Ким-в-квадрате

Люди, на самом деле, Минсока раздражали. От них всегда было столько шума, вреда больше, чем пользы, и фантики из-под конфет, которые приходилось выковыривать из щелей между диванными подушками. А ещё постоянное «ой, Мин, тебе так идёт эта шапочка!», «ну, надуй губки, ну, пожалуйста!», «ты такой милый!». За двадцать пять лет от этих слов реально тошнило, а уж когда их издевательским тоном произносил лучший друг Бекхён, так и вовсе в голове всплывали тюремные сроки за убийство. Короче говоря, особого энтузиазма предложение посетить вечеринку в честь дня рождения Чанёля у Минсока не вызвало. Скорее наоборот, особенно остро захотелось домой, включить SCI-FI и узнать 1000 и 1 вариант апокалипсиса. Да, и желательно с баночкой холодного пива и теми сырными шариками, которые он покупал в последний раз. В шкафчике ещё были те маленькие золотистые конфетки, с кусочком шоколада внутри. Хотя… Позавчера приходил Бекхён, так что нельзя быть уверенным на все сто. Тот уже научился мастерски глубоко впихивать фантики в диванные швы. — Ну, так что? — бодрый голос Бекхёна вывел его из сладких мечтаний. — Я сказал, что мы придём, и Чанёль заказал на нас пиццу, бурито и ещё что-то острое, вкусное и чертовски вредное. Однажды я стану вегетарианцем и брошу есть эту дрянь. — Но не в этой жизни, — хмыкнул Минсок, приседая у велосипеда. Цепь ослабла, надо бы поджать. — А ты меня хорошо знаешь, если уже цитируешь, — засмеялся Бекхён. — Ладно, я побежал, мне ещё собаку выгуливать, — хлопнул Минсока по спине, — зайду за тобой в восемь. — Чего? Зачем? — Я с кем разговаривал последние полчаса? — надулся Бекхён. — Приём! Земля вызывает лунатиков! — щёлкнул пальцами перед лицом друга. — Да слышу я, слышу, — отмахнулся Минсок. — Так это уже сегодня? — Нежданчик! — ехидно просиял Бекхён. — И не бери с собой наушники. В компании положено слушать друг друга, ну или делать вид. Это, кстати, у тебя виртуозно получается. И – да, там будут девушки, поэтому надень ту милую майку с Микки Маусом. Ты в ней такой хорошенький. — Да пошёл ты. О том, что он поддался на уговоры Бекхёна и не взял наушники, Минсок пожалел тут же, как только переступил порог звенящей и гудящей квартиры. Самый шумный — именинник — сгрёб их обоих на пороге, долго сжимал своими ручищами и басовито благодарил за старинный самогонный аппарат, который Бекхён где-то откопал и презентовал в качество подарка. Потом были какие-то люди, и всем пришлось неловко и вымученно улыбаться, кивать знакомым лицам и вскользь отмечать незнакомые. Хотя, большинство он знал. С кем-то учился, с кем-то жил по соседству, с кем-то, как Чанёль, не повезло работать. Нет, Чанёль вовсе не плохой парень, просто вреда от него реально больше, чем пользы. Он постоянно ржал, скакал, сбивал, ронял, ломал и вообще славился феноменальной предрасположенностью к порче имущества. — Оу, забыл тебе сказать, — от этих виноватых слов Бекхёна веяло вселенской подставой, — ты же знаешь, что у Чанёля много друзей и… — Я пошёл домой, — не дожидаясь окончания, Минсок развернулся и двинулся сквозь смеющуюся толпу к двери. И как вообще в двухкомнатную квартиру влезло столько народа. — Да подожди ты, — Бекхён опередил его, растопырив руки и закрывая выход. — Ничего же страшного! — Ты всегда так говоришь, — поморщился Минсок, — а после ты всегда добавляешь нечто такое, что мне хочется умереть или прибить тебя. — Но я до сих пор жив! — довольно воскликнул Бекхён. — Мне просто жаль твою собаку, она реально сдохнет, если её никто не будет кормить изо рта, — съехидничал Минсок. — Давай договаривай. Кто из тех, кого бы я очень не хотел видеть, будет присутствовать на этой вечеринке? — Аю, — не стал ломаться Бекхён, выпалил имя и зажмурился. — И почему я до сих пор с тобой общаюсь? О каком уходе может быть речь, когда высоченная каланча тянет тебя в зал и громко объявляет: — А это самый талантливый дизайнер интерьера, которого я знаю! Он реально просто Бог фотошопа и линейки! А ещё, когда он растерянно хлопает глазками, я готов блевать радугой и начинаю сомневаться в своей ориентации, потому что он — невероятный милашка! Это Минсок! Прошу любить и не жаловаться! У Минсока горели уши, и сводило щёки от неестественной улыбки. Народ хлопал по плечам, жал руку и называл свои имена, которые сливал в одно сплошное «ииыен», жаждал болтовни, а Минсоку хотелось домой. И пива. И пистолет. Он заметил её сразу, как только она вошла. Всё такая же робкая, смущённо улыбающаяся, и это дурацкое платье в цветочек. Ничего не изменилось. Она легонько вздрогнула, пересекаясь с ним взглядом, но тут же улыбнулась, не задерживая зрительный контакт и обращаясь к смеющимся подругам. Довольный Бекхён, курсирующий между пританцовывающими людьми, бесил до крайности и только усиливал ощущение подставы. — Я слышал, она — твоя бывшая, — вряд ли можно было назвать бас Чанёля шёпотом на ушко. — Аю сейчас свободна, насколько я знаю, — он загадочно поиграл бровями. — Ещё одно слово и мы будем отмечать твои похороны, — мило улыбнувшись, сказал Минсок. — Да я что? Я ничего! — именинник поднял руки вверх, и ощущение того, что они с Бекхёном работали сообща, переросло в крепкую уверенность. — О тебе же волнуемся, — Чанёль похлопал Минсока по плечу, подтверждая теорию заговора, — взрослый парень, а ходишь один. Да и физиологию, знаешь ли… — Чанёль, — предупреждающе произнёс Минсок. — Молчу-молчу, — на прощанье подмигнув, каланча нырнула в толпу. Парень задумчиво пялился в выключенный телик. Наверное, там уже показали первые 500 вариантов апокалипсиса… — Привет, — от неожиданности Минсок пролил несколько капель пива на грязный ковёр. — Привет, — поднял голову и посмотрел на неловко замершую девушку. — Как дела? — казалось, что ей неприятно даже спрашивать об этом, но этикет, знаете ли, удушающий правилами этикет. — Да вот, — приподнял баночку пива, — празднуем… — М-м-м, — ничего не значаще промычала Аю. И липкая неловкость противно сковала плечи. Аю перетаптывалась с ноги на ногу, не зная, стоит ли присесть или правила этикета уже достаточно соблюдены. — А сколько исполнилось Чанёлю? — нерешительно нарушила затянувшееся молчание девушка. — Судя по тому, что он ведёт себя, как придурок, — Минсок нашёл взглядом ржущего и хлопающего себя по груди именинника, — лет десять, не больше. Аю улыбнулась, согласно кивая. Такой Минсок был ей знаком, немного ворчливый и ироничный, в отличие от холодной статуи, просидевшей весь праздник в углу на диване. Он смерил её искоса пристальным взглядом, отмечая бледно-розовый педикюр и тоненькую бисерную фенечку на лодыжке, стройные бледные ноги (наверное, по-прежнему редко выходит из дома, как и он), короткое платье, пестрящее несуществующими цветочками, те самые часики с ремешком из толстых зелёных бусинок, которые он ей когда-то подарил (и зачем она их до сих пор носит?), длинные струящиеся по спине тёмно-шоколадные волосы… Она была так же красива, как и тогда. Почему она не покрылась прыщами и не растолстела, подумал он в сердцах, но тут же осёк себя за детсадовские мысли. — Вы обалдеете! — подскочил сияющий, как начищенный самовар, Бекхён. — У Чанёля торт из многоступенчатой пиццы! Я никогда такого не видел! Сейчас Чен натыкает туда фейерверков и будет выносить! — Чей-то мозг уже вынесло окончательно, — покачал головой Минсок и сделал глоток. Пиво нагрелось в руках и противно оседало горечью во рту. — А вы тут вспоминаете былое счастливое время? — поинтересовался Бекхён, и Минсок, не сдержавшись, выплюнул содержимое ему на штаны. — Ох, — выдохнула Аю, глядя на расползающееся пятно на джинсах Бека. — Ничего страшного, — отмахнулся тот, — я уже успел уронить на них бурито. Вот, видишь пятно, а это, — ткнул в соседнее, — шоколадный коктейль, а это… — Понятно, моё пятно не стало уникальным, а лишь пополнило карту твоих похождений, — фыркнул Минсок, передумав извиняться. — Да, — заулыбался дурашливый Бекхён. — Так на чём я остановился? Ах, да! На прошлом! Минсок сделал ещё один глоток, мечтая вылить всю банку на голову другу, бывшему другу, если он не заткнётся. А в том, что он не заткнётся, сомнений не было. — Помните, как мы устроили ночь старых игр и рубились в «Марио»? Ты тогда нас сделала, — Бекхён уважительно похлопал Аю по спине. — Потому что вы напились кока-колы и бегали в туалет, — засмеялась она. Минсок ненавидел свою память. Она катастрофически не желала работать, когда надо было, и подло выкидывала картинки, когда мечтаешь забыть об этом навсегда. Вот и сейчас память, коварно хихикая, погружала его в прошлое… — Как можно не запомнить, что надо спуститься в третью трубу, собрать монетки, и тогда ты пропустишь эти летающие грибы! — Аю искренне недоумевала, почему Минсок никак не мог пройти этот тур. На самом деле всё дело было вовсе не в этой трубе, а в ней, да, именно в этой смешливой девушке, чьи джинсовые короткие шорты стоило объявить вне закона и изъять из производства и у покупателей. Её безразмерная футболка с Гарри на груди, то и дело сползала с плеча, открывая белую лямочку. Аю хмурила брови и дула губки, иногда закусывая нижнюю, сосредоточенно помогая мужичку-гастарбайтеру преодолеть препятствия на пути к своей страшной принцессе. Но, как говорила девушка, сердце не выбирает, и мы просто обязаны ему помочь, потому что без нас он споткнётся на первой же лестнице и сломает себе шею. Зря, что ли, разработчики трудились? Она всё это говорила, не отрываясь от экрана, а Минсок застрял на фразе «сердце не выбирает». Честно говоря, хотелось бы быть своему телу хозяином и как-то контролировать свои органы, все органы. Но получалось не очень. Поэтому он снова пропустил ненавистную трубу и Марио быстро скопытился, напоровшись на летающий гриб. — Ты тогда заснул, развалившись на диване, — Аю толкнула Бекхёна в бок, — а нам пришлось спать на полу, — и смешливо надула губки. О, да. Минсок помнил ту ночь… Она была так близко, сонная, пытающаяся бодрствовать и что-то говорить о том, какие парни слабаки. Лежала на ковре, подложив ладошку под щеку, и поджав под себя голые бледные ноги. Ему, лежащему напротив, было видно там, между её рук, в складках Гарри белое кружево. И мыслей не было совсем. Даже стыда за проигрыш неоднократный не было. Хотелось придвинуться ближе. И он так и сделал. Аю приоткрыла потяжелевшие веки. — Я всё вижу, — шепнула. — Что именно? — Я всё вижу в твоих глазах, — уголки её губ дёрнулись вверх. — И что там? — Там я. Там действительно была она. В глазах. В голове. Казалось, в крови, и даже в окружающем мире всё напоминало её. Пришлось здорово тряхнуть головой, чтобы вытрясти прошлое и снова увидеть шумящую вечеринку. Ещё несколько капель пива украсили ковёр. — А помните, помните, — воскликнул Бекхён, и Минсока вновь накрыло еле сдерживаемое желание придушить этого засранца, — помните, как мы ходили на фейерверк на мою днюху?! Чёрт, Бекхён, это запрещённый приём, нахмурился Минсок, обещая себе больше никогда не здороваться с этим человеком и вообще переходить на другую сторону дороги при встрече. — Ты помнишь? — Бекхён для пущей уверенности потрепал Мина по макушке. — Не помню, — он оттолкнул ненавистную руку. — Не помнишь? — чуть тише переспросила Аю. — Неа, — заглядывая в дырочку пивной банки, буркнул Минсок. Ничего он не помнит. Как же! — А-а-а-а! Красотень-то какая! — визжал Бекхён, бегая вокруг них кругами. — Целый салют для меня! — Твоя днюха просто совпадает с Днём города, — попытался осадить энтузиазм друга Минсок. — Это День города специально к моей днюхе перенесли! — не переставая лыбиться, ответил Бекхён. — Прекрати бегать, на нас уже люди косятся! — Ну, и уйди, а мне настроение не порти. — Пойдём наверх, к деревьям, — Аю потянула Минсока на холм. — И видно будет лучше. А этот псих пусть здесь бегает. — Нельзя было разрешать ему пить Ред бул, у него и так шило в одном месте, а тут, видать, совсем закоротило. Все люди собрались там, внизу, у реки, ожидая с минут на минуту грандиозный фейерверк. Они с Аю вдвоём стояли под раскидистым деревом, и от того, что она снова была близко, своими маленькими пальчиками сжимала его ладонь, иногда он выпадал из реальности и забывал, что здесь делает. — Тебе тоже хочется домой? — тихо спросила Аю. — Как и тебе, — согласно кивнул Минсок. Такое скопище народа очень напрягало. И вообще ему хотелось остаться с ней наедине, но из-за неугомонного Бекхёна это было практически невозможно. А тут ещё этот фейерверк. — Мы с тобой похожи, ты заметил? Они действительно отлично понимали друг друга, иногда достаточно было взгляда, чтобы передать «Бекхён придурок», «хочу домой», «по мороженке?» и «щемящая нежность грозит затопить меня к чертям». Оба любили тишину, книги и Discovery. Иногда Минсоку казалось, что Аю — его женская ипостась, настолько схожи были их предпочтения и поведение. — Если мы похожи, — повернулся к ней, — значит, ты сейчас думаешь о том же, о чём и я, — её тёмные тёплые глаза смотрели с таким пониманием. — Я в этом даже не сомневаюсь, — не отводя взгляда, кивнула Аю. И Минсок, не откладывая в долгий ящик, поцеловал заветные мягкие губы. Её руки нырнули под его спортивную кофту, уютно устроившись на пояснице. Она шагнула ближе, прижавшись теснее. Минсок пропустил весь фейерверк. — Такая красотища была! — Бекхён, как дитё малое, захлопал в ладоши. — Да, — кивнула Аю и добавила почти шёпотом: — Наверное… А потом была многослойная пицца и виски. Чанёль громко убеждал всех, что вино — это детский лепет и в его возрасте надо переходить на настоящие мужские напитки. Где-то минут через сорок, обняв пустую бутылку Jack Daniels, именинник мирно сопел на своей кровати, укрытый подаренным флагом футбольной команды Барселона. Вечеринка подошла к концу. Внизу на лавочке, глядя на свои нарочно скосолапленные ступни, сидела Аю. У Минсока что-то неприятно сжалось в груди и он выдавил: — Тебя… проводить? Она вскинула голову и тут же вскочила. — Нет, не надо. Я… просто хотела сказать, что рада тебя видеть и… — Я тоже, — кивнул он. — Мне дали одно задание, и я хотела попросить тебя о помощи, — её пальцы нервно теребили ремешок часов. — Да я тебя умоляю, — пьяно протянул выползший, наконец, из подъезда Бекхён. — Он всё для тебя сделает! — Заткнись, Бек, — прикрикнул на него Мин. — Не заткнусь! — тот больно ткнул его пальцем в плечо. — Потому что ты меня… Ик! Пардон! — на секунду Бек зажал ладонью рот. – Всё. Можно говорить, — покачнувшись, кивнул. — «Эта не пьёт пиво. Эта не любит животных, — перечислял он, загибая пальцы. — Та не знает, в какую трубу в Марио надо спускаться. Эта — напыщенная дура, а другая — извращенка», — голосом Минсока проблеял Бекхён. — Ему же ни одна не подходит! Я же пробовал! Я даже его со своей сестрой познакомил! — Всё-всё, — Минсок попытался собрать махающие конечности друга. — Кому-то пора спать! — Не хочу спать, — хныкая, упирался Бекхён. — Я соскучился по Аю. А если уж я соскучился, то ты и подавно! Ну, признайся, признайся, — вытянув губки уточкой, он потянулся к губам Минсока. — Фу, перестань! — тот еле успел увернуться от поцелуя. — Ну, скажи, скажи, что соскучился, — заныл Бекхён, намереваясь вновь чмокнуть друга в губы. — Вот пьянь! Соскучился! — выпалил Минсок. — Доволен? — Доволен, — пьяная улыбка растянула губы Бека. — А теперь посади меня в такси, а сам проводи Аю! — Я же живу недалеко, сама дойду, — не желая навязываться, сказала девушка. — Давайте я вызову вам такси, — она достала телефон. — Мне такси! Мне! — запищал Бекхён, пьяно притоптывая на месте. — А Минсоку – Аю! Минсок и Аю! Минсок и Аю! — Я тебя ненавижу, — процедил Мин и набрал службу такси. Её дом действительно был очень близко. Минсоку даже не хватило времени, чтобы собраться с мыслями и что-то сказать. Она тоже молчала. Зная, как много у них общего, скорее всего, ей тоже не хватило времени. — Так это… — она нервно закусила внутреннюю сторону щеки. — Мне надо подготовить статью об актуальных трендах интерьерного дизайна. Может быть ты… Помочь — означало встретиться снова. Встретиться снова — замучить свой бедный мозг воспоминаниями. Замучить мозг воспоминаниями — разбудить то, что должно спать. Всё это в мгновение пролетело у Минсока в голове. — Ну, нет, так нет, — по-своему истолковав молчание, произнесла Аю. Через силу улыбнулась, пряча в глубине тёплых тёмных глаз колкую обиду, и стала прощаться: — Спасибо, что проводил. Всего… хорошего. — Завтра, — пересилив себя, сказал Минсок. — Приходи ко мне завтра. Завтра наступило неожиданно, буквально свалилось на голову, как лавина, погребая под собой с такой тщательностью выращенное спокойствие и гармонию. Минсок по второму кругу подмёл в квартире, в третий раз протёр несуществующую пыль на кухонном столе, и в пятый раз заглянул в ванную, чтобы удостовериться, что нигде не висят высыхающие трусы. У него в принципе всегда была чистота (только если Бекхён не приходил). Но вот в таких случаях прямо мандраж охватывал, и казалось, что вокруг — срань несусветная. И Минсок боялся, очень боялся, что всё начнётся снова. Он с таким трудом вылез и начал думать своей головой, перестал кругом видеть её черты и слышать её голос. А ведь кто-то (как Бекхён) просто сказал, что он — трус и слабак. И Минсок не отрицал это, ни грамма не отрицал. На самом деле всё закончилось как-то глупо. Да и разве бывают иные расставания? Он просто испугался, что не сможет без неё жить. Вдвоём им было настолько комфортно и хорошо, что сработал какой-то странный механизм в голове, и он стал бояться, что счастье оборвётся неожиданно. Никто не может быть счастлив постоянно. А вот он был! Был счастлив полгода, как обезумевший дурак, каждый день, каждую секунду. Но ведь это не могло продолжаться вечно? Да и в какую-то минуту он поймал себя на том, что стал думать о себе во множественном числе, присоединяя автоматически Аю. «Мы пойдём, — говорил он, — мы подумаем, мы не знаем». Он стал растворяться в другом человеке. И испугался, что потеряет себя, потеряет того Минсока, с которым живёт столько лет. А ещё… Им тогда было по 22, а он с непонятным, щекотливым трепетом смотрел на чужие свадебные снимки и маленьких детей. Её фраза «А я хочу мальчика и девочку» подействовала на него отрезвляюще. В тот противно мокрый октябрьский вечер он предложил ей расстаться. И мотивировал это глупо, Минсок и сам это понимал. Ну, кто говорит: — Ты слишком хорошая, и у нас всё слишком хорошо… Меня это душит… Аю всё поняла. Не зря их называли Ким-в-квадрате, они действительно понимали друг друга. И он учился быть собою снова, под тонной «мы» находя собственное «я». А теперь она вновь хочет ворваться в его жизнь. Хотя, нет, Аю робко войдёт в его существование, и он вновь обнаружит, что только с ней его квартира стала полноценной. Минсок боялся её прихода. Очень боялся. Сначала они неловко в полной тишине пили чай. А о чём разговаривать с человеком, которого ты знаешь досконально, но не видел несколько лет? «Эй, Аю, у тебя есть парень? Ты влюблена? Может, обручена?», — только это вертелось в голове Минсока, пока он бросал косые взгляды на девушку, умилительно прихлёбывающую чай из кружки с зайчиками. — У тебя, наверное, есть и свои дела, — нарушила тишину Аю, — так что давай я задам тебе несколько вопросов, — она полезла в свою сумку за блокнотом, — ты разъяснишь мне кое-что, и я пойду, чтобы не задерживать. — Угу, — кивнул Минсок, поднимаясь из-за стола. А ведь так хорошо сидели. Теперь она будет говорить своим приятным успокаивающим голосом, да ещё и глядя на него своими красивыми глазами. Как пережить? .. Они сидели на его кровати напротив друг друга. Слова «концепция», «пространство», «динамика» оседали в её блокноте. Правда, иногда, засмотревшись на закушенную нижнюю губу, Минсок пропускал вопрос, и Аю приходилось повторять. — Что? — вновь встрепенулся парень, виновато глядя на собеседницу. — Я спросила, ты… счастлив? — Оу… Это имеет отношение к твоему проекту? — Да, самое непосредственное, — серьёзно кивнула Аю. — Тогда… Тогда да, — сказал он и почему-то опустил глаза. — А меня не спросишь? — тихо поинтересовалась она. Минсоку хотелось провалиться сквозь эту кровать, предыдущий этаж, фундамент, земную кору, и лучше сразу в ад, потому что муки совести вгрызались в горло, будто дикие сорвавшиеся с цепи псы. — А я научилась играть на гитаре… — Да? — удивился Минсок. — Да. Я всегда завидовала тому, что ты умеешь играть, а я нет, поэтому… Когда мы… — она запнулась, не зная, как произнести слово «расстались», — в общем, потом я купила гитару и пошла на частные занятия, — закончила Аю, выводя внизу, на уголке блокнотного листочка звёздочки. — И как? — У меня хорошо получается, — она смущённо улыбнулась, подняв на него смешливые глаза. — Показать? Минсок знал, что нельзя, нельзя это говорить, но… — Покажи, — кивнул на стоящую возле шкафа гитару. Раньше он проклинал её короткие шорты и платья. Теперь же даже банальные джинсы как назло тесно облегали хрупкую фигурку, а короткая рубашка то и дело оголяла белые полоски кожи, к которым до дрожи, до зудящих пальцев хотелось прикоснуться. Аю взяла гитару и села прямо на пол. Точно так же они сидели пару лет назад, вот только играл тогда Минсок, а сейчас… Она перебирала струны, а у него внутри всё кричало «Сдаюсь! Капитулирую полностью!». А уж когда к гитарному переливу присоединился её робкий, неуверенный голос, Минсок понял, что никогда из этого капкана и не вылезал, и впору сложить лапки, лечь на спину и завилять по-собачьи хвостиком, моля хозяйку почесать за ушком. Первые несколько строк он ещё разбирал, но голос, её голос проникал не в сознание — под кожу, через поры, через его поверхностное испуганное дыхание. — Ну, как? — Минсок не сразу понял, что песня закончилась. — Совсем… плохо? — Аю замерла в ожидании вердикта. Ему хотелось закричать, что он, похоже, сошёл с ума и забирает свои слова трёхлетней давности назад! Что он идиот, каких свет не видывал! Пришлось зажмуриться, чтобы сдержать эти слова. — Ясно… — тихо произнесла девушка, отставляя в сторону гитару. — Я тогда пойду. И так столько времени… Наверное, его рассудок совсем помутился, потому что иначе это не объяснить. Минсок неожиданно подался вперёд и прижался губами к её губам. Прижался и замер, ожидая отказа. Но она послушно приоткрыла губки, позволяя ему, наконец, вдохнуть её… Казалось, до этого он не дышал. Три года не дышал, а теперь в его лёгких долгожданный кислород. Он целовал её долго-долго и так нежно, что от нахлынувших чувств, прячущихся всё это время на подкорке, перехватывало дыхание. Она целовала в ответ, ласково зарывшись пальцами в его волосы на затылке, притягивая его ближе, разрешая обнять себя за талию и посадить на колени. — Ты сказал, что счастлив, — сонно пробормотала Аю. — Я счастлив, — ответил Минсок, с полуулыбкой наблюдая за тем, как сон всё сильнее сжимает её в объятьях. Они лежали на его кровати, повернувшись друг к другу лицом. Он смотрел и не мог насмотреться на неё, на чуть подрагивающие ресницы и тонкую линию подводки, на крошечную родинку на правой скуле, на пухлые губы, которые хотелось целовать вечно. Как можно было быть таким идиотом, чтобы пропустить целых три года без неё? — Я всё вижу, — буркнула она. — Что? — Я вижу это в твоих глазах, — она лениво приподняла веки. — И что там? — Там – я. Он укрыл её своим одеялом, надеясь, что оно впитает её запах, и он сможет какое-то время спать без неё. Хотя… Почему обязательно надо страдать, чтобы изредка быть счастливым? Почему нельзя быть счастливым всё время? Кто это сказал? Кто вложил это в голову, мешая жить и дышать? Надо начать всё сначала, решил Минсок, но теперь он от своего счастья так просто не откажется. — Если я сморожу глупость и скажу, что нам надо расстаться, ударь меня и обзови самыми плохими словами, которые только знаешь, — прошептал он, укладываясь рядом поверх одеяла, — только не уходи… — Договорились, — еле слышно пробормотала Аю, двигаясь ближе к нему и просовывая руки ему под локоть. Приятная тяжесть и тепло — с такими ощущениями проснулся Минсок. В носу щекотали… Волосы? Он открыл глаза и точно — длинные каштановые волосы. Попытался встать и услышал невнятное бормотание уютно устроившейся на его спине Аю. Чтобы не соскользнуть, она лишь крепче перехватила его за талию. И её запах, молочный с карамелью… И счастье вновь ударило Минсока по голове, сжало горло и пригрозило пролиться слезами — так они часто спали раньше. И они бы ещё долго делали вид, что спят, лишь бы только не встречаться глазами и не объяснять, почему они не просто на одной кровати, а ещё и друг на друге. От мыслей у Минсока вспыхнули щёки. «Рано, — приговаривал он про себя, — рано об этом думать. Представь, что вы только вчера познакомились». Но тут нагрянул Бекхён. — А вот и я! Решил заглянуть и проверить, что всё прошло, как надо, — он беспардонно прошёл в квартиру и заглянул в спальню, подмигнув заспанной Аю, разглаживающей на животе помятую рубашку. — Если я правильно понимаю, а я правильно понимаю, — Бек улыбался так, что казалось, его рот треснет, — вы помирились? — Я… я… — замялся застигнутый врасплох Минсок. — А мы и не ссорились, — пришла на помощь Аю. — Просто немного отдохнули друг от друга. — Да, — закивал Минсок. — Значит, я за «Марио», а вы пока, Ким-в-квадрате, сварганьте что-нибудь поесть! — Бек что-то ещё сам себе довольно лопотал, пока сбегал вниз по лестнице. — И почему у меня такое странное впечатление, — Минсок подозрительно прищурился, обернувшись к девушке, — что это всё было спланировано Бекхёном? — Мне уйти? — Аю тут же обиженно сложила руки на груди. — Нет! — Мин шагнул к ней и обнял крепко-крепко, чувствуя выступающие позвонки на её спине. — Тогда ты должен сказать спасибо Бекхёну. — Ну, конечно, — фыркнул Мин. — Я проиграла ему в танчики в прошлые выходные. И его условием было сделать первый шаг к примирению. — Что?! — Минсок ошарашено отшатнулся. — А ведь я могла и дальше молчать, что люблю такого болвана, как ты, — она чмокнула его в подбородок. — Что надо сказать? — Спасибо Бекхёну, — проворчал Минсок. — А ещё радостнее? — Благодетель мой, свет очей моих, Бекхён Ясно Солнышко! — благоговейно произнёс Минсок. — Вот так уже лучше, — засмеялась Аю, обнимая его в ответ. — Такое ощущение, что мы не прощались, — поцеловав её в висок, сказал Минсок. — Такое ощущение, что ты сейчас заплачешь, а у нас скоро нашествие Бекхёна, — хихикнула девушка, — и ничего не готово. — Точно! Надо срочно что-то сделать, а то он съест нас! Вернее, наши мозги! — Ты хоть помнишь, как играть в «Марио»? — ехидно поинтересовалась Аю. — В третьем туре влезть во вторую трубу и пропустить летающие грибы! — гордо выдал Минсок. — В третью! В третью трубу! — воскликнула Аю. — Неужели так сложно запомнить? — На тебе были слишком короткие шорты в тот раз, — обиженно оттопырив нижнюю губу, пристыжено признался он. — Оу, — девушка хитро прищурилась, — значит, для победы мне нужны те шорты… — Нет, только не шорты! Я тебя прошу!