Живи в ритме сердца

Ветер, оглушая, бил по ушам. Перехватывающее дыхание рваными вдохами, не достигая лёгких, выдувалось из чуть приоткрытого рта. — Держись крепче, — крикнул он, ниже пригибаясь к мотоциклу, — ещё чуть-чуть, и мы взлетим! — в его голосе такой восторг, словно он на пороге исполнения мечты. На секунду мне стало жаль волос, собранных в хвост. Скорее всего, без шлема они превратятся в птичье гнездо, и их придётся обрезать. Но скорость слишком высока, чтобы думать о таких глупостях. И руки только крепче обняли стройное тело за талию, игнорируя впивающиеся в запястья металлические пуговицы его чёрной кожаной куртки. Окружающее пространство слилось в тёмно-зелёную полосу. Весь мир вдруг стал двухмерным — есть только мы и звенящая под нами дорога, всё остальное — плоское и невыразительное. — Быстрее, ещё быстрее! — закричала, пытаясь дотянуться до его шеи. — Да! — воскликнул он, и мотоцикл запел на новой высокой ноте. — Потому что остановка подобна… — Смерти! 1 — Я принёс тебе киви и бананы, — улыбаясь, в палату вошёл папа, — и яблочный сок, как ты любишь. — Спасибо, — привстала на руках, принимая сидячее положение. — Как ты себя чувствуешь? — папа присел на край кровати. — Хочу на улицу, очень хочу. — Скоро мы вместе будем гулять, — он ласково погладил мои ноги, укрытые белым покрывалом. — Врач сказал, что как только зацветёт больничный сад, тебя выпишут, и восстанавливаться ты будешь дома. — Быстрей бы, — вздохнула. — Потерпи ещё немного. Самое страшное уже позади… — Угу… Так где обещанный сок? — улыбнулась, пытаясь подбодрить отца, который явно мыслями вернулся в тяжёлое прошлое. — А? Да! — и он принялся доставать из пакета фрукты и коробки сока. — А мама придёт? — К ней сегодня иностранцы приехали, и она проводит экскурсию по городу, — ответил папа. — Так что не жди её сегодня. — Ясно. Мама как всегда вся в работе, — вздохнула и потянулась за кружкой. — Вчера опять приходил тот серьёзный парень из твоей группы, принёс очередные конспекты. — Папа, у этого парня есть имя! — Да помню я, помню, что это староста. Но вот имя, хоть убей, никак не могу запомнить. И почему мне приходится таскать эти тетради? — заворчал он, доставая из пакета стопку конспектов. — Почему бы ему не прийти в больницу самому? — Странно, что он вообще приносит конспекты. Было бы слишком, если бы он пришёл сам, — пожала плечами. — Его волнует общий рейтинг группы. Когда меня выпишут, придётся вернуться к учёбе, вот он и старается, чтобы я всю группу вниз не спустила. — Я помню, что самая высоко рейтинговая группа летом поедет по обмену в Америку, — кивнул папа, - но не думаю, что ты сейчас… — он замялся, не решаясь произнести. — Пройдут месяцы, папа, и я смогу нормально жить. И – да, я читаю конспекты, которые мне приносит староста, потому что тоже хочу со всеми поехать заграницу, — упрямо поджала губы, показывая, что это решение обжалованию не подлежит. — Ты, главное, не волнуйся, — он успокаивающе сжал мои пальцы, — выздоравливай. Мы с мамой поддержим любое твоё начинание. Если ты хочешь в Америку, значит, поедешь. Я… я очень рад видеть, что ты, наконец, чего-то хочешь, — он опустил вниз влажные глаза, сморгнув несколько раз. — Папа, — накрыла его руку своей. — Всё прошло. Всё закончилось. Скоро зацветут сады, и мы все вместе пойдём в парк. Затащим пищащую маму на колесо обозрения, а тебя сфотографируем на фоне карусели с лошадками. — Эй! — воскликнул он скорее облегчённо, чем раздражённо. — Да-да, и я, наконец-то, съем три мороженых подряд! — Ты лопнешь, и тебе будет плохо, как на твой двадцатый день рождения, — усмехнулся он. — Мне будет плохо от мороженого, а не от лекарств! Улавливаешь разницу? — Улавливаю, — засмеялся он, прижимая меня к себе, — улавливаю. От аккуратного мелкого круглого почерка старосты уже рябило в глазах. Никогда не задумывалась об этом, но теперь сомневаюсь в том, что он человек. Судя по всему, он никогда не пропускает пары, всё записывает, помечает источники и ещё кучу всякой полезной всячины, которую студенты, как правило, игнорируют. Но у него система: пометки на полях, простым карандашом зарисованы схемы и диаграммы. Кто после школы вообще пользуется простым карандашом? Это же так по-детски! Сноски на страницы, подчёркивания и объяснения сокращений. Ему бы энциклопедии писать. Вечерний обход врача позволил мне с чистой совестью отложить тетради. Стандартные вопросы и стандартные ответы, снятие показателей аппарата и смена капельницы. Иногда мне даже казалось, что я живу в больнице уже целую вечность и никогда не видела других людей, кроме родителей и медсестёр. На самом деле прошёл только месяц. — Как ты себя ощущаешь в психологическом смысле? — новый вопрос застал меня врасплох. — В смысле? — Беспричинное беспокойство, волнение, раздражение? — Нет, ничего такого, — покачала головой. — Это хорошо, — пожилой врач довольно кивнул и что-то отметил в моей карточке. — Тогда ложись спать. Ты быстро идёшь на поправку, так что скоро сможешь присоединиться к родителям и освободить койку, — он засмеялся, медсёстры улыбнулись тоже, только я как-то не особо уловила здесь юмор. Он ушёл, а я лежала в тёмной палате, ощущая, как вновь затекает спина от одной и той же позы. Переворачиваться не желательно, можно, но не желательно, что означает нельзя в более мягкой форме. А так хотелось лечь на бок или на живот. Да, лучше на живот, нырнув руками под подушку. Ничего, осталось совсем чуть-чуть потерпеть. Всё уже позади. Мне очень хотелось поскорее заснуть, но, как это всегда бывает, сон упрямо игнорировал меня, кружа по комнате и не садясь на мою кровать. Мысли непослушно лезли в голову. А мне хотелось закрыть глаза и вновь оказаться там. Мои сны за этот месяц стали такими яркими и живыми, что я теряла чувство реальности, полностью растворяясь в них. Сегодня, например, я ехала на мотоцикле. Да так быстро, что дух захватывало! И ощущение реальности происходящего накрывало с головой! Но ведь я никогда не садилась на мотоцикл. Откуда же тогда знаю, как горят щёки от адреналина, и холодеют кончики пальцев, как, словно живой организм, утробно рычит подо мною двухколёсный конь? Кто тот смельчак, что гонит на максимуме, обещая мне невероятный полёт? На эти вопросы у меня не было ответов. Возможно, организм всё никак не очистится от наркоза и лекарств, а может это именно то, о чём спрашивал врач — психологические особенности. Но вот сон подлетел ближе и, благосклонно склонившись надо мной, коснулся своей рукой моих обстриженных до мочек ушей волос. Гул аппарата становился всё дальше и тише. В голове успела мелькнуть щекочущая своей абсурдностью мысль, прежде чем я полностью погрузилась в сон. «Странно, что во сне у меня длинные тёмные волосы, ведь я с детства ношу короткое каре», — подумала я. Сердце испуганно ёкнуло на мгновение, но тут же вновь вернулось к своему ритму, послушно выполняя свою работу и разгоняя по телу кровь. Я всё никак не могла к нему привыкнуть, ощущая инородность в груди. Его удары казались мне громче, чем обычно. Под его размеренное «тук-тук, тук-тук» я засыпала уже почти месяц. В моей груди билось чужое сердце.