Туда, где сердце

- Еще пара миллиметров, и мое ухо начнет шкворчать, - опасливо поглядывая на плойку в руке Аюми, проговорила Кагоме. Подруга ойкнула и поспешно стала разматывать накрученную на инструмент прядь. Через секунду черная лента волос упруго спружинила аккуратным завитком. - Извини, я задумалась, - виновато залепетала горе-парикмахер, - это от волнения, наверное. - Ты повнимательнее, ага? – Хигураши натянуто улыбнулась, практически с паникой в глазах наблюдая за тем, как очередную прядь волос готовят к экзекуции. Будет не совсем хорошо явиться на собственный выпускной без уха, верно? Выпускной… Как много для школьницы в этом образе слилось. Сегодня последний день босоногого безбашенного детства, а уже завтра она станет взрослой, встретив рассвет нового дня. И словно до сегодня все было не по-настоящему, а вот уже завтра все будет по-другому, по-взрослому. Да и к тому же выпускной… Красивые платья, босоножки на шпильках, последний школьный вальс, улыбки на лицах… Да! Она прошла огонь и воду для того, чтобы покрасоваться в роскошном платье! Она вырывала победу у противника зубами раз за разом, чтобы легкой нимфой выплясывать кренделя под грохочущую музыку! Ради этого дня она сдала все экзамены, ПРЕОДОЛЕВАЯ и ПРЕВОЗМОГАЯ! И никакая сила на планете, никакие катаклизмы, катастрофы, демоны, и, особенно, полудемоны, не смогут ей помешать насладиться этим вечером собственного триумфа! - Кагоме, у тебя глаза страшные, - раздался дрожащий голос Аюми, стоявшей прямо перед лицом Хигураши с тушью наизготовку. Действительно, смотреть сейчас на выпускницу было немного не по себе: взгляд искрился не то решимостью, не то гневом; губы сжались в тонкую полоску, ну а плечи мелко подрагивали, как от напряжения. Брюнетка резко выдохнула и гордо вскинула голову. Кажись, в уголках глаз поблескивали слезы. - Не отвлекайся, Аюми-чан! – браво скомандовала она. – Сегодня наш день! - Когда Кагоме вернется? - Слушай ты… Вопрос прозвучал в шестнадцатый раз за час, Инуяша считал. И это порядком полудемону осточертело. Не считать, конечно. Выслушивать одно и то же. -…сказано тебе было: послезавтра. У нее там какой-то выпускной. Наверняка родственничек этого «экзамена», черт его дери. - Ааа, - протянул лисенок, который, кажется, в слова старшего товарища и не вникал даже, - а когда Кагоме вернется? На секунду показалось, что из глаз полупса посыпались искры: таким взбешенным он выглядел. Как бы он не пытался держать себя в руках, терпение его, воистину безграничное этим теплым летним вечером, подходило к концу. И подходило с рекордными скоростями. - Придушу засранца, - прошипел беловолосый, растопыривая пятерню с острыми когтями, опасно поблескивающими в залетных лучах закатного солнца, - он меня достал. Шиппо шмыгнул носом и уткнулся в новенький альбом, где цветными мелками ваял портрет Инуяши. Картиночный Инуяша взирал на мир косыми глазами и дразнил всех, показывая язык. В общем и целом Шиппо издевался как мог, вырисовывая полупса редкостным имбецилом. - Успокойся, Инуяша, - Мироку стал растирать виски указательными пальцами: в последние четыре дня подобные склоки набили ему оскомину, - Шиппо просто скучает по Кагоме-сама. Он еще ребенок, это ему свойственно. - Ага, я просто скучаю, - маленький кицуне скорчил рожицу, по которой полудемону сразу стало ясно, что этот проныра всей душой отрывается, по капле портя его кровь. Инуяша зарычал, вперев устрашающий взгляд в хвостатого недомерка, что последнего ни капли не тронуло. - В конце концов, терпеть осталось немного, - заключил Мироку, вглядываясь в оранжево-красное небо с ослепительной полосой у горизонта сквозь отдернутую соломенную занавесь. - А Инуяша тоже скучает же, да? – хитро прищурился Шиппо, и Мироку, на вид абстрагировавшийся ото всех, навострил уши. - Чт… Не скучаю я, придурок, - окрысился полудемон, запинаясь, - просто ненавижу сидеть просто так на одном месте и ничего не делать! Пока эта дурында по ту сторону колодца, нам приходится торчать в деревне, когда Нараку рыщет где-то неподалеку! - Эээ… Значит скучаешь? – доселе не участвовавшая в разговоре Санго подняла глаза, отрываясь от полировки Хирайкоцу. - Нет! – гаркнул Инуяша, – Заладили тоже: скучаю-скучаю. Кому она нужна-то? Еще раз обведя друзей грозным взглядом, Инуяша выскочил из хижины и был таков. Слышались его удаляющиеся шаги и проклятия. - Шиппо, ему и так плохо, зачем ты его так? – устало вздыхая, обратился монах к лисенку. Тот лишь коварно ухмыльнулся. - А чтоб понимал, насколько она нам нужна, - дорисовывая Инуяше на картинке слюни, проворчал Шиппо, - и чтобы не смел о ней забывать. - Он и так о ней не забудет, не беспокойся. Это и без нашего участия ясно, как день. «Маленький засранец», - мысли полупса судорожным вихрем рассыпались в потоке уносящегося за его спину ветра, - «зрит в корень» Куда он бежал, Инуяша и сам не знал. Куда глаза глядят – самое лучшее этому определение. Рано или поздно он устанет, а до этого момента нужно успеть как можно дальше убежать от хижины бабки Каэдэ. Он и вдруг скучает. Пф, вот еще. Он не знает, что такое «скучать». Мелькнувшее в голове слово подействовало как стоп-кран. Полудемон резко остановился, поднимая в воздух вырытые с корнями травинки. - А как это, скучать? – протянул полудемон вполголоса, спрашивая сам себя. Оглянувшись, полупес обнаружил себя рядом с колодцем-костоглотом. Какое совпадение, кто бы мог подумать… Свет праздничных иллюминаций дробился в бокалах с шампанским, повсюду гудели голоса и звенел смущенный девичий смех в ответ на восклицания одноклассников. Такие нарядные, такие счастливые. Совсем-совсем взрослые, и уже утром половина скажет другой «до свидания». Грустно немного, конечно. Но ведь «до свидания» не «прощай», верно? Так или иначе, ночь цвела огнями, и родители уже давно не смотрели на своих выросших детей, что тайком из-под столов распивали мартини. Все шло, как и должно было идти. Только вот Кагоме, почему-то, было не весело. Она задумчиво вертела тонкую ножку бокала в пальцах и смотрела, как пузырьки шампанского ползут по стеклянным стенкам вверх. Чего-то не хватало, было пусто в груди. Да и не привычно как-то. Девушка подперла щеку ладонью и угрюмо воззрилась в пространство. - Кагоме, вставай, сейчас танцевать будем, - лучезарно улыбалась уже почти совсем вдрабадан Аюми, - вон, Ходжо-кун давно на тебя косится. Неприятное, будто какое-то липкое чувство, угнездилось в груди. Портящее настроение, но зовущее. Непривычно это все, хоть брюнетка и ждала этот день. Сильно ждала, но он разочаровал ее. И сему была причина. Причина куда более весомая, чем высокие шпильки, белое платье, обнажающее мягкую линию плеч. Более весомая, чем кренделя под музыку. Не хватало. Она хотела поделиться своей радостью. Хотела стать взрослой, встретить свой рассвет. Но не здесь. Она должна быть в другом месте. - Аюми, поздравляю, - выдохнула Хигураши, вставая с места и устремляясь к выходу настолько быстро, насколько позволяли шпильки. - А, - протянула подруга удивленно, - ну ладно. Он не умел скучать. Просто не научился. Или не успевал. Мать умерла, и на скорбь не было времени. Была угроза отправиться следом в тот же день, и посему полудемону пришлось собраться и забыть, раздавить это непонятное чувство еще в зародыше. Оно мешало, оно тяготило сердце, пыталось разрастись, подобно опухоли. Но требовалось стать сильным. Иначе бы пожрали да глазом не моргнули бы. Инуяша лениво болтнул ногой, восседая на высокой ветке дерева неподалеку от колодца. Никто за ним не шел, и слава Богу. Пусть сидят, перемывают кости дальше. Зато, в кои-то веки есть весомый повод прислушаться к себе в абсолютной тишине. И ощущения, оказавшиеся его разуму в новинку, совсем не радовали. Даже пугали немного, можно сказать. Она ворвалась в его жизнь стремительно, навязала свое общество своей небрежностью и неуклюжестью. Неуклюжесть это вообще ее пунктик, но что взять со слабой человечихи? Ненависть постепенно сменялась холодностью, холодность – вниманием, внимание – доверием. Доверие переросло в симпатию, ну а симпатия в… Инуяша вдруг схватил себя за уши и потянул их вниз, взвывая от непонятной смеси чувств. Собственные мысли затронули что-то чувствительное где-то там, в груди, отчего резко стало стыдно. Вот хоть ты тресни, вроде и смущаться себя глупо, но наружу лезет предательский румянец, который так и хотелось скрыть руганью и воем в пустоту. Но одного он не мог отрицать: когда ее нет рядом, то ему плохо. Это чувство мешает думать, тяготит душу, рваными мыслями отправляя его к ней. Тосковать и выть заставляет, черт ее побрал бы. Это и есть «скучать», да? - Да чтоб я сдох, - почти пропищал полудемон в полном бессилии перед самим собой. Сдался. Светофор моргнул зеленым, и черноволосая девушка, подобрав полы жемчужно-белого платья, побежала через дорогу, ловя на себе изумленные взгляды. Бежала босиком, шлепая ступнями по нагретому за день асфальту. Шпильки сиротливо болтались в зажатой скорее по инерции ладони, клатч был позабыт еще в зале. Легкая шифоновая ткань реяла позади призрачным шлейфом, поблескивая тонкой серебристой нитью в лучах полуночного солнца. Она задыхалась, но продолжала бежать. Метро? Пф, она даже не подумала об этом. Возникшее непреодолимое желание бежать взбурлило кровь, и гнало ее по оживленным улицам. Сердце билось как сумасшедшее. И как-то радостно билось. Парило, летело. Но боялось не успеть. Ведь с первым лучом солнца ее решимость разобьется о минуты нового дня. Все станет ничем и все будет тщетно. Но ради этого она пробежит столько, сколько потребуется. Луна постепенно бледнела, скрываясь в небе, потихоньку сменяющем цвет с угольно-черного на иссиня-черный. Вроде и похожие между собой, но одновременно такие разные. Запахло росой, и Инуяша, прикорнувший на дереве, собирался было спускаться и понуро возвращаться в деревню оправдываться, что не бегал он к Кагоме. Но тут предрассветный ветер донес запах совсем иного сорта. Разгоряченного тела, немного острого, но успокаивающего в ту же минуту. Полудемон так и замер – на кортках. Запах исходил из недр колодца, и источник не заставил себя долго ждать. Подтянувшись на руках, на краю усталым кулем обвисла Кагоме. Черные кудри рассыпались по голым плечам, на которых в капельках пота бликовала луна. Приложив еще одно усилие, девушка перебросила ноги за бортик и оперлась на колени, тяжело дыша. Последний раз глубоко вздохнув и шумно выдохнув, Кагоме зарылась пальцами ног в сырую от росы траву и хихикнула. Щекотно. Такой Инуяша ее не видел. С волосами что-то не то, но как одета... Жадно запоминал детали: белоснежное платье в пол ладно облегало ее фигуру, обрисовывая грудь и подчеркивая мягкость и плавность линии хрупких плеч. Волнующе? Мягко сказано. За неимением в словарном запасе подходящих слов, Инуяша четко заверил себя, что это красиво. Очень. Очень-очень. Она встала с бортика и пошла по направлению к деревне, безбожно портя белый шифон, замачивая полы платья в росе. И полудемону стало жалко этой хрупкой красоты, но, по сути, глупой обертки. Ведь не эта тряпка делает Кагоме красивой. А Кагоме тряпку. Вот. Но тут Кагоме будто запнулась, затормозила, застыв на месте. Инуяша нервно икнул и, тем самым, выдал себя с потрохами. - Я так и знала, - она обернулась к нему, широко улыбаясь. Ее глаза искрились, и у полудемона отчего-то занялось сердце. Он пожевал губами, подбирая слова, но они упорно не находились. А что происходит, когда и Инуяша начинает теряться? Правильно, то он начинает обороняться заурядным хамством. - И где тебя носило? – рявкнул полудемон, спрыгивая с ветки и решительной поступью направляясь к Кагоме. А та даже и не думала отвечать зацепкой на зацепку. Вместо этого она обняла себя руками, неопределенно дернула плечами и покачала головой. - Знаешь, я много думала сегодня. Ну, о сегодняшнем дне, точнее. - Ты…думала? – в ответ ему был послан сердитый взгляд, но практически в ту же секунду смягчившийся. - О том, как хотела его провести. Сначала все было здорово: прически там, платье, тосты и поздравления. Я представляла себе этот день со средней школы, продумывала все детали, знала даже, какие босоножки выберу. - Босо…что? - Неважно. Я это к тому, что жизнь привносит изменения, подготовиться к которым мы не в силах. Я бы была счастлива провести эту ночь так, как планировала. Но не теперь. Я поняла, что сейчас хочу провести ее несколько иначе. Жизнь привносит изменения… Вот он, например, никогда не мог подумать, что научится скучать до воя и ломоты в ушах. А она? Она что получила вопреки своим планам? - Знаешь, у нас есть одна традиция: после выпускного все идут встречать рассвет на какое-нибудь высокое место, - Хигураши покрутила головой и указала на высокое дерево на пригорке, - вон то дерево подойдет. - Не полезу, - он скосил на нее упрямый и непоколебимый взгляд. - Живо на дерево, я сказала, - ледяным тоном ответила девушка, и полудемон мигом скис, подхватывая Кагоме под колени. В три прыжка они уже восседали на широкой ветке, и, приметив, что она дрожит, Инуяша стянул с себя хаори и набросил его девушке на плечи. По-хозяйски, даже руки не дрогнули, коснувшись голой кожи. - Ну и зачем это? – ворчливо осведомился полудемон, усаживаясь рядом. - Это называется рассветом взрослой жизни, - Кагоме показала пальцем на светлеющую у горизонта полоску облаков, - такой, как ты понимаешь, бывает лишь раз в жизни. - Глупые традиции какие-то… - Но для меня имеющие смысл, - Хигураши враз стала серьезной, - он важен для меня, Инуяша. - Просто рассвет, такие мы видели сотни, забыла что ли? – полудемон никак не мог взять в толк, о чем вообще она говорила. Хотя… Нельзя отрицать, что не понимал до конца. - Я говорила о том, что я бы была счастлива все оставить как есть. Но, как всегда, планы рушатся. И сегодня я не где-нибудь за пятьсот лет впереди, а здесь. Он слушал во все уши, вглядываясь в точеный профиль собеседницы. До него начинало доходить. - Я хочу стать взрослой здесь. Рядом с тобой. И я хочу этим делиться. С тобой. Беловолосый даже не нашелся с ответом. Молча смотрел, как она прильнула к его плечу, пододвинулась ближе. В голове стало пусто, но в груди бешено затрепетало сердце, наполнялось необъяснимым теплом. Все стало на свои места. Кагоме рядом, а значит, что все в порядке. Знала бы она, что сейчас значил ее этот взрослый рассвет для него. Осторожно, стараясь сделать это как можно мягче, Инуяша обнял ее рукой за плечи и чуть ближе притянул к своей груди. Замерзнет же в своей тонкой тряпочке. Холодно ведь поутру. - Знаешь, а я скучал, - признался он тихо, - и Шиппо мне покоя не давал. Кагоме зарделась и, после долгой борьбы с собой, все же засмеялась. И в кои-то веки Инуяша не огрызнулся в ответ. Но все же, ему было приятно знать, что она хотела стать взрослой на его глазах. Это же все-таки многое для нее значит. Она откликнулась на его безмолвный зов и пошла туда, куда звало ее сердце. Кто знает.