Дерево-призрак

«Когда же всё это началось? Как я позволил этому случиться?» — думал я, сидя в гардеробной и прижимая руки к раскалывающейся от боли голове. Воспоминания накатывали волнами облегчения. Я мелкими шажками брёл по пыльной просёлочной дороге от города к ферме своих родителей. Летнее солнце припекало колени, выглядывающие из-под коротких застиранных шорт. Будучи обычным десятилетним мальчишкой, я мечтал навсегда остаться на ферме родителей, чтобы видеть эту красоту вокруг. Запрокинув голову, я вглядывался в голубое небо, покрытое редкими тонкими белёсыми облаками, которые, казалось, ничего не весили, оттого и плыли так быстро, поспевая за порывами тёплого ветра. Тихий шум высокой зелёной травы отвлекал от ненужных мыслей. Я плохо окончил учебный год, и нагоняй за низкие баллы дома получал едва ли не каждый день. Сейчас же всё это отходило на задний план, прячась за яркие краски и мерные порывы воздуха. Вдалеке уже виднелось моё любимое дерево — раскатистый, мощный дуб с крупными зелёными листьями и толстыми, почти гладкими ветвями. В начале прошлого лета отец на одну из веток привязал толстую верёвку, а на её конец приладил огромную автомобильную шину от нашего комбайна. С тех пор не проходило и дня, чтобы я не проводил там всё свободное время. Каково же было моё удивление, когда я заметил, что колесо медленно раскачивается. Странный холодок пробежал по спине, заставив поёжиться. Я не раз слышал в школе о призраках — таких мёртвых людях, которых никто не видит. Я остановился и напряг зрение — словно почувствовав это, траектория раскачивания уменьшилась, и вскоре колесо остановилось совсем. Даже самый сильный поток ветра больше не мог заставить колесо двигаться — настолько оно было тяжёлым. Я с шумом выдохнул скопившийся в лёгких воздух. Решив, что всё это мне почудилось, продолжил путь. Трава вокруг уже не казалась мне столь яркой, а ветер — таким приятным. Я был напряжён и следил за покрышкой, но она оставалась неподвижна. Я немного неуверенно подошёл к любимой качеле и провёл по резине рукой — она отозвалась теплом накопленного за день солнца, успокаивая и заставляя улыбнуться собственной глупости. В моей семье никто в призраков не верил, значит, и я не должен был — решил сам для себя. Родителям я ничего не рассказал. Всю ночь я проворочался — стояла невыносимая духота, и приходилось постоянно переворачивать подушку холодной стороной вверх. Но, закрывая глаза и проваливаясь в сон, я неизменно чувствовал чей-то тяжёлый взгляд на себе. Казалось, будто что-то скользкое и холодное медленно просачивается в меня, несмотря на окружающую жару. Утром я встал скорее измотанным, чем отдохнувшим. Взволнованная мать, вытерев руки о передник, потрогала мой лоб — настолько больным я, наверное, выглядел. Чтобы удостовериться в этом, я подошёл к небольшому зеркалу над умывальником: в отражении светлые волосы были взлохмачены, на лбу блестели мелкие капли пота, тёмные круги вырисовывались под глазами, а губы казались слишком бледными на загорелом лице. Я устало выдохнул. — Может, тебе стоит посидеть дома? — спросила мать, заботливо приглаживая ладонью мои волосы. — Я далеко не уйду, — ответил я. — Только немного на колесе покачаюсь. — Ладно, — тяжело вздохнула она. К моему удивлению, колесо вновь раскачивалось, но, немного прищурившись, я разглядел на нём ребёнка, только не мог издали разобрать — мальчик это или девчонка. Сначала я чуть разозлился и быстрыми шагами направился к дереву, но после того, как увидел мальчишку лет семи, качавшегося на моём месте, всю злость будто рукой сняло. Он был невысокого роста, с тёмными, чуть вьющимися волосами, его бледная кожа, казалось, ничуть не была тронута летним солнцем. Мальчик внимательно смотрел на меня огромными серо-зелёными глазами из-под пушистых чёрных ресниц. — Привет, — немного нерешительно вырвалось у меня. Что дальше говорить, я не знал. Другого ребёнка я бы просто выгнал со своего любимого места, но этого парнишку почему-то не мог. В нём чувствовалось что-то родное. — Здравствуй, — мелодичным, тихим голосом произнёс он, продолжая меня рассматривать. — Ты тут часто гуляешь?.. Меня удивило, что последние слова он сказал скорее утвердительно, чем вопросительно. — Да, это колесо сделал мой отец для нас с братом, — я ответил ему правду, которую никогда никому не рассказывал, о чём я очень быстро пожалел. — А где твой брат? — поинтересовался мальчик, заглядывая мне за спину. — Он в том году умер, подхватил какой-то грипп, слёг и сгорел почти за неделю… — не знаю зачем, но рассказать ему это я посчитал единственно верным решением. Сглотнув накопившийся в горле ком, я сменил тему. — Как тебя зовут? — Сайрус, а тебя? — мальчик, видимо, понял, что разговор о брате мне неприятен. — Эрик… — я улыбнулся, когда сквозь облака пробился лучик солнца и попал парню прямо в глаза, заставив его зажмуриться. — Откуда ты? Прикрыв глаза рукой, он посмотрел на меня и рассмеялся звонким, совсем детским смехом. — Оттуда, — ответил он, махнув рукой в сторону города. Мне захотелось спросить у него что-нибудь ещё, но по взгляду мальчишки понял, что мне вряд ли ответят. Остаток дня мы с ним провели вместе, весело смеясь и качаясь на качелях. Единственное, что смогло отвлечь моё внимание от нового друга, — это голос мамы, зовущей меня на ужин. — Мы завтра увидимся? Ты придёшь? — спросил я. — Обязательно, — мальчишка развернулся и побрёл по пыльной дороге в краснеющем свете заката. Когда его силуэт стал едва различим, я с чувством небывалой радости и облегчением рванул домой. Мать с удивлением меня осмотрела: — Надо же, ты выглядишь гораздо лучше, сынок! — Мам, я сегодня с мальчиком познакомился, он качался на колесе, которое сделал отец! Его зовут Сайрус, мне с ним было настолько весело, ты не представляешь! Мать немного обеспокоенно посмотрела на меня. Она так ничего и не ответила — лишь погладила меня по голове и слегка грустно улыбнулась. Все последующие дни я встречался с Сайрусом на поле, мы бегали по свежей зелёной траве, вдыхая её запах полной грудью и смеясь так, что лёгкие при вдохе занимали всё свободное пространство. Тревожило то, что по приходу домой я каждый раз видел во взгляде мамы ту самую обеспокоенность, которая понемногу передалась и отцу. Начало казаться, что они меня сторонятся и о чём-то шепчутся за моей спиной и по ночам, когда я ложился в кровать. Спал я теперь всё меньше, до поздней ночи просиживал возле окна, наблюдая за редкими проезжающими мимо авто, не в силах заснуть и лелея мечты о том, что скоро наступит утро. Нередко я и просыпался у окна, положив голову на руку, наблюдал рассвет, завтракал и бежал на улицу. Лучи утреннего солнца, падая на кожу моего друга, делали её едва ли не прозрачной — столь бледной была она. Новый день мало чем отличался от многих других летних деньков. Но, выходя из дома в чуть посветлевший день, я услышал странный писк и, решив на пару секунд отвлечься, пошёл на звук в сторону сарая. В самом дальнем углу, среди наполненного запахом сена и зерна сарая, лежала небольшая подстилка, на которой расположились наша собака Салли со щенками. Я впервые задумался над тем, что даже знал, что у нас скоро будут щенки. — Эрик, — услышал я немного озадаченный голос Сайруса. — Ты чего там? — Сай, скорее сюда, смотри, какие классные! — Ух ты, — я заметил, как засветились восторгом глаза друга. — Можно погладить? — Пока, думаю, нет, Салли не подпустит, но через пару дней — обязательно! — пообещал я ему. — Класс, тогда пошли покачаемся, — позвал он, отходя к двери и приоткрывая её. — Да конечно, — с радостью согласился я. Несколько часов мы говорили лишь о щенках, иногда лёжа на чистой траве и любуясь небом и плывущими по нему облаками. Мы строили планы, как через много лет построим дома рядом и не перестанем дружить никогда. Размышления и мечты прервали жуткий визг и протяжный собачий вой. Приподняв голову, я заметил, как по дороге проехала машина, даже не притормозив. Вой продолжался, но уже на более тихой ноте. Мы с Сайрусом рванули к дороге. Подбежав, я с ужасом заметил, что маленький щенок лежал, дёргаясь и хрипя, захлёбываясь кровавой пеной, в колее, накатанной тяжёлыми автомобилями; рядом скулила и бегала вокруг Салли. Я остановил подбегающего Сая — он не должен был увидеть это. — Эрик, я всё видел… — несколько обречённо произнёс он. — Ты должен ему помочь… — Но чем?.. — спросил я, не понимая. Я не хотел смотреть на это, не хотел слышать хрипы… Но слышал их, и голос друга доносился будто издалека. — Помоги им обоим, он не сможет жить… Сделай так, чтобы он больше не мучился. Сделай, Эрик, пожалуйста… Я чувствовал слёзы в голосе мальчика и не мог ничего поделать — его просьбы были для меня словно приказы. Я заметил, как на улицу выскочила мать, но уже склонился над щенком; Салли посмотрела на меня грустными глазами. Я поднял маленькое тельце, марая руки в крови, не слыша ничего, кроме ударов своего сердца, и повернул крохотную голову до хруста, прекратившего хрипы. Салли вновь отчаянно взвыла. — Эрик, — воскликнула мать, зажимая рот рукой. — Я должен был, он попросил, мам. Он не мог и дальше слышать жуткие звуки, ему было больно, да и мне… — Кто, Эрик, кто? — небольшие слезинки скатывались с материнских глаз. — Сайрус, — ответил я, указывая на место, где пару мгновений назад сидел мой друг. Там никого не оказалось. — Может, он испугался и убежал домой. — Эрик, тут никого не было, сынок. Уже несколько недель… Ты гуляешь один. — Не ври мне, я же не дурак, — воскликнул я, ударяя себя ладонями по бедрам. — Сынок, ты, наверное, болен… — Мама, я здоров! Болен был мой брат, у него были сопли, температура, сыпь! А я здоров, посмотри на меня, — я задрал рукава, чтобы показать свои чистые, испачканные лишь в крови руки. Ночью я не мог заснуть, слыша, как за стеной шепчутся родители. О чём был их разговор, я не понимал, но знал, что он касался меня. На следующее утро отец сказал, что отвезёт меня в город к бабушке. Я попросил выделить мне несколько минут, чтобы сбегать до дуба — я видел там Сая. Но едва я вышел из дома, как увидел его силуэт, удаляющийся в сторону города. Несколько дней меня таскали по врачам: все они заявляли, что лихорадки у меня нет, и предлагали оставить на дальнейшее обследование, ни один из них не верил мне. Все верили родителям, которые считали, что Сайруса не существует. Однажды, находясь в кабинете одного из лекарей, в окне я заметил знакомого мальчишку и сорвался вниз. — Сай, — едва ли не плакал я. — Все мне говорят, что тебя нет! Но я не верю, вот же ты, идём! Я схватил его за столь привычную, почти холодную руку и повёл за собой, но почувствовал незначительное сопротивление, заставившее остановиться. Мальчик вынул свою ладонь из моей и указал на здание. Я повернул голову. — К ним? Я боюсь. Я увидел своих родителей, выбегающих вместе с доктором из больницы. Обернувшись, понял, что Сай вновь пропал. — Не-е-ет, — вырвалось у меня, я упал на колени, хватаясь за голову, стараясь спрятать свои слёзы. — Это из-за вас он убежал, он испугался! Я рыдал долго, меня увезли на каталке, потом ставили какие-то уколы, из-за которых я постоянно спал. Снились мне наши прогулки с Саем, и я был счастлив. Через пару дней больничного заключения меня оставили у бабушки в городе. Бабушка была строгой: она методично исполняла все предписания врача и кормила меня таблетками несколько раз в день, проверяя, чтобы я их проглотил. Спал я теперь гораздо больше, но вновь просыпался уставшим и сонным. Я перестал улыбаться, мог часами сидеть и смотреть в окно, ожидая появления дорого сердцу друга. Но таблетки вытесняли мысли о нём. Место его занимала теперь зияющая и ноющая пустота. Появился он лишь раз, и то во сне, но выглядел столь правдиво… — Эрик… — его голос клеем растёкся в бунтующем мозге. — Я с тобой… — Тебя нет, — отчаянно замахал я головой, стараясь не вглядываться в привычные серо-зелёные глаза. — Тебя нет, уходи. Оставь меня. Я хочу быть нормальным. Родители узнавали: в городе нет ни одного мальчика с именем Сайрус. — Но я же здесь, ты чувствуешь меня, видишь! — воскликнул он, хватая меня и прикладывая мою руку к своей груди. — Я такой же настоящий, как и ты! — Нет! — завопил я, начиная рыдать. — Убирайся к чёрту! Разбудила меня бабушка. Я был в слезах, соплях, поту и даже описался. С той ночи все таблетки я принимал сам, и Сай больше не возвращался. Никогда. Прошло много лет, я стал высоким и статным парнем, отучился в медицинском, но из-за моей так называемой «нестабильности» никем, кроме медбрата, меня не принимали. Родители погибли через два года после моего переезда к бабушке — у них взорвался баллон с газом. От некогда любимой мною фермы остались лишь груда углей да дуб, на который я теперь не готов был смотреть. К двадцати пяти годам я так и не смог найти себе девушку или парня, никто не вызывал во мне желания сблизиться и поделиться прошлым. Прошлым, которое дало о себе знать лишь сегодня. Прошлое, которое не должно было вернуться, но сделало это через год после смерти бабушки. Убирая за одним из пациентов онкологии в ночную смену, я ненароком услышал, как он осипшим голосом просил Бога сжалиться над ним и послать ему быструю смерть. Его хрипловатый, чуть булькающий из-за метастаз в лёгких голос тянул из меня какие-то старые, давно запрятанные в глубину воспоминания. «Эрик… сделай, пожалуйста…» — Нет-нет-нет, я не могу, — закачал я головой, стараясь избавиться от наваждения. — Можешь, мальчик, ты можешь, — голос пациента привёл меня в чувство. — Ты сделаешь доброе дело, не бойся. Пожалуйста, мне это нужно. Мне так больно… На автопилоте я подошёл к капельнице с морфием и открутил колёсико, увеличивая дозу в пять раз. — Спасибо… Я стоял и смотрел на то, как перестают двигаться сморщенные веки и артритные пальцы, как из кривой линия жизни превращается в прямую. Я услышал, как запищал аппарат, уведомляя персонал, и закрутил колёсико на прежнее место. Вбежали врачи, меня вытолкнули из палаты, но я знал, что его уже не спасти. Из-за меня. Я его убил. Сейчас я сидел и сжимал виски руками, не понимая, как мог так поступить. Я не смог бы, это не я…  Я попросил отгул и с тяжёлым сердцем отправился домой. Это был самый тяжёлый для меня рабочий день. Я едва попал ключами в замочную скважину, чувствуя, как сердце разрывается. Мне хотелось умереть, чтобы забыть то, что произошло… Я убил человека. Шагнув в темноту родной квартиры, я услышал хлопок входной двери за спиной. Дома стояла небывалая прохлада. Когда я потянулся к выключателю, что-то во мне закричало о том, что ещё мгновение — и жизнь моя изменится. В полной темноте я замер, слушая, как стук моего сердца поспевает за тиканьем наручных часов — столь громкими эти звуки ещё не были. По спине пробежали мурашки, я уже знал, что меня ожидает, когда включу свет. Он вернулся ко мне. Я чувствовал его дыхание. Волосы почти встали дыбом. Я онемевшей рукой продолжил тянуться к выключателю, сглатывая слюну и пытаясь облизать высохшие губы. Холодная рука меня опередила. Я наткнулся на неё, будто схватив кусок льда. Зажёгся свет. Он повзрослел. Как и я. — Теперь я всегда буду рядом, — с искусственной улыбкой, мрачным голосом произнёс Сайрус, сжимая мои похолодевшие от страха пальцы в своей ледяной ладони.