Через много лет

      Они изменились. Стали другими, совершенно новыми людьми.       Внешне все осталось будто по-прежнему: даже время в Башне имело свои законы, и долгие столетия здесь пролетали подобно годам. Агеро разве что вытянулся немного да возмужал, и Мария заметно похорошела и расцвела, будто свежая утренняя роза. Юные, статные, как и много-много лет назад, они стояли друг напротив друга, а мимо проходили люди, спеша по своим делам.       В синих глазах Марии Агеро видел незнакомое теперь выражение. Она и голову вбок наклоняла не так, как раньше, и голос ее звучал увереннее и громче, и улыбка на тонких губах была вежливой, но дежурной. Агеро смотрел внимательно, изучал ее заново, но больше не видел в этой Марии своего светлого ангела, ради одной улыбки которой он был готов пойти против всего мироздания.       Башня меняла тех, кто заходил в нее. Меняла безвозвратно, сталкивая с другими людьми, заставляя раз за разом падать и подниматься, пересматривать собственные ценности и цели. Нередко то, что казалось заветным желанием, становилось пустышкой, и на вершине Башни многие офицеры находили совсем не то, за чем поднимались.       Такова была Башня.       Агеро тоже стал другим. В этой жуткой Башне он нашел не славу и признание, а родных и близких теперь людей, прирос к ним душой, связал себя с ними узами более крепкими, чем кровное родство. Ледяная корка, сковывавшая раньше его сердце, треснула и сильно истончилась, впуская внутрь чужой теплый свет. Свет уже не Марии – Баама и других.       А Марии, его ангелу, Башня безжалостно оборвала белоснежные крылья, оставив на их месте незримые, но страшные раны. И вместе с ними, этими широкими крыльями души, ушло все то тепло, что любил в ней Агеро.       Быть может, в том была и его вина: не смог сберечь, сам подтолкнул выше и оставил одну, а не протянул руку с предложением идти вместе… Слова Рака, сказанные давным-давно на Этаже испытаний, больно царапнули ноющее сердце.       Теперь перед Агеро стояла не Кун Мария, а Мария из Захардовых Принцесс, прекрасная и недостижимая: еще одна пара драгоценных туфелек на хрустальной витрине короля. Чистое великолепие и сила владыки Башни во плоти человеческой.       – Здравствуй, – наконец произнесла она своим певучим мягким голосом. Голосом этим много лет назад она пела чудесные песни, слова которых теперь Агеро вряд ли бы вспомнил. – Ты тоже офицер? Как радостно! Как твои дела, Агеро? Все ли в порядке?       Мария не говорила – щебетала, словно птичка из закрытого королевского сада. Она была приветлива и весела, но в синих глазах Агеро больше не видел все согревающего света.       Боль в сердце стала почти физической.       – Все хорошо, сестрица Мария, – он улыбнулся под стать ей, вежливо и дежурно. Галантно поклонился, как воспитанный аристократ. – Жаловаться не на что, хотя покорение Башни было не таким легким, как казалось вначале. А как твои дела, сестрица?       Она поправила струящуюся юбку сапфирового платья.       – Все прекрасно, дорогой Агеро, – мягко проговорила она. Слова ее звенели первой весенней капелью. – И во многом благодаря тебе. Ты был ко мне так добр… Быть может, встретимся вечером и поговорим еще? Мне сейчас, к сожалению, пора…       – Все понимаю, сестрица, – он отступил в сторону, давая ей дорогу. Растянутые в лживой улыбке губы болели. – Меня тоже ждут товарищи, поэтому и мне нельзя задерживаться… Береги себя, Мария.       Она улыбнулась чуть шире и порхнула мимо него, обдав легким ароматов цветочных духов. Остановилась на секунду и, полуобернувшись, снова глянула ему в лицо.       – До встречи, дорогой Агеро. Разыщи меня, как освободишься, хорошо?       Синева глаз Марии теперь не казалась ему бесконечно родной.       Агеро неопределенно кивнул и неосознанно поправил лацканы пиджака. Сердце в груди билось подобно попавшей в силок птице, и каждый его удар отдавался тупой болью. На языке поселилась отвратительная горечь, как от молотого миндаля.       Агеро долго смотрел ей вслед, до тех пор, пока хрупкая светлая фигурка не растворилась в толпе. И только тогда сдавленно шепнул:       – Прощай.