смогут вместе разрушить душащие оковы прошлого и двигаться дальше, обретя, наконец, свободу от их теней. Ниа терпеливо ждал, не нарушая повисшую паузу. Уж кому-кому, а ему терпения было не занимать. В детстве он часами мог ждать чего-либо, иногда даже не двигаясь с места. Или молча сносить бесконечные насмешки и издевки Мелло, да и не только Мелло, даже не меняясь в лице и не отрываясь от своего занятия. Именно поэтому Мелло и звал его бесчувственным роботом, автоматом, процессором, выходя из себя тем сильнее, чем больше Ниа демонстрировал бесстрастность и отрешенность от их суетливого мира детского дома. Пока был жив А, он как-то пытался их еще разнимать и мирить, но рядом был так же и В, который всегда с молчаливым одобрением следил за растущей агрессией Мелло в отношении бывшего младшего друга, иногда еще и невинно подбрасывая дров в огонь: «Оставь его, Мелло. Ты злишься лишь потому, что он больше похож на Эла, чем ты». Мэтт передернул плечами. Он не хотел сейчас думать о В. На фоне тех серьезных угроз, что нависли сейчас над L, свихнувшийся приятель из детства был не больше, чем досадной помехой. Если понадобится – они с Мелло легко его устранят, стоит Бездею лишь дать повод. Их бывший старший приятель из детства давно уже прошел свою собственную точку невозврата. Мелло кашлянул и вскинул голову, явно решившись. И, словно прыгая с разбегу в воду, сразу же перешел к самому главному – он никогда не терпел проволочек и хождения вокруг да около: - Ниа, я получил сообщение. Заказ на L принят. Ниа молча смотрел на него, ожидая продолжения, ничем не показывая, как воспринял он эту новость. Лицо подростка оставалось все таким же бесстрастным. - Ты слышал меня, Ниа? – Мелло подался вперед. – Заказ на голову L принят. Впервые за долгие годы нашелся кто-то, кто посчитал это вполне выполнимой задачей. Ты же знаешь, наверняка, знаешь – киллеры, что получают заявки такого уровня, никогда не возьмут заказ, если не уверены в возможности его выполнения. На кону стоит репутация. - Знаю, - подросток медленно кивнул. Его рука привычно потянулась к виску, захватывая белоснежную прядь. Большие внимательные глаза, не отрываясь, смотрели на немца. – Почему ты решил сообщить мне об этом, Мелло? - Потому что… - Мелло бросил быстрый взгляд на Мэтта и вновь повернулся к Ниа, с вызовом вздергивая подбородок. – Потому что я знаю, что, рано или поздно, но ты тоже узнал бы об этом – по своим каналам. И я представляю, о чем бы ты подумал в первую очередь. Но, Ниа – это не мы. Я понимаю, как это выглядит, и я знаю, что не могу рассчитывать на то, что кто-то поверит нам с Мэттом, но это правда. Мы здесь чтобы спасти его и защитить от Киры, и это единственное, почему мы остались. Но сейчас это выглядит так, как будто мы воспользовались возможностью, чтобы срубить двадцать пять миллионов баксов. Scheisse, но это не мы, Ниа, пусть у меня и нет ничего в нашу защиту, кроме моего слова! Это – не мы! Это кто-то другой! - И ты хочешь, чтоб я поверил тебе, Мелло? – пристально глядя на нервно вскинувшегося немца, спокойно проговорил подросток. - Нет, - Мелло разом обмяк и ссутулился, опуская взгляд в пол. – Единственный человек, которому не нужны были бы доказательства, который мог бы поверить только словам – это… Рюдзаки. Если бы… помнил. - Тогда зачем ты говоришь все это мне? – чуть заметно пожал плечом Ниа. Мелло вскинул голову, сверкнув ненавистью из прищуренных ледяных бирюзовых глаз. Но Мэтт опередил приятеля, предупреждая явную возможность вспышки очередного этапа старой и неважной теперь войны: - Потому что кто-то должен это хотя бы услышать, - негромко отозвался он от окна и, засунув руку в карман джинс, вытянул мятую пачку сигарет. Задумчиво покрутил ее в пальцах. – Самым правильным сейчас решением будет устранить нас с Мелло, чтобы обезопасить L от возможного покушения. Но мы хотим, чтобы хотя бы ты знал, что на этом все не закончится. Здесь, в Токио, останется кто-то, кто принял заказ на голову L. И он считает, что у него есть шанс это сделать – а значит, из штаба идет утечка. Теперь ты понял? Веришь ты нам или нет – не важно. Ты должен об этом знать, чтобы обезопасить его, если мы с Мелло не сможем. Мэтт вытащил кривую смятую сигарету и засунул в рот. Мелло встал и, подойдя к приятелю, демонстративно поднес ему зажженную зажигалку. И оглянулся на Ниа через плечо: - Как полагаешь, как быстро работают осведомители? Когда спецслужбам станет известно, что на L началась охота со стороны криминальных структур? - Не больше суток, - накручивая на палец прядь волос, Ниа продолжал неотрывно смотреть на них. – Но я буду категорически выступать за то, чтоб вы остались рядом с Рюдзаки. Мелло быстро переглянулся с Мэттом, и, повернувшись лицом к Ниа, оперся спиной на подоконник рядом с приятелем. - Почему? – проговорил он, подаваясь вперед. – Не питай иллюзий, ты здесь тоже не настолько значим, чтоб раздавать подачки, Ниа! - Потому что Рюдзаки грозит опасность с разных сторон, - подросток повел плечом, не обращая внимания на последнюю реплику. – И если Х-Кира – наша общая задача, то никто лучше тебя, Мелло, не сможет противостоять возможному покушению со стороны криминальных структур. Было бы непозволительной ошибкой потерять вас сейчас. Отклонившись назад, в окно, Мэтт выдохнул дым за спину приятеля, стараясь, чтоб он случайно не попал немцу в лицо. Стоять у открытого окна было холодно, и он торопился быстрей докурить, чтобы иметь возможность его захлопнуть. Но Мелло, казалось, не чувствовал холода. Мрачно глядя в глаза Ниа, он невесело усмехнулся: - А если это я принял заказ, Ниа? Что, если я просто пускаю тебе пыль в глаза, собираясь сорвать банк? - Нет, - как-то совсем буднично сообщил подросток, выдерживая взгляд своего вечного противника. - Кем бы вы ни стали, и что бы ни совершали – вы никогда не сделаете ничего, что может причинить вред ему. К тому же, несмотря на вашу легенду, я знаю, что деньги вас абсолютно не интересуют, Мелло. Мелло глубоко порывисто вздохнул, переглянулся с Мэттом и, оттолкнувшись от подоконника, нервно прошелся по комнате. Развернулся на каблуках, нависая над Ниа: - Ждешь, что я расплачусь от умиления? – в его голосе снова звучала неприкрытая ярость, явно являвшаяся следствием замешательства. В голосе Ниа не было ни тени сомнения. Он видел их - настоящих. И это внезапное открытие, и доверие со стороны вечного ненавистного врага потрясло даже Мэтта, что уж говорить о Мелло. - На самом деле, нет, - Ниа спокойно поднял лицо, выдерживая пышущий яростью взгляд Мелло. – Я жду, когда мы перейдем к конструктивному обсуждению. Что ты собираешься делать, Мелло? В отличие от меня, у Рюдзаки нет ни малейшего повода вам доверять. Объективно говоря, у него вообще нет оснований доверять ни одному человеку из штаба - Бездей был прав. Вы можете как-то доказать свою непричастность? - Нет, - Мелло шумно втянул воздух носом. Выпрямившись, он стукнул кулаком о ладонь. – Scheisse, Ниа, неужели ты думаешь, что я обратился бы к тебе, если бы знал, что нам делать?! - Не недооценивай себя, Мелло, - Ниа опустил руку и неторопливо поднялся. И приподнял в полуулыбке кончики губ, так похоже на Эла. – Ты обратился ко мне, потому что в глубине души знаешь, что это единственный правильный путь для вас… и для меня. Неужели вы действительно так и не поняли, почему он сам не выбрал ни одного из нас? - Потому что он уехал, Ниа! – сжав кулаки, Мелло вскинул голову, сверкнув молниями из глаз. Было даже странно, что Ниа так неосторожно задел старую кровоточащую рану в его душе, хотя прекрасно об этом знал. – Потому что ему стало уже не до нас! - Зря ты об этом, Ниа, - укоризненно качнул головой Мэтт, и щелчком выкинул погасший окурок за окно. Ниа повернул голову и задумчиво посмотрел на него. И вновь повернулся к Мелло: - Ты можешь выяснить какие-то детали по своим каналам, Мелло? Хоть какую-нибудь зацепку, чтоб мы могли выяснить, откуда идет утечка? – деловито спросил он, резко меняя направленность разговора. Шумно выдохнув воздух, немец расслабился и, чуть подумав, покачал головой. - Нет, вряд ли. Мэтт попробует покопаться, но шансов мало. - Хорошо. Тогда пойдемте ко мне – у меня стоят более мощные компьютеры, - Ниа, сделал приглашающий жест рукой. – Я тоже попробую что-нибудь узнать по своим каналам. Мы должны обеспечить ему безопасность от любых внешних угроз, чтобы дать ему закончить самому дело Киры. Думаю, мы все понимаем, что, пока он его не закроет, он не сделает ни шагу из Токио. А потом мы поможем ему исчезнуть. И, чем быстрее мы сможем найти хоть какие-то факты, доказывающие вашу непричастность – тем лучше. Поэтому, не будем терять ни минуты. И он первым направился к выходу. Мелло и Мэтт не двигались с места, и в бирюзовых глазах друга Мэтт видел целую бурю противоречащих и борющихся друг с другом чувств. Он хотел бы помочь приятелю, но не находил нужных слов. Слишком быстро все завертелось. Всего две недели назад они вдвоем были одни против всего мира, а если бы кто-то сказал, что Мелло вот так вот сможет мирно разговаривать с Ниа, и даже вырабатывать совместные планы – Мелло и Мэтт расхохотались бы ему в лицо, покрутив у виска пальцем. А сейчас… - Так вы готовы сотрудничать и работать вместе, Мелло? – Ниа остановился и оглянулся. – Если вы сомневаетесь – я забуду об этом нашем разговоре, я гарантирую. - Нет, - Мелло тряхнул головой и кивнул смотрящему на него Мэтту. – Мы готовы сотрудничать, Ниа. Но только ради него. - Разумеется, - невозмутимо кивнул подросток. – Но у меня есть одно условие. - Что?! Какое еще условие, Ниа? – тут же ощетинился Мелло, и Мэтт торопливо подошел к нему, успокаивающе кладя руку на плечо. Он очень не хотел, чтобы только что воцарившееся перемирие, такое зыбкое после почти десяти лет жгучей ненависти, сразу же разрушилось от неосторожного слова их бывшего младшего друга. - Мэтт не будет курить в моем штабе, - невозмутимо, но очень твердо проговорил Ниа, пристально глядя на них. – Я не выношу сигаретный дым. От него у меня болит голова. Мелло скрипнул зубами и подался было к нему, с явным намерением поставить своего вечного врага на место, но Мэтт удержал его, с силой сдавив пальцы на плече. И, отстранив немца в сторону, уверенно шагнул вперед. Рывком выдернул из кармана пачку сигарет и, смяв в кулаке, точным броском швырнул в мусорную корзину. - Это все? – очень серьезно спросил он. - Да, - тихо отозвался Ниа. И вскинул на него большие задумчивые глаза. – Спасибо.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.