О нелюбви к большевикам

– Миша, ты устроился работать уборщиком. Уборщиком, Миша! Теперь у меня только один вопрос: какого хрена? То, как вышеупомянутый Миша хорошенько отгреб учебником истории по буйной своей головушке, лицезрел весь класс. И класс остался увиденным крайне доволен. *** Дело заключалось в том, что не так давно некий перекачанный мужик устроился к нам в школу уборщиком подрабатывать, и за неприлично короткий срок из не такого уж и райского казенного заведения вообще устроил сущий ад. Миша – так по слухам звали монобрового бодибилдера – крайне ревностно подходил к выполнению своих обязанностей. Он неусыпно крышевал туалеты, и тех, кто нарушал установленные им порядки, он готов был в эти самые туалеты макать лицом, но как правило ограничивался тем, что почему-то пугал Сатаной. Перед уроком алгебры даже бутер из портфеля невозможно было достать, чтоб не услышать над самым ухом раскатистое: «НЕ ЖРАТЬ В ФОЙЕ». А первоклассников без сменной обуви Миха вообще анафеме предавал. То есть, на деле он просто лупасил их мокрой половой тряпкой по жопе, но ничто не мешало ему сию процедуру гордо именовать анафемой. Вкусы в одежде у моноборового вертухая также были весьма... специфичные. Он носил, не снимая какую-то неведомую розовую беретку с цветочком, а однажды напротив него в коридоре остановился Никита Сёмушкин и крайне удивленно залип. – Так это ж мои кроссовки, – задумчиво пробормотал ученик, дергая за лямку портфеля. – Я же их... месяц назад... в раздевалке... п-потерял... В ответ на это незадачливый растеряшка получил многозначительный взгляд из-под сени густой брови и как-то сразу притих. Перспектива быть побитым мокрой тряпкой его явно не прельстила и Сёмушкин бросил свои найки на произвол судьбы, ретируясь подальше. В общем, Миха неустанно творил всякую несусветную ересь, однако больше всего он невзлюбил нашего историка. Часто вихрем залетал в кабинет аккурат посреди урока и дурным голосом требовал всех поднять ноги, потому что полы он будет мыть ВОТПРЯМЩАС. Да ладно б молча мыл, но пока он возил тряпкой по полу, бедные большевики оказывались охаяны с ног до головы так, как лучшим предводителям белого движения во сне не снилось. Но самое интересное начиналось, когда Миха подгребал к учительскому столу и начинал кидать нешуточные предъявы историку. Что-то в духе: – Опять без второй обуви прикандыбал?! В следующий раз в окно выкину! Или: – Ага! Фантик на пол кинул, грешный?! Гореть тебе вечно в адском пламени!! Обычно не получал на это совершенно никакой реакции, потому как нервы у историка, очевидно, были железные, но на прошлом уроке маразм дошел до того, что Миха порывался обрызгать нашего классрука водой из ведра, уверяя в том, что она святая. За что и схлопотал учебником по башке, после чего обиженно унес свой зад из кабинета истории и больше в течение урока не приходил. Но, видимо, затаил злобу и стал ждать случая свершить смертоносную мстю. И не то, что бы меня очень заботила сия забавная ситуация. Я просто как всегда по-дурости заявилась в злосчастный кабинет прямо перед уроком и, раз уж пришла, кое-как вымучила из себя лучезарное приветствие. – Здрасьте... Как дела у большевиков? – да-а, зашла издалека, Макарова... – ГУЛАГ еще не организовали? Нарком всё так же зверствует? А кто этот шизик, который к вам на уроках пристает? Знакомый ваш? – А ты, я смотрю бесстрашная, что по школе в сапогах ходишь, – хохотнул историк, вежливо игнорируя вываленную мной гору вопросов, а ноги со стола убрать даже не подумал. – Анафемы не боишься? – Если меня когда-нибудь и предадут анафеме, то скорее, за связи с Дьяволом, но никак не за сапоги, – мрачно заявила я, опускаясь к нему на колени и доверчиво обнимая за шею – Пойдем в столовку? Историк в ответ устало взъерошил мне волосы, а потом аккуратно пригладил, как было. Либо этот Сатана был провидцем, либо открыто издевался, либо и то и другое вместе, но в следующий момент дверная ручка дернулась, и в кабинет влетел разъяренный Миха со шваброй. Окна, видать, таким макаром мыть собрался. Однако при виде меня монобровый бизон про окна напрочь забыл, так как в нем неожиданно проснулся мирно дремавший до сего момента талант великого инквизитора. – Ведьма! – авторитетно заверил он, наставив на меня швабру, но тут же смущенно поправился. – Антихрист! В сапогах по школе, а-ага! За такое ты попадешь в Ад, и там Сатана тебе в-в... вилы в задницу засунет! – Клянусь, в мои планы это не входило! – Дьявол с невозмутимостью сфинкса вскинул руки. – По-крайней мере, не вилы... – Князь, блин! – я возмущенно и одновременно укорительно пихнула его в грудь. – Ты мой классный руководитель! – Прелюбодеи! – зычно взревел Миха. И как только тонкий намек уловил? Впрочем, я предпочла осуществить стратегическое отступление к доске, потому что неизвестно еще, на что способен слуга света, вооруженый шваброй. А слугу света в нем выдал от большого негодования засиявший, видимо, нимб. – Сдавайся, Сатана! – потребовал Миха, переключив свое внимание на субъект, оставшийся в зоне его досягаемости. – Ща «большевиками» в него кину и в столовку пойдем, – лениво зевнул Дьявол и прицелился. Попал, главное, аккуратно. «Краткий курс истории ВКП(б)», некогда написанный лично товарищем Сталиным, пришелся архистратигу как раз по маковке. Туда, где по всей видимости находился у последнего переключатель из злого Михаила в очень-оч-чень злого Михаила. В мгновение око швабру в его руках сменил сверкающий и не в меру здоровучий меч. Сие досадное обстоятельство и побудило Сатану весьма резво оказаться на подоконнике в охапку со мной. – Ты что творишь? – обеспокоено поинтересовалась я, вцепляясь в его руку намертво. И будешь тут обеспокоенной, он же сейчас из окна сиганёт, вон, открыл его уже! – Ну, не рушить же школу бессмысленным махачем, – философски заметил Князь. – Но у меня уроки! И у тебя! – Надо же когда-то начинать безбашенные поступки. Вон один уже начал, – он кивнул в сторону беспощадного Михи с шишкой на макушке, надвигавшегося на нас со всей своей суровостью и пафосно помахивая мечом. – А столовка как же? – недоверчиво уточнила я. – На крыше перекусим! – пообещал Князь, вытягивая меня за собой прочь из душного класса. В лицо ударил теплый сентябрьский ветер и сразу же растрепал волосы. Осенний город не просох еще после утреннего дождя и весь был пропитан свежестью. И в самом деле, зачем я в сапогах, когда можно босиком по лужам... Хотя Князь не даст наверняка, опять ворчать будет, что простужусь. Прижимаясь к нему, я чувствовала, как душу наполняет совсем детский, чистый-чистый восторг. Если меня когда-нибудь и предадут анафеме, то это будет за связи с Дьяволом. Ну что ж, зато теперь мне точно известны самые сокровенные корни неприязни архангела Михаила к большевикам.