Рассвет над Мерси

Над рекой Мерси занимался поздний зимний рассвет. Холодный и красный, каким ему и положено быть в середине января. За почти десять лет, что Хаби провёл в Ливерпуле, душа привыкла любить красный, а руки - к холоду. Сердце, что примечательно, за чуть меньшее время к одиночеству так и не привыкло. Впрочем, возможно, стоило подождать ещё пару лет, чтобы оно прочно пустило корни. Спать расхотелось совершенно, для завтрака было ещё рано, выпивка и сигареты за день до матча были не с руки, а потому всё, что оставалось, - стоять напротив окна и задумчиво прикусывать большой палец, глядя на алые облака. До привычного звонка будильника оставалось ещё чуть больше часа, до тренировки - почти три. «Говорят, любовь живёт три года, - спустя полчаса написал Хаби на листке бумаги и зажал губами колпачок ручки, коснувшись языком его кончика. - По всему выходит, что это не любовь». Больше на ум ничего не шло, поэтому он просто вложил почти пустой листок в папку на краю стола, добавив его к нескольким ещё таким же. На внешней стороне папки под словом «Name» аккуратным ровным почерком было выведено «2013», что намекало на то, что где-то таилась ещё как минимум одна такая же, но уже с заголовком «2012». Но Хаби точно знал - не где-то, а в нижнем ящике стола, и не одна, а ещё восемь, по одной на каждый год. Он их никогда не перечитывал, но помнил - первые полны злости и непонимающей ярости, сменившейся в следующих на чёрную меланхолию и столь же чёрное отчаяние. А в двух последних были просто мысли, подчас даже не связанные с прошлым. - Как нога? - Джейми на тренировке ощутимо хлопнул по плечу. - Неплохо, - улыбнулся Хаби. - Врачи говорят, через неделю меня уже можно будет выпускать на поле. - Отличные новости, Хабс, - Глен подошёл сзади и легонько подтолкнул ногой мяч к Алонсо. - А пока, может, возьмёшь Луиса и попробуете обойти нас с Джейми? Испанец переглянулся с Суаресом, поймал его едва заметный кивок и тут же отправил ему мяч. Не ожидавший такой прыти Джонсон чуть запоздал, и пас прошёл беспрепятственно. Двумя обманными движениями уругваец обогнул не слишком сопротивляющегося Каррагера и несильно пнул мяч в сторону ворот. - Один - ноль, - с довольной ухмылкой сообщил он защитникам. - Эй, Луис, - крикнул от ворот Пепе. - Если ты всегда так бьёшь, то неудивительно, что мы почти не забиваем! В перчатках он сжимал мяч и ясно давал понять, что белую линию тот не пересёк. - Ноль - ноль, - легонько щёлкнул его по лбу Глен и, хмыкнув, ушёл разминаться. - Нечестно! - взвился уругваец, но Хаби положил руку ему на плечо, успокаивая. - Неважно, это была просто шутка, мы отомстим им в двухсторонке. Пошли на растяжку, Луис. - Как скажешь, кэп, - развёл руками Суарес и послушно направился за Алонсо. Названная вслух должность привычно резанула ухо, заставив очередной раз проглотить колкость, готовую сорваться с языка. Но настроение уже было испорчено. Бесцеремонное дитя давно умерших испанских мореплавателей не было способно уловить всех тонкостей взаимоотношений в клубе. - Привет, Хабс, - Алонсо никак не мог привыкнуть к этому голосу в трубке. Слышал его уже много раз, но всё не выходило. - Привет, Фрэнки, - забывшись, кивнул он, словно тот мог его видеть. - Как ты? Говорят, собрался уходить. Лэмпард в Лондоне невнятно хмыкнул, но не ответил. - А ещё, говорят, что Ливерпуль не против увидеть тебя в своей футболке, - продолжил Хаби, в задумчивости барабаня пальцами по ручке дивана. - Как думаешь, сработаемся? - Зная, как ты срабатываешься с восьмыми номерами, боюсь, Джон мне не простит, - Фрэнк фыркнул и помолчал, Алонсо ждал продолжения, но его не последовало. «А Стив? - вертелось у испанца на языке. - Что сделает он?» - Баш на баш, - сказал он вместо этого. - Восьмой номер на восьмой. Бессмысленные перестановки судьбы. - Алонсо, - строго сказал в трубке Лэмпард. - Ладно, я молчу, - хмыкнул Хаби. - Иногда хочется высказаться, знаешь ли. - Да, - легко согласился Фрэнк, - ему тоже. Алонсо не любил такие разговоры - со всеми понятными намёками, завуалированными подколами, попытками по голосу собеседника найти ответ на простой вопрос «ну как там?» и словно бы случайно брошенными фразами, ломающими вообще всё, но помогающими как-то жить дальше. Хаби не понимал, зачем Лэмпард впрягся в это и тащит вот уже почти восемь лет. Звонить, правда, начал относительно недавно, и всё никак не получалось привыкнуть. Иногда его хотелось спросить об этом, но испанец всегда боялся, что в ответ просто перестанет слышать в трубке «привет» Фрэнка вот так неожиданно, примерно раз в месяц. А ещё раньше очень хотелось знать - звонит ли он также Джеррарду, чтобы вывернуть ему душу двумя десятками слов, или за него отвечает Джон. Или ему вообще не надо это всё и неплохо живётся. Всё решилось само собой, точнее, снова Лэмпардом. - Голова болит, - пожаловался как-то Фрэнк на невысказанные сомнения. - Выпили вчера бутылку вискаря на двоих со Стивом. И вот прижмёт же у него иногда яйца дверью - просыпается тонкая натура философа, с которым надо поговорить. С тех пор из головы Алонсо, никогда не бывавшего в доме Фрэнка или, упаси боже, лондонском доме Джеррарда, не исчезал вид сидящего на столе в одних штанах на Ливерпульской кухне полупьяного Стивена восьмилетней давности. Именно таким, как его запомнил Хаби в ночь, когда всё почти началось. - Ладно, - вздохнул в трубке Лэмпард, когда молчание стало затягиваться. - Дела у меня, звони если что. - Конечно, - улыбнулся Хаби, - обязательно Слушая короткие гудки, Алонсо знал - нет у того никаких дел. А хмурящий брови в Лондоне англичанин был уверен - не позвонит. «С нами такого не будет, Фрэнки», - хотелось сказать стоящему рядом Джону, но он почему-то промолчал.