Доверие

      Стайлз Стилински семнадцать. У нее сложная жизнь: периодические проблемы со сном — она не засыпает, пока рядом не устраивается Малия, — проблемы с концентрацией внимания и проблемы со всем сверхъестественным, которое только появляется в Бекон-Хиллс. Возможно, все было бы проще, если бы каждое новое существо, появляясь в городе, не пыталось кого-нибудь убить; возможно, нет.       Тео Рэйкену тоже семнадцать, и он слишком подозрительный. Весь его вид будто кричит, вопит, орет: «Не верь мне! Не верь мне! Не верь мне!». В воображении Стайлз эти слова написаны на его футболке, на лбу, в глазах; в кошмарах — на режуще-желтой полицейской ленте вместо «не входить». И она не верит, хотя после дурацкой слежки за Тео в лесу перестает всерьез надеяться, что выкопает что-то сама.       Стайлз семнадцать, в Бекон-Хиллс возвращается Тео, и именно он начинает рушить ее выстроенную из карт, хотя казалось, что из стали и бетона, жизнь.       Первой отдаляется Малия — потому что сложно поддерживать отношения, когда один из партнеров просто безумно другому благодарен, а второй в то же время становится одержим глупой, сильной, жужжащей, подобно мухам над трупом, паранойей. Может, первым звонком было то, что Стайлз сама ее выставила жить у отца — не совсем вежливо, но желая только помочь, — и Малия все поняла не совсем верно. Может, чертов Тео ее очаровал своими кубиками на прессе — в конце концов, Стайлз и сама не без греха. Кто знает.       Стайлз застает их вдвоем вечером в раздевалке, долгие секунды наблюдает, как Малия буквально трахает языком чужой рот, как когтями раздирает майку, совершенно не сдерживаясь, и уходит — медленно, поджимая губы и отчаянно пытаясь не рыдать. Она готова душу продать, что Тео ее заметил, а Малия — нет.       От того, что не он, похоже, все это затеял, Стайлз становится только обиднее.       Потому что легче винить новенького и подозрительного Тео, чем видеть дерьмо в своих близких; особенно то дерьмо, которое ты сам намеренно игнорировал, а потом из-за этого оказался в нем по самые уши.       Вторым сдается Скотт, и это совсем не странно: он всегда любил, прощал и жалел за них двоих. Именно поэтому Стайлз в устоявшемся дуэте — плохой полицейский. У нее в принципе проблемы с доверием, а после всего произошедшего она так мастерски закрывается, пытаясь то ли игнорировать все плохое, то ли забыть, что у нее об этом никто не решается спрашивать. (Возможно, кроме Дерека, но Дерек уехал из города налаживать свою жизнь, которая, наконец, перестала его так навязчиво ломать раз за разом, так что это не имеет значения).       Сначала Скотт зовет Тео вместе разбираться с домашкой, и он занимает кресло Стайлз намеренно — потому что он гребаный оборотень, от гребаного кресла наверняка несет и ей самой, и лекарствами, и, о боги, в нем свалены ее немногочисленные вещи. С того момента Стайлз переезжает на пол и намеренно игнорирует чужие вопросы по поводу уроков — она все еще умнее или, во всяком случае, образованнее их обоих (хоть что-то не меняется с четвертого класса) и способна справляться сама.       Потом Скотт зовет Тео на их личные просмотры-пересмотры марвеловских фильмов — и это как удар под дых. Если бы ревность Стайлз могла убить, то, несомненно, Тео уже давно закапывали бы в землю и произносили над его надгробием скорбные речи.       Во всяком случае, успокаивает себя Стайлз, они не тащат с собой Малию. И не говорят о Малии. И не вспоминают того, чего не нужно вспоминать.       За Скоттом тянутся Кира и Лиам (и Мэйсон, да, но тот явно ведется на чужую подтянутую задницу, чем на что-либо иное), принимаясь с небывалым упоением играть в стаю. У них даже хорошо получается — потому что никто не предпринимает попытки их убить, наверное.       Стайлз пытается смириться, раз ничего другого жизнь ей не предлагает. Одной остаться ей в любом случае страшнее, чем находиться в одной компании... с кем? С человеком, который дружил с ними, замкнутыми и непопулярными, в начальной школе? С оборотнем, который появился словно из ниоткуда и попросился в стаю?       Тео всегда садится рядом либо занимает ее место; шутки, которые всегда были у Стайлз на двоих со Скоттом, становятся шутками на троих. Вместо нее Тео планирует, как лучше выбрать колледжи, чтобы поддерживать связь. (Естественно, ее мнения никто не спрашивает, будто и так понятно, что она поступит в Массачусетский и никуда иначе, хотя чертов МИТ, несмотря на то, что у нее были и другие дела, — один из четырех, в том числе и Калифорнийского, куда она отправила документы).       Стайлз кажется, что ее жизнь потихоньку отбирают, а она ничего с этим не может поделать. Не то чтобы ей жизненно важно чувствовать себя незаменимой и нужной, но в ином случае оправдывать себя не получается. Никто из них не убивал людей — в отличие от Стайлз. Никто из них не сомневался меньше, чем она, когда нужно было действовать. Никто из них не был настолько слаб.       Последней сдается Лидия, когда присылает сообщение: «Меня заберет Тео. Будь добра, отоспись». У нее машина в автосервисе, и Стайлз на правах полноценной подруги позволено возить саму некоронованную королеву школы на уроки.       Было позволено.       На самом деле, в сообщении больше заботы о ней, чем пренебрежения (его нет ни капли), но Стайлз все равно ворочается всю ночь на постели, пялясь то в стену, то в подушку, то в потолок. Ей и больно, и обидно, и неприятно, и тоскливо.       Наверное, она была неправа и неправа до сих пор. В конце концов, нельзя винить Тео в том, что Стайлз сложно доверять новым людям после всего, с чем им — ей — пришлось столкнуться.       Стайлз пишет огромное сообщение Дереку, когда просыпается среди ночи в абсолютно пустом доме с чувством, будто она невероятно облажалась и сама в этом дерьме виновата.       Она понятия не имеет, где он и вернется ли когда-нибудь в Бекон-Хиллс, но это не отменяет того, что несмотря на все разногласия, неприятности, заканчивавшиеся все, как одна, кровопролитием, умудрились их сблизить. Если Скотт для Стайлз — брат-близнец, без которого ей даже не хочется представлять свою жизнь, то Дерек — это старший брат, или кузен, или молодой дядя, который не внушает авторитет своим возрастом и совершает ошибки так же, как и все, но при этом... внушает если не доверие, то чувство защищенности. Это смешно и глупо, но рядом с Дереком Стайлз знала, что никто не причинит ей вреда или боли — кроме самого Дерека, наверное.       На самом деле, Стайлз не ждет ответа, просто... У нее единственной есть номер Дерека, на котором не врубается после гудков автоответчик. И сейчас ей кажется этот факт особенным — в том числе потому что Дерек не может встать на сторону чертового Тео, попав под его обаяние.       Дерек отзывается через двадцать восемь минут и в сообщении больше ругается, чем что-либо еще. Он не осуждает ни Стайлз, ни остальных, ни Тео, но ей становится куда легче. Заканчивает Дерек лаконично и совершенно искренне, как кажется Стайлз: «У меня все отлично. Если что-то случится, обязательно сообщите. Я серьезно».       Стайлз знает, что ни за что в жизни по этому поводу ему не напишет. Потому что они слишком часто вляпываются — и слишком редко за чужую помощь благодарят или отплачивают тем же.       Стайлз сталкивается с Тео один на один в тот момент, когда вполне успешно начинает делать вид, что все в порядке: она снова начинает разговаривать с Малией, не делая при этом вид, будто кто-то не совсем хорошо пахнет; она сама вытаскивает Скотта в кинотеатры и подтягивает Лиама от скуки и все еще грызущего одиночества по учебе — тот ей начинает доверять настолько, что жалуется на понравившуюся девчонку, которая его то ли ненавидит, то ли бесится от невнимания к собственной персоне. В конце концов, она пытается перестать игнорировать Тео, словно его не существует.       Стайлз оказывается запертой на краю мира, не меньше. Она не имеет понятия, как там оказалась и когда. Более того, собственная жизнь кажется ей похожей на сон: словно ее никогда не было. Ни папы, ни Скотта, ни Лидии, ни Малии. Ни, тем более, Тео.       Вряд ли проходит много времени, но голова у Стайлз тяжелая и ноющая, и она начинает лениво размышлять, что, возможно, нет и всего человечества, и мира, и этого помещения — потому что все вокруг лишь глюк огромного суперкомпьютера, в который были заложены все знания когда-то существовавших, но погибших в небывалой катастрофе людей; отличная имитация — и ничего более.       В момент, когда перед глазами у нее начинают плясать издевательские нолики и единички, плита на потолке с шумом отъезжает, и в помещение падает Тео. У него неприятно хрустят кости, он стонет, и Стайлз подлетает к нему быстрее, чем успевает сообразить, кто это и что у нее подкашиваются ноги, а руки почти не слушаются.       — С-спасибо, — хрипит Тео, когда она усаживает его, подтаскивая к стене.       Глаза у него полуприкрыты, но Стайлз чувствует, как он ее — нет, не прожигает взглядом — цепко осматривает: грязные ботинки, исцарапанные лодыжки, разбитые колени, порванная футболка, испачканное лицо, спутавшиеся в один огромный клок волосы, — снизу вверх. Потом Тео кивает скорее сам себе, чем Стайлз.       — А вы быстро заметили, что меня нет, — замечает она, слабо улыбаясь; язык еле ворочается, а голос — хрипит от долгого молчания.       — Тебя не было три недели. Сложно было не заметить.       — Три... что? Три дня, может быть, но не три...       — Три недели, Стайлз. — Тео всматривается в ее лицо. — И я, кажется, знаю, в чем дело.       — Только не говори, что мы сидим в месте, где время течет не так, как в других местах, — хмыкает Стайлз, а потом, увидев что-то в чужих глазах, вскидывается, добавляя удивленно: — О мой бог, ты серьезно!       — Достаточно изобретательный друид может создать что-то подобное.       — Вроде Дитона?       Тео отрицательно качает головой, морщится и как-то... приглашающе, наверное, откидывает одну руку в сторону. Ему все еще больно, он регенерирует медленнее, чем обычно, но раны все равно постепенно затягиваются.       Стайлз плюхается рядом с облегченным вздохом и, особо не думая, сжимает чужую ладонь. Только в этот момент она понимает, насколько замерзла.       Когда в следующий раз Стайлз открывает глаза, то лежит на чьем-то диване, а в кресле напротив сопит Скотт с Кирой на коленях. Малия сжимает ее запястье, вырубившись на полу, а рядом с ней, открыв рот, спит Лиам. На кушетке в обнимку дремлют Мейсон и Бретт, которого Стайлз видела всего пару раз в жизни.       На кухне кто-то гремит посудой.       Стайлз чуть ерзает на диване и свешивает с него голову, чтобы увидеть в проходе знакомую фигуру в обтягивающем джемпере.       — Добро пожаловать в Бекон-Хиллс, — говорит Тео.       — Добро пожаловать в стаю имени Стайлз Стилински, — в ответ отзывается она, сияя улыбкой и пытаясь кивнуть на всех из своего не совсем удобного положения.       Ей впервые так легко за последние несколько месяцев.       Тео, наверное, тоже.