Индикатор

      Схема была элементарной — сигнал бедствия с пустынной планеты, видеосвязь с пареньком, напуганным вышедшей из строя техникой, поляна, крышка, ловушка. Все. Примитивно, как все, что используют пираты со времен флагов флибусты. И шансов отстоять «Феникс» тоже не было — корабль не нес вооружения, из оружия на борту были только стандартные бластеры, ничто против огромных вращающихся дисков, которые сняли с «Феникса» двигатель и обтекатели, и по куску обгладывали его корпус, загоняя содержимое в центр — туда, откуда выход был только вниз, лицом на пол. Позже он думал, что если бы не был неисправимым оптимистом, то подставил бы под сверло шею или грудь, оставив пиратам забрызганный кровью потолок и проблему с уборкой подземелья. Но он не мог поступить так с единственным хранилищем формулы. Она ему не принадлежала, она принадлежала всему человечеству, и кто виноват, что хранилище оказалось жалким и ненадежным.       С него сняли все металлические детали одежды, просветили каждый миллиметр его кожи, загнали зонды даже в желудок, чтобы убедиться, что формула не имеет материального выражения, и пока он корчился от разрывающей боли, обсуждали, что именно нужно попробовать сделать, чтобы формулу он отдал. О ней они откуда-то знали, и не просто знали, а были уверены в ее наличии. Третий ни на секунду не допускал мысли, что баланцы сдали его еще на той стороне, глупые политические игрища были чужды тем, кто управлял субпространством и открыл галактий. Его приняли и отпустили как гостя, и только его собственная неосторожность, с которой он вышел на связь с Кимом сразу после войда, подписала ему приговор. А если быть совсем точным — им обоим. Отрицать собственный голос, записанный на инфокристалл, было глупо. Признаваться — еще глупее. Поэтому он выбрал молчание.       Человек пришел поздней ночью, вошел в коридор неслышно, миновал остальные камеры, ведя по решеткам каким-то прутиком, при этом тихонько и весело посвистывая. В другой руке он нес легкий пластиковый стул, который поставил напротив решетки торцевой камеры.       Третий узнал гостя. Это был тот самый парень, который просил помощи с Медузы и заманил его в ловушку. Пират, как и все здесь. Капитан отполз к дальней стене камеры и уперся спиной в мокрый камень, хотя это было и наивно: расстояние от решетки до стены едва ли было больше метра. Но по усвоенной привычке он осторожно и незаметно попытался прощупать эмополе пирата. Эмоции всех виденных им пиратов были просты и бесхитростны, от них в открытую несло похотью, жадностью и удовольствием, словно мускусом от животных в период гона. Случалось, правда, Весельчаку на них прикрикнуть и упомянуть какого-то Крыса, и тогда их поверхностные эмоции замирали, словно воздух перед громовым разрядом, а наружу, словно клей, выдавливался липкий мутный страх. Чего именно они боялись, Третий определить не мог. Вызывал ли у них ужас сам Крыс или то, что он мог с ними сделать по праву сильного, было неясно, за все время первичной обработки пленника тот так и не появился.       Человек, сидевший перед камерой, обладал неоспоримым обаянием, имел хрупкую внешность и лучистые синие глаза, сошел бы за талантливого аспиранта маститого профессора, если бы Третий точно не знал род его занятий. Эмополе его было спокойно и излучало дружелюбие.       — Как вы себя чувствуете, капитан? — спросил он. — Вам нужна медицинская помощь?       Третий не ответил, но напряженно вслушался в его голос — ровный, сочувственный.       — Это было большой глупостью, начинать вас бить до того, как удастся понять, кто вы такой, — засмеялся гость. — Пираты в массе отвратительно необразованны. Простите их, они все еще надеются, что вы отдадите им формулу, когда ваши внутренние резервы подойдут к пороговым значениям. Но я, в отличие от них, реалист, и прекрасно понимаю, что формулу вы не выдадите, даже если мы располосуем вас заживо на кусочки. Тупиковый вариант взаимодействия. Возникает законный вопрос — почему бы вас не убить? Если формулу не получим мы, ее не получит никто, так что выход логичный, не так ли?       Третий молчал, но человеку его ответы были, похоже, не нужны. Он рассеянно скользнул глазами по прутьям решетки, покачал головой.       — Ошибочно во всем опираться на логику. Мир иррационален, это стоит принять как факт, и если что-то и движет людьми, то никак не логика. Хотите знать, что движет мной?       Он немного подождал ответа и сунул руку в карман, вытащил и бросил на пол небольшой предмет. Третий сфокусировал на нем взгляд, увидел яркое пятно, расправляющиеся в стороны усики-ножки. Индикатор. Живое существо с планеты Блук, меняющее окраску при улавливании чужих эмоций. Гость подтолкнул палочкой индикатор, тот подскочил и подбежал к прутьям камеры, замер на секунду и отобразил темно-зеленый цвет.       — Вижу, что хотите, — усмехнулся гость. — Мне приятно, что вы внимательно меня слушаете, хотя и молчите. Так вот, о мотивах. За годы пиратства я видел многое, куда большее попробовал сам, и для меня нет тайны в человеческом теле. Я могу управлять всеми пятью чувствами любого живого существа так же легко, как вы управляете кораблем, инструментарий для этого давно разработан и довольно скучен, от кнута до пряника, от афродизиаков до наркотиков. Захоти я сейчас, чтобы вы корчились от неразделенной страсти ко мне, я добился бы этого за четыре с половиной минуты. Верите?       Индикатор блеснул темно-синим цветом, и человек расхохотался.       — Отвращение? Я не собираюсь этого делать и привел только в качестве примера. Это неинтересно и просто преступно в случае с фиксианцем. Ваша физиология имеет в основе настоящую жемчужину, которой нет больше ни у кого. Я говорю о вашем эмоузле, расположенном на уровне эпигастрального угла. Видите, я и это знаю.       Индикатор пошел черно-белой рябью, завалился на спину и несколько раз судорожно дернулся.       — Подсчитываете, сколько ваших сородичей я вскрыл для полноты знаний? — с любопытством спросил гость. — Около двадцати, разного возраста, от шести до шестидесяти лет, если быть более точным — двадцать четыре. Не все они были одинаково информативны, взрослые умирали быстрее детей, но у детей эмовосприятие было выражено слабее. Приходилось комбинировать, брать родственников, супругов и даже близнецов.       Он посмотрел на индикатор, исходивший темно-багровым цветом, и удовлетворенно кивнул.       — Почему-то принято считать, что такой способностью обладают только фиксианцы, — заметил он. — Хотя тот же индикатор в усеченной форме имеет часть ваших возможностей. Люди тоже иногда дают проблески шестого чувства, хотя и в стертой форме, и усиливают его с помощью устройств наподобие миелофонов, дешевых протезов, минимально компенсирующих отсутствующее. Полагаю, в том или ином виде этим обладает гораздо большее количество живых существ, чем известно науке, проблема только в развитии этих способностей и оттачивании их.       Индикатор неожиданно погас, потом вспыхнул, мигнул розовым, сменил его на фиолетовый, и вдруг стал нестерпимо радужным.       — Не стоит, — равнодушно сказал гость, глядя на это разноцветье. — Он не покажет мне то, что вы хотите заставить его передать, ваши способности к трансляции ложных эмоций здесь бесполезны. Индикаторы не имеют мозга, одну только мембрану восприятия, но этим они и хороши. Вот только дрессировке не поддаются, в этом они похожи на вас.       Он улыбнулся, посмотрел в глубину камеры сияющим взглядом.       — Так вот, о будущем. Я собираюсь использовать вас для собственных нужд, — сказал он. — Мне нужны такие способности, и мне нужен хороший тренер. Учитель, если такое слово будет для вас иметь более уважительный смысл, или тренажер, если вы любите называть вещи своими именами.       Индикатор мигнул голубым, небесно-голубым, диким среди серых стен. Человек сменил положение на стуле, положил ногу на ногу.       — Вам смешно, — утвердительно сказал он. — Вы думаете, что эмовосприятие и эмотрансляция только ваша прерогатива? Давайте-ка я покажу вам кое-что.       Он откинулся назад, прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Воздух вокруг него подернулся искажением, температура в коридоре упала на несколько градусов. Иней начал покрывать прутья камеры, в которой находился пленник. Индикатор подпрыгнул вверх, упал, поднялся, разбежался и ударился в стену. Это его не остановило, он продолжал методично биться о серые камни, пока не упал на бок, усики его свело судорогой. Гость открыл глаза и удовлетворенно понаблюдал за тем, как руки пленника с той стороны цепляются за прутья камеры.       — Как видите, я не совсем безнадежен, — сказал человек на стуле. — Вот только о самоубийстве я вам думать не советую. Это был бы хороший выход для вас, но ваш друг оказал нам честь свалиться в ту же ловушку, что и вы. Его корабль пока цел. И будет цел, пока вы не делаете глупостей. Подумайте об этом, во времени я вас не ограничиваю.       Индикатор погас. Прошло около пяти минут, прежде чем он дернул лапками, встал, сделал несколько шагов к гостю и упал возле его ног. Человек засмеялся, толкнул его носком ботинка и подставил ему прутик. Индикатор поднялся, разбежался и перепрыгнул его. Потом развернулся и снова перепрыгнул. И еще раз. И еще.       Гость посмотрел на побелевшие костяшки пальцев пленника, смотревшего на индикатор с той стороны решетки, встал и, кивнув на прощанье, неторопливо направился к выходу.       А индикатор все прыгал и прыгал, хотя никакого прутика уже не было.