Будь как Крис

Чанель для Криса - вечный двигатель, рыжий энерджайзер, пастельно-оранжевый апельсин. Крис с ним улыбается чаще и генерирует шутки чуть реже, чем сам Чанни. Ифань рядом с ним расслабляется и будто бы возвращается в детство. Особенно когда ложится спать рядом с Ёлли, одетым в майку с Энгри Бердс (купленную Ифанем на свою же беду) и шорты до колен. До знакомства с Крисом Пак Чанель не то что целоваться, обнимать толком не умел. Конечно, стиснуть до хруста костей - это рыжий мог, но вот нежно прятать в кольцо своих рук, зарываясь носом то в волосы, то в яремную впадину, Чанель научился только после того, как Ифань невпопад как-то ляпнул: "А я тебя люблю, вот". Когда дело дошло до поцелуев, дуйчжан Крис хотел добровольно сдать себя властям. Потому что это дико смахивало на педофилию: Чанель легко и невинно прижимался губами к губам Ифаня, а тот едва заставлял донсена их приоткрыть. О дальнейшем Крис думать не хотел. Решил, что это придет как-нибудь само. А Крис для Чанеля был путевкой во взрослый мир. Весь такой статный, умопомрачительный и, чего греха таить, сексуальный, Крис восхищал и совращал. Он все делал не так, как делал Чанни: пил кофе, вытащив ноги из-под стола и закинув одну на другую; разваливался по всему дивану с грацией пантеры-альбиноса, запуская пальцы в пшеничные волосы; игриво приподнимал бровь, когда кто-нибудь делал ему комплименты; говорил тихо и ровно, тщательно выстраивая логические цепочки; выходил из ванны в одном полотенце, мокрый, в мурашках, и шел через всю общагу за своим халатом. Чанель нервно сглатывал и, сам того не подозревая, начинал подстраиваться под Ифаня, мимикрировал, как мог. Когда пальцы Чанеля переплелись с челкой, а прядки затем соскользнули на лицо, красиво рассыпаясь и переливаясь на жарком августовском солнышке, у Криса из легких пропал воздух. Он глубоко вздохнул и попросил у менеджера воды. Чанель закинул правую ногу на левую, изящно ей качнув, и сделал глоток из чашки. Чанни пил кофе. Кофе, которое пил раз в месяц, потому что налет на зубах - крест на будущей роли в рекламе зубной пасты. Тогда-то Крис начал задумываться. Когда Чанель стал говорить необыкновенно тихо для своей шумной персоны, до Ифаня начало кое-чего доходить. Когда же Чанель вышел из душа в одном полотенце, крутя на пальце трусы и отправляя всех встречных в продолжительную истерику, до Криса дошло. Он сгреб Чанни в охапку, упаковал его в шорты и майку и усадил напротив себя, серьезно глядя в глаза. Чанель выглядел растерянно, смущенно, но надо отдать ему должное - сохранял более или менее серьезное выражение лица. Но Ифань-то видел, как того тянет заржать. И заржал сам. А потом весь вечер и кусочек ночи объяснял рыжему, что для всяких пафосностей у Чанеля есть дуйчжан, а самому Чанни достаточно быть собой. И, если уж ему так хочется выбить из Криса спесь, то лучше делать это внезапными объятиями, переплетением пальцев и сопением в шею, чем бегать по общаге в миниатюрном полотенце и краснеть, как помидоры на бразильском солнышке. Чанель, вроде бы, усвоил, а Ифань решил, что ему уже давно пора на плаху. Чанни, хоть и шутил порой так, что уши вянут, из кого угодно мог сделать педофила. По крайней мере, Ифань решил, что умрет счастливым.