Ave Maria, или Кровь не убиенного

Утро. Вокруг старого родового гнезда Риддлвудов стоит туман. В окне, если хорошенько приглядеться, виден дождь. Его капли жестоко бьются об землю, будто оставляя глубокие раны на ее страдальческом теле. Утренний мрак сменялся блеклым светом, исходящим из тусклых ламп или палящего солнца. Этого света было достаточно, чтобы озарить зеленеющий газон поместья. Здесь все было необыкновенным, чарующим и манящим, казалось, что это место оторвано от мира, отделено от всех, как остров, на котором жила надежда. Карл Риддлвуд сидел на террасе, наблюдая чудесные утренние явления, потягивая сладкий и бодрящий кофе из кружки, размышляя о днях грядущих, о планах и о том, куда поплывет фрегат его жизни, какие ориентиры выберет для себя. В его лице читалось нечто грузное, сам он был измученный и изможденный, поскольку проклятые кредиторы грозились забрать у него дом за долги, превышавшие все допустимые нормы. А рядом, в почтовом ящике лежали счета и повестки, на которые Карл не обращал внимания, а сами бесполезные (по мнению Карла) бумаги лежали неровной стопкой, изредка вываливаясь из потертого ящика. Иногда на Карла находили муки совести. Он представлял, как попадая на небо, будет вышвырнут за райские ворота, будто он еще мог что-то исправить. Но ему не хотелось перемен. В доме он последний год жил один, поскольку «любимая» жена развелась с ним и куда-то пропала, забрав детей, которым в пору самим было зарабатывать деньги; возраст их был от двадцати трех, до двадцати восьми лет. Жена посчитала, что Карл неинтересный человек, и это несмотря на тридцать лет брака и полного понимания первые двадцать пять. Дети тянулись к отцу и часто приезжали на выходных, чтобы игратьв гольф и веселить своего старика-отца. Они искренне любили его, знали, что он по-прежнему их отец и всегда им останется. Жена Карла очень скучала по мужу, но всеми силами и средствами пыталась скрыть свою неугасшую любовь к нему, в силу своего гордого характера. Карл ее понимал и знал причину их ссоры — его работа. Дело в том, что Карл долгое время проводил на работе, пропадая в разных местах по всему штату. Он был своего рода продавцом, своего рода рекламщиком. Его бизнесом была продажа наркотиков. И почему-то за это, как скажем за неоплаченные счета, угрызений совести он не чувствовал и видимо намеревался попасть в рай, одетый в свой парадный костюм и со следами наркоты на лице, под носом и на губах. Карл знал, как вредна дурь, но а последнее время из-за депрессии начал пробовать и сам. Карл был королем своего дела и заработал уже прилично, для того, чтобы оставить дела и придаться любимому делу, скажем провести время с семьей, которая ждала его возвращения с работы больше десяти лет. Но он поздно спохватился и вместо звонка жене или детям, взял со стола скрученную в трубочку бумагу и втянул в себя чертов порошок, вздыхая и посапывая, с каждой секундой приближаясь к заветным вратам, чтобы пожать руку кокаинового Бога. *** И вот к дому подьехала машина. Карл не аидел и не слышал этого, поскольку был в кокаиновом экстазе. Из дверей автомобиля вышел 47ой. Его лицо было хмурым, как и у всякого хладнокровного убийцы. Хитман был взросщен в секретной лаборатории и был идеальным клоном, поэтому не знал чувств и эмоций, а чтоб узнать их, ему требовался какой-нибудь чип, словно он был Терминатором или вроде того, хотя разницы между ними было немного. Но было одно явное различие между этими смертоносными машинами — Хитман был непробудим, его разум принадлежал корпорации, которая ежедневно давала ему заказы на убицства людей разного образца и чина. Он был неуловим, поскольку былидеальным и совершенным клоном человека, и отличить его можно было по штрихкоду на затылке, с надписью «47». Это был его номер и это была его судьба — быть беспощадным убийцей, в мире нде всевокруг убивают друг друга, лишь при помощи слов и эмоций, не пребегая к оружию. «Хитман»- как его звали в криминальном мире — не допускал ошибок, не промахивался и вообще не знал, что такое «не выполнить заказ». Он шел медленно мимо ограды, ища подходящее место, чтобы бесшумно перелезть через нее и оказаться поближе к Карлу Риддлвуду, который был заказан агенством, в связи с тем, что торговал наркотиками и психотропными веществами, от которых скончались тысячи людей, коим он продал «чудесное» зелье, помогающее от всех недугов. Наконец Хитман перелез через ограду и оказался недалеко от своей цели, от будующей жертвы, шансов у которой почти не было. Сорок седьмой подходил все ближе и ближе, изредка задевая траву и заставляя ее колыхаться. К его счастья выл ветер и его шаги были хорошо скрыты и не слышны. Карл изредка дергался, но явно не подозревал, что вскоре встретит смерть, посмотрит в ее мрачные глаза, полные пустоты и коварной неизвестности. И вот киллер был в двух шагах, но не спешил убивать жертву. Он обошел Карла и заставил его, обнаружить себя. Риддлвуд в изумлении вскочив и бросился в сторону дома, но Сорок Седьмой мгновенно подбежал к нему и схватил за края дорогой рубашки. Карл пытался что-то выговорить, позвать напомощь, но смог издать лишь пару странных и бесполезных в эту минуту, звуков, похожих на шенячье повизгивание или овечье блеяние. Как он был жалок. Хитман заговорил, приташив Карла к бассейну и заставив встать с колен:  — Вас заказали, мистер Риддлвуд. Я исполняю приговор. Вы готовы принять смерть?  — Нет… я не могу умереть, это невозможно. Может вы ошиблись, мистер…  — Сорок седьмой. Так меня можно называть. Хотя к чему вам мое имя, скоро вам не понадобится все это, вы отправитесь вслед за вашими друзьями, из вашей среды. Помните Джозефа Клэренса, Мануэля Дельгадо…? Вам ведь знакомы эти имена? Они мертвы, и вы уже тоже. Духовно вы умерли, хотя физически еще существуете.  — Если мне пришло время встретить смерть, тогда исполните одну мою просьбу — принесите на террасу проигрыватель для пластинок, поставьте Ave Maria…  — Хорошо. Желание клинета закон. Я принесу пластинку, а вы будьте здесь, если вы зашевелитесь, то это сразу почувствую и услышу. Даже не думайте об этом. Хитман вошел в дом. Прошелся по залу, аккуратно ступая по деревянному полу, отделанному паркетом. Шаги его были такими, чтобы не оставлять следов, чтобы никто его не обнаружил. На Сорок Седьмом к тому же были кожаные перчатки, чтобы точно не засветиться и не раскрыть себя. Хитман знал, что такому мастеру своего дела нужны достойные, королевские похороны. Наконец Сорок Седьмой дошел до старой тумбы, на которой лежал потрепанный проигрыватель. Рядом лежали пластинки, которых невозможно было сосчитать. Каждая обложка искрилась яркими красками и врезался в память, оставляя глубокий след, будто великан на миниатюрной хоббичьей норе. Сорок Седьмой аккуратно взял проигрыватель, зажал подмышкой пластинку и при этом умудрился прихватить с собой две бутылки вина, которым так любил себя баловать Карл Риддлвуд. Хитман прекрасно знал, что Карл попытается убежать и поэтому положил проигрыватель на входе, поставил пластинку с божественной «Ave Maria» и приоткрыл дверь, так чтобы музыка была слышна по всему участку, чтобы попала в каждый уголок, чтобы перед смертью Карл услышал сладостные нотки прекрасного женского Vibrato. Бутылки с вином Хитман оставил там же на входе, а сам вышел из дома, достал из кармана пистолет с глушителем и произвел выстрел. Попав в голову Хитман наблюдал, как тело Карла медленно падает в бассейн, обагряя воду кровью и првращая террасу в нечто подобное маковому полю, в период цветения. Карл медленно опускался на дно, но для него это не было трудным, ведь он итак всю жизнь был на дне, просто не ощущал этого, пока не принял смерть. Сорок Седьмой, наслаждаясь чудесной музыкой раздающейся из проигрывателя и немного понимая, что примерно чувствуют люди в момент ее прослушивания, направился ко входу в дом. Он взял бутылки с вином и направился к кровавому бассейну. Хитман вылил в него все вино, что символизировало то, что Карл не мог уйти от судьбы, то есть его погубило собственное дело, он не смог воспротивиться этому, не стал бороться. Никто ничего не услышал, будто не было этого выстрела, который пришелся в голову Карла и проделал в нем здоровенную дыру, с абрикосовую косточку. Хитман поправился, одернул пиджак, надвинул галстук, выкинул пистолет в бассейн, так чтобы тот лежал рядом и поспешил покинуть поместье. Киллер шел спокойно, не вызывая подозрений спокойно сел в машину, на которой приехал и придался просмотру вида из окна. Он не спешил заводить машину, а лишь смотрел вдаль, слыша, уже еле доносящиеся слова из проигрывателя и оглядывая окрестности спокойным хладнокровным взглядом. Он не просто ждал, пока туман рассеится, и пока только что начавшийся дождь пройдет, а ждал звонка. Диана. Она обещала ему позвонить. Иногда ему казалось, что он любил ее, хотя и не умел, не чувствовал ничего. Раздался телефонный звонок: «Сорок Седьмой, это Диана…».