***
Телефон зазвенел в кармане темных штанов, заставляя блондина сначала испуганно вздрогнуть, а затем, недовольно сморщившись, все же достать под испытующий взгляд Куроо вибрирующий девайс. Взгляд, прошедшийся по экрану, тут же преобразился до неузнаваемости, загоревшись каким-то странным огоньком, да и сам Козуме неожиданно и весьма заметно просиял. - Да, Хината-кун? - сиплым от волнения голосом пробормотал некомовец, обхватив обеими ладошками телефон и прикладывая его к уху. Пока парень смущенно смеялся и нервно что-то бормотал под нос, все больше позволяя радостной улыбке расцветать на лице, Куроо ошарашено смотрел на своего друга детства, не слыша ни единого его слова. Он совершенно ничего не понимал, как ни пытался осмыслить - а ведь только минуту назад все было как обычно, очередной день только для них двоих, полный безмолвного понимания и поддержки! Кенма все так же неподвижно сидел на кровати, поджав колени к себе и привычно расположив на них приставку; худые руки бережно обхватили черный корпус, а пальцы быстро и в определенном порядке, совершенно непонятном капитану Некомы, но от того не менее завораживающем, нажимали на всякие стрелочки, крестики и кружочки, пока на экране мелькали яркие фигурки рыцарей и магов; а сам брюнет, все это время сидящий рядом с Кенмой и что-то с явным интересом рассказывающий ему, тайно пожирал сведенные плечи взглядом, исследуя все самые потаенные уголки тела, проглядывающего из свободной оранжевой рубашки. Но сейчас все, вся выстроенная долгими годами идиллия рушится у него на глазах. Почему? Почему Кенма улыбается этому ублюдку так, как никогда не делал этого для него, Куроо Тецуро? Почему он с такой легкостью дарит другим все то, чего еще не знает его первый и единственный, самый лучший друг? Сотни вопросов обильно пропитались бессилием и острым непринятием, назойливым роем бушевавших в его голове, грозясь, в конечном счете, взорвать ее. Сердце бешено билось, тяжело ударяясь о судорожно вздымающуюся грудную клетку, кулаки комкали шоколадного цвета простыню до противного хруста костей, дыхание давно и безнадежно сбилось - ненависть, ярость, все эти непривычные чувства бурлили, кипели и клекотали внутри парня, окутывая здравый рассудок туманом недовольства и черной ревности. А Кенма, казалось, совсем не замечал странностей друга, звучно хлопнув крышкой телефона, спрятал его в карман и начал неуклюже ворочаться на кровати, пытаясь как можно с меньшими затратами энергии слезть с нее. Только худые ступни коснулись пола, а блондин уже хотел подняться во весь рост, как чужая рука, словно стальные тиски, больно впилась в запястье парня, приковывая его на месте. - Ты куда собрался? - упавшим, но не потерявшим своей привычной глубины, голосом спросил Тетсуро, не поднимая взгляда на удивленного Козуме. Сквозь плотную завесу черной, словно смоль, челки не проглядывалось ни одного оттенка эмоций, бушевавших сейчас на лице юноши, но Кенма все же отчего-то робко прокашлялся. Он уже слышал однажды эти стальные ноты в леденящем душу баритоне брюнета, видел его испепеляющий взгляд - взгляд человека, не терпящего неповиновения. Но с чего бы это вдруг? Он же ничего такого не сделал, чтобы заслужить недовольство друга, верно? - В-в парк, Хината-кун пригласил прогуляться. - Клетка из длинных пальцев капитана Некомы дрогнула, сильнее вжимаясь в тонкую кожу блондина, прерывая его речь на полуслове. - Ты не пойдешь, - холодно, с нажимом возразил Тетсуро, - я тебя никуда не отпускал. - Но... - Я сказал ты останешься здесь. "Ты будешь только со мной!" Связующего с силой дернули в тот же момент назад, и он, потеряв шаткое равновесие, больно приземлился на широкую грудь Куроо, утопая в горячих объятьях, грубых и сильных настолько, что плечи, вокруг которых сомкнулись руки капитана, сводило от ноющей боли. Кенма уже хотел было оттолкнуть парня, мысленно спихивая его скверный настрой на недостаток сна, испорченное настроение или чью-то плохую шутку, как почувствовал на своих губах обжигающий жар чужих губ. Глаза цвета меди шокировано распахнулись, встречаясь взглядом с требовательным взором глубоких, как безлунная ночь, глаз Куро, обездвиживающих тело не хуже самых крепких цепей. От этого липкого и пронизывающего взгляда становилось просто не по себе. Рот парнишки приоткрылся в немом протесте, чем не преминул воспользоваться Тетсуро, настойчиво углубляя поцелуй и не требуя ответного согласия блондина. Козуме замер от удивления, он ровным счетом ничего не понимал. Эти грубые, настойчивые касания были ему новы, незнакомы, он не узнавал прежнего Куро, доброго и отзывчивого Куро. То, с каким напором его горячий, влажный язык исследовал глубины рта парнишки, как сильные руки блуждали по его дрожащему телу, скользя пальцами под одежду и все больше оголяя каждый миллиметр прикрытой кожи, очерчивая непонятные узоры. С каким остервенением брюнет рывком снял с него рубашку и отбросил ее в сторону, как теребит нежно-розовые бусинки сосков - все это было до невозможного противно ему. Скользко, омерзительно, неприятно до ноющей боли в груди осознавать, что все эти мерзкие вещи проделывает сейчас с ним именно его друг, а не кто-то другой. А вот Тетсуро по-настоящему ликовал, давился нахлынувшим счастьем, все больше распаляясь, утопая с головой в новых ощущениях, хоть еще секунду назад хотел собственноручно придушить одного мелкого... Нет, нет, нет, забудь, это не стоит того! Особенно, если именно сегодня, здесь и сейчас в твоих руках это крохотное чудо, такое неприступное и давно желанное. Страсть, похоть, грязное желание бесповоротно опутали Тетсуро - ему уже не хватало простых поцелуев и невинных, мимолетных поглаживаний, хоть они такими уже давно перестали быть. Еще, еще, как можно больше! "Нужно сделать Кенму своим, только своим!". Когда дорожка влажных поцелуев переместилась на небольшую ложбинку меж ключиц, Кенму словно током прошибло, обдав все тело отрезвляющим холодом рассудка - эта идиотская шутка уже слишком далеко заходит. Руки настойчиво сжали футболку друга, но увидев, что это не принесло должного эффекта, - Тетсу уже перешел с влажных, раскрасневшихся от засосов ключиц на плечо, - тот со все нарастающей силой и страхом начал колотить кулачками грудь брюнета. Блондин дернулся и, вскрикнув, неприятно поморщился, выгибаясь в спине и невольно прижимаясь ближе к капитану, когда острые зубы больно, до крови впились в тонкую кожу в самом основании шеи; руки еще сильнее обхватили поясницу, пресекая все попытки к побегу на корню. А когда шершавый язык прошелся по месту укуса, слизывая ярко-красные капельки, боль только сильнее прошибла тело связующего, которого била крупная дрожь. - Не дергайся. - Страх, раньше какой-то призрачный и скорее инстинктивный, теперь прочно поселился в теле парня. Осипший, осевший на несколько тонов баритон прогремел в тишине комнаты неприкрытой злостью и угрозой, развеяв все сомнения Кенмы в одночасье - это не шутка. Куро никогда таким не шутит. Он дойдет до конца. Козуме как никогда захотелось закричать, надрывно и громко, выплеснув все накопившиеся за несколько коротких минут эмоции, страх, омерзение и недовольство, но какой-то тоненький, едва слышный внутренний голосок все оттягивал спасительный вскрик. Где-то очень глубоко в душе он все еще верил, что Куро одумается, извинится с глупой улыбкой на лице, и уже на следующее утро они, как ни в чем не бывало, вместе пойдут в школу, на тренировки, сыграют парочку матчей и уставшие, но счастливые, вернутся опять домой. Ему хотелось верить этому глупому и до ужаса наивному голосу, только в реальности все было иначе. Слезы бессилия, обжигая глаза, медленно катились по щекам всхлипывающего парня, пока его друг, - а друг ли он до сих пор? Соленая пелена неприятно щипала, голова наливалась свинцом, грудь изнутри разъедала боль предательства, но Козуме все продолжал отчаянно вырываться из рук капитана, правда, безуспешно. С силой бросив его на спину, Тетсуро схватил худые запястья и, вытянув руки над головой отпихивающегося паренька, обездвижил их, сковав замком своей сильной и шершавой ладони; коленом он уперся в пах блондина, почти полностью перекрывая все доступные ему шансы на побег. Кенма, всячески изворачиваясь, пытался уклониться от требовательных прикосновений, скользких поцелуев и грубых поглаживаний, извивался, когда Тетсуро вбирал в рот сосок, прикусывая его и посасывая, очерчивая рукой худощавые грудки связующего. Поддавшись панике и страху окончательно, он истошно закричал, звал капитана по имени, моля его остановиться, прекратить все это безумие сейчас же. Они же друзья, почему он делает эти мерзкие и ужасные вещи?! Но сколько бы он не пытался, как бы надрывно не кричал и не плакал, устилая раскрасневшееся лицо горькими слезами, давясь всхлипами, Куро оставался нем к его мольбам, полностью отдаваясь давно позабытым инстинктам хищника и не обращая на страдания любимого ни капли внимания. Он ведь так давно, так сильно любит паренька, одному только богу известно, как он так долго продержался без столь головокружительных ласк! Вскоре Куро надоели и эти когда-то желанные прелюдии, о которых он так часто грезил по ночам, наутро уничтожая следы своих пошлых деяний и выбрасывая их вместе с пачками салфеток. Звякнула пряжка ремня, заскрипели зубчики молнии - возбужденный капитан рывком снял мешающие джинсы вместе с трусами Козуме, мимолетно садня короткими ногтями покрывшиеся мурашками холодного, липкого страха бедра. Быстрым движением сняв свою пропитавшуюся потом футболку, брюнет отбросил ненужный предмет одежды и впился губами в распухшие губы связующего, оттягивая их зубами и кусая до крови, чем вызывал только очередной стон боли у парня. Отстранившись от столь манящих губ, парень провел носом от шеи и до самого паха связующего, с наслаждением вдыхая едва слышный запах яблочного пирога - любимого лакомства Козуме Кенмы. Смочив слюной два пальца, Тетсу медленно, с нажимом ввел их в плотно сжатое колечко мышц паренька, который сейчас готов был просто сгореть от стыда и возмущения. Задевая тугие стенки, пальцы с обжигающей силой царапали их, принося только еще больше боли извивающемуся Козуме. - Куро, нет, нет, остановись! – кричал Кенма, вырываясь из цепкого захвата капитана и пытаясь как можно дальше отползти от него. - Пожалуйста, Куро, я умоляю тебя! Я-я больше никуда не уйду... только прекрати это! Остановись, прошу... – последние слова утонули в судорожном вздохе, слетевшего с губ блондина, когда капитан с пошлым причмокивание вынул пальцы и, раздвинув ноги напарника, рывком вошел в него, хоть и всего лишь на треть. Ошалело хватая ртом воздух, блондин забился всем телом в агонии нестерпимой боли, разрывающей все его естество, обжигающей внизу острыми иглами безумия. Горячие слезы, вперемешку с потом, не просыхающими дорожками скатывались на затылок, оседая на разметавшихся копнах осветленных волос. Выждав секунду-другую, шипя от удовольствия и ощущения горячих, туго обхватывающих его член стенок, Тетсуро начал медленно толкаться в паренька, с каждым разом входя все на большую длину, чем только приносил сокоманднику ни с чем не сравнимый дискомфорт, если душераздирающую боль вообще можно назвать таковой. Через некоторое время двигаться стало в разы легче: неосторожным рывком он задел что-то внутри Козуме, а после почувствовал, как вязкая, горячая жидкость смачивает сухие, почти не растянутые стенки – кровь стала самой лучшей смазкой для обезумевшего от желания капитана. Кенма уже не кричал, - голос был окончательно сорван уже давно, - он только продолжал исступленно дышать и смотреть в потолок, закусив искусанную Тетсуро губу, с силой сжимая в кулаках простыню, дергаясь от быстрых толчков. Отсчитывая вдохи и выдохи, он всеми силами пытался не обращать внимания на грузные стоны удовольствия брюнета, не слушать противное хлюпанье, когда парень каждый раз в полную силу вдалбливается в податливое тело, как горячие капельки липкого пота капитана приземляются на его живот, бедра… Он отчаянно пытался вообще не воспринимать все это безумство как действительность. Поскорее бы уже этот кошмар закончился… Тетсуро, предчувствуя скорую развязку, замедлился, мучительно медленно выходя и так же входя в сотрясаемого крупной дрожью блондина. Его горячие пальцы очертили контуры головки Козуме, размазывая каплю смазки по всей длине возбужденного члена Кенмы, испустившего вздох и выгнувшегося в спине от обжигающего, совсем не желанного прикосновения. Обхватив рукой ствол, капитан грубо прошелся пальцами сначала вверх, а затем вниз, все больше ускоряя темп и так же быстро толкаясь. Сбившееся дыхание вперемешку с судорожными всхлипами-вскриками заполняли комнату, легкая полуулыбка тронула губы брюнета - ничего, скоро Кенма почувствует всю его любовь! Он, наконец, поймет, что ему никто не нужен, кроме Куро! Теперь Кенма будет принадлежать только ему одному! Повинуясь скорее физиологии, чем возбуждению, которого совсем не чувствовал блондин, он, испустив хрип, излился в руку Куроо, пачкая белесыми капельками, которые от толчков брюнета тут же перемешивались с потом, и свой живот. Голова взрывалась, перед глазами все потемнело, поэтому Кенма не видел, с каким удовольствием Тетсу слизнул несколько капелек семени с пальцев, а если бы и увидел, то пожелал бы навсегда забыть, как и все остальное. Толкнувшись еще несколько раз в тело сломанного, ослабевшего друга, капитан обильно кончил, утробно прорычав имя Козуме. Тело наполнилось приятной истомой, и Куроо, обессиленный и как никогда счастливый, блаженно навалился на друга детства, зарываясь носом в его волосы. Усталость брала свое, а потому, не заметив, с каким испугом и животным страхом блондин дергался от каждого его прикосновения, едва слышно хрипя, как отчаянно дрожит он под разгоряченным телом капитана, Тетсуро довольно прикрыл глаза. Нашарив рукой одеяло, он набросил его на себя и напарника и, обхватив истощенное тело руками, прижал его к своей груди, удобно устраиваясь на боку. Вскоре капитан умиротворенно засопел, с головой окунаясь в мир преприятнейших сновидений с участием счастливо улыбающегося Кенмы, в медных глазах которого плескалось неподдельное счастье и любовь – точное отражение чувств Тетсуро. И лишь тихие всхлипы, грозящиеся перерасти в истерику, нарушали идиллию и тишину комнаты Козуме. Они не прекратились ни через минуту, ни даже через несколько бесконечно длинных часов, всего лишь немного утихнув до состояния полубезумного шепота. - П-почему? – иступлено повторял одно-единственное слово окончательно сломанный, втоптанный в грязь самым лучшим другом паренек, сжавшись в дрожащий клубочек и закрыв заплаканное, раскрасневшееся лицо руками. – Почему, Куро?!***
Разрушать вещи априори гораздо легче, чем создавать, ведь нет ничего вечного и неразрушимого. Но все это Куроо Тетсуро поймет только на следующее утро, только взглянув в безжизненные глаза друга, бывшего лучшего друга. Впервые он поймет, что разрушил все навсегда. Конец их узам придет слишком внезапно.