Ай, Хосок, вечно тебя что-то не устраивает! Зануда ты, Чон, на всякую мелочь внимание обращаешь! Вот тебе надо, ты и исправляй. А мне всё нравится! Чон Хосок, отстань!
Но Элли тоже была далека от идеала. Она выстраивала вокруг себя высокие стены из принципов, которые иногда я проклинал, потому что оборонительные копья этой непробиваемой крепости не раз задевали меня. Из-за них мы с Элли никогда не могли стать больше, чем друзьями. Ан как-то зареклась, что больше ни с кем не будет встречаться. По крайней мере, ближайшие несколько лет она хотела посвятить собственным интересам и работе. Элли всё решила, а что было делать мне, влюблённому дураку? Думать о том, как не потерять эту девушку, и надеяться, что наступит день, когда мне дадут пароль от доступа к сердцу айтишницы. — Я люблю тебя. — Я знаю, — отвечала Элли, не отрываясь от экрана. — Слушай, у меня что-то не сходится. Не глянешь? У неё не сходилось в системе, а у меня не сходилось в голове, как можно так спокойно реагировать на признание. Да, конечно, мне уже было не привыкать к такому ответу, но я продолжал надеяться, что однажды Элли отложит свои дела, переведёт на меня взгляд и скажет что-нибудь помимо «я знаю». Вот только время шло, а Ан меня не прогоняла, но и близко не подпускала. Она умело сохраняла определённую дистанцию, и я поддавался её правилам, потому что это было лучше, чем потерять Элли окончательно. И всё-таки был момент, когда мне казалось, что я потеряю её. После окончания университета Элли поступило предложение поработать два года в одном из институтов Москвы. Два года. Боже, вот это было поганое состояние. Мне хотелось порадоваться за Элли, но я не мог быть до конца искренним. Я не хотел, чтобы она уезжала. Ещё больше я боялся, что этой несносной девчонке понравится в России и она не вернётся в Корею. А что, если она там встретит человека, который с лёгкостью сможет перепрыгнуть стену принципов? Эти и ещё миллионы других противоречивых мыслей рвали меня изнутри до такой степени, что я так и не смог приехать провожать Элли в аэропорт. — Чон Хосок, я понимаю, что ты боишься самолётов, но в здании безопасно. Где ты? — с ходу заговорила Ан, когда я поднял трубку. Я молчал. Мне хотелось, чтобы Элли сама забралась в мою черепную коробку и нашла ответы на все интересующие её вопросы. — Я улетаю на два года, — продолжила Элли, — и не знаю, смогу ли прилетать в Сеул. Может, вырвусь на праздники, но не обещаю. Молчание. — Я буду выходить в сеть. Интернет же никто не отменял. Так что не прячься, если тоже будешь в онлайне. Но это будет потом, а пока объясни мне, почему ты не приехал меня проводить? — Не смог. — Почему? — Потому что люблю тебя. — Я знаю. Я чуть не швырнул телефон об стену. Эта девчонка… Эта… Эта… Даже в такой момент просто говорит свою заученную наизусть фразу! — Доброй дороги, — мне пришлось наступить себе на горло, чтобы не ляпнуть ничего лишнего сгоряча. — Напиши, как доберёшься. — Хосок… — едва слышно проговорила моё имя Элли. — Чего? — Я знаю, что ты меня любишь. — И что это было? — пробормотал я себе под нос и перевёл взгляд в сторону сумки. — Думаешь, оригинально? А сказать эти же слова без своего «я знаю» не могла? В ответ только стук колёс, как напоминание о том, что с того дня прошло уже два года.***
— Эй, почему всё-таки компьютеры? — спросил я у Элли, передав ей стаканчик горячего шоколада из автомата. Ан вопросительно вскинула бровь, явно теряясь в догадках о том, что произошло в моей голове за время короткой отсрочки. — Почему, например, ты не выбрала спорт? — продолжал я, усаживаясь за стол напротив однокурсницы. — Здоровье не позволяет. Мне противопоказаны серьёзные физические нагрузки, поэтому вместо того, чтобы научиться кататься на сноуборде или попробовать скайдайвинг, я выбрала виртуальный мир. В нём тоже можно всё. Чем тебе не альтернатива? — Сноуборд? Скайдайвинг? — я чуть было со стула не упал. — То есть, ты хотела заниматься экстремальным спортом? — А что? — рассмеялась Элли. — Не похоже на меня? — Похоже, — задумчиво отозвался я и несколько раз оглядел девушку с головы до ног. Элли было несложно представить спортсменкой. Возможно, всё это было из-за стиля, которого девушка придерживалась: джинсы, шорты, джинсовки, кепки или шапки, массивные бутсы или ботинки на толстом каблуке, кожаные юбки и рубашки. Она никогда не завивала волосы, любила красную помаду и тёмный лак для ногтей. Косметика и аксессуары, конечно, не имели по большей части никакого отношения к восприятию Элли в качестве спортсменки, но без этих мелочей образ Элли мне казался незавершённым. — Если я однажды узнаю, — начала Ан, — что мне осталось жить несколько дней, я обязательно прыгну с парашюта. Пускай моё сердце лучше разорвётся от адреналина, чем от болезни. Раньше я не особо понимал смысл слов Элли. Я просто подумал, что ей хочется совершить безумный поступок, ведь были времена, когда Ан ходила мрачная, практически ни с кем не разговаривала и часто жаловалась на угнетающую её рутину. Хоть Элли и нравилось программирование, но и оно временами утомляло девушку, заставляя задуматься над сделанным выбором. И хоть это бывало редко, я всё равно беспокоился за Элли, каждый раз опасаясь, что депрессия затянется и окончательно погубит её. Я не знал, что творилось с Элли все эти два года в России. Она никогда не рассказывала мне о своих страхах и переживаниях; вроде была в хорошем расположении духа и никогда не жаловалась на одиночество или проблемы с языком. Элли даже умудрилась найти себе подругу, в существовании которой я долгое время сомневался. — Прости, что не доверял, — проговорил я себе под нос и положил руку на сумку. Я стоял на палубе, любуясь красным диском солнца, который медленно опускался в Японское море. Было достаточно ветрено и прохладно, поэтому практически все пассажиры были либо в своих каютах, либо сидели в ресторане, наслаждаясь живой музыкой. Я же, уставший от поезда, не мог вдоволь надышаться свежим воздухом. Хотелось любоваться морем и в коем-то веке даже получить удовольствие от путешествия. Тем более теперь я был не один. — Хосок, давай куда-нибудь уедем на выходные, — предложила Элли, когда мы, возвращаясь домой с прогулки, остановились у реки Хан и легли на траву. — Ой, — нахмурился я, — куда? — Да хоть куда-нибудь. Мне надоел город. Хочу в горы. Хочу на море. — Прости, дорогуша, но я в этих делах тебе не коллега, — рассмеялся я. — Не люблю я путешествовать. Это утомляет. — Разве тебе не хочется увидеть мир? — спросила Элли и повернула голову в мою сторону. — Ещё увижу. — Но если ты сам никуда не хочешь ехать, то как ты это сделаешь? — Если в поездке будет острая необходимость, то поеду. Вот и всё. — Значит, чтобы мне заставить тебя отправиться со мной куда-нибудь, я должна придумать весомый повод? — Верно, — улыбнулся я. — Очень весомый! Очень, очень! — Придумаю, не волнуйся, — ответила Элли тоном, будто приняла вызов, и ударила меня кулаком по ноге. Ты перестаралась, милая. Я провёл рукой по сумке, и сердце болезненно сжалось. Нет смысла говорить «если бы я знал», но, чёрт побери, в голову ничего другого не приходит, и мне остаётся только запоздало жалеть.***
Я раньше не знал, каково это родителям хоронить своих детей. Я раньше не знал, каково это обнимать железную банку с прахом любимой. Я раньше не знал, какого класть на могилу цветы и проводить рукой по портрету человека, у которого ещё вся жизнь была впереди. Я и подумать не мог, что вернуть Элли домой придётся мне лично. На своих руках. — Хосок, спасибо, что ты вернул дочурку домой, — едва слышно сказала госпожа Ан и положила руку мне на плечо. — Я не мог иначе, — попытавшись улыбнуться, произнёс я и накрыл ладонь женщины своей. — Уже прошло два года, Элли должна была вернуться. Госпожа Ан кивнула и, поджав губы, снова заплакала. Она опустила голову и убрала руку, потянувшись ею за носовым платком. Я не умел утешать. Я не знал, как подбодрить бедную родительницу. Я боялся сказать лишнего и боялся показаться равнодушным. К счастью, вскоре подошёл супруг госпожи Ан и, обняв жену за плечи, мягким голосом сказал, что пора ехать. Женщина кивнула и подняла на меня взгляд, словно спрашивала, останусь я или поеду вместе с ними. — Я побуду тут ещё некоторое время. Приеду позже, — сказал я, и госпожа Ан понимающе кивнула. — Идём, дорогая, — повторил мужчина и неспешно направился с женой к машине. На похоронах практически никого не было: я, родители да несколько знакомых из университета. У Элли никогда не было много друзей, а те, с кем она тесно общалась, разъехались по разным странам и соболезновали на расстоянии, обещая, что обязательно приедут на могилу к Элли и навестят её родителей. Надеюсь, что они сдержат слово. Я достал сигарету, поджог её и сделал глубокую затяжку. Выдохнул. С того самого дня, как мне сообщили о гибели Элли, я провалился в холодную и глубокую бездну. Я вроде всё понимал, но даже сейчас не мог до конца поверить, что спустя два года мне приходится стоять не перед Элли, а перед её могилой. Я смотрел в эти хитрые глаза с портрета и не мог избавиться от ощущения, что это был конец. Конец нашего путешествия, для которого она придумала слишком веский повод. — Ты знаешь, милая, я люблю тебя.