Шанс

Когда целенаправленно избегаешь неприятностей, они находят тебя сами. А может, Ямакэну только казалось, что он их избегал, а на самом деле все это время преспокойно топал прямо в их лапы: с его топографической тупостью это было вовсе не удивительно. Но как бы там ни было, Ямакэн пришел сюда, именно на этот перекресток улиц, он здесь и уже никуда отсюда не денется, если только не хочет показаться малодушным трусом в глазах девчонки, в которую имел неосторожность — или глупость — втрескаться. Сделать вид, что не заметил? Нет, не выйдет. Их взгляды уже встретились: его глаза с ее глазами, темными и умными до ужаса. Как тут теперь отвертишься? Ямакэн остановился — Сидзуку сделала еще пару медленных шагов и остановилась тоже. В такой час народу на улице было немного, и все равно кто-то умудрился двинуть ему плечом, не успев вовремя обойти, но едва ли Ямакэн обратил на это внимание. Сидзуку в своем простом бежевом пальто, с педантично обмотанным вокруг шеи белым шарфом была куда важнее. Так они и молчали. Пожалуй, слишком долго, слишком многозначительно для людей, ничего друг для друга не значащих. Для друзей же они чувствовали себя недостаточно раскованно, и в том не было ничего удивительного: он признался ей, в конце-то концов. Он дошел до заветной точки невозврата — и перешагнул через нее, смывая четко прочерченные границы. — Здравствуй, Ямакэн. Сколько прошло времени, прежде чем она заговорила? Явно больше, чем требовалось. — Привет. Ямакэн приблизился к Сидзуку, небрежно засунув руки в карманы брюк, повторно осмотрел ее беглым взглядом, и щеки у него запылали, превращая прохладу утра в тепло летнего вечера. Он взялся за высокий ворот куртки и подтянул его еще выше. Глаза Сидзуку внимательно проследили за этим действием. — Что ты здесь делаешь в такую рань? — Шел в библиотеку за литературой, — соврал Ямакэн, недолго думая, и покраснел пуще прежнего, так как поздно спохватился, что… — Так ведь библиотека в другой стороне города, — протянула Сидзуку. Уголки ее губ неосторожно дрогнули, и она торопливо приложила ладонь ко рту, делая вид, что кашляет. — Ладно, я так понимаю, это не важно. Вот блин, вроде и не заблудился, а все равно вышло так, что заблудился. Ямакэн раздраженно нахмурился, отвесив себе мысленный подзатыльник. — А ты сама что тут забыла? Ничуть не смущенная его холодным тоном, Сидзуку приподняла бумажный пакет и слегка его встряхнула. — Здесь есть одна хорошая кондитерская, в ней продают вкусные леденцы. — Она отвела глаза, но Ямакэн все равно увидел в них хорошо знакомое ему выражение. — А, понимаю, — ухмыльнулся он и привычным движением откинул со лба светлые волосы. — Своеобразная дань брату? — Можно и так сказать. — Сидзуку подняла на него слегка растерянный взгляд, но в следующую же секунду в нем опять сквозила прошлая уверенность. — Тоже есть брат или сестра? Ямакэн ответил не сразу, поводив плечами от одной только мысли о том, что у него мог бы быть младший спиногрыз. Детей он не очень жаловал: от них было много хлопот и шума, и зачастую они задавали глупые вопросы, ставящие в тупик, но по большей части просто раздражающие. Нет, ни брата, ни сестры у него не было — и слава Богу. Он, приглашающе мотнув головой, двинулся с места, и Сидзуку без лишних вопросов пошла за ним. — Если только двоюродные. Между ними вновь установилось напряженное, многозначительное молчание, когда слова, назойливо вертящиеся на языке, приходится проглатывать. Они копятся, копятся, копятся внутри, сбиваясь в напряженный комок, и кто-то не выдерживает, взрываясь, будто вулкан, а кто-то продолжает молчать, но это куда сложнее. И больнее в разы. Время от времени Ямакэн искоса поглядывал на Сидзуку, недовольно сжав челюсти. Он понимал: она все больше отдаляется от него, понимал лучше, чем ему бы того хотелось, но не мог убедить себя в том, что на ней свет клином не сошелся. Если Ямакэн отступится от нее, он предаст себя. И если он предаст себя… Парень невесело улыбнулся. — Ямакэн? — Что? — У тебя ведь тоже нет зонтика? Ямакэн посмотрел на Сидзуку: она, запрокинув голову, недовольно и сосредоточенно щурилась на небо, которое заволокли темные, густые тучи. Такие обещали явно не грибной дождичек. Первые капли упали с первым раскатом грома — эффектно, конечно, но приятного мало. Сидзуку с тяжким вздохом прижала бумажный пакет к груди, и Ямакэн, чисто рефлекторно прикрывшись ладонью, протянул ей руку. — Давай их сюда, и пошли скорее на остановку. Скоро еще не так ливанет. — Хочешь сказать, у тебя они не намокнут? — чуть повысила голос Сидзуку, перекрывая дробь дождя, но пакет все же отдала. Ямакэн расстегнул молнию куртки ровно настолько, насколько было нужно, чтобы пропихнуть леденцы внутрь, и застегнул обратно, похлопав себя по груди. — Именно, — заключил он и, схватив притихшую Сидзуку за руку — холодную, но гладкую и мягкую, — повел ее к остановке. — Быстрее же. Ливень обрушился с новой силой. Ветер неистово бросал в лицо холодные капли, и даже будь у них зонтик, это мало бы что изменило. Мимо сновали люди, прикрываясь кто чем горазд. Пальцы на его ладони сомкнулись сильнее, и Ямакэн с готовностью сжал их в ответ, чувствуя, как внутри, несмотря на царящую вокруг прохладу, разливается мягкое тепло. — Спрячься за мной, — прокричал он, и Сидзуку послушно зашла ему за спину, не отпуская руки. Да уж, решив съездить утром за пакетом леденцов, она не могла не вляпаться в какую-нибудь историю, это точно. Иначе была бы она собой? Особо сильный порыв ветра яростно разметал ей волосы, и Сидзуку инстинктивно приблизилась к Ямакэну, едва не пряча лицо в его куртке и почему-то не сомневаясь, что он приведет ее куда надо. Не то чтобы она ошиблась. Но и не то чтобы оказалась права. Когда в Сидзуку начало закрадываться нехорошее предчувствие, Ямакэн остановился, и она, конечно же, врезалась ему в спину. Он развернулся к ней, досадливо вздохнув. — Что… — договорить Сидзуку не успела: Ямакэн вновь расстегнул куртку, но на этот раз уже до конца, попридержал леденцы и притянул девушку к себе, запахнув ее в мягкую, удивительно теплую обитель. Сидзуку, опешив, но быстро придя в себя, уперлась кулаком ему в грудь. — Ты… ты что творишь? — Хочешь промокнуть до трусов? — невозмутимо отозвался Ямакэн. — Над остановкой нет навеса. Не веришь — посмотри сама. Сидзуку в его руках не шевельнулась, и он улыбнулся, теснее прижимая ее к себе. — Пусти, я же автобус пропущу, — пробурчали ему в толстовку. — Он тебе не понадобится. — В каком смысле? Ямакэн молча потащил ее в сторону такси, которое уже остановилось у тротуара, и открыл дверцу. Сидзуку упрямо вздернула голову, на что Ямакэн нетерпеливо скривился. — Ты серьезно собираешься ждать автобус в такой ливень? — спросил он, пытаясь перехватить недовольный взгляд. — А леденцы? Слушай, все, чего я хочу, — это чтобы ты хоть немного обсохла и уехала домой без единого шанса подхватить простуду. Это что, преступление? Кажется, Сидзуку немного смягчилась. Она смерила его пристальным взглядом криминалиста со стажем, тяжко вздохнула и забралась в машину со словами: — В противном случае ты затащишь меня силой. — Вот еще, — буркнул Ямакэн в ответ и сел следом, попутно сказав откровенно веселящемуся водителю адрес. Всю дорогу до его дома они ехали молча, отвернувшись друг от друга, и казалось, что источником грома и молний, время от времени прорезающих небо, был кто-то из них. А может, и оба сразу. Один раз Ямакэн искоса посмотрел на Сидзуку — и замер, встретившись с ней взглядом. Она ничуть не смутилась или отлично притворилась, что не смутилась, а он сразу же опустил голову, сцепив мокрые ладони вместе. Когда парень вновь поднял на Сидзуку глаза, она уже смотрела в окно. До двери они добежали, не имея ни малейшего желания промокнуть сильнее, чем они уже промокли, и буквально ввалились в сухую, уютную обитель большого дома. Ямакэн щелкнул выключателем. И когда он щелкнул выключателем, у Сидзуку что-то щелкнуло в мозгу. Она прислушалась: тишина, только дождь продолжал бесноваться снаружи — и, подозрительно сощурившись, уставилась на Ямакэна. — А дома что, — как можно ровнее начала девушка, — никого нет? — Родители уехали, — не вдаваясь в подробности, ответил Ямакэн и небрежно скинул ботинки. — И вообще, — он повернулся к ней, — ты за кого меня принимаешь, спрашивая об этом таким тоном? — Ответа парень дожидаться не стал: он стянул с Сидзуку промокший шарф и потопал вместе с ним в глубь дома, бросив через плечо, чтобы она не торчала на пороге и проходила в гостиную. Сидзуку расстегнула сапоги — пожалуй, единственное из одежды, с чем она сегодня не прогадала, — аккуратно поставила их рядом с ботинками Ямакэна, сняла пальто и заозиралась по сторонам. Послышался шум воды. — Первая дверь направо, — услышала она сквозь этот шум и, немного пройдясь по просторному коридору, зашла в гостиную. Как ни странно, но Сидзуку просто не знала, куда себя деть. Она чувствовала себя очень маленькой в этом большом доме и конкретно в этой комнате, остро желая оказаться по ту сторону, где мощным потоком лил дождь и завывал ветер. Казалось, там и то было уютнее. Сидзуку осмотрелась: никаких фотографий на полках, лишь статуэтки, вазы и прочие сувениры, свидетельствующие о том, что владельцы дома часто путешествуют. Шум воды прекратился. Сидзуку покосилась в сторону двери и, присев на диван, стянула резинки с мокрых волос. Их тоже не мешало бы высушить. Наверное, о том же думал и Ямакэн, зайдя в гостиную с двумя махровыми полотенцами в руках. Одно он отдал ей, другое перекинул через плечо и обтер уши. Куртки на нем уже не было. — Твой шарф я отжал и оставил сушиться, — подал голос Ямакэн. — Леденцы отнес на кухню. — Да, спасибо. — Знаешь, — продолжил парень, глядя сверху вниз на Сидзуку неподвижным взглядом, — Хару, наверное, не придумал бы ничего лучше, чем съесть леденцы до того, как… — Не будем о Хару, — отрезала девушка. Ямакэн запустил пятерню в светлые волосы и откинул их со лба, не отрывая от Сидзуку глаз. Странное чувство, похожее одновременно на негодование, злость и досаду, поднялось в нем огромной волной и подступило к горлу. Ямакэн знал, что Сидзуку в очередной раз зареклась не якшаться с Хару, так почему же… Он сглотнул. Так дальше продолжаться не может. Сидзуку принялась натягивать резинки на запястье, разумно полагая, что в таком случае точно их не забудет, и вдруг застыла. Как тут было не застыть, когда Ямакэн опустился перед ней на колени и, взяв полотенце, принялся осторожно вытирать ее волосы и лицо. Он смотрел Сидзуку в глаза, смотрел спокойно, сосредоточенно и пытливо, убирая капли с щек, носа, скул. На губах он приостановился и, когда Сидзуку выдохнула, обдав его пальцы жаром через махровую ткань, обхватил ее лицо ладонями. — Что ты делаешь? — на грани слышимости спросила Сидзуку, едва шевеля губами, и попыталась отвернуться, но Ямакэн лишь усилил хватку, пристально всматриваясь в ее лицо. Он ни за что не отпустит. Он не будет пасовать, когда уже зашел так далеко. Когда его чувство к ней въелось настолько сильно, проникло настолько глубоко, что даже если бы Ямакэн и захотел, то просто не смог бы отступиться. — Взрослая девочка, уже должна понимать. Ямакэн подался вперед и коснулся ее плотно сжатых губ своими. Он не собирался углублять поцелуй, хотя смог бы, если бы проявил настойчивость, но вместо этого просто смотрел ей в глаза, читая в них упрек и странную, отзывающуюся болью в груди усталость. Как будто Сидзуку было все равно. Ее руки безвольно покоились на коленях, и Ямакэн честно хотел, чтобы она, по меньшей мере, обняла его, просто обняла. Но Сидзуку не делала абсолютно ничего. Был шанс, что она ответит, маленький, ничтожный, но был. Шанса, что она ответит ему сегодня и сейчас, не было вовсе, и он знал это. Коснувшись большим пальцем ее скулы, Ямакэн отпустил ее и уперся спиной в столик позади себя. Острый угол больно врезался в лопатку, и ему хотелось бы, чтобы эта боль хоть что-то значила. Но важным было лишь то, что Сидзуку поднялась на ноги с явным намерением уйти — он скорее почувствовал это, нежели увидел, свесив голову вниз. — Спасибо тебе. За гостеприимство, за полотенце, за все, — сухо сказала она. — Кажется, дождь льет уже не так сильно, я пойду. Ямакэн не слышал, как за ней хлопнула дверь. Он поднес пальцы к губам, все еще хранящим ее холод, и надавил на них, будто пытаясь заклеймить это ощущение. По крайней мере теперь ему было известно то единственное, что до недавнего времени было известно одному лишь Хару, — это не могло не успокоить. На глаза что-то попалось, и губы Ямакэна растянулись в болезненной улыбке. Протянув руку, он поднял резинку, которую Сидзуку так и не успела натянуть на запястье, повертел ее между пальцев и решил, что доверит Хару вернуть ее. Нет, Ямакэн вовсе не отказывался от битвы. Просто он допускал мысль о том, что вполне мог ее проиграть.