Комната Дина

За окном только-только запели птицы, а Кастиэль, привыкший к быстрым сборам, уже стоял полностью одетый. На кровати, развалившись на спине и закинув руку на подушку поверх головы, оставался спать Дин Винчестер, спокойный, удовлетворенный, уверенный, что поутру в комнате не будет никого лишнего. Кастиэль окинул взглядом полуприкрытые углом одеяла бедра, обнаженный торс, заметил вторую подушку, смятую, валяющуюся в стороне. Кас до сих пор не знал, подминал ли ее Дин после того, как он уходил. Солнечные лучи медленно, но неотвратимо приближались к лицу Дина, заползая на грудь. Кастиэль постоял еще с дюжину секунд, наблюдая, как Дин, морщась, трет лицо, спасаясь от щекотного света, и переворачивается на бок, подставляя утренней ласке спину, и так уже усыпанную веснушками. Пора было идти. Замок на двери защелкнулся, и воздух сразу стал резким, тяжелым. Кастиэль вздохнул, поправил рюкзак на плече и побежал по ступенькам. * * * Дин снимал маленькую квартиру под самой крышей в одном из старых домов города, практически на шестом этаже. Скошенный потолок единственной комнаты пересекали толстые поперечные балки, врезаясь в стену над огромным окном, рядом с которым стояла большая кровать. Кровать, впрочем, занимала практически всю комнату, и Дин обычно разваливался на ней по диагонали, вытянув руки и ноги во все стороны и сгоняя лишнего на любой из оставшихся углов матраса. Кухня практически не использовалась, поэтому, если кому-то неожиданно хотелось выпить чаю или наскоро позавтракать, он каждый раз, как в первый, с удивлением обнаруживал, что ящики — пустые, холодильник даже не подключен к розетке, а все столешницы покрылись пылью. Дин порой совался на кухню, но лишь чтобы глотнуть воды после жаркой ночи; есть он предпочитал в кампусе. Как и жить, собственно. Единственное, что использовалось регулярно (кроме комнаты с огромной кроватью), так это ванная, совмещенная с туалетом. Дин принимал душ перед тем, как выйти из квартиры на несколько дней, до следующей встречи. Дин знал, что Кастиэль до душа не добирался — из-за того, что он сваливал из квартиры намного раньше Дина, он успевал помыться в общежитии. Впрочем, что там происходило с Касом после того, как он выметался за порог, Дина не волновало. Примерно раз в неделю они встречались, а потом пропадали из жизней друг друга, пока в очередной раз не созванивались и не договаривались о встрече. Понятная и отработанная схема, вылизанная настолько, что придраться к ней было бы нельзя. Дин сладко потянулся и открыл глаза. На стене, напротив его взгляда, слепил яркий, светлый почти до белизны квадрат солнечного света. До занятий оставалось еще два часа, а до корпуса университета можно было рукой подать — при желании Дин мог его рассмотреть из окна. Да вон светло-серое викторианское здание высилось над невысокими домами в старой части города. Широко зевнув, Дин сел, и, откинув одеяло и лишнюю подушку, соскочил на пол. Не мешало бы подмести, а то босиком ходить было уже невозможно — крошки и прочий мелкий мусор отчаянно мешали жить и ходить по деревянному полу без носков. Носки Дин признавал только в обуви. После быстрого душа Дин, торопливо одевшись, захлопнул за собой дверь, даже не обернувшись напоследок. Дверь так и осталась темным прямоугольником на площадке, единственная — больше на шестом этаже квартир не было. Дину повезло найти такое место, без соседей и подозрительных старушек с телефонной трубкой на изготовку. Лестница стремительно вела вниз, отполированные годами истертые ступени, выточенные посередине, скользили — пришлось придерживаться за перила в особо опасных местах. В конце концов, Дин не первый раз спускался со своей высоты и знал уже, где можно попрощаться если не с жизнью, то с несколькими светлыми днями точно. Отлеживаться в травме не хотелось, ходить с лангетой — тем более, хотя сочувствие девушек и делало такую перспективу заманчивой. Дин представил осуждающий взгляд Лизы и нахмурился, недовольный нарисовавшейся картинкой. Беспокоить ее не стоило, в конце концов, они оба прошли долгий путь к взаимному уважению. Ну или стараться уважать, не бегать по чужим юбкам и не цеплять девчонок в барах. Хотя это касалось только Дина. Ну, он не виноват, что такой привлекательный, — раз вешаются, значит, нравится. Отказывать Дин не любил, тем более, если сами предлагали... Но, если уж совсем по-честному — вот перед собой в этом подъезде, на первом этаже, по-честному — порой ему очень нравилось выбирать верность. Не сказать, чтобы он этим злоупотреблял — опять же, если быть честным перед собой — но иногда он позволял себе посмаковать чувство, что у него есть постоянная девушка, что у него серьезные отношения, что он всячески доволен таким положением дел. Кстати, так и было. Если опустить мелкие стычки с Лизой, которые бывают у всех пар — разумеется, всегда виноват Дин, и с этим он успел смириться — то в целом она очень хороша. Брюнетка, сексуальная, умная, смелая, с острым языком — поначалу она его отбривала так, что приходилось зализывать раны в барах и в чужих объятиях. Красивая, в высшей степени привлекательная, и сейчас, на последнем курсе университета, Дин начинал подумывать о том, что будет дальше. Дверь подъезда закрылась с тяжелым металлическим стуком, и писк домофона тут же стих. Дин не удержался и поднял голову, попытался найти взглядом окна своей квартиры, но вспомнил, что те находятся на другой, солнечной стороне. И хорошо, что он не посмотрел на них напоследок — лучше так, без лишнего напоминания о том, что происходит в стенах той комнаты. Все, что происходило в комнате, должно было оставаться в комнате, и приятная тяжесть запретной тайны грела его изнутри. Лиза... Ну, Дин мог бы сказать, что ее любит. Ее было за что любить: верная, преданная, искренняя, и вообще... Ну, правда же — замечательная девушка, и после окончания учебы они, скорее всего, поженятся. Интересно, можно ли сделать предложение на вручении дипломов? Не очень ли это глупо? Не перекроет ли радость свободы от лекций радость от скорого замужества? Лиза наверняка будет хорошей матерью. Дин легко мог представить себе спальню, в которую утром вбегает малышня и забирается на родительскую постель, и от этой картинки на душе становилось тепло и хорошо. Лиза в этом образе была какой-то размытой, несформированной, но это определенно была она — темноволосая, сонная, манящая. Дети прыгали на Дина, обнимали за шею, Лиза смеялась и гладила его по руке, и ради этого, пожалуй, действительно стоило пожениться. Университет — это огромный этап в жизни, но он подошел к концу, и нужно брать на себя ответственность. Дину казалось, что он к своей готов. Хотя, может, он был для этого слишком молод? Он не сделал карьеру, а заниматься ей, имея семью, не очень легко, Дин прекрасно знал это на примере собственных родителей. Мать с отцом, хоть и любили друг друга, постоянно конфликтовали из-за того, что отец частенько предпочитал домашним вечерам бессонные рабочие сутки, а с учетом профессии — отец был высококлассным хирургом — тот вообще появлялся на пороге дай боже раз в неделю. Разумеется, маму это счастливой не делало. Так что не хотелось бы такого для них с Лизой. А с другой стороны, что мешало просто пожениться, но детей не заводить? Им вот уже два года удавалось трахаться с резинками или таблетками, проколов не было, так что где обязательная гарантия, что в первую же брачную ночь Лиза залетит? Да Лиза сама же и придушит его за беременность, потому что, насколько Дин ее знал, она была очень честолюбивой и целеустремленной девушкой. Вряд ли в ее планы входил ребенок в первый год после окончания университета. И вообще было бы неплохо поговорить об этом с ней, а не тратить время на пустые размышления. Но предложение определенно сделать стоило. До окончания университета осталось три месяца, предстояла тяжелая работа над дипломными проектами, так что на днях Дину нужно заглянуть в ювелирный, присмотреть кольцо... Да и день рождения скоро, чем не повод сделать такой подарок? Хотя нет, настолько сильно лучше не спешить. Но Лизу определенно нельзя было терять. Она нравилась его родителям, его брату, ему самому, они привыкли друг к другу, Дин ей доверял, так что... Настроение испортилось. Радужные картинки совместного будущего Дина, конечно, радовали, но на душе неожиданно образовался неприятный осадок. Дин притормозил перед спиной мужчины, остановившегося у перехода в ожидании светофора, и мысли его сами перескочили на прошлую ночь. Пожалуй, не стоило делать секрета из того, что Дину нравилось вспоминать. Он держал в себе всё то, о чем больше никто не должен был знать: то, что ему нравились регулярные встречи для секса, встречи с парнем. Со странным Кастиэлем, который был вовсе не против и всегда охотно соглашался повторить. Дин не дурак отказываться от хорошего секса: хороший секс еще никому не сделал плохо, даже если это секс с парнем. Это, пожалуй, единственное, что Дина немного нервировало — и еще что кто-то узнает об этом и решит, что Дин — гей, но Дин геем не был. Лишний риск до добра никогда не доводил, и потому Дин предпочитал помалкивать. Кас тоже предпочитал об этом молчать, и это оказалось очень удобно — когда два замешанных в чем-то человека придерживались одной цели. Можно было быть спокойным, что информация ни до чьих ушей не доберется. На часах высвечивалось десять утра, через двадцать минут его ждала встреча с Лизой, а потом — быстрый завтрак в столовой и пара по системотехнике, опаздывать на которую было нельзя даже в качестве редчайшего исключения — чревато проблемами на защите, потому что преподаватель, хоть и высочайший специалист своего дела, обладал самым идиотским вредным характером во всем университете. Что не делало мистера Сингера нелюбимым преподавателем, а очень даже наоборот — на его занятиях Дин всегда сидел в первом ряду и внимательно слушал все, что тот говорил. * * * Холл университета встретил шумом голосов, и Дин, пусть и знал весь корпус как самого себя, на секунду растерялся, врезавшись в толпу выходящих на перемену студентов. По отработанной привычке шагнул в сторону, в удобный закуток между дверьми и кабинкой дежурного охранника, а потом, когда люди рассосались, на автомате прошел через рамку металлодетектора и тут же умело подхватил Лизу: — Ох ты, — вырвалось у него, когда девушка повисла на его шее и целомудренно поцеловала в щеку. — Остальное, надеюсь, потом, — ухмыльнувшись, добавил Дин и поставил Лизу на пол. Та улыбнулась — Дину очень нравилась ее улыбка, потому что тогда ее обычно строгое лицо становилось очень мягким и приветливым — и склонила голову набок, будто раздумывая над ответом. Дин с трудом удержал на лице ответную улыбку, чувствуя, как ассоциации, вырвавшиеся из глубины, неожиданно ударили под дых. — Я бы сказала, что я подумаю, но все зависит от того, как сегодня пройдет, — наконец ответила она и привычно взяла Дина под руку. Дин двинулся в сторону столовой, и Лиза, не прекращая говорить, беспрекословно пошла вместе с ним: — Я позвала девочек, сказала, чтобы привели своих парней, еще Чака пригласила, и не делай такое лицо, он тебе нравится. Еще думаю, сколько заказывать пицц и пива, и тут-то мне точно нужен ты, потому что ваши мужские способности влить в себя кубы пива меня пугают, я сама не могу определиться с объемом заказа. Ты же не забыл?.. — Нет, не забыл, — вздохнул Дин. — Подарок отдам вечером, поэтому сейчас просто — с днем рождения, милая, — он крепко ее обнял, приподнял над полом и, пока она возмущенно требовала поставить ее на место, тихо сказал ей на ухо: — Ты самая замечательная девушка на свете, и я очень рад, что мы вместе. — Дин, — выдохнула Лиза. — Ты не любишь громких слов, я знаю, но это самое лучшее поздравление из всех, которые я уже успела получить. Хотя еще не вечер, может, кто-то и переплюнет, — подмигнула она и толкнула дверь в полупустую столовую. Дин зашел за ней следом, споткнувшись взглядом о высокого растрепанного темноволосого парня в синей толстовке и с подносом в руках. Лиза дернула Дина за руку, таща к раздаче, и он вздрогнул, обратив на нее свое внимание, а когда снова поднял глаза на того парня, с облегчением понял, что ошибся. Тот, в синей толстовке, сидел невдалеке от них и увлеченно уплетал картошку, запивая соком, а Кастиэль в это время обычно в столовой не появлялся. Кастиэль вообще не очень изменял своим привычкам, за исключением секса. Хотя откуда было Дину знать об иных аспектах его жизни? Они же вообще не пересекались вне комнаты. Они шустро разобрались с едой, и уже за столиком Лиза продолжила: — Я же сначала думала посидеть в баре, но решила, что лучше все-таки в кампусе. Практичнее: никто нигде не пропадет, все комнаты рядом, никого никуда не придется доставлять на тачке и искать по всему городу. Хотя потом уборку нужно будет делать, после такой-то толпы... — Толпы? — Дин округлил глаза и втянул сок через трубочку. Лиза фыркнула: — Ну пятнадцать человек получается. Самых близких. Пятнадцать близких человек? Дин мысленно присвистнул и прикинул, сколько таковых у него: Сэм, родители, Лиза, Бенни... Пятеро? Да уж, негустая у него получилась бы деньрожденческая вечеринка, если бы он звал только самых близких. — Погоди, а как же подруги с их парнями? Ты же с ними незнакома, как они могут быть близкими? Или это еще плюс пятнадцать человек? — Нет, — рассмеялась Лиза. — Вовсе нет. Главное, что девчонки будут. Им для полного счастья нужны их парни, ведь ты тоже будешь, а ты счастье для меня. Так что было бы нечестно. — Мне для полного счастья, может быть, нужен Бенни, — заявил Дин. — Бенни твой парень? — пряча улыбку, удивленно спросила Лиза, а Дин вспыхнул и отвел взгляд, нахмурившись. — Что за идиотизм, нет. Друг он мне. — Дин... — Как ты вообще... А, черт с этим всем, — Дин потер лицо руками, откинувшись на спинку стула. — Прости, я нагрубил. Я не хотел. — Да уж, — недовольно поджав губы, протянула Лиза, и на пару секунд наступила тишина. Дин отвел глаза, чувствуя себя виноватым и не понимая, какого черта на него нашло. То есть, конечно, он понимал, что его очень задело предположение о том, что Бенни ему больше, чем друг. В конце концов, это действительно оскорбительно, а Дин не раз проявил себя как человек, достойный гордого звания натурала. Лиза наверняка ляпнула, не подумав, но это была плохая шутка. Хотя грубости девушка все равно не заслужила, особенно в свой день рождения. — Прости, Лиз. Я... — Забудь, — отмахнулась она и, переведя дух, широко улыбнулась, подняв взгляд за плечо Дина. — Эй! Да кого же это я вижу! Дин обернулся и чуть не зажмурился, увидев обилие коротких юбок и глубоких декольте. Лиза будто нарочно решила проверить его выдержку, призвав на помощь самых соблазнительных из своих подруг, и, если бы Дин был один, с каждой из них он бы обязательно замутил, особенно вот с этой, рыженькой, длинноволосой... Кажется, ее звали Анна. — С днем рождения, — одновременно раздались радостные девичьи визги, и стол перед Лизой оказался заставлен пакетами с подарками. Дин почувствовал себя неловко, что не прихватил свой с собой, но в квартире ему было не место, так что подарок остался в комнате в кампусе, а с утра до него пришлось бы бежать, чтобы успеть забрать и подарить Лизе. Лучше уж вечером, чем так... Ну, наверное. День-то ведь длинный, так что можно дарить подарки в течение всех этих суток, поэтому Дин пока определенно не в пролете. Но как-то все эти мысли очень сильно походили на оправдания. — Сегодня все в силе? — спросила черноволосая Мэг и, надув, лопнула шарик жвачки. Дин мысленно поморщился, но Мэг все равно уставилась на него своими карими глазами, будто поняла, о чем он подумал. Дин посмотрел на нее в ответ, и Мэг подмигнула. — Привет, Дин. — Привет, — кивнул он и подавил желание поежиться, когда та сверкнула глазами и ухмыльнулась, заметив его реакцию. Дин понятия не имел, почему Мэг так на него действует, но было в ней что-то такое, темное, необъяснимое, жесткое. Она была отталкивающей, эта Мэг, но зато в постели должна была вытворять такое, что только от представления их общего секса Дин чуть ли не дымился. Хотя вряд ли бы он согласился с ней переспать: уж очень неприязненно она на него смотрела. Но ради таких ног... — ...Дин? — с раздражением в голосе произнесла Лиза, и Дин понял, что та не в первый раз пыталась до него дозваться. Надо же, замечтался — и о ком, подумать только. — Да, Лиз? — старательно делая заинтересованный вид, Дин внимательно посмотрел на девушку. — У тебя разве нет занятий? — Почему это нет, очень даже... — Дин лениво бросил взгляд на часы, висевшие над дверью из столовой, и воскликнул, вскакивая с места: — Твою мать! Сингер!.. Увидимся вечером, Лиз! * * * По пятницам Лиза заканчивала раньше него, поэтому Дин был готов, что к тому моменту, как он придет к ней в комнату, тусовка уже начнется. Зачем ждать семи вечера, когда можно начать в три? Остальные должны были подгрести попозже, но и так, на взгляд Дина, народу собралось предостаточно. Кто еще не пришел?.. Нет Анны, нет Эстер — кстати, Дин до сих пор не понимал, как в такую тусовку довольно раскрепощенных девиц могло занести такую святошу — и, кажется, Мэг тоже пока что задерживалась. Мэг придет с парнем? У Мэг есть парень? Нет, не так — у Мэг есть постоянный парень, серьезно? Порой Дин и сам задумывался, почему относится к Мэг с таким пристальным вниманием, не понимал, откуда в нем столько желания насмехаться и высмеивать. Мэг, правда, охотно отвечала ему сторицей, лупя своей язвительностью в самые больные места, так что все сомнения насчет поведения у Дина обычно быстро пропадали. Хотя, может быть, вопрос стоило задать по-другому: откуда у Мэг столько неприязни к Дину? Руби сидела на коленях у крупного парня их возраста. Парень приобнимал ее за плечи, периодически ерошил длинные волосы, путал пряди и в целом выглядел очень даже счастливым. Руби с прямой спиной, словно королева на троне, немного горделиво посматривала на подруг и всячески демонстрировала, кто кому здесь принадлежит. Выглядело это довольно отталкивающе, и Дин отвернулся. Заприметив среди пестрых причесок темную макушку собственной девушки, он двинулся через пританцовывающих приятелей и осторожно обнял ее со спины. Лиза повернулась в его руках и, улыбнувшись, потянулась за поцелуем. Дин охотно наклонился, разомкнул губы, скользнул языком по очень мягким и нежным губам Лизы и отстранился, сдержанно улыбнувшись. — Все в порядке? — тихо спросила Лиза, и Дин кивнул. Девушка вся словно засветилась от счастья и приникла к нему. Рандомный плейлист подкинул медленную песню какой-то попсовой группы, и Дин, закатив глаза, прижал Лизу к себе, покачивая ее в танце. — Так хорошо. — Угу, — промычал Дин и прижался щекой к ее виску. Лиза хихикнула и затихла, поцеловав его в шею. За их спинами хлопнула дверь, и народ немного оживился, но Лиза, вцепившаяся в Дина изо всех своих романтических сил, не позволила ему оглянуться назад. — Кто-то пришел, — попробовал он ее отвлечь, но Лиза только кивнула. — Да, я слышала. Мэг, наверное, или еще кто-нибудь. Но она сказала, что должна зайти за другом. — За другом? — Ну, я же собирала плюс один. Мэг ни с кем не встречается, поэтому предложила привести своего друга, а я подумала, почему бы и нет. Здесь есть одинокие девушки, так может, встретит кого-нибудь. Ту же Анну, например. — А почему он не встречается с Мэг? — Я не спрашивала, — вздохнула Лиза. — Мне кажется, это неуместно и вообще не мое дело. И не твое, Дин, тоже. Надеюсь, тебе хватит тактичности не задавать мерзких вопросов. — Да как ты можешь во мне сомневаться, — возмутился Дин, жалея, что песня им попалась очень долгая. — Потому что я тебя хорошо знаю. Дин промолчал, сдерживая улыбку и наслаждаясь тем, как приятно потяжелело внутри от этого нечаянного напоминания о его маленьком секрете. Лиза считала, что хорошо его знает? Не так уж и хорошо, судя по всему. Песня подошла к концу, мелодия стала затихать, и Дин смог расслышать ворчание Мэг: — Ну что ты встал как вкопанный, иди садись. — Я не... — Садись, сейчас я тебе пива принесу. Но в следующий раз за ним пойдешь ты, я тебе не прислуга и не девушка, чтобы за выпивкой бегать. — Мэг, не... — Садись, — с удивительной настойчивостью рявкнула Мэг и, судя по всему, удалилась. Дин же застыл, едва услышал голос человека, отвечавшего девушке, и не мог найти в себе сил, чтобы повернуться к нему. — Дин? — Лиза отстранилась от него, только когда песня совсем замолкла и начался проигрыш следующей, к счастью, знакомой Дину композиции. — Дин, ты чего?.. — П-песня нравится, — поперхнулся он и закашлялся. Лиза постучала ему по спине, а Дин поспешил слиться с толпой и оказался четко у столика с выпивкой. Разумеется, рядом очутилась Мэг, державшая в руках по стакану пива. — Винчестер, — поприветствовала она Дина. — Уже виделись, — буркнул он в ответ и отвернулся, боясь, что тот, другой, его увидит, заметит, узнает и всем сразу же все станет понятно. Какого черта он тут появился, ведь договаривались же не пересекаться никогда и ни под каким предлогом! Что за нахрен, Кас! — В порядке ли ты, а? Ты не кажешься особенно здоровым, — Мэг с таким удовольствием цедила яд, что Дин едва не начал задыхаться от его обилия. — Побледнел, вспотел, губы трясутся — ну точно нервничаешь. Что же не так? — Все отлично, Мастерс, отвали, пожалуйста, — Дин с такой силой вцепился в стол с пивом и вываленными в миски чипсами, что тот дернулся, и бочонок едва не опрокинулся. — Какой ты грубый, Винчестер. Мало тебя Лиза воспитывает. Отшлепать бы тебя как следует, но вот не моя это обязанность, а Лиза слишком мягкая, — Мэг подошла ближе и, подавшись вперед, вцепилась ногтями в его плечо и приподнялась на носочках, чтобы дотянуться до его уха: — Вот если бы кто-то другой, да? Кто-то совсем другой, да, Винчестер? Она знала. Эта сука знала о них с Касом. Да было бы там что знать — секс и секс, простой секс, кроме секса их ничего не связывало. Дин даже не знал, была ли у него девушка, даже не знал его фамилию — а нет, знал: Новак, Кастиэль Новак. Знал еще, что тот учился на биоинженера — постоянно и не в тему болтал о своих исследованиях и результатах уникальных экспериментов, пока Дин наконец не затыкал его членом. Дин не выносил пустой болтовни, не хотел знать никаких подробностей, он хотел просто трахаться. Кастиэль был податливым и исполнительным любовником, внимательным и в меру сопротивляющимся, точно так, как надо, чтобы Дина никогда не покидал азарт подавить, подмять и выебать. Кастиэль подставлялся охотно и с увлеченностью фанатика, он тоже безумно любил секс. Особенно хорошо им было, когда они оба покурили, — в такие разы Кастиэль бывал особенно настойчив, пытаясь присунуть Дину. Но Дин даже не рассматривал такую возможность: он был слишком мужественным для того, чтобы впускать в свою задницу член. А Мэг, оказывается, знала об их с Касом связи. Что ж, становилось понятно, откуда эта ненависть вперемешку с презрением — только еще бы понять, почему. Это их с Касом дело — трахаться или не трахаться, и не Мэг совать в это нос. Только бы она не растрепала. Как давно она знала? И как осмелился этот говнюк рассказать об этом? Так подставить Дина? Ладно если тому было наплевать на собственный зад, но Дин-то при чем? Неужели Кас не подумал о нем, о его безопасности? — Зассал, Винчестер? — шепнула напоследок Мэг и двинулась в сторону Кастиэля, который сидел на диванчике прямо у входной двери и выглядел слишком уж неуверенным. Дин, сделав несколько глотков пива, шагнул следом, но внезапно Лиза повисла у него на руке. Кас именно в этот момент поднял глаза, встречая Мэг и протягивая руку за пивом, а потом замечая Дина с Лизой. И в этот миг в его глазах что-то блеснуло, такое нехорошее, даже злобное, отчего Дин напрягся и понял, что все было сделано специально. — Прости, Лиз, я сейчас вернусь, — он просто отстранил девушку и, даже не слушая ее удивленных восклицаний, направился прямиком к тем двоим. Мэг вскинула на него свои мерзкие карие глаза и ухмыльнулась, делая глоток — над верхней губой у нее осталась полоска пены, и она ловко ее слизнула. Кастиэль тоже смотрел на Дина, но совсем иначе: настороженно, напряженно, он, казалось, был готов убраться отсюда в первую же секунду, как только понял, куда его привела Мэг. И ему определенно не нравилось происходящее. — Надо поговорить, — сказал Дин и отпил еще немного пива. А потом подумал — и решительно допил остатки, чувствуя, что ему катастрофически необходимо расслабиться, пока он не натворил дел. Наклонился к Касу, который чуть отпрянул, и, осторожно оглядевшись по сторонам, сурово и грубовато спросил: — Ты идешь? Кас кивнул и, отдав стакан насмешливо глядящей на них Мэг, поднялся и пошел вслед за Дином, который вывел его в ванную и закрыл за ними дверь. Наступила небольшая пауза, пока Дин пытался выстроить рой лихорадочно мечущихся мыслей в хоть какой-нибудь порядок. Но как бы он ни старался, в голове упорно долбило «все узнают», и от этого потели ладони и очень хотелось кого-либо прибить. — Дин, я... — начал Кас, пытаясь взять все в свои руки, но Дин резко поднял ладонь, и Кас заткнулся. — Ты какого хера приперся-то, а? — наконец выдохнул Дин, и Кас побледнел. — Какого, скажи мне, хера ты сюда завалился? — Тон сбавь, — осадил его Кас и скрестил руки на груди. Бледность никуда не прошла, но стало понятно, что забивать себя Кастиэль не позволит. Дин нахмурился, готовый к разборкам и уверенный в своей правоте, и повторил: — Я не понял, зачем ты сюда пришел. Мы же вроде бы говорили, что нам не стоит видеться нигде, кроме как... — Нет, Дин, это ты говорил, — спокойно ответил Кас. — А я согласился, предпочтя не спорить. И если бы я знал, что ты будешь здесь, я бы на хрен не сунулся на этот чертов день рождения. Мне не сдалось, чтобы ты орал на меня и считал себя в праве это делать. Потому что, Дин, если твой член бывал в моей заднице, это не дает тебе права так со мной разговаривать. Я тебе не твоя баба. С ней-то ты ласковый, — фыркнул Кас. — Ну прямо не узнать. — Ты сейчас затыкаешься и сваливаешь, понял? Мне на хуй не надо, чтобы ты тут был. — И ты серьезно считаешь, что я сейчас подберу юбки и убегу в закат, потому что сам Дин Винчестер, великий ебарь всея университета, приказал мне уйти? — Я серьезно считаю, что мне на хуй не надо, чтобы кто-то об этом узнал, — Кастиэль приоткрыл было рот, и Дин поспешно добавил, наблюдая за реакцией: — Кто-то еще, кроме Мэг. — О, — выдохнул Кас. — Какая досада, — он улыбнулся совершенно искусственно и чересчур широко. — Ну извини, не смог держать в себе такую великую тайну. — Какого черта она узнала? И как давно? — Я был не в себе, — Кас пожал плечами и принял скучающий вид. Дин видел его нервозность, и это бесило: бесили эти подрагивающие пальцы, немного дрожащий голос, хотя Кас пытался это скрыть. Бесили скрещенные лодыжки, руки на груди и чрезмерно уверенный взгляд, за которым проглядывало что-то совершенно иное, болезненное. Дин не хотел разбираться, его все это не волновало — его беспокоило только, что кто-то сможет пронюхать и окрестить его тем, кем он не мог являться по определению. Людям нельзя будет объяснить, что это всего лишь секс, люди решат, что он пидорас, и это было ужаснее всех иных перспектив. — Вы с ней трахаетесь? — зачем-то спросил Дин. Кас рассмеялся, запрокинув голову, — смех тоже был неестественным, но почти настоящим. — Нет, Дин, мы с Мэг не трахаемся. И не дай бог ты задашь этот вопрос ей, — покачал Кас головой, глядя мимо Дина в угол, где стояли швабры и ведро, а рядом висел халат для уборки. — Ты должен уйти. Так будет лучше для всех. — А в первую очередь для тебя, да, Дин? — Кастиэль склонил голову набок, совсем как Лиза сегодня утром, и посмотрел прямо в глаза. Губы его подрагивали, и было непонятно, расстроен ли Кастиэль или снова собирается засмеяться. Дина это волновало мало. — Разумеется, Дин, ты хочешь, чтобы я ушел, — кивнул Кас, словно отвечая на собственный не прозвучавший вопрос. — Разумеется, я должен уйти. — Спасибо, — вырвалось у Дина, на что Кас неприятно усмехнулся. — Только я не уйду. Ибо — какого хрена, Винчестер? Кастиэль прошел мимо Дина, толкнув его плечом, и выскочил из ванной, так шибанув дверью по косяку, что, если бы Дин не убрал пальцы, ему бы пришлось ехать в травму. — Твою мать, — выдавил Дин и ударил кулаком по голубому кафелю, которым были выложены стены. — Твою мать, Кас. * * * Через три часа веселье по-прежнему продолжалось, а Дин, хоть и делал вид, что все прекрасно, хоть и усиленно обнимал Лизу по поводу и без, хоть и поднимал кружки с пивом, чокаясь за день рождения девушки, все равно краем сознания отмечал, в каком углу находился Кас. Тот не подавал виду, что был какой-то разговор: вел себя непринужденно, весело, на Дина и вовсе не обращал внимания, смеясь в компании парней и девчонок. Мэг сидела рядом, уверенно положив ладонь Касу на бедро, и Дин, отвернувшись, никак не мог выкинуть из головы эту картинку: смеющийся радостный Кас в бледных клубах марихуаны, Мэг с масляным взглядом и куча людей вокруг. А Дина как будто и нет. — Дин, мне больно, — воскликнула Лиза, и Дин поспешно разжал руки, поняв, что слишком сильно сжал ее в объятиях. — Прости, — сказал он, но Лиза отмахнулась и, мельком поцеловав его и обдав пивным запахом, убежала куда-то в другой угол комнаты. Людей за это время больше не стало — кто-то ушел, кто-то пришел, горка с подарками росла, а Дин по-прежнему не подарил свой, дожидаясь вечера. Точно так же он дожидался этой вечеринки, а до того — встречи с Лизой, откладывая момент задуманного вручения сюрприза. Не слишком ли дорогой получится подарок? Не слишком ли многозначительный? Не сочтет ли его Лиза тем самым предложением, над которым сегодня утром так увлеченно раздумывал Дин, примеряя на себя костюм женатого парня? Дин взял со стола еще кружку пива, почувствовав, как хмель немного отпустил. Не хотелось выбираться из этого легкого состояния, возвращаться в болезненную реальность, где его девушка — нормальная, настоящая девушка — соседствовала с его грязным секретом, улыбалась ему и разговаривала с ним. Дину казалось, что кто-то взял и вторгся в его личное, сокровенное, кто-то вывернул на изнанку и оставил в таком виде за стеклом, и оставалось только кому-нибудь приглядеться и рассмотреть, что же там, за этим стеклом — позорная связь с парнем. Дин никак не мог перестать об этом думать, и то и дело возвращался мысленно, и корил себя за то, что так и не выгнал Каса, что не смог попросить, а предпочел накричать. Быть может, если бы Дин сдержался, то Кас согласился бы уйти, и они бы встретились, как встречались обычно. А теперь Дин был не уверен, что когда-нибудь Кас придет в ту комнату. Да и сам Дин был не уверен, что хотел бы этого — теперь, после этого неожиданного столкновения. Им, наверное, следовало повременить и пока что не посещать квартиру. А там, глядишь, и университет останется за спиной, а вместе с ним и вся эта история, грозившая рухнуть на репутацию Дина грязной кляксой. В углу, где сидел Кас, раздался взрыв смеха и, обернувшись, Дин с недовольством увидел, как хохочущие девушки облепили раздраженного парня и пытались что-то у него выяснить. Кас определенно был недоволен и держался из последних сил — Дин-то видел, Дин-то понимал. И Мэг наверняка понимала тоже. Кас устало и обреченно откинулся на стену, кровать под ним просела, когда ему на колени забралась Анна. Руби, оставившая своего парня, сидела рядом и трогала Каса за щеку, и смеялась, и дразнила его, а Кас заводился все больше и больше. Дин решил подобраться поближе, чтобы понять, что там происходит, и в момент, когда до компании оставалось не больше пары шагов, песня зазвучала тише, переходя в другую композицию, и Дин услышал: — Так скажи, почему ты ни с кем не встречаешься? — протянула Анна и поелозила у Каса на коленях. Когда-то Дин бы многое отдал, чтобы эта девушка так же елозила на нем, но сейчас он почувствовал злость. — Ты же офигенно привлекательный. Правда ведь, девочки? — рассмеялась она. — У тебя такие глаза!.. — воскликнула Руби. — Да кто угодно бы душу продал за такие глаза. А губы... Девочки, какие у него губы, вы только посмотрите! — А как он целуется, м-м-м, — протянула Мэг и громко, пошло рассмеялась, когда все посмотрели на нее с завистью. Дин вспыхнул и сжал губы от недовольства. — Я хочу с тобой поцеловаться, — сообщила Анна и подалась вперед, ткнувшись губами в щеку, подставленную отвернувшимся Касом. — Эй! — Я тебя ненавижу, — процедил Кас, глядя на Мэг, и так посмотрел на потянувшуюся к нему Руби, что та отстранилась и будто бы протрезвела. — Да забей, — легкомысленно отмахнулась Мэг и снова затянулась косячком. — Держи, — она передала его Касу, но тот помотал головой. Тогда руку протянула Анна и, удерживая в себе дым, прикрыла глаза. — Потрясно, — простонала она, выдыхая в лицо Касу. Тот попытался снять ее с колен, но Анна вцепилась ему в плечи и ни за что не хотела покидать насиженного места. Кас сдался и раздраженно на нее посмотрел, но Анна не обратила на этого никакого внимания. — Мэг, убери ее, — тихо, предупреждающе сказал он. Мэг помотала головой: — Ни за что. Тебе же нужна девушка — так вот, наслаждайся. — Вот ты дрянь, а, — словно сделал для себя открытие Кас. — За это ты меня и любишь, солнышко, — рассмеялась Мэг. — Я ее потом заберу, пусть пока на тебе покатается. — Я не хочу, чтобы на мне катались, — раздраженно процедил Кас. — А почему? — вмешалась развеселившаяся Анна. — Я же хороша, согласись: грудь отличная, задница прекрасная, на лицо тоже никто не жаловался, — так чем же я не хороша для тебя, а, Кас? — она потерлась о его грудь своей и лизнула в кончик носа. Кастиэль недовольно скривился и отвернулся, стрельнув по Мэг полным ненависти взглядом. Та улыбалась так счастливо и радостно, что Дин не понимал, как Кастиэль ее до сих пор не прибил. — Быть может, потому, что ты не парень? — выдавил сквозь зубы Кас и так толкнул Анну, что там едва не упала, лишь в последний момент умудрившись схватиться за стоявшего рядом человека. Тот вскрикнул, сам едва не свалившись и пролив пиво на ковер, а Дин стремительно отвернулся, чувствуя, как внутри все переворачивается. — Быть может, потому, что я — гей? Дин замер, как громом пораженный. Дыхание перехватило, и он сжал свое горло, пытаясь сглотнуть, а в ушах так и звучало «я — гей». Кас гей? Кас не мог быть геем, потому что какого черта, Кас! Дин не мог трахаться с геем, Дин трахался с обычным парнем, которому тоже нравился секс, только и всего, этот парень не мог быть геем. Потому что трахаться с геем — это почти то же самое, что и быть геем, это же как зараза, это же неправильно, это недопустимо! Дин выдохнул наконец и посмотрел на Каса диким взглядом, а тот по-прежнему смотрел на пораженную Анну и не замечал, как вокруг него собираются люди — все, кто слышал признание и поспешил рассказать соседу новую сплетню. — Гей? Он — гей? Он сказал, что он гей? — послышалось со всех сторон. Дину казалось, что все смотрят на него, что он стоит в лучах софитов, и все, абсолютно все, кто собрались в этой комнате, знают, что он трахался с геем. Господи, как это могло с ним случиться? Это же был просто секс! — Проваливай отсюда! — рявкнул Дин, дернув Каса за руку. Тот слетел с кровати и, навалившись по инерции на Дина, повалил его на пол. — Слезь с меня, хренов пидор, и вали из этой комнаты! — Дин! — воскликнула Лиза, неожиданно оказавшись рядом. — Дин, прекрати! Кастиэль! Что происходит?! Что вы все стоите, придурки, расцепите их! — закричала она, когда Кас ударил Дина, ответив на удар. — Расцепите немедленно! Прекратите! Дин! Они дрались. Кас бил так отчаянно, с такой ненавистью, что Дину было вдвойне больнее, и он отвечал не менее яростно. Он чувствовал себя преданным, что его подставили, подсунув вместо конфетки гранату, которая вот только что взорвалась в его руках, перевернув весь мир с ног на голову. Как только Кас посмел оказаться геем? Как только посмел поставить Дина в такое положение? Это гораздо хуже, чем если бы кто-то узнал, что Дин спал с парнем — Дин спал с геем, с пидором, с подстилкой для мужиков, он совал свой член в голубую задницу, а это значило, что все с самого начала было иначе, чем представлялось Дину. И за это — вот за это самое предательство — Дин вбивал кулаки в Каса, оставляя синяки по всему его телу. — Ненавижу, — сдавленно шипел он Касу в лицо, сжимая пальцами его щеки. На скулах Каса уже наливались лиловые синяки, и сил у него уже не осталось, он просто лежал, раскинувшись на полу, а Лиза плакала над плечом и пыталась снять Дина с Кастиэля, прекратить эту ужасную стычку. Дин не вовремя вспомнил о том, что это ее день рождения, что все испорчено отвратительной правдой, что мир никогда не вернется на круги своя, и все из-за того, что Кастиэль был геем. — Слезь с него! — прорыдала ему на ухо Мэг, которая, оказывается, все это время толкала его в плечо, пытаясь свалить с Каса. — Слезь с него, ублюдок, иначе я тебя придушу за то, что ты с ним сделал! Слезь с него! — завизжала она так громко, что оглушила. — А что вы все стоите, уроды? Какого хрена вы просто стоите?! Началось движение, и Дину на секунду показалось, что он — хреново Солнце, а все вокруг огибают его по большой орбите, чтобы не дай бог не попасть под сумасшедшие флюиды. Это было почти смешно, и Дин расхохотался, а Мэг наконец-таки его свалила, и он упал набок, завалился, как мешок с мукой, больно ударившись локтем и не прекращая хохотать. По носу и скуле потекло что-то теплое, и Дин догадался, что это — кровь, что бровь разбита, что этот чертов пидор разбил ему лицо. Он смеялся, когда люди уходили из комнаты, когда крутили пальцем у виска и опасливо косились, когда хлопали по плечу, одобряя поступок. Он оклемался, когда ему в лицо вылилась вода, — посмотрел сумрачно на того, кто это сделал, и увидел зареванную Лизу, увидел, что в комнате никого больше нет, что остались только разбросанные стаканы, рассыпанные поломанные чипсы и бодрая «Highway To Hell». Поднявшись на ноги, он покачнулся, но дернул головой, заставляя себя устоять. В висках сразу заломило, в затылок застучало чем-то острым, — да, хорошо его приложило. Лиза всхлипывала в стороне и стояла, обняв себя руками. Дин не решился к ней подойти, не решился даже извиниться — казалось, что сейчас, стоит ему сказать хоть слово, как все рухнет окончательно, и Лиза с ним порвет раз и навсегда. Поэтому Дин вынул из кармана маленькую коробочку с кольцом и, уходя из комнаты, оставил ее на маленьком столике с зеркалом. — Это, ну... С днем рождения, Лиз, — сказал он, не оборачиваясь, и вышел из комнаты. * * * Лиза не разговаривала с ним несколько дней. Все это время Дин ходил как в воду опущенный. Тогда, вернувшись в свою комнату в кампусе, он первым делом швырнул ключи от квартиры куда-то за стеллаж, да с такой силой, что на штукатурке остались вмятина и скол. Теперь этот след напоминал о произошедшем, и, хотя прошло уже две недели с той драки и кое-что забылось, Дин никак не мог искоренить из памяти то, с какой с силой он вбивал в Каса собственные кулаки. Лиза постепенно оттаяла и даже надела кольцо, которое он ей подарил, и это определенно было хорошим знаком для их отношений и последующего брака, если до этого все-таки дойдет. Но Дина не особенно радовали эти перспективы, и он старался лишний раз об этом не задумываться, предпочитая отдать всего себя диплому и выпивке с друзьями. В конце концов, думал Дин, это все должно рано или поздно закончиться. И хорошо, что все выяснилось сейчас, пока он еще в университете, и у него будет возможность отпустить случившееся вместе с пятью годами обучения. Вот уж это он точно не захочет сохранить в памяти и поспешно выкинет из головы, едва ступит за порог в свободную новую жизнь. Оставалось только подождать каких-то два с половиной месяца, и нужно было как можно плотнее забить свои дни, чтобы просто не находилось времени на то, чтобы думать. Лиза иногда пыталась вытащить его хотя бы на прогулку, но Дин часто сказывался занятым, и она в скором времени перестала пытаться с ним увидеться. Пока наконец Дин не решил, что так поступать с ней нельзя, и не выбрался из кампуса до ближайшего кафе вне территории университета. Но и это не принесло ему облегчения, на которое он надеялся. Несмотря на то, что Лиза, довольная свиданием, весело щебетала, забивая тяжелые паузы, Дин смотрел по сторонам, чувствуя, что на нем словно неоновая бегущая строка «Посмотрите! Он может быть геем!». Ему казалось, что все на него смотрят, что все знают о нем и Касе, хотя, конечно же, никто об этом не знал, иначе с ним бы не разговаривало пол-университета, и в первую очередь его друзья, те самые, что хлопали его по спине, когда он избил гея. Последней каплей стал плакат в торговом центре. Обычный плакат с социальной рекламой, призывающей к борьбе с гомофобией, на котором была изображена счастливая гейская пара. Мужчины обнимали друг друга, на их пальцах были кольца, и внизу во весь плакат был дебильный лозунг, мол, у любви нет пола. И Дин тогда застыл как вкопанный, не зная, что делать: то ли срывать плакат с риском оказаться в участке за акт вандализма, то ли просто развернуться и уйти, закрыться в комнате до самого окончания учебы, только запастись выпивкой и травкой — с этими вещами переживать что-либо оказалось проще простого. Ну, а еще можно было позвать друзей и завалиться в бар, напиться там до беспамятства, чтобы последующие несколько дней самой большой его проблемой была гудящая голова и перманентная тошнота при первой мысли о еде или алкоголе. Да, последний вариант был идеальным. Люк, Майкл и Руди согласились сразу же, как только услышали слово «бар». Дин подумывал позвать еще и Бенни, но тот был его лучшим другом, и он не хотел, чтобы Бенни видел его в таком состоянии. Потом ему, конечно, за такое прилетит, но пока что Дин был не готов к тому, чтобы Бенни был рядом. Тот знал его слишком хорошо, и отгородиться шутками бы не получилось — пришлось бы выкладывать если не всю, то как минимум часть правды, а так открываться Дин пока что ни перед кем не был готов. Даже перед самим собой. Его дико, до ужаса пугали те мысли, что возникали у него в голове, как бы он от них ни бежал. И да, если бы Бенни оказался рядом, то Дин попал бы в ловушку, которую сам и выставил. Так что — нет, пока было не время. Бар выбрали знакомый, с дешевой выпивкой и нелюбопытным персоналом. Дин заказал всем пива, и, дожидаясь приятелей, сидел, постукивая пальцами по столу. Симпатичная барменша несколько раз задержала на нем взгляд, и Дин ей даже подмигнул, не почувствовав никакого удовлетворения, когда девушка в ответ кивнула, мол, поговорим позже. Дин был уверен, что ни о каком позже речи идти не могло, но тоже кивнул, закрепляя договоренность. Мужественность приказывала ему вести себя соответственно, и он исправно исполнял роль мачо, каковым считал себя со времен самой первой девушки. — О, холодненькое, — сказал Майкл, плюхаясь на твердый стул и тут же беря в руки кружку с пенистым пивом. — Все как я люблю. — О да, спасибо, — согласился Люк, отпивая из своей кружки. Руди молча кивнул, смотря на Дина поверх бокала и поспешно заливая в себя напиток. Дин усмехнулся, чувствуя, как его немного отпускает, и наклонил голову вправо и влево, хрустнув позвонками. — Ты куда-то пропал, — заметил Майкл, со стуком вернув кружку на стол. По стеклу скользнула капля воды, и он подхватил ее пальцем, не позволив стечь на столешницу. — Да, — рассеянно отмахнулся Дин и отвел глаза, делая вид, что рассматривает что-то на противоположной стене. Хорошо, что там висели афиши старых американских фильмов, — было на что посмотреть. Внезапно идея собраться с парнями перестала казаться такой уж замечательной, и он почувствовал себя не в своей тарелке; словно он был под микроскопом. Как будто парни уже все знали и были готовы вот-вот сорваться и высмеять его, послать на хер и напоследок избить. — Над дипломом работаю, вот — решил вырваться, — усмехнулся Дин и салютнул бокалом. Майкл тоже поднял свой, и они чокнулись над столом, расплескав немного пива и пены. — А мы еще не приступали, — сказал Люк. — Времени полно, нахрена спешить? Проблемы надо решать по мере их поступления, — хохотнул он и хлопнул Руди по плечу. Тот дернулся вперед и недовольно глянул на Люка, который поднял ладони и принял невинный вид, мол, это не я, ничего не знаю. Дин хмыкнул. — Я просто прикинул и понял, что у меня времени как раз на то, чтобы все сделать, — поделился он, — и что мне уже некуда откладывать. — Ты и с Лизой не видишься? — спросил Майкл и подмигнул с намеком. Дин дернул уголком губ и покачал головой. — Очень редко. Но она вроде бы понимает... Хотя кто их знает, этих баб, — добавил он после паузы, чем заслужил одобрительный хохот приятелей. — Вот уж ты прав, — смеясь, сказал Люк. — Непонятнее баб могут быть только пидоры. Дин почувствовал, что его будто оглушило. В ушах что-то загудело на высокой ноте, ладони вспотели, к щекам прилил жар, и он умудрился криво улыбнуться и кивнуть, соглашаясь. — Эти пидоры... — с отвращением в голосе начал Руди и замолк, делая глоток. — Эти пидоры просто уроды. — Ты круто того отпиздил, Дин, — торжественно сообщил Майкл. — Жаль, что нас там не было — помогли бы. — А что, уже все знают? — держа лицо, ровно поинтересовался Дин. — Такое разве скроешь, — присвистнул Руди. — Странно, что копов нет до сих пор — наверное, тот мудак струсил и решил спустить это дело на тормозах. В смысле, прости, Дин, но это же... — он замолчал, и Дин рассеянно кивнул. — Да. Наверное, струсил. — Ну и тебе же лучше, — Люк рассмеялся и, парой глотков выхлебав оставшееся на дне пиво, обернулся, подняв кружку над головой. Официантка тут же двинулась к ним сквозь толпу, а Дин поспешно опустил глаза. — Да не парься, не заявит он. Если бы хотел, сделал бы это сразу, а сейчас уже и следов у него не осталось. Так, желтенький слегка, — Люк двинул Руди локтем в бок, смеясь и надеясь, что тот поддержит его шутку. Руди слабо улыбнулся и продолжил тему: — А как он вообще там объявился? Кто-то же его пригласил! Он друг Лизы? — Нет, он был плюс один ее подруги, Мэг. — О-о-о, — протянули все, вспомнив Мэг, и Дин поморщился. В памяти тут же всплыло то, как она била его кулаками и безрезультатно толкала в плечо, пытаясь спасти своего друга, и то, какой заплаканной она была, раскрасневшейся, с потекшей тушью. Некрасивой. — Девчонки вообще этих пидоров любят, — со знанием дела протянул Руди. — Считают их лучшими подружками. Мол, и парня не отобьет, и с тряпками поможет — идеально. А то подруги же могут натурала увести, а гомосек только такого же гомосека... — Ну а вообще, — вдруг перебил его Майкл, и Дин почувствовал дикую благодарность, и то, как рассеивается над головой потяжелевшая грозовая туча, — ты молодец, друг. Так с ними и надо. Это же мерзко, фу, — он скривился и демонстративно вытер руку о джинсы, как будто только что прикасался ей к гею. Дин параноидально подумал, что Майкл что-то почувствовал, когда они пожали руки при встрече, но потом решил, что это уже слишком смахивает на сумасшествие и нужно взять себя в руки. В конце-то концов. — Не, пидоры — это ужасно, — поставил точку Люк. — А вот лесбияночки — лесбияночки хорошо-о-о, — довольно протянул он и похабно улыбнулся, блеснув глазами. Дин ответил ему такой же улыбкой. — Да какие они лесбияночки, — фыркнул Руди. — До первого настоящего мужика. Дайте мне лесбиянку, я быстро вытрахаю из нее всю эту лживую тягу к бабам. Внимание привлекают, и все. Как баба может не хотеть члена? Быть не может. Бабы созданы для членов, а члены для баб. А пидоров надо отстреливать. А лесбиянок — трахать. И будет все прекрасно. Дин едва сдержал гримасу отвращения и впервые подумал о том, какого черта он тут забыл. Раньше — да вот хотя бы две недели назад — он бы поддакивал и соглашался со всем, что они говорили, он бы громче всех кричал, а сейчас просто язык не поворачивался. Дин, может, и хотел бы выступить, как бывало, — с агитациями, с тостами за натуралов, с тостами против геев, но его словно придавило к стулу, и он мог только слушать и впитывать все то, что несли остальные. Майкл, который сейчас молчал, все равно кивал, подтверждая слова друзей, и Дин смотрел на это все и пытался понять, что же происходило с его жизнью. Почему он не мог жить как раньше? — А ты что скажешь? — вдруг посмотрел на него Люк, и Дин растерялся: что он упустил? Что эти трое начали обсуждать? — Что скажу? — спросил он и улыбнулся, мол, сами же знаете, я с вами согласен, что за ерунду вы спрашиваете? — Хотел бы с двумя лесбиянками переспать? — О, еще бы нет, — вдохновленно ответил Дин. — Я тут в интернете найти хотел тройничок с двумя девками и парнем, а вместо этого наткнулся на двух мужиков и бабу. Выключил, как только понял, что нашел! — возмущенно поделился Люк. — Слушайте, — вдруг сказал Руди, — а у этого пидора, которому ты вмазал, есть такие же друзья? В смысле, давайте устроим им праздник и покажем, что такое настоящее мужское внимание, пусть соскребают свои мозги с асфальта, а? — Ого, — восхитился идеей Люк. Майкл взглянул на Дина, который не мог вымолвить ни слова, и чуть наклонил голову к плечу, так и подталкивая к правильному ответу. Дин лихорадочно пытался сообразить, что должен сказать, и то, что вертелось на языке, никак не походило на согласие с предложенным. — Дин, что скажешь? — подтолкнул его Майкл, — ты какой-то тихий сегодня, неужели дипломом голову забил? — Им самым, — скупо улыбнулся Дин, — у меня нет времени для того, чтобы думать о пидорасах. Пусть они сами о себе думают, я свое слово уже сказал. Не знаю, как там тот урод, но я не жалею о том, что с ним сделал, и если бы надо было — повторил бы, и повторил бы не раз. Пока он говорил, перед глазами так и всплывали воспоминания о том, каким был Кас в постели. И, вдруг осознав, Дин запнулся, поняв, что в его словах был заложен двойной смысл, и ему поплохело. «Я не жалею о том, что с ним сделал» — и ведь действительно — жалел ли? О том, что изменил свою жизнь грязной тайной, что связался, что трахал, что кидал смски с назначением встречи — жалел? И повторил бы, если бы поставили перед выбором, повторил бы? Нагибал бы, заставляя кончать, и кончал бы сам? Было бы все точно так же? Дин не хотел давать ответа. Но того, что Кас оказался геем, Дин не мог принять. Геи — геи это плохо, это неправильно. Его так учили, так говорил отец, так рассказывали друзья — что есть нормальные, а есть ненормальные. И Дин встречался с таким ненормальным, и теперь был запятнан его ненормальностью, он заражен этим гейством. Как прокаженный, он боялся, что это вылезет наружу, что его ненормальность станет заметна. — Я сейчас вернусь, — сказал он и, выбравшись из-за стола, двинулся в туалет. Он прошел мимо барной стойки и перехватил заинтересованный взгляд барменши, которая вытирала насухо бокал. Дин ослепительно ей улыбнулся, так широко, что заболели щеки, и скрылся за дверью уборной, твердо решив, что сегодня он уйдет отсюда с девушкой. Он должен доказать себе, что нормальный, что гейство Каса не повлияло на него, ведь это было так страшно — оказаться другим, не таким, как все. С девушками — знакомо, приятно, с парнем — страстно и безумно, и Дин не хотел отвечать на вопрос, с кем ему больше нравилось. * * * После барменши Дин переспал с какой-то официанткой, потом — сотрудницей автозаправки, когда Детке потребовалось немного топлива. Из-за того, что он редко пользовался машиной, та застаивалась, и Дин иногда чувствовал себя виноватым. Все девушки оставались довольными, а Дин с каждым разом чувствовал себя все более опустошенным. Как будто вместе с оргазмом в него не вливалась, как обычно, жизнь, а наоборот, утекала из него, и осталось совсем немного до окончательной смерти. Дин старательно убегал от самого себя, и прекрасно давал себе в этом отчет, не собираясь сбавлять темп, все так же поспешно переставляя ноги в быстром беге от проблем. По-хорошему ему надо было подумать как следует, открыть глаза на что-то неприятное, но неотвратимое, принять правду, даже если она плоха — найти в себе смелость. Но он предпочитал ругаться с Лизой, пить и пытаться выскрести из собственного разума какие-то знания на консультациях с дипломным руководителем. Дин мечтал о том, чтобы это все поскорее закончилось. Когда ему надоело спать с левыми девушками, он перешел на Лизу, и так гонял ее ночами по кровати, что она стала бледной, вымотанной и засыпала на ходу. Но отказывать не желала, послушно отвечая на ласки и раздвигая ноги перед внезапно ставшим очень темпераментным Дином. Дин достигал оргазма, выкидывал резинки и падал без сил рядом с засыпавшей Лизой, стараясь провалиться в сон, но сон не шел. На душе было тяжело, и эта бессмысленная гонка его убивала. Он стал нервным, каким-то бешеным и на любые разговоры, хоть каким-то боком касавшиеся геев, реагировал не совсем адекватно, прекрасно это осознавая, но предпочитал отмалчиваться, чтобы не вызывать подозрений хотя бы у друзей. Почему-то очень многие разговоры стали крутиться вокруг гомосексуализма. Дин сходил с ума, замечая каждую мелочь, каждый возможный намек и по-прежнему дико боясь, что кто-то узнает и сделает выводы раньше, чем их сделает сам Дин. Лиза предпочитала не замечать его нервозности, а может, списывала на преддипломную панику и стресс, которым оканчивается любое обучение, и потому просто была рядом, даже когда Дину хотелось побыть одному. И все чаще Дин стал вспоминать о том, с чего все это началось с... с ним. Он не пытался вытащить прошлое на поверхность, просто в минуты покоя и одиночества — даже если он на самом деле не был один, а сидел в компании — на него стало накатывать, и от всплывающих в памяти картинок мурашки бежали по телу и приятная тяжесть собиралась в паху. Это был конец второго курса. В доме какого-то студенческого братства, Дин уже и не сказал бы, какого именно, шла вечеринка в честь окончания учебы. Дин был не дурак выпить, и, тем более, он не был настолько глуп, чтобы добровольно пропустить такую тусовку, на которой девочки так и вешались на симпатичных парней, а алкоголь тек рекой — бери и наслаждайся. Вот Дин и заявился с парой приятелей со своего курса, рассчитывая, что ему перепадет женское внимание, и удастся занять одну из спален наверху. Только получилось до нелепого смешно: вместо того, чтобы завалить симпатичную старшекурсницу, он, выпив больше чем следовало, нарвался на парочку лесбиянок. Он был не виноват: решив, что две студентки просто так наслаждаются друг другом и вовсе не встречаются, Дин подвалил к ним, целовавшимся увлеченно и страстно. Девушки не обратили на него внимания, увлеченные процессом, и Дин немного постоял рядом, с удовольствием наблюдая за происходящим. Девочки были что надо: брюнетка и рыжая, стройные, раскрепощенные — ночь с ними должна была стать самым ярким воспоминанием за всю его жизнь. Поэтому, уверенный в своей привлекательности и предстоящем тройничке, он приобнял их обеих и не остановился, даже схлопотав очень недовольный взгляд брюнетки, которая вынужденно отстранилась от рыжей. — Какие-то проблемы? — расплылся в улыбке Дин и огладил ягодицы девушек, не забыв их ущипнуть. Судя по времени, вечеринка шла уже давно, и они должны были достичь нужной кондиции, чтобы тут же отправиться наверх. Поэтому, готовый именно к такому, Дин совсем не ожидал, что его схватят за горло. — Это у тебя, дружок, проблемы, — прошипела брюнетка. — Ты руки-то убери, не лапай, что не твое, — мягко сказала она, и Дин поспешно отпустил рыжую, за которую вначале рефлекторно схватился покрепче. — Вот так-то лучше, — брюнетка разжала пальцы и похлопала его по щеке. — Иди с миром. Девушки обняли друг друга за талии и двинулись было прочь, но Дин не собирался так просто их отпускать. — Какого черта? — возмущенно воскликнул он. — Вы типа вместе, что ли? — Типа да, — ответила рыжая, пытаясь перекричать музыку, заигравшую вдруг очень громко. — Типа для тебя это проблема? — Да почему, — Дин пожал плечами, переваривая услышанное. — По-моему, это очень горячо, — ухмыльнулся он, и рыжая закатила глаза. Брюнетка опасно прищурилась, но Дин не обратил на нее никакого внимания, не сводя взгляда с рыжей — высокой сексуальной девушки с размазанной по лицу алой помадой. Ух, как ему нравилась эта картинка. Он облизнулся и, откашлявшись, подмигнул: — Как насчет тройничка? Я вам быстро докажу, что такое настоящий мужской член, — и замер, довольный сказанным. Брюнетка приподняла брови, демонстрируя нарочитое изумление, и выразительно переглянулась с рыжей: — Ты слышала, Эбби?.. Настоящий мужской член! — и покачала головой, будто не веря в предложенное счастье. Эбби подхватила ее настроение: — Обалдеть! Настоящий! Мужской! — Подумать только! Настоящий, Эбби! — Эй, — улыбка Дина померкла. Он понял, что что-то не так, но суть издевки не просекал, и потому молча таращился на перекидывающихся репликами девушек. — Что такое?.. — А то, — сменила вдруг тон брюнетка, — что нам на хрен не сдался твой сраный настоящий мужской член. Нам вполне хватает вот этого, — она подняла руку и пошевелила пальцами, — или игрушек, если уж так приспичит. Поэтому засунь свой сморчок себе в задницу и скройся с глаз моих. — Да охренеть, — выдохнул Дин, изумленно пялясь на лесбиянок. Те обнимались у него на глазах и выглядели так доступно, что пальцы просто чесались к ним прикоснуться, и неприятно было осознавать, что не всегда то, что хочется, позволено. Эти девушки довольно резко его обламывали, и Дин не знал, то ли заржать, то ли оскорбиться таким грубым отказом. Да и сложно было поверить, что девчонки отказались от секса с ним. Раньше ему всегда везло. — Да вот и я хренею, — неожиданно брюнетка оказалась близко и, приподнявшись на цыпочках, потянулась к уху Дина. Дин рефлекторно согнул колени, чтобы ей было проще, и успел уже подумать, что та сейчас его поцелует, что все это просто тупой развод, взяли на слабо и все такое. Но вместо ожидаемого поцелуя девушка неприятно усмехнулась прямо в ухо и с торжеством прошептала: — Обидненько, красавчик? Затем она несильно, но довольно грубо толкнула его к стене и, развернувшись, взяла Эбби за руку, чтобы через мгновение затеряться в пьяной толпе. Дин еще с минуту пялился в веселящийся народ, понимая, что у него не осталось никакого интереса слоняться по этому дому студенческого общества, что весь запал потрахаться испарился вместе с этими двумя лесбиянками. Он никогда еще не был так уязвлен какими-то девчонками. Девчонками, которые предпочли не его, а друг друга. Да быть такого не могло. Дин встрепенулся, отклеился от стены — его шатнуло, он случайно задел плечом какую-то картину в тяжелой раме — и нетрезво направился к лестнице наверх, чтобы... Ну, чтобы попытать счастья там. Какого-нибудь. Оставалось надеяться, что в спальнях не будет никаких лесбиянок, а то еще одного такого облома хрупкое самомнение Дина не выдержит. Оказавшись на втором этаже, Дин первым делом схватился за стену, потому что пол неожиданно чуть не бросился ему навстречу, а только потом уже осмотрелся, удивившись, насколько тут было тише. Ну, этаж как этаж: восемь спален, в конце коридора — ванная, которая сейчас была кем-то занята (оттуда доносились вполне понятные звуки, связанные с перебором алкоголя), по стенам развешаны плакаты, дипломы, сертификаты, и все это было красиво оформлено в рамочки с золотой полосой по краю. Откуда-то доносился знакомый терпко-сладковатый запах, и Дин, навострившись, неожиданно приобрел четкость шага и медленно двинулся по коридору, принюхиваясь к исходящим из комнат запахам. Долго идти не пришлось: травкой несло из второй спальни. Дин, ухмыльнувшись, толкнул дверь, подивившись, что та открылась без проблем, и ввалился в комнату, готовый увидеть компанию, раскуривавшую косячок. Компании не было. Был только один человек, забравшийся с ногами в кресло у окна, растрепанный, в расстегнутой рубашке, черных брюках и босиком. Его бледная грудь высвечивалась в приглушенном свете люстры, когда парень медленно поднимал руку и глубоко затягивался, удерживая дым в легких. — Привет, — сказал он, не повернув головы, и Дин не нашелся, что сказать. Вместо ответа он обернулся и зачем-то закрыл за собой дверь, задвинув щеколду. — Да не парься, никому дела нет. — Это твоя комната? — осмотревшись, Дин заметил черные ботинки, валяющиеся на границе между паркетом и серо-голубым однотонным ковром, большую кровать, застеленную серым покрывалом, и успел удивиться: давно ли студенческие общества стали позволять себе такие интерьеры? — ..Нет, — после паузы ответил парень, перебив мысли Дина. — Это комната Майка, — медленно добавил он, тщательно выговаривая слова. — Это не мой клуб, я не состою ни в каких братствах. Я сам по себе. — О, — отреагировал Дин. — Понятно. А почему ты тут один? — стараясь говорить так же медленно, спросил он, и получил в ответ веселый взгляд. — Тебе необязательно так говорить, это у меня язык заплетается, — ухмыльнулся парень. — Трава хорошая. Хочешь? — он поднял руку и, взглянув на косяк, скривился: — Черт, потух. Одну секунду, — он щелкнул зажигалкой и умело затянулся, раскуривая. Дин как завороженный смотрел за тем, как втянулись его щеки, как губы сложились в аккуратную «о» вокруг косяка, как парень прикрыл глаза, глотая дым. — Так будешь? — Буду, — кивнул Дин, очнувшись. Парень протянул руку и осторожно передал косяк. Дин так же осторожно взял его, зажав между пальцев, и поднес ко рту. На бумаге поблескивала слюна, но Дин не побрезговал и смело затянулся, чувствуя, как дым обжигает изнутри, как падает ватой внутрь, в самый желудок, и поднимается обратно. — Держи в себе, — скомандовал парень, а Дин едва не огрызнулся, мол, сам знаю, не в первый раз. Парень все равно хмыкнул, прочтя реакцию по лицу, и смерил его все таким же веселым взглядом. Глаза его блестели, белок покраснел от капилляров, зрачок немного расширился, и вообще парень был таким расслабленным, что Дин захотел сразу же затянуться еще раз, чтобы дойти до такой же стадии. Но тот не позволил, отняв косяк. Дин возмущенно на него посмотрел и выпустил дым. Тот взвился туманным рисунком рад головой, рассеиваясь в комнате и оседая терпко-сладким запахом на рецепторах. — Хорошая трава, — повторил парень и взял косяк в рот. Дин ревностно проследил за тем, сколько сгорает от затяжки, прикидывая, сколько раз достанется ему, и стал ждать своей очереди. — А ты... Ты кто вообще? — Человек, — прикрыв глаза, с улыбкой произнес парень, передавая ему траву. — Предполагаю, что и ты тоже. — Да, — согласился Дин, чувствуя, как по телу побежали мурашки, и снова затянулся. Еще было не совсем то, но буквально пара минут — и должно доставить. — Я Дин. — Кас, — поморщив нос, ответил парень. — Часто покуриваешь? — Не, — помотал головой Дин. — Редко. — Тогда можешь не догнаться, — посочувствовал Кас. — Не, — повторил Дин и глупо ухмыльнулся. — Уже пошло. — О, — улыбнулся Кас и расслабился, откинувшись на спинку кресла и запрокинув голову. — Тогда наслаждайся. Дин скинул с ног кроссовки, стянул носки, пожелав оказаться босиком, заодно стянул с себя рубашку, оставшись в одной черной футболке, и уселся на пол. Кас этого всего не видел — развалившись в кресле, он что-то мурлыкал себе под нос. Дин знал, что тот ловил вертолеты — у него самого уже кружилась голова. Уставившись на незамысловатый рисунок серых обоев, Дин не хотел отводить от него взгляд: он тащился от того, как занятно двигался узор. Вдруг от пришедшей в голову мысли он расхохотался так громко, что Кас прервал свое мурчание и с любопытством и немного рассеянно посмотрел на него. — Я просто... — посмеиваясь, попытался сказать Дин, — просто вспомнил... Знаешь, эту хрень про «курю траву и смотрю ковер»... — А, — со знанием дела кивнул Кас, ограничившись только этим, и вдруг, чуть сощурившись, так на него посмотрел, смерив внимательным взглядом с головы до ног, что Дин перестал смеяться. Ему стало немного не по себе, а по телу, наоборот, побежали странные мурашки не то возбуждения, не то предвкушения, не то какого-то необычного страха. Кас уже отвернулся, а Дин все продолжал пялиться на его висок с торчащими в разные стороны черными прядками. — Э-э-э... — протянул Дин, не зная, что именно хотел сказать. Кас сидел как ни в чем не бывало и таращился в окно, на проходивших мимо дома студентов, на фонари, на летающих вокруг огней мотыльков. Дин проследил за его взглядом и тоже как приклеился к спиралям, по которым летали бабочки. Он даже привстал, прополз на коленях к окну и вжался носом в стекло, не замечая, как что-то впивается в ногу, как головы касается чужая рука. Только от прикосновений по телу россыпью бежали мурашки, словно круги по воде от брошенного камня, и Дин то дышал, то задыхался, когда рука пропадала и возвращалась. — Ты что делаешь, — прошептал Дин, и голос у него пропал. Остался только шум в голове и круги перед глазами, и казалось, что, куда бы он ни посмотрел, картинка собирается полностью только миг спустя. Дин водил глазами по комнате, перепрыгивая с объекта на объект, а Кас стоял позади него на коленях и целовал его шею. — Ты что делаешь, Кас, — по-прежнему, не спрашивая, спрашивал Дин, проглатывая вздохи и цепляясь пальцами за обивку кресла, сиденье которого неожиданно упиралось ему в живот. Кас терся о него стояком, и Дин тек как сучка, пугаясь реакций своего доселе полностью гетеросексуального организма и безумно желая удовлетворить любопытство. А может, вдруг подумал Дин, не такого уж и гетеросексуального — стоило вспомнить хотя бы Саймона из школы и их разовое обжимание после тренировки в душевой, когда все ушли. Дин умудрился закопать в себе это воспоминание надолго, практически навсегда, но вот сейчас падать обратно в прошлое оказалось и страшно, и сладко. Кас толкался в него вот так, через джинсу, и Дин весь сжимался, напрягаясь, и сдавливал в пальцах пальцы на собственном животе. Кас держал его крепко, и Дин, желая вырваться, оставался на месте. Он знал, что сможет вырваться, но не вырывался, изображая принуждение, и в этом тоже было что-то такое, приятно-запретное, чего делать не стоило, но очень хотелось. Кас хватал губами кромку его уха, дышал прямо в раковину, прикусывая мочку, выпуская ее изо рта. Холодный воздух тут же бил по нервным окончаниям, и Дин дергался, когда Кас толкался в него резче, а Кас все толкался и толкался, все вжимался в него и вжимался, не давая и сдвинуться с места. Дин уткнулся носом в скрещенные на сиденье руки, дыша часто и неглубоко. Кас, гладя его под футболкой и впервые касаясь кожи, навалился сверху, вжавшись лицом в загривок и то целуя, то покусывая шею сразу под волосами. Дин, дрожа от бегущих по коже мурашек, закрыл глаза, не желая растрачивать внимание на что-то еще кроме происходящего. Кас дышал в него, его горячее дыхание разливалось по коже, сбегало по груди и позвоночнику — вниз, в самое нутро, и Дина закручивало всего, он задыхался и очень хотел выплыть. Его тянуло на дно и одновременно — наверх, его кружило, как того мотылька над светом, и Кас руководил им, направляя в нужную сторону. Дин кончил, так ни разу к себе не прикоснувшись. * * * Тогда, два с лишним года назад, Дин проснулся в серой комнате первым. На одной с ним кровати, на соседней подушке лежал человек, которого он поначалу не узнал, а узнав — выскочил из-под одеяла как ошпаренный. В воздухе все еще витал сладковатый запах травки, на полу возле кресла у окна темнел раздавленный и втертый в ворс ковра пепел, на улице солнце залило светом лужайку, и нужно было бежать, пока кто-нибудь сюда не зашел и не увидел... И не решил... И не рассказал. Дин наскоро оделся, вылетел из комнаты, притормозив только у самой лестницы, и обернулся на дверь в нерешительности. Затем уперто мотнул головой, отрезая все возможные варианты, и, вычеркнув произошедшее ночью, спустился на первый этаж и, не подавая виду, спокойно вышел из дома. Впрочем, подавать вид было не перед кем: все, кто еще оставался в доме, спали пьяным сном и заметить его не могли. Покидая дом братства, Дин то и дело возвращался к оставленному в той спальне человеку. Он был уверен, что с Касом ничего не случится, что он не будет переживать и париться из-за секса и сбежавшего Дина. Он был уверен, что тот проводит таким образом время далеко не впервые, и Дин — не первый человек, с которым тот переспал под травой и с легкостью заправского... Дин не смог найти правильное слово. Так и крутилось грубое «ебаря», но не хотелось его применять в адрес Каса, как и не хотелось, чтобы такое слово имело отношение к нему, Дину. В конце концов, никто никого не выебал, а просто... Потом, после оргазма у кресла, была минутка затишья, а после они перебрались на постель, как он помнил, и качественно отдрочили друг другу, и дальше Кас даже взял у него в рот, и Дин тогда чуть с ума не съехал, кончив Касу на язык, наверное, собственным мозгом. И на этом — все, никаких членов в задницах, ничего такого. Дин не собирался сомневаться в собственной ориентации — он считал себя натуралом, и это доказывали его многочисленные связи с девушками. И лучше ему было оставаться натуралом — хотя при чем тут «оставаться», если Дин изначально и железно был именно им — потому что его друзья вряд ли бы поняли, если бы он неожиданно начал менять цвет. Так что проблема вырисовывалась одна-единственная: не дай бог Кас кому-нибудь расскажет о том, что произошло. Дин со своей стороны болтать не собирался — и не проболтался бы под страхом кастрации, потому что упасть в глазах друзей — а там и до семьи дойдет — Дин не желал. И мог сделать для этого что угодно. Каса нужно было заставить молчать, но для этого требовалось встретиться еще раз. Пока что Дин к этому не был готов. Какие вообще могли возникнуть подозрения в ориентации? Дин знал, что под травой у него срывает крышу, и он готов трахнуть первую девушку, что попадется ему на пути и будет согласна. И физиология это просто физиология: какая разница, какой рукой дрочить, в какой рот засовывать член, если рука — это рука, а рот — это рот? Для того, чтобы спать с парнем, совсем не нужно быть геем, достаточно просто любить секс и интересные ощущения, а чужой член — это очень интересные ощущения. Свой он знал наизусть — где надавить, где ослабить хватку, где — добавить силы — а с чужим... Ох, черт, об этом лучше было не думать. В общем, спасибо, Кас, все было круто. И все оставалось круто вплоть до того момента, пока они снова не столкнулись. Дин к тому времени уже успел знатно себя накрутить и сдуться, заметив, что никто не показывает на него пальцем, а друзья по-прежнему здороваются за руку и хлопают по спине при встрече. Поэтому лето и сентябрь спустя, на очередной вечеринке, расслабившийся и не ожидавший подвоха Дин поперхнулся пуншем, заметив на диване среди девчонок взъерошенного Каса. Тот тоже его заметил, и... И наутро Дин снова проснулся с ним. И на следующей вечеринке — тоже. А потом Дин снял квартиру. * * * Квартира была проплачена еще на три месяца, до июля, но Дин долго не решался там появиться. Иногда в голову приходило, что, ну, можно было бы сунуться туда, подышать жарким воздухом, посмотреть, как пыль крутится в солнечных лучах. Но всегда были причины этого не делать — то друзья снова позовут, то Лиза придет, то спать захочется. Да и, думал Дин, смысл там находиться, если все кончено? Правда, одним субботним утром он не выдержал. Подорвался с кровати, как ужаленный, в пятом часу утра, и так и не смог вырубиться снова, проворочался до половины и окончательно проснулся. Лизы рядом не было, и слава Богу, а то от ее постоянного присутствия у Дина уже грозились начаться колики. Она больше не казалась ему такой уж и идеальной. Даже если поначалу он и искал в ней свое успокоение, даже если Лиза и помогала ему, оставаясь рядом, в какой-то момент ее стало слишком много, и Дин не выдержал — соврал, что у него очень много дел, что нужно пару дней позаниматься ими. Лиза не показала виду, что ее это как-то задело — а даже если бы и показала, то это ничего бы не изменило, ведь у самого Дина проблемы все росли и росли, чтобы переживать за нежные чувства девушки. Поэтому, проснувшись субботним утром, Дин со стоном спустил ноги с кровати, попав пяткой на косточку от персика, которую накануне не донес до мусорного ведра. Выругался, зажмурившись, и осторожно надел на себя несвежие джинсы и мятую футболку. Одежда всю ночь провалялась на полу и вид имела соответствующий. Но Дин не парился из-за этого, он был похож зомби, на автомате совершая привычные действия. Он просто оделся, просто выгребся из комнаты, захлопнув дверь, и просто пошел по коридору к лестнице, даже не думая, что в пять часов утра его могут банально не выпустить из общежития. Ему надо было идти. Вот надо было, и все, и он шел, ведомый непонятными чувствами, по знакомому пути, где не проходил уже больше месяца после последней их с Касом встречи. Отмечал краем глаза знакомые маячки: вот пожарный гидрант, вот библиотека на выходе из кампуса, вот вывеска круглосуточной аптеки, где Дин пару раз рискнул купить анальные резинки и смазку. Потом он выбрал другую аптеку, а потом и вовсе решил периодически их менять, чтобы не примелькаться продавцам. Вот, зацепил Дин взглядом, небольшой кинотеатр, о показах в котором ему иногда рассказывал Кас. У Дина тогда разок мелькнула мысль, что тот, может, ждет приглашения в кино, но это было так бредово, что он просто заржал, даже не озвучив причины. Кас не обиделся. Кас вообще не обижался, ни на что не обижался, пользуясь Дином и его членом и получая удовольствие. Дин остановился у подъезда, почувствовав, как вокруг него будто образовался вакуум. В горле сперло, дышать стало трудно, а все звуки пропали, скрывшись за оглушительным сердцебиением. Наконец он поднес руку к двери и прижал ключ к домофону. Замок пискнул, а Дин чуть не выронил ключи, вваливаясь в подъезд бесполезным кулем и чуть не падая на холодный шершавый пол. Дверь еще не закрылась, и он успел бросить быстрый опасливый взгляд, боясь, что за ним следили, что его узнали. Что его маленькая грязная тайна уже раскрыта. Магнитный замок снова запищал, закрываясь, и Дин, оказавшись в приглушенном холодном свете единственной лампы, вмонтированной в потолок, почувствовал облегчение. Его тут же начало колотить, и он вскочил на ноги, готовый преодолеть шесть пролетов лестницы. Открыв дверь в квартиру, Дин застыл в прихожей, прислушиваясь. Было тихо; парой этажей ниже кто-то грохотал посудой, готовя завтрак, и Дин поспешно закрылся. Вдохнул тяжелый спертый воздух, пыльный воздух, и шагнул в сторону комнаты. Ноги подгибались, но он старался держать лицо хотя бы перед собой. На миг закрыл глаза, переступая порог, — по-глупому боялся увидеть голого Каса, себя рядом с ним, их прикосновения — и, как в холодную воду, шагнул внутрь, распахивая веки. И ничего. Тусклый утренний свет — солнце только готовилось ослепить комнату яркими лучами — серые стены, серая постель. Кровать с тех пор не заправлена — так и осталась развороченной, с перекрученными простынями после ночи и скорых сборов на учебу утром. Дин же не думал тогда, что они так надолго расстанутся. Если бы знал — заправил бы все идеально, уголок к уголку. А так... Дин сглотнул, чувствуя отвращение к этому серому белью, этим комкам ткани на постели, этой... комнате. Развернулся рывком и прошел на кухню, чтобы хотя бы воды попить перед тем, как вернуться в кампус. На столе валялись пакетики из-под кексов и стояли две бутылки пива. Те, старые, месячной давности. Дин дернулся, увидев их, а потом подошел и очистил стол, решив все лишнее выкинуть. Ключи, висевшие на указательном пальце, звякнули, когда он взял бутылки в руки, и Дин едва не вздрогнул. Ему нужно было уйти отсюда, потому что еще немного — и он точно свихнется. Ему казалось, что сюда вот-вот нагрянет Кас и припрет его к стене, или, что еще хуже, он вдруг упадет в кроличью нору и увидит себя, прижимающего Каса к постели, трахающего его, стонущего глубоко и низко. Дин постарался пулей проскочить мимо комнаты, но затормозил у самого выхода из квартиры, так и не сумев решительно свалить из нее. Постоял пару секунд, не понимая, что же его держит, а потом свалил мусор на пол около входной двери и вернулся в комнату, чтобы заправить кровать. О том, что он оставил бутылки в прихожей, Дин вспомнил только на улице, но возвращаться не стал. * * * Убийство подростка в начале мая прогрохотало по всей стране, как пушечная канонада. СМИ обсасывали эту новость со всех сторон в начале каждого новостного выпуска, и Дину казалось, что им не будет конца. Но зато это помогло отвлечься от собственных проблем и поднять голову над водой, чтобы осмотреться, куда же его успело отнести течением. Ничего хорошего не выявилось, но зато Дин вспомнил, что он в мире не один, что существуют другие люди с их трудностями, и можно хотя бы иногда обращать на них внимание. Лиза вечерами просматривала новостные сайты, и неделю спустя это уже стало Дина порядком подбешивать, потому что от этого убийства было никуда не скрыться. Не то чтобы ему было не жаль пацана — конечно, жаль, но всеобщий ажиотаж начинал пугать. В Америке происходила сотня убийств каждый день, но мусолили только это, только гибель Джеймса Уотсона, ученика выпускного класса старшей школы в маленьком городке Сноуфилд. Дин видел его фотки — все видели: показывали по телеку; а по запросу в гугле вылетал сразу полтинник картинок с фейсбука — обычный парень лет семнадцати-восемнадцати, самое время поступить в университет и забыть школу, как страшный сон. Джеймс улыбался с фоток, солнце играло в светлых волосах на той, где он был на пляже в темно-синих с белым орнаментом шортах. И, глядя на парня, Дину казалось, что будет что-то еще. Что-то должно было вылезти, как левиафан со дна, какая-то грязь — Дин чувствовал всем своим нутром, что скоро закричит вся Америка. Закричит еще громче, чем уже кричала. И он почти не удивился, когда однажды в прайм-тайм диктор торжественно сообщила, что убийство было совершено на почве гомофобии. И Дин ощутил, как внутри него все перевернулось, как закрутилось в крепкий узел, хотя чего-то такого он и ждал. Джеймс Уотсон был геем. Ему было восемнадцать лет, у него случился сексуальный опыт с одним из одноклассников, которому он отсосал на вечеринке — чертовы вечеринки — и который после этого разнес информацию о Джеймсе по всей школе. Не выдержав напряжения и травли, Джеймс перестал посещать занятия накануне выпускных экзаменов и практически обеспечил себе волчий билет во все колледжи. Он не выбирался из дома три недели, пока однажды тот же одноклассник не позвонил ему и не уговорил встретиться, аргументируя это тем, что хочет извиниться. Джеймс не хотел видеть его у себя дома и поэтому согласился увидеться вечером на стоянке у супермаркета. Одноклассник посадил его к себе в машину и вывез за город — обыск машины показал следы борьбы и крови. Джеймс не сдавался до последнего, но старый заброшенный лагерь не пустовал — их поджидала компания того самого одноклассника, обколотая, нетрезвая и очень разъяренная. После избиения и группового изнасилования Джеймс не выжил. Родители парня были большим шишками в Сноуфилде, и потому подняли всех, кого только смогли, уже на следующий день, как Джеймс не вернулся домой. Преступники попытались закопать тело, но было оставлено столько следов, что полицейская собака влегкую нашла его по запаху. Родители не хотели обнародовать подробности, но изменили свое решение после обращения к ним представителей ЛГБТ. Собственно, это все, что стало известно Штатам. И этого оказалось достаточно для того, чтобы на улицы вышло полстраны с демонстрациями. Происходили нападения на полицию, активизировались группировки и началось яростное противостояние ЛГБТ-среды и консервативной гомофобной Америки. Дин закрывал на происходящее глаза, открещиваясь необходимостью работать над дипломом, но даже он начал понимать, что это оправдание больше не прокатывает. В таком диком темпе незаметно наступил июнь, и до окончания университета осталось чуть меньше месяца. Дин считал дни в ожидании этой красной даты, и все мало-мальские события оставались в его памяти яркими вспышками, границы просто стерлись: бац! — и вот они с Лизой и парнями сидят в баре и потягивают пиво, а на экране над стойкой в кои-то веки не сюжет про убийство подростка, а музыкальный клип. Бац! — и вот он разговаривает с руководителем, который с любопытством просматривает распечатанные страницы и небрежным взмахом ручки отмечает места, которые нужно подкорректировать. Бац! — и вот ему кажется, что он увидел Мэг, которая, заметив его, отвернулась и быстро пошла прочь, растворяясь в толпе студентов в холле университета. Бац! — и он смотрит на календарь, понимая, что они с Касом не виделись больше двух месяцев, и осознать это оказывается неожиданно болезненно. Бац! Бац! Бац!.. И наконец бац! — и убийц Джеймса Уотсона приговаривают к пожизненному. * * * Руди распинался больше всех. В комнате Лизы, обложившись пустыми банками с пивом и упаковками от снэков, Руди яростно жестикулировал, доказывая свою правоту, и расплескивал алкоголь по диванчику, на котором восседал, единственный и неповторимый. Дин, расположившись на полу рядом с Лизой, вытянул и скрестил ноги, лениво потягивая пиво, и не особо приязненно наблюдая за оживленной дискуссией. Люк тоже был здесь, сидел чуть в стороне и обнимал Анну — Дин не переставал удивляться этой неожиданной паре. Руби, недавно расставшаяся со своим парнем, тем самым, которого приводила показать на ту вечеринку, сознательно заливалась виски с колой и участвовать в разговоре упорно отказывалась. Еще здесь была Мэг, но она не обращала на Дина никакого внимания, и Дин тоже на нее не смотрел. Он бы не хотел ее здесь видеть, но не ему указывать, с кем общаться Лизе. В конце концов, Мэг была ее подругой, а Дин сделал все, что сумел, намекая, что им не следует больше встречаться. Поначалу поддавшись, теперь Лиза понимать намеки отказывалась и в последнее время частенько приглашала Мэг на посиделки, не желая гулять с подругой где-то на стороне. Дину оставалось терпеть. — Да какого черта вообще, — возмущенно воскликнул Руди, сбив Дина с мысли, — какого черта их посадили? Да еще так быстро! Без суда и следствия!.. — Что ты несешь, — одернул его Майкл, — такие дела всегда заканчиваются быстро. Иначе это может привести к беспорядкам в стране. Хотя упс, — он ухмыльнулся, — уже привело. — Да просто... Да просто блядь, — выругался Руди, запуская пятерню в немытые волосы. Дин поморщился, но ничего не сказал, не желая особых контактов с этим человеком. Ну, и вообще не желая особых контактов. — Теперь эти пидоры щастают со своими плакатами, хотят что-то доказать... Дебилы сраные. Жопы бы свои подтерли своими плакатиками, пидорасня чертова! — Угу, — подхватил Люк. — Сидели себе спокойно в своих квартирках, не выебывались, и все было нормально. Так нет же, приспичило высунуться. Теперь все Штаты на ушах стоят, куда ни сунься — везде эта херня с «не допустим безнаказанности!», «нет гомофобии!» и прочая дрянь. Гомофобии, ха. Кому она нужна, эта гомофобия. — Гомофобия, — вмешалась вдруг Анна, дернув себя за яркую прядь, — это отторжение геев обществом. — И правильно, — с нажимом произнес Руди и скривился: — Не принимать же этих уродов? Нормально — это когда парень с девкой, а парень с парнем это неправильно. А все неправильное нужно или исправлять, или искоренять. — Мне кажется, ты слишком категоричен, — сказала вдруг Лиза, нахмурившись. — Да с хрена ли, — фыркнул Руди. — Мы же так вымрем, если все вокруг станут пидорасами, а кому это надо? Мне — не надо. Мне надо, чтобы у меня была жена и дети, чтобы у моих друзей были жены и дети, чтобы мы все был нормальными. Мне надо знать, что не будет войны, что моя жопа в безопасности. Во всех смыслах, — он мерзко хихикнул, и Дин отвернулся, боясь, что на лице слишком очевидно читается отвращение. — А эти — они же больные, у них на бабу не встанет. Как это может быть, что на сиськи может не встать? Больные уроды. Дин заиграл желваками, прикидывая, сколько раз он все это слышал за последние месяцы. По самым смелым прикидкам получалось, что никак не меньше сотни — каждые, каждые гребаные тусовки заканчивались разговором именно об этом. И порой Дину становилось жутко, что было бы, если бы в их компании оказался кто-то несогласный, — драка? Как минимум драка. — Мне не надо, чтобы мой друг совал член в жопу парня, Лиз, — вдруг вкрадчиво произнес Руди, подавшись вперед, и Дин застыл. Его тело будто окаменело на несколько секунд, а потом его так же резко отпустило, и он облегченно перевел дух, осторожно оглядывая комнату и присутствующих. Когда его взгляд дошел до Мэг, Дин вздрогнул, потому что девушка смотрела прямо на него. Дин скривился, демонстрируя презрение, — хотя сам не знал, за что бы мог презирать Мэг, — и снова взглянул на вещающего Руди. Тот не унимался: — Мне надо, чтобы пидорасов не было. Чтобы они хотя бы не высовывались и не отсвечивали, а лучше — сдохли. На этой ноте в комнате наступила тишина. И вдруг раздались редкие, издевательские аплодисменты, и Дин мог даже не оглядываться — он знал, кто именно аплодировал. — Браво, — страстно сказала Мэг. — Браво, Руди, продолжай! Расскажи еще что-нибудь, ведь нам так надо знать, как сильно ты можешь ненавидеть без суда и следствия, — она изобразила отчаянное любопытство и вся подалась вперед, стараясь казаться безумно увлеченной. Дин почувствовал себя неловко и глупо, как будто это он сейчас ждал ответа от Руди, а не Мэг. — Без суда и... — недоуменно повторил Руди и осекся, в бешенстве округлив глаза: — Это я-то, — без суда и следствия? Ты больная? — Ну а что они тебе сделали? — спокойно спросила Мэг, поднимая на него прямой открытый взгляд. — Вот конкретно тебе что они сделали? — Еще бы они мне что-то сделали, — выдавил Руди. — Я бы тогда лично каждого сжег и в пепел потом нассал бы! — Я в тебе не сомневаюсь, — криво улыбнулась Мэг. — Но все-таки попробуй мне объяснить, почему ты их так ненавидишь? Есть, за что? Гей изнасиловал твою бабушку, а потом любимую собачку? Прокрался ночью в дом и напал на беззащитную старушку!.. Так, да? — Мэг ослепительно улыбнулась, но Дин видел, что искренностью в той улыбке и не пахло. Хуже всего было то, что Дин знал: эти вопросы предназначались не Руди. То, что она не смотрела на Дина, не значило, что она не могла с ним разговаривать. — Да если бы... — Ты бы сжег и нассал, да-да — небрежно бросила Мэг. — Поразительное постоянство. А вы? Вы, остальные? Майкл, Люк, Анна, Руби, Лиза? Вам что сделали геи, что вы все это допускаете? Почему вы не обсуждаете убийство детей? Вот так же — сжег бы, обоссал бы, заблевал бы? Потому что дети — святые, невинные, прекрасные? Если так, то геи-то чем виноватые? — Что с мужиками ебутся, — сказал Люк. — Так не с тобой же, — резко оборвала его Мэг. — Или мы что-то о тебе не знаем? Дин почувствовал, как у него запылали щеки. — Люки, у тебя есть маленькая грязная тайна?.. — почти игриво спросила Мэг, а потом рассмеялась. — Да расслабь булочки, а то напрягся так, будто коварный вражеский хуй уже собирается пронзить тебя насквозь. С тыла. — Мэг, не могла бы ты уйти? — вдруг попросила Анна. — Нам неприятно то, что ты говоришь. — Неприятно? Всем и каждому? Дин, и тебе тоже? — Мне все равно, — пожала плечами Лиза, отвечая вместо Дина. — Это моя комната, я тебя из нее не выгоняю. И к геям я отношусь нейтрально, это не мое дело, кто с кем спит. — Но лучше бы они делали это втайне, — понимающе прошептала Мэг и кивнула. — Лучше бы они не выпячивали свою ориентацию, — сказала Лиза. — Мне на них наплевать, но... — О, черт возьми, — воскликнула Мэг. — Ты такая же, как они. — Какая? — Гомофоб. Только не агрессивный, как этот придурок, а пассивный, но тоже не принимающий их инаковость. Только знаете что, ребятки, — вдруг понизила голос Мэг, — вам просто повезло родиться натуралами. Ты, Руди, мог родиться гермафродитом и получать пинки с самого рождения от собственных родителей, если бы они вообще не сдали тебя в детдом. Ты, Анна, могла бы родиться лесбиянкой и всю жизнь получать за то, что тебе не нужен член, а родители требуют выйти замуж, потому что лесбиянки — это несерьезно, лесбиянку можно перевоспитать. А ты, Люк — или ты, Майкл, — мог бы родиться транссексуалом и всю жизнь ненавидеть себя и свое тело за то, что оно не того пола. А ты, Дин, мог бы родиться геем, и пытаться это отрицать, подавлять в себе свою натуру, думать, что это можно вылечить или хотя бы игнорировать, но — нет, Дин, это нельзя игнорировать и от этого не убежать, — она отвернулась, а Дин боялся поднять глаза, уверенный, что все догадались, что она имела в виду. — И помимо всего этого вас бы травили и хотели бы сжечь только за то, что вы существуете, что вы хоть как-то отличаетесь. Поэтому какого черта вы считаете, что лучше геев, если даже понятия не имеете, кто они такие и через что им приходится проходить?.. Идите вы к черту, слышите? Идите вы к черту. Мэг решительно ушла, хлопнув дверью, и Руби, словно бы проснувшаяся, усмехнулась: — Во дает... Делать ей больше нечего. — Да они больная на голову! — закричал Руди. — Если бы я родился гермафродитом! Да ей въебать надо за такое! — Если бы я был транссексуалом, — хмыкнул Люк. — Тогда я был бы не собой. Я мог бы повеситься, чтобы не жить таким уродом. Я бы повесился, скорее всего. Это проще и уважительно по отношению к остальному нормальному миру — зачем им мучиться со мной, таким ненормальным? — Пиздец, короче. Сама не понимает, что несет, дура хренова, — буркнул Руди и присосался к банке с пивом. Сделав пару глотков, он отставил руку с бутылкой. — Так бы догнал и влепил... Идиотка. — Да уж, — невразумительно пробормотал Дин, не до конца понимая, как себя чувствует в связи с прозвучавшей тирадой Мэг. В чем-то она, наверное, могла быть права, но слышать о себе такое было очень неприятно. Хотя... Лиза, прижимавшаяся к его плечу своим, вдруг напряглась и немного отодвинулась. — Ты чего? — Жарко, — скупо улыбнулась она. Это было неправдой, но Дина самого бросило в жар, когда все это произошло. Но с ним-то все ясно: он подозревал в себе то, что затронула Мэг, и потому дергался о любого подозрения на сочетание слов «Дин» и «гей» в одном предложении. — А вообще, какого хера я гомофоб? — все еще пытался разобраться Руди. — Что мне надо? Мне надо, чтобы их не было видно. Разве я хожу, отстреливаю их? Нет, сижу, спокойно пью пиво. С друзьями, между прочим. Тоже мне, гомофоба нашла. Вот если бы я ходил и истреблял их, то да, гомофоб. А так-то что?.. Пусть живут себе в своих норах, лишь бы мне не мешали и на публике не появлялись лишний раз. Чтобы я не знал, что они до сих пор существуют, — со смешком сказал он, а Дина затошнило. Может быть, Мэг все-таки была в чем-то права?.. — Когда я избил того парня, — вдруг сказал он неожиданно даже для себя, и внезапно почувствовал, что гора сдвинулась с плеч. Замер на секунду, прислушиваясь к этому чувству, и, заинтересованный, продолжил: — Ты говорил обратное. Руди уставился на него нетрезвым взглядом и расплылся в пьяной улыбке. С уголка губ на челюсть упала капелька слюны и потекла вниз, к подбородку. Дин отвернулся, потому что не хотел на него смотреть и потому что боялся. — Ты говорил, что нам нужно пойти и избить остальных геев. Познакомить их с асфальтом, так, кажется, ты говорил. — Что?.. — Ты говорил так, Руди. Мы пили пиво, вы хвалили меня, поздравляли с дракой и предлагали пойти и найти остальных, чтобы и им неповадно было. Чтобы боялись. Скажешь, не было? — Ну, было, и? — Руди явно не понимал, к чему клонит Дин. Дин и сам не понимал, к чему клонит, но радовался тому, что решился открыть рот. Потому что, оказывается, его друзья не такие уж и эталонные, не такие уж и правильные. — Ну так какого ж хрена ты сейчас говоришь, что не гомофоб? — Я не понял, Дин, тебе-то что не так? Какого хера ты вот щас влезаешь в это все? — Люк как проснулся — куда только делась рассеянность. Взгляд встал острым, цепким, и Дин скривил губы, вспоминая, что раньше так Люц смотрел на кого угодно, но не на него. — Да справедливости захотелось, Люц, — в тон ему ответил Дин. — Вот сидел-сидел жопой на полу и подумал, типа, а какого такого хрена Руди в белое влез и оправдывает себя перед нами? Пусть уж признается, что он и есть хренов гомофоб, который не может смириться с геями. — Нахуй мне мириться с геями? — грубо отреагировал Руди, вскакивая с дивана и нависая над Дином. — Тот пацан, которого убили, а перед этим по кругу пустили, слышишь, Дин, тот пацан — он заслужил это все. Потому что был уродом. Был пидором. Пидоры — нелюди, слышишь, Дин? Нелюди, и туда им и дорога. И любой нормальный мужик со мной согласится. Так что правильно с ним поступили. — Ты бы сделал так же? — ровно спросил Дин. — Сделал бы, — заявил Руди. — А знаешь, что я тебе скажу? — прищурившись, Дин встал и с высоты своего роста смерил Руди насмешливым взглядом. — Что есть такой момент, как латентный гомосексуализм, то есть, скрытый гомосексуализм. И появляется он обычно в яростном отрицании и безумной ненависти к геям. Ничего не напоминает? — Да ты... — дернулся Руди и почти ударил Дина, но он перехватил его ладонь и крепко сжал в своей, так, что тот скривился от боли. Остальные парни вскочили на ноги, готовые прийти на помощь Руди, но Дин так на них посмотрел, что они замешкались и остались на месте. — А еще я тебе скажу, что не тот парнишка был пидором — пидорами были те, кто его изнасиловал. Потому что у мужчин в жопе есть простата, и неважно, кто ее стимулирует — девушка пальцем или парень членом, все равно кончишь, это физиология, Руди, понимаешь? А вот активу приходится сложнее, потому что у него на мужика еще должен встать. И если у тебя, Руди, встает на мужика, то у меня для тебя плохие новости, — Дин отшвырнул руку Руди с такой силой, что того самого мотнуло по инерции. — Так ты пидор, что ли? — резко спросил Люк, по-прежнему не двигаясь с места. Дин задумался на секунду, затем улыбнулся и пожал плечами так легко, как будто ничего не случилось и ему не задавали странных вопросов. Точнее, тот самый вопрос, раньше при мысли о котором Дин сходил с ума от страха. Сейчас же его просто несло, будто он бежал с горки и уже не мог остановиться. Хотелось посмотреть, как далеко он сможет зайти и к чему это приведет. — Понятия не имею, — сказал Дин. — Какие-то проблемы? — он хрустнул костяшками пальцев, готовый к тому, что сейчас будет драка. Он даже хотел, чтобы она была, потому что его всего потряхивало — он едва не пружинил, стоя на месте, и хотелось выплеснуть лишнюю энергию на противников, вколотить в них собственные опасения и слабости. Потому что это из-за них он так долго ломал себе голову и боялся открыть глаза. А может, и не из-за них, а из-за самого себя. В конце концов, когда-нибудь нужно начинать смотреть в лицо своим проблемам, а не сваливать от них куда подальше, открещиваясь и отрицая. Майкл ударил первым. Дин пропустил его кулак, но успел немного уклониться, и костяшки прошлись по скуле, обещая появление лилового синяка. Дин замер в стойке, выставив кулаки вперед и вжав голову в плечи, и настороженно следил за бывшими друзьями, которые смотрели на него со злостью и отвращением. Щека пульсировала в месте удара, и это было почти приятно. Люк плюнул ему под ноги и отвернулся. Это оказалось не так уж и больно. * * * Найти комнату Каса было не так-то просто. Дин плутал по незнакомому общежитию, строение которого отличалось от того, в котором жил Дин, и он с трудом припоминал номер комнаты. Кас называл как-то раз, когда скупо делился подробностями своей жизни, но Дин тогда снова завалил его на кровать, не желая тратить время. А вот сейчас, смотри-ка, понадобилось вспомнить. В голове вертелось трехзначное число, то ли 432, то ли 535, и Дин не мог сказать, откуда они взялись. Поэтому он сначала сунулся в первую, потом во вторую, ни там, ни там не обнаружив Каса. И только после этого додумался спуститься к коменданту и спросить, где проживает Кастиэль Новак, потому что ему нужно срочно отдать проект. Комендант посмотрел на него, оглядев с головы до кончиков кроссовок, и нехотя озвучил номер комнаты. 404. До такой бы он не додумался, и, лениво раздумывая над предыдущими номерами, Дин поднялся по лестнице на четвертый этаж, чувствуя, как земля уходит из-под ног и становится трудно идти. Он чувствовал себя трепетной барышней, которой необходимы веер и нюхательная соль, а лучше — стакана два виски, чтобы твердо стоять на ногах и смело нести все, что в голову придет. Потому что он понятия не имел, что скажет Касу. Что вообще можно тут сказать, чтобы его не выгнали взашей, сопроводив определенно заслуженными пинками. Дин, если бы мог, сам бы себя спустил с лестницы, и если Кас не пустит его на порог, то у него будет на это полное человеческое право. Дин заслужил любое количество ненависти и презрения за то, что с ним сделал. Он был обязан с ним увидеться — сейчас, два с лишним месяца спустя, с синяком на скуле и в таком нервяке, что даже сосредоточиться ни на чем не получалось. Кастиэль должен был быть в комнате. Он не смел никуда свалить, когда Дин готовился извиняться. Кастиэль должен был задротить или тянуть косяк, что угодно, но только в комнате, без всяких вариантов, потому что Дин вряд ли наберется смелости, чтобы повторно сюда прийти. Повезло еще, что поблизости не было Мэг, а то она точно вцепилась бы в него, как хренов Цербер, и порвала на мелкие кусочки. И тоже ведь справедливо, не поспоришь. Дин замер перед дверью, из-за которой не доносилось ни звука, и перевел дух, пытаясь понять, хватит ли ему храбрости переступить порог комнаты Каса. Он ведь никогда не видел того где-то кроме спальни и чужих вечеринок. Они не пересекались на лекциях, потому что учились на разных профилях и выбрали разные курсы, без единого совпадения. Дин только с Мэг сталкивался пару раз, и то потому, что она дружила с Лизой. Кстати, о Лизе. С ней-то теперь что?.. Не желая думать о девушке, Дин резко выдохнул и постучал в золотистую дверь. Оттуда донеслось короткое низкое «открыто», и Дин сглотнул, понимая, что вот именно сейчас и настала пора проверить его на вшивость. Дин бы и цента не поставил на то, что справится. Но отступать было некуда, он пятнадцать минут назад решил, что с прежними друзьями ему не по пути, поэтому оставалось только идти вперед. А впереди была чертова комната Каса. Дин толкнул дверь вперед и вошел внутрь. Он боялся увидеть синяки на его лице. Боялся увидеть кровь, руку на перевязи, выбитые кулаками зубы, отеки под глазами — все то, что он мог оставить ему на память тогда, после избиения. Он боялся, что Кас встретит его в коляске или с костылем, или даже лежа на больничной койке, хотя понимал умом-то, что прошло достаточно времени для того, чтобы с тела сошли все-все синяки. Ничего этого не было. Кастиэль глядел на него широко распахнутыми глазами, сидя на четвереньках на полу, и Дин поспешил поднять глаза выше, чтобы не смотреть на него. Вместо этого он пробежался взором по стенам, отметив висевшие химические таблицы с рожицами, старый праздничный колпак на резинке, новый шкаф и двухъярусную кровать с черными металлическими столбиками. Верхняя постель была заправлена, нижняя — разворошена и завалена обрезками цветной бумаги, тетрадными страницами, где-то мелькнули ножницы. Дин не сомневался, что нижняя принадлежала Касу. Тот что-то мастерил на полу, разложив рулон бумаги, и Дин не мог понять, что именно, глядя сверху вниз на написанное яркими буквами. Он поднял лицо и наконец встретился взглядом с Касом. Тот смотрел... Ну, как минимум настороженно, как максимум — откровенно враждебно, и кисть в его руках вдруг превратилась в опасное оружие. Дин сглотнул, принимая его настроение, соглашаясь с ним — глупо было бы не, если учесть, что сам же до этого и довел — и опустил голову ниже, снова пытаясь прочесть написанное. Строчка была не завершена. Кастиэль закрашивал буквы оранжевой гуашью или еще какой-то краской, и получалось у него довольно ровно. С кисточки уже накапало, и, заметив это, Кас чертыхнулся, тут же засунув кисть в банку с оранжевой водой. Дин присмотрелся и смог наконец прочесть нарисованные от руки контуры слов: «Остановим гомофобию! Остановим убийства! Остановим страх!» Дин молчал, переваривая увиденное. Кастиэль тоже не спешил говорить, и, в целом, Дина это устраивало: можно было придумать, что Кас вовсе не против его присутствия, что Кас просто подбирает нужные слова, и совсем скоро Дин услышит что-то вроде «ты задержался с извинениями, козлина чертов, проваливай отсюда». И да, Дин согласится с этим. Дин со всем согласится, потому что у него уже начал спадать запал, и он ощущал наваливающуюся усталость. Это было плохой идеей — прийти сюда, встретиться с Касом, которому он причинил боль, и, наверное, лучше всего будет отсюда уйти. А все-таки, какого черта? Он сегодня уже научился совершать неожиданные поступки, удивлять не только себя, но и всех окружающих — и наоборот — поэтому еще одно он сможет пережить. Тем более если это означало помочь человеку, который... который не был ему чужим. В конце-то концов. Если посмотреть правде в глаза. Дин сделал пару шагов вперед, осторожно перешагнув разложенный плакат, и так же осторожно опустился на колени рядом с Касом. Тот не сводил с него пристального взгляда, готовый к подвоху, и Дин его не винил. Дин игнорировал его, пока мог, хотя внутри все переворачивалось: то, на что он был готов пойти решительно перечеркнет прошлое. Может быть, именно это ему и было нужно? Совершить действительно то, что превратит его в другого человека? Это же должно его изменить? Кастиэль следил за ним внимательно и все так же настороженно. Когда Дин едва не задел его локтем, Кас уклонился, словно не желая его прикосновений, и Дин это проглотил, не подав вида. Вместо какой-либо реакции он молча взял с пола сухую кисть и, обмакнув ее в банку с водой, взял немного краски. Первый мазок подобен прыжку в ледяную воду. Дин немного помедлил, а потом уверенно провел оранжевым по бумаге, закрашивая невзрачное белое полотно, и прерывисто выдохнул, удивляясь тому, как же это оказалось сложно. Кастиэль подождал несколько секунд, а потом взял свою кисть, измазанную в краске, и принялся за другую букву. Дин обратил внимание на то, что пальцы у Каса уже были оранжевыми — испачкался, раскрашивая, и это было так... важно, что Дин поспешно отвернулся, ответственно продолжая красить. Когда Кас дотронулся до его руки, Дин вздрогнул, едва не выронив кисть. Кас еле слышно вздохнул, и, ограничившись этим, прижался к его боку, держа своей ладонью ладонь Дина и проводя краской по контуру аккуратно и старательно. Дин улыбнулся, часто заморгав и загоняя обратно то, что посмело выступить на глазах. Чувствуя облегчение, он медленно и глубоко вздохнул, уверенный, что со всем разберется. Они разберутся. И, быть может, тот дом и те дети все-таки у него появятся, только рядом будет совсем другой человек.