Пряничек

Мориске вздохнул, завидев Льва. Тот каждый день приходил к третьегодкам на переменах с тех пор, как они оставили клуб ради подготовки к выпускным экзаменам. Впрочем, Мориске уже через неделю перестал себя обманывать — не к третьегодкам, но лично к нему. Намёки Куроо, сперва показавшиеся дурными шуточками, оправдались. — Яку-са-а-ан! — радостно поздоровался Лев, зашуршал пакетиком. — Доброе утро! Иначе, зачем ему прикармливать семпая? А именно так это и выглядело: Лев делился завтраком, приносил сладости или крекеры, а недавно взялся знакомить Мориске с русской кухней. И, разумеется, лёгкий морозец его не отпугнул — сегодня Мориске захотелось позавтракать на свежем воздухе. И Хайба всё равно присоединился к нему. Мориске улыбнулся первогодке. Глупо ведь, честное слово. Глупо и наивно — подходить каждый день, смущаться и не сметь признаться, наконец. — Доброе. Намёки оправдались, выплеснулись множеством подтверждающих обрывков воспоминаний. Слова, действия, взгляды переплелись и соединились в одну ясную картинку. Картинка эта вовсе не отталкивала, на удивление грела. Особенно ясно Мориске почувствовал это сегодня — ему совсем не было дела до холодного январского воздуха, а внутри всё горело радостью от простой и тёплой мысли: Лев снова рядом. Рядом, а вокруг никого. Не нашлось больше школьников, готовых мёрзнуть во дворе. Они стояли у стены, совсем незаметные из окон, только вдвоём. Мориске ухмыльнулся сам себе, а Лев сделал шажок ближе, открыл и протянул уже знакомую пачку. — Пу-ря-ни-ки? — припомнил Мориске бессмысленные звуки названия. Лев довольно улыбнулся, закивал радостно: — Сегодня свежие совсем, мягкие. Эти вкуснее! Ну ещё бы. Прошлый раз эти печеньки были твёрдые, зато Хайба научился наконец смотреть на дату изготовления на упаковках. Нашёл же где-то русский магазин. Хотя, ничего удивительного, видел же Мориске здесь неподалёку турецкую лавочку, почему бы не быть и русской? Свежий пряник был съеден как-то очень уж быстро, Мориске потянулся за вторым, будто не обращая внимания на то, что Хайба свою руку из пакета ещё не вытащил. Либеро честно постарался скрыть улыбку и не глядеть на то, как покраснел первогодка от случайного прикосновения. Ну что ж он мучается, сколько можно уже? — Вкуснее, — подтвердил Мориске. Лев, всё ещё смущаясь, кивнул. Улыбнулся робко: — Рад, что вам нравится. Робко и немного грустно. Он не умел таить эмоции, и Мориске сделалось стыдно. Ведь нельзя же посмеиваться и ждать, когда Хайба поймёт, что Мориске его не отвергнет. Лев решил, что ничем хорошим признание не обернётся, раз держал свои чувства в секрете. Это наверняка больно. В сердце либеро что-то противно сжалось, и ощущать это чувство дольше он не захотел. Шагнул, встав вплотную, дёрнул Льва за рукав. Тот проглотил слова удивления, встретившись с Мориске взглядом. Словно заиндевел, дав морозному утру сковать себя. — Нравится, — шепнул Мориске. Поправился, — Нравишься. Лев моргнул медленно, изумлённо. Понял, что его Яку-сан имел ввиду вовсе не пряники. Он вспыхнул и губы его задрожали, не смея сложиться в улыбку. Короткого слова хватило, чтобы стереть недопонимание между ними. Яку потянул Льва за куртку, заставив отмереть и наклониться немного, чтобы уничтожить и сомнения. Лев долго боялся, он мог не поверить ушам. Как Мориске когда-то не поверил, что Хайба может держать чувства в тайне. Поцелуй вышел коротким, как заветное слово, а губы Льва оказались холоднее бесснежной зимы вокруг. Свои же показались Мориске слишком горячими. Он запоздало задумался, а не покраснел ли он сам не хуже Хайбы. И вздрогнул, когда Лев вдруг обнял его, выгоняя все мысли из головы. Мориске улыбнулся в его жилетку на груди. Она грела щёку и пахла давно знакомым ароматом. Он подумал, что приятней объятий ещё не испытывал, как за его спиной хрустнул пакет с пряниками, который Лев так и держал. Это заставило их обоих тихонько засмеяться, расслабиться, отмереть совсем. — И Вы мне.. Вы мне нравитесь, Яку-сан, — услышал либеро счастливый шёпот над своим ухом. Мориске поднял голову, позволяя улыбающемуся Льву прижать его к себе сильнее, и потянулся к его губам. Второй, долгий поцелуй завершился со звонком, ознаменовавшим окончание школьной перемены. С десяток шагов до двери они прошли, держась за руки, а в тепле коридора молча расстались до следующего звонка. Присев за парту, Мориске в мечтательной задумчивости коснулся пальцами своих губ. Пусть учитель не винит его за невнимательность на этом уроке — не хочется перебивать радость от счастливой, ему одному адресованной улыбки Льва.