Под вечным деревом

Рано или поздно… Рано или поздно, но всё имеет свойство заканчиваться. Печальное свойство – заканчиваться. Всё то, что с каждой секундой становилось только прекраснее, и то, что при одной мысли заставляло вздрагивать от пробежавшего по спине холодка. Одно – не хотелось отпускать, хотелось вцепиться, изодрать руки в кровь, но – удержать; от другого хотелось лишь избавиться, избавиться и забыть, как страшный сон. Но всё – плохое ли, хорошее ли, имеет свойство заканчиваться. Прекрасное свойство. Теперь и твоё время пришло, мой друг. Тридцать лет назад ты был иным, теперь же остались одни щепки, которые вскоре сгниют, дав пищу деревьям – новым, молодым деревьям, таким же, каким был ты, но и совершенно иным. Они будут расти, будут цвести, давать плоды и – как и ты – умирать. Эти леса часто горят в августе, а ныне и ты пал их жертвой. Такова оказалась твоя судьба. Печальная и прекрасная. Ведь и я в один день, молодой, отчаянный и восторженный, какой-то судьбой оказался занесен в эти края. И я видел тебя лишь однажды (май то был или апрель?), но запомнил на целую жизнь. Я тогда ехал – неведомо откуда и неведомо куда, не загадывая даже, вернусь ли. Вернусь ли хоть куда-то. Я был тогда очарован жизнью и разочарован в ней. Поражался открывающимся возможностям и сокрушался о том, что не было в жизни ни вечной любви, ни вечной дружбы, ни вечных клятв, ни вечных даже вещей. В тот раз, как я уже сказал – единственный раз, я, проходя мимо, решил сорвать с яблони цветок в подарок моему возлюбленному, которого я знал лишь пару дней. По прошествии которых наша с ним дорога – общая дорога – стала столь широкой, что мы шли, не имея возможности слышать и видеть друг друга. Те долгие тридцать лет назад, пока мы еще могли слышать, но уже едва могли видеть, ты, заметив, что я обижен – обижен на самого себя, на людей, на понятие «вечность», ответил мне, что вечность – это лишь то, что нельзя измерить. Что можно измерить время горения свечи, но ни процесс её горения, ни воспоминания о нём измерить нельзя. И тогда, в какой-то момент произошедшее становится вечностью. Маленькой, тихой и неощутимой или яркой и болезненно-жгучей, но всё одно – вечностью. Я в тот момент не нашел, что ответить, а потом не смог докричаться. Спустя два месяца с последней нашей встречи я проходил мимо яблони, с которой и решил сорвать цветок – тебе в подарок, и пустить его по ветру в надежде, что уж тот-то знает, где искать тебя. Тогда ты и стал моим вечным возлюбленным. Мои золотистые волосы сплелись тогда с твоими, черными, словно смоль, мои янтарные глаза утонули навеки в твоих светло-серых, и на целую вечность я остался таким – с цветком в руках сидящим под цветущей яблоней. Под вечной яблоней. После этого я оказывался неподалеку еще несчетное количество раз, но всё переносил глупую затею – сходить сюда. Я впал в новую крайность, до сего дня не отпускавшую меня – я, находя всё вокруг лишь временным явлением, не желал этого. Разве нужно величие на час? Дружба – на сутки? Или любовь – на пару дней? Я верил в это – верил до последнего. До того самого мига, когда лег усталой спиной на погорелую траву. И ты, дорогая яблоня, была явлением временным. Да, если бы не одно противоречие, заставившее меня глубоко задуматься: временной ты была здесь, но в моей памяти осталась вечной. Такой, как была в момент нашей встречи, со свежими зелеными листьями на ветвях, с едва распустившимися цветами, окруженная молодой свежей травой, утопающая в утреннем свете солнца. Я и сам прикоснулся к вечности. Ведь тогда, впервые оказавшись здесь, я ехал неведомо откуда и неведомо куда, не загадывая даже, вернусь ли. И я вернулся, хоть и был убит. Я вернулся призраком, существом вечным, но способным умереть. Теперь же, спустя долгие тридцать лет, моя душа, смятенная и утомленная, обрела покой, давая мне возможность умереть окончательно. Я должен был умереть – рано или поздно. Здесь, под вечным деревом, держа за руку своего вечного возлюбленного.