The Blue Lights, The Scent of Water

Фрау откинулся на отельной кровати в очередном номере хостела, собрав все подушки в номере себе под спину, и закурил сигарету. Они добрались до Пирна к ночи, и граница округа вместе с Нилом находились в одном дне пути от них. Капелла был в безопасности со своей матерью, никто не преследовал их, и недавно Фрау принял душ. Всё складывалось как нельзя лучше. Он никогда не подводил своих подопечных. По крайней мере – до сих пор. По крайней мере – тех, кто был важен. Иногда ему казалось, что подопечных было даже чересчур много. Но, по сравнению с остальными епископами Церкви, у него имелось не так уж и много обязанностей: хранить дух Зехеля, сдерживать проклятую косу Ферлорена, защищать Тейто… Ах да, и изгонять коров, которые попадутся по пути. Действительно – немного, но всё слишком тяжело выполнимо, чтобы кто-то из нормальных епископов смог это сделать. Во всяком случае, не теперь. И если уж быть до конца честным, малец бы тоже не смог. Так что, да, наверное, хорошо, что именно его послали с Тейто. Ясно как божий день: ни один из «нормальных» епископов не смог бы понять, что этот ребенок тащит на своих плечах. Фрау признался себе: было бы замечательно вновь оказаться в небе. Последние девять лет, будучи запертым в соборе, он чувствовал себя буквально прикованным к долбанной земле. Кончик сигареты ярко засветился, когда он глубоко вдохнул дым, глядя в никуда. Если бы он смог сберечь мальца, он бы почти поверил, что эта поездка была неплохой идеей. Тейто появился из ванной, вытирая голову полотенцем. Ещё одно было обернуто вокруг бёдер. – Ты продавливаешь подушки, – обвиняюще сказал он, бросив взгляд на Фрау. – Передай мне мою. Фрау выдохнул дым в потолок. – Так как я плачу за номер, – задумчиво сказал он, – думаю, и подушки все мои. – Церковь платит, а не ты! Дай! – Тейто попытался вытащить несколько подушек из-под Фрау, уворачиваясь от тычков локтями. – Укрощение плотских желаний считается же добродетелью, нет? Ты же епископ, вот и веди себя как епископ! – С каких это пор мне не насрать на добродетель? – спросил Фрау, хватая того за руки. Тейто замер в его захвате, и на его лице медленно проступило неодобрение. – Как долго ты уже сидишь тут в одном полотенце? – Неодобрение начало превращаться в настоящий гнев.– Опять замёрзнешь! Тейто пробежался по номеру, достал из шкафа одеяла и бросил их Фрау, тщательно укутывая его. Фрау сардонически глядел на это представление. Казалось, наличие в их жизни Капеллы пробудило в мальце материнский инстинкт. – Ты же понимаешь, что без живого тепла это бессмысленно? – Фрау затянулся сигаретой, насмешливо глядя на Тейто. – Ну и прекрасно! Фрау лишь непонимающе моргнул, когда парень просто прошёл к кровати и перебросил ногу через его бёдра, устраиваясь у него на животе. Тейто завернул их обоих в одеяла и напряжённо посмотрел на него: попробуй только возразить! – Вот. Фрау вздохнул. – Ты слишком упрям для того, чтобы оказаться полезным. Знаешь, мне от этого не больно или что-то ещё. – Но это неправильно, – сказал Тейто, тихо и уверенно, не глядя на него. – Это неправильно, что ты холодный. Фрау поднял руку к голове парня, ероша его волосы. – Да, неправильно, – тихо сказал он. – Но это то, каков я есть. Тейто недовольно на него посмотрел. – Так!.. Так… Ладно!.. Но… – он крепко обнял Фрау за шею, – так ведь тоже тепло, нет? Он теснее прижался к Фрау и, ни секунды не сомневаясь, легко коснулся его губ своими, неопытными. Фрау замер, удивлённо распахнув глаза от этого мягкого и абсолютно неожиданного порыва. – Чт…, – он положил руки на плечи Тейто, слегка отстраняя его. – Ты когда-нибудь слышал о метафорах, ты, маленький маньяк? – спросил он. Вся его грёбанная церковная выучка вдруг резко дала о себе знать. Обычно, это были скучные правила относительно целомудрия, которые только добавляли ему проблем, и на которые он обычно не обращал внимания. Но существовала одна заповедь, полностью применимая к этому человеку в его кровати, с которой Фрау был целиком и полностью согласен. Никто и никогда не должен злоупотреблять доверием детей, нашедших приют в Церкви. Тейто бросил на него один из тех редкостных ясных взглядов, которые заставляли Фрау усомниться: была ли абсолютно безумной идея Кастора сделать из Тейто епископа или нет. – Ты не мёртв, – сказал он так, словно это общеизвестный факт, и потряс головой, когда Фрау открыл рот, чтобы возразить. – Ты умер, но ты не мёртв. Я видел много мёртвых тел, Фрау, и это, – он положил руку на голую грудь Фрау, – не похоже на них. Твоё сердце не бьется, но кровь до сих пор течёт по венам. Ты двигаешься и дышишь, но твоё тело не даёт тепла. Это невозможно. Он глянул на Фрау так, словно попрание законов физики и биологии было его личной виной. – Вот так. У тебя есть душа в теле, не так ли? Фрау откинулся назад. Он был впечатлён. Самую малость… Наверное. – Насколько мы выяснили – да. Я имею в виду: со всеми этими превращениями в огромный скелет и прочим… Тейто кивнул, удовлетворённый ответом. – Как я и предполагал. Значит, может помочь не только физическое тепло, правильно? Фрау как открыл рот, таки закрыл его. И он ещё думал, что они благополучно сменили тему с тревожно-тёплых поцелуев на теологический спор. – Это не значит, что… – Фрау умолк. Тейто улыбнулся, абсолютно уверенный в своей победе, маленький говнюк. – Нет, значит, – он немного помедлил и снова поцеловал Фрау, на этот раз увереннее. Фрау дотронулся до лица парня, чтобы отстранить его, что… что, впрочем, не помогло настолько, насколько должно было, потому как Тейто издал невероятно отвлекающий стон. – Слушай, – сказал Фрау настолько жёстко, насколько мог, – ты ещё слишком молод. Тейто поднял брови, абсолютно точно не поверив его словам. – Сейчас новый год, правильно? Так что мне уже шестнадцать, – он ткнул пальцем Фрау в грудь. – Чем ты занимался, когда тебе было шестнадцать, а? От того, как парень неожиданно усмехнулся, Фрау был уверен, что немного покраснел. Эту усмешку он посчитал ещё одной демонстрацией сучности этого мира по отношению к мертвецу. – Ладно, может, если бы мне было шестнадцать, как тем девушкам, что у меня тогда были, тогда да… тогда нормально спать с кем бы то ни было, лишь бы вырваться из оков грёбанной рясы. Так что как насчёт того, чтобы мы остановились на том, что я для тебя слишком стар? И почему этот малец не мог замутить со своим напарником, как это делала большая часть тех, кто проходил экзамен на епископа? Тейто сложил руки на груди Фрау и отметил: – Забавно, что ты это упомянул… Знаешь, я спрашивал Лабрадора. Оказалось, тебе всего лишь двадцать. Фрау закрыл глаза, мысленно проклиная Лабрадора и желая, чтобы… чтобы… чтобы у его растений листья завяли, или что-то ещё похуже. – Тейто… – он резко умолк: у него перехватило дыхание, потому как Тейто воспользовался возможностью тесно, кожа к коже, прижаться к нему. Парень действительно был теплым. – Я хочу, чтобы тебе было тепло, – тихо сказал Тейто ему на ухо. – И я хочу… узнать каково это, – он прислонился виском к виску Фрау и пробормотал: – И я доверяю тебе, понятно? Фрау сдался и обнял Тейто, тесно прижимая его к себе и изо всех сил сдерживая растущий интерес косы. Иногда этот пацан настолько напоминал его самого, что это было почти больно. – Ты идиот. Сейчас надо со всем разобраться, сказал себе Фрау, игнорируя тот факт, что совсем не может расслабиться. Мальцу действительно было шестнадцать, и, несмотря на костлявость, на территории Империи он уже достиг возраста согласия. Так что правила Церкви могут заткнуться. К тому же, он упрямый как стадо ослов (и непозволительно милый, когда не кричит и не рычит, как медведь по пробуждению). Так что Фрау нужна действительно весомая причина, чтобы отказаться. У него была весомая причина? Он хотел отказаться? Только тишина была ответом на эти невысказанные вопросы. Выжидающая тишина. Тейто прерывисто вдохнул и слегка отстранился, чтобы усмехнуться ему. Он был почти таким же дико раздражающим, как обычно. – Я имею в виду, не ты ли должен знать об этом всё? Или ты только на словах хорош? Только потому, что его сердце не бьется, ещё не означало, что оно не может сжаться. Когда он был жив, Фрау это жутко не нравилось, но он знал и чувствовал, когда кто-то старался достучаться до его души. Этот пацан… сумел достучаться. Он ухмыльнулся и положил руку на голову Тейто. – Малец. – Его голос был лишь едва охрипшим. Впервые Тейто ничего не ответил. Только посмотрел на него с немым вопросом в расширенных зрачках. Фрау не знал, что это был за вопрос, или какой ответ на него увидел Тейто, но через пару секунд малец слегка улыбнулся и снова прижался к нему. На этот раз Фрау ответил на поцелуй нежно и осторожно. С того момента, как Фрау увидел, как двигается Тейто, он знал, что его тренировали, тренировали убивать. Тейто двигался быстро, уверенно, легко, – когда не злился; с военной выправкой, всегда готовый к отражению нападения. Последнее потихоньку стихало на протяжении последних месяцев, и Фрау надеялся, что Тейто немного пришёл в себя. Возможно, так оно и было, но сейчас, чувствуя, как много времени понадобилось Тейто, чтобы расслабленно устроиться у него на груди, Фрау подумал, что стоит ещё над многим поработать. Что вызвало нелепое желание оберегать этого мелкого засранца. Так что он медленно и легко поцеловал Тейто с беспомощно-отчаянной нежностью, пока тот не покраснел и не прижался сильнее. Может, это было просто тепло тела Тейто возле его, кожа к коже под одеялом; или, может, то, как язык Тейто столкнулся с его, и Тейто вздохнул, расслабляясь и вытягиваясь на груди у Фрау; или, может, действительно то, как живое сердце Тейто коснулось его. Что бы ни было причиной, но Фрау опять ощущал себя тёплым. Живым. По сути, к тому времени, когда Тейто отстранился и положил голову ему на плечо, Фрау чуть-чуть покраснел. – Всё нормально? – хрипло спросил он, медленно поглаживая Тейто по спине. – Ага, – мягко ответил он, не двигаясь. Через секунду Фрау почувствовал мягкое прикосновение губ Тейто к своему плечу. – Думаю, всё же ты хорош не только на словах. Было бы неплохо как-нибудь повторить. Фрау фыркнул, пытаясь заткнуть полное энтузиазма «Да!» от члена и косы. – Чёртов малец. – А теперь верни мне половину подушек. Фрау ухмыльнулся поверх волос Тейто. – А что если я откажусь? Битва за подушки привела комнату в абсолютный беспорядок, но, как отметил Фрау, убрала всю неловкость между ними двумя.