***
Наши души были разрушены, но мы собрали их вместе. Никто из нас неидеален. Но слова на бумаге действительно честны. Ведь они искренни тогда, когда не могут быть произнесены вслух…Часть 1
21 июля 2015 г. в 21:34
Я смотрел в книгу, не понимая ни строчки, а мои глаза слепило солнце. Из-за слез, пожелтевшие страницы намокали, размывая слова. Мне было больно, а руки дрожали. Говорят, разочарование — неизбежная часть взросления, и поэтому каждый должен испытать это на себе. Люди умирают. Это норма жизни, когда каждый человек имеет того, кого бы хотелось вернуть, увидеть вживую, а не на фотографиях времен, которых уже никогда не вернуть. Такой период наступает у каждого. Но как бы мне хотелось этого избежать…
Рэй всегда был хорошим и улыбчивым человеком. Он казался мне немного странным, но его окружала такая удивительная атмосфера. Наверное, если и остались где-то на этой планете хиппи, он был одним из них. Я бы никогда не подумал, что его странная ненависть к шортам и футболкам имеет такое простое объяснение, что его задевает мнение родителей, окружающих о тех увечьях, которые были, казалось, незаметной частью его жизни. Что он нашел такой страшный способ для борьбы с собственной болью в груди.
Рваные шрамы, покрывавшие все его лицо и тело, не делали его отталкивающим. Но не для тех, кто считает, что люди, имеющие недостатки во внешности, — отвратительны. Прохожие, однокурсники, даже его родители — все они не могли смотреть на него без жалости, смешанной с презрением. Никого не волновало, что мой друг детства — прекрасный айтишник, добрый человек и прекрасный собеседник, и шрамы — вина не его, а несчастного случая в детстве и битого стекла, разбросанного по всей дороге во время катания на роликах.
А теперь я получил страшную новость, с которой мне хотелось бы смириться, как взрослому и разумному человеку, но отчего-то не получалось. Я не хотел верить, что он покинул меня. Мы же клялись, что наша дружба вечна, что мы всегда будем друг с другом. «Вечно«… Теперь я, наверное, возненавижу это слово, ведь он самое лживое, которое только можно придумать. Вечности нет, все закончится когда-нибудь.
Я все время мысленно возвращался мыслями к телефону в кармане, в котором последнее прочитанное сообщение гласило: «Рэя нашли в ванной, полной его собственной крови. Похороны во вторник». Все так просто. Был человек, а потом исчез. И все, что остается, — надгробная плита с двумя цифрами, разделенными черточкой. Я не мог этого просто забыть.
Рядом со мной сел кто-то, но мне было все равно. Я думал о Рэе, а реальный мир прекратил для меня существовать. Я погрузился в себя, а перед глазами стояли картинки моего улыбающегося друга, чьи руки сейчас были по локоть в крови, а я ничего не смог сделать. Я вспоминал его светлую улыбку, понимающий взгляд, когда я тараторил ему обо всем на свете, его образ засел у меня в голове и не хотел исчезать. Я пытался воспроизвести в голове все черты его лица, боясь упустить что-то. Я не хотел понимать, что никогда его больше не встречу, не похлопаю по плечу, рассказывая очередную глупость, которую так серьезно мог слушать только он.
Очнулся я только тогда, когда на город опустилась тьма. Поняв, что мне нужно домой, я поднялся, желая захлопнуть книгу. Мой взгляд наткнулся на клочок бумаги, на котором была надпись корявым почерком.
«Тебе плохо? Если захочешь поговорить об этом, просто напиши мне сообщение. Только сообщение, пожалуйста. Письма честнее, чем слова, произносимые вслух. Если они искренни, разумеется».
На обратной стороне был начеркан номер телефона. Мне это показалось таким глупым и лишним, что я даже и не подумал согласиться. Не знаю, зачем я это сделал, но бумажка все-таки была засунута в задний карман джинс, а я угрюмо поплелся домой, вытирая глаза рукавом. По-взрослому, ничего не скажешь.
В темноте нас настигают весьма саморазрушающие идеи. Мне внезапно вспомнилось, как Рэй когда-то резко высказывался насчет курильщиков и алкоголиков. Он рассуждал о чем-то на тему заботы о собственном здоровье. Мне резко стало все равно на все, что он когда-либо говорил, ведь как я могу прислушиваться к тому, что говорил человек, который предал меня? Он ушел, хотя и обещал этого не делать. Вот и я сделаю то, что он, сторонник здорового образа жизни, всегда ненавидел.
Ноги привели меня в круглосуточный маркет. Бросив на прилавок несколько купюр, я попросил дать мне самые крепкие сигареты, которые только есть, и три бутылки коньяка. Конечно, в мою голову закралась мысль, что это плохая идея, но она тут же была послана так далеко, как только могла добраться. Схватив с прилавка покупки, я вышел быстрым шагом из магазина и пошел домой, боясь потерять свою решимость. Я не хотел начать сомневаться.
Нашарив в кармане ключ, я открыл дверь, вошел, захлопнув ее за собой. Все мои вещи были отброшены куда-то во тьму. Мне было искренне плевать.
Я сгрузил все покупки на кухню, а сам пошел искать стакан и спички. Мне не хотелось включать свет, ведь его не осталось в моей жизни. Никогда не занимался ничем подобным, поэтому мне пришлось долго возиться с тем, чтобы распечатать все это. Наверное, даже мои кривые руки пытались спасти меня от саморазрушения. Но это было невозможно.
Я зажег сигарету и, задыхаясь от дыма, попробовал затянуться. Все закончилось кашлем, но я не прекратил. Пытаясь снова и снова, я привык к этому горькому дыму, который мне, кажется, начал заменять воздух. В голове все немного поплыло, а я смог немного успокоиться.
Но не смог подавить желание продолжить. Я почувствовал адреналин, а в голове установился долгожданный покой, о котором я мечтал с момента прочтения этого проклятого сообщения. Я начал понимать, что люди находят во всей этой гадости. Да и не такой уж и гадости, в общем-то, как оказалось.
Я открыл первую бутылку и налил непривычно пахнущую жидкость в стакан. Горькая жидкость обожгла горло, а в голове помутилось, перед глазами полетели звездочки.
Затяжка, глоток. И снова, и снова, и снова…
Мысли стали путаться. Но я почувствовал свободу. Мне больше не было тяжело или сложно. Я чувствовал странную эйфорию.
— А почему нет? Мне же всего двадцать! Я могу себя так вести! — крикнул я в пустоту комнаты. — И ему было столько же… —, а это мне хватило совести только прошептать, глотая слезы вперемешку с дымом.
Я начал превращать свою жизнь в форменный ад.
Я жил так неделю, сначала пытаясь продолжать быть примерным сыном и студентом, но, не желая выносить их взгляды, такие же, как видел Рэй, вероятно, перевелся на заочку и сократил общение с родителями. Я отсылал им каждый день шаблоны из телефона, потому что не хотел писать ложь сам. Я еще не научился этого делать, да и не хотел, в общем-то.
Я не нашел в себе силы прийти на похороны Рэя, не желая видеть его гроб. Я хотел верить, что это сообщение было ложью. Я винил себя в этом, ведь он был моим лучшим другом.
На десятый день такой затворнической жизни ко мне начал приходить Рэй. Сначала на доли секунды, но спустя несколько суток он уже стоял напротив меня, смотря укоряющим взглядом.
Я выходил на улицу только за алкоголем и сигаретами, остальное меня не интересовало. Каждый раз, когда я лазил по своим карманам в поисках ключей, я натыкался на какой-то клочок бумаги, но что-то мешало мне выкинуть его.
Постепенно я начал сходить с ума. Стоило мне привыкнуть к Рэю, новому образу жизни и даже начать пару картин, когда я понял, что я должен что-то с этим делать. Потому что его глюк становился все более реальным. И я начал верить в его существование. От осознания этого мне стало страшно.
На двадцатый день Рэй подошел ко мне и положил мне руку на плечо. Другой рукой он взял мой подбородок, и повернул мою голову, заставив посмотреть ему в глаза. Впервые за все его пребывание он заговорил:
— Хэй, чертов Уэй, что же ты творишь?
Я онемел от страха. Вырвавшись из его рук, я побежал на улицу. В куртке всегда было все необходимое, чтобы не искать что-то по квартире, поэтому я просто захлопнул дверь. Но я тогда не думал об этом, честно говоря. Я просто бежал из дома. Мне было все равно, куда я бегу. Я просто хотел скрыться от себя, ведь его образ преследовал меня даже в моем пьяном угаре, который когда-то был для меня единственным спасением. Я неожиданно остановился и понял, что передо мной та самая лавочка.
От безысходности я сел на нее и полез в карман в поисках сигарет и зажигалки. Когда я, найдя их, достал и закурил, я увидел что из моего кармана вылетел этот чертов клочок бумаги, который мешался мне уже гребаный месяц. По привычке аккуратиста, которая выжила совершенно непонятным образом, я прочитал надпись. И вспомнил тот день. Я хотел уже выбросить этот бесполезный номер, но не смог.
Краем своего пьяного сознания я начал понимать, что мне нужна помощь. Что я пойду за Рэем, если не остановлюсь. Но я не мог, да и не хотел. Я просто хотел забыться. Я просто не желал ничего знать. Но что я потеряю, если напишу? Ровным счетом ничего. Просто поговорю с кем-то помимо самого себя. Ничего страшного. Он вообще мог оставить не свой номер. Но какая разница?
Глубоко вздохнув и почувствовав свежесть, от которой я успел отвыкнуть за месяц, я дрожащими руками открыл поле сообщений и, едва попадая на нужные кнопки, набрал:
«Привет. Ты, наверное, меня не помнишь, но ты кинул мне номер с запиской в книжку. Возможно, я поступаю по-дурацки, и мне не стоило писать тебе. Если это так, то прости», — написав последнее слово, я нажал на кнопку «отправить» и откинулся, прикрыв глаза рукой.
Я понятия не имел, зачем я это сделал. Моя голова раскалывалась от наступившего похмелья и слишком большого количества свежего воздуха. Я приближался к мысли, что неплохо было бы просто раствориться, чтобы не думать больше вообще ни о чем. Тогда бы, наверное, и Рэй перестал бы быть глюком, и его взгляд бы вернул свою прежнюю теплоту по отношению ко мне. И я бы смог снова рассказывать ему все, без опасения сойти с ума, материализовав свою больную фант…
Мои рассуждения прервал громкий звонок телефона, прошедшийся по моим мозгам, словно лезвие. Я разблокировал его, получив ответ на мое сообщение. Это было неожиданно.
«О, привет. Меня зовут Фрэнк Айеро, и я очень рад, что ты смог мне все-таки написать. Честно говоря, я и не надеялся на это сообщение. Я прекрасно помню тебя. Ты смог мне написать, поэтому я подозреваю, что у тебя в жизни произошло что-то действительное серьезное? Я правда хотел бы помочь тебе. Мне не все равно».
Я не знал, что мне ответить, честно говоря. Я не верил, что мне ответят. Я не думал, что обо мне вспомнят. С этим сообщением в моей голове возникло необычное осознание — я все еще существую.
Я нерешительно начал отвечать. Мои пальцы неловко забегали по телефонной клавиатуре. Я не был уверен в правильности своего поступка, но открыться незнакомцу всегда проще, чем близкому человеку. Я всегда смогу сбежать, если захочу. Так почему бы и нет?
«Я не знаю, стоит ли это твоего времени. Я знаю, что последний месяц моей жизни — одна сплошная глупость, поэтому глупостью больше — глупостью меньше. Все равно. Какая мне уже разница? Помнишь нашу последнюю встречу? Мой лучший друг покончил с собой, а я ничего с этим не мог поделать. Раньше я был сторонником здорового образа жизни, а теперь я послал это все в задницу. Я просто хотел забыться… Но сегодня Рэй заговорил со мной! Все так глупо. Нет, просто не отвечай мне. Не хочу слушать нотации», — и снова нажимаю на кнопку, отправляя крик в пустоту. Чтобы где-то там это все прочитал незнакомец, которому наверняка все равно. Но он чем-то меня зацепил. Я хотел верить, что он не врет. Что он меня действительно поймет.
И снова звук сообщения, но я уже был готов, поэтому сидел с разблокированным телефоном.
«Нет, я не собираюсь читать тебе нотации. Если ты написал мне, значит, тебе нужен кто-то, с кем можно поговорить. Ты явно не хочешь продолжать то, что делаешь. Поэтому давай договоримся. Я не осуждаю тебя, что я ненавижу делать в принципе, а ты честно говоришь мне все, что только хочешь. Идет?» — по моему лицу начала расползаться улыбка, первая за долгий промежуток. Я быстро набрал короткий, но честный ответ.
«Да».
Так я начал общаться с ним. Фрэнки оказался очень хорошим и интересным собеседником. Он чем-то напоминал Рэя, но я четко понимал, что Торо и Айеро — два разных человека. Он оказался прав, говоря, что написанное честнее чем-то, что произносится вслух. Начав общаться с ним, я постепенно, но уверенно возвращался к своей нормальной жизни. Наше общение тоже было прекрасным. Сначала это были неловкие короткие диалоги, но постепенно они превратились в длинные задушевные беседы.
Этот месяц пьянства и раздолбайства остался в прошлом, словно это был страшный сон, который я стремился забыть. Только от сигарет я избавиться не смог, но это единственная вредная привычка, которую я захотел оставить.
Рэй больше никогда не приходил. Я не смог набраться смелости, чтобы посетить его могилу. Я хотел, чтобы он оставался живым в моей памяти. Я не желал видеть его надгробную плиту, под которой он был погребен навсегда. Я оставил его в своей голове, но только как-то, что я не должен никогда забывать. Как хорошего человека, друга. Я понял, что не в моих силах что-то изменить — не в моих силах, и смирился.
Мы переписывались Фрэнком каждый день, но никак не могли встретиться. Однажды я у него спросил:
«Скажи, а почему ты изначально предложил переписываться?»
«Я хотел бы объяснить тебе это вживую. Что же, давай встретимся? Через час на той самой лавочке. Идет?»
Я был невероятно рад этому предложению. Фрэнк теперь занимал все мои мысли. Я недавно пришел к выводу, что он нравится мне не только в качестве друга. Это меня пугало, но я, кажется, влюбился в него. И я мог сказать точно, что влюбился я в душу. Ведь в жизни я не видел его никогда.
Разумеется, я с удовольствием согласился. Мне было интересно с ним познакомиться. К тому времени я уже был полностью адекватен, и мне действительно искренне хотелось встретиться с этим человеком. Через час я сидел на лавочке, читая ту же самую книгу, что и в прошлый раз.
Я понял, что кто-то сел со мной рядом. Все было, как в ту нашу единственную встречу. Когда я поднял глаза, я увидел симпатичного юношу моего возраста. Он был в теплой кофте с капюшоном и, заметив, что я пялюсь на него, смутился, отведя свой собственный любопытный взгляд.
— Хм, привет. Я Джи, — нерешительно начал я разговор. — Ты ведь Фрэнк, правильно?
— Да, это я, — Айеро ответил, улыбнувшись, на что я протянул руку. Мне показалось, что его жест рукопожатия был несколько нерешительным. Впрочем, несмотря на это он продолжил, не давая мне вступить в диалог: — Ты хотел знать, почему я считаю записи более честными и надежными? Я не мог об этом сказать раньше, потому что боялся оттолкнуть тебя. Я скажу тебе просто одну вещь. И одна записка, — сказав это он достал клочок бумаги из кармана и положил его в мой. Посмотрев мне в глаза и увидев, что я потянулся за бумажкой, он произнес: — Сначала пообещай, что прочитаешь записку только когда я выскажусь и уйду, — увидев кивок на свою реплику, он, видимо, немного успокоился. Потом, словно падая в омут с головой, он произнес: — Когда ты в бреду, верить можно лишь тому, что написано. Только бумаге. Когда я встретил тебя, я возвращался из наркодиспансера. Я завязал около полугода назад, но если ты не хочешь говорить со мной после этого — я не настаиваю. Увидев тебя тогда, я подумал, что ты можешь улететь в ту же пропасть, из которой я вылез. Я ухожу, а ты прочитай записку. Если ты принимаешь все, что узнал обо мне сегодня, пожалуйста, напиши мне.
Он вскочил с лавочки и побежал в неизвестном направлении. Смотря на его удаляющуюся фигуру, я рукой нащупал бумажку. Я с трудом оторвал взгляд от него, и, достав клочок бумаги, на которой было нацарапано: «Я люблю тебя», я понял, что вряд ли буду сожалеть, если решусь. Как и он. В омут с головой.
Я счастливо улыбнулся, доставая телефон, чтобы, в который раз за день, написать сообщение. На этот раз короткое, но искренне настолько, насколько только возможно.