* * *
У Скорпиуса давно стоит на Гермиону Грейнджер. Он часто представляет, как имеет ее в различных позах: стоя, лежа, на боку, сзади. Сминает груди, зажимая возбужденные соски между пальцами, заставляя пошло стонать, призывно выгибаться на любое прикосновение и соглашаться на все. Ему кажется, ей бы понравилось… Еще в школе он невольно подслушал пьяную болтовню отца с его бывшими одноклассниками Забини и Ноттом. Они со знанием дела обсуждали нынешних героев светской хроники и сплетен. Гермионе, тогда еще Уизли, досталось больше всех. Ведь она не была ни чистокровной, ни родовитой, просто выскочкой, добившейся очень многого в жизни. И они унижали ее единственным доступным им способом — мешая с грязью хотя бы на словах. Фантазии подвыпивших мужчин не отличаются оригинальностью, но Скорпиус тогда очень возбудился от этих откровенных разговоров. И снял напряжение единственным доступным способом, мастурбируя в душе. Ему было только пятнадцать, и о сексе он имел лишь теоретическое представление. А потом Скорпиус встретил Гермиону на вокзале Кингс-Кросс — она провожала в Хогвартс дочь. Он пристально ее разглядывал и не разочаровался. Хрупкая, миниатюрная, но такая женственная и притягательная, в ней было все гармонично и прекрасно. И тяжелая копна волос, и тонкие запястья, и мягкие пленительные округлости, выгодно подчеркнутые строгим костюмом. Хотелось сорвать с нее эти тряпки и трахать, вбиваться в это тело, видеть эти губы на своем члене, преуспеть там, где так и не обломалось родному отцу. Именно тогда Скорпиус пообещал себе, что непременно добьется своего. И Гермиона Грейнджер прочно заняла свое место в его снах и мечтах. К тому же она возглавляла Отдел международного магического сотрудничества и всегда была на виду: пресса пристально следила за ее личной и общественной жизнью, поэтому в любом номере «Пророка» было полно ее колдографий. И встречаясь со своими подружками, Малфой часто представлял на их месте ее. Возможно, это попахивает извращением. Но ему было как-то плевать. Все Малфои немного извращенцы. Возьми любого. Что Люциус, что Драко, что сам Скорпиус. После окончания Хогвартса он недолго думал, в какой отдел поступить на стажировку, конечно, в департамент международного сотрудничества под руководство блистательной Грейнджер. В жизни она оказалась еще интереснее, чем на газетных снимках или его фантазиях. Конечно, Скорпиус знал, что у нее есть муж и дочь, младше него лет на пять. Но ему было все равно — он мечтал трахать Гермиону Грейнджер, а не жениться на ней. Просто взять то, чего так долго хотел. Но Гермиона вела себя безупречно, не поддавалась на провокации, не попадалась на горячем — прямо идеальная Железная Леди, но и Скорпиус никогда не расставался с детской мечтой. Малфои очень упорные и упертые, если чего-то хотят по-настоящему. А преуспеть там, где потерпел неудачу собственный отец, это двойное удовольствие. Просто надо немного подождать, и Гермиона Грейнджер от него никуда не денется. Тем более, что вся магическая Британия смаковала подробности ее развода с еще одним героем войны. А одинокая женщина — легкая добыча. Главное, поймать момент и оказаться рядом в нужную минуту. Самое смешное, что в клуб он попал совершенно случайно — очередная ссора с отцом из-за нежелания заниматься семейным бизнесом. И ничего заранее не планировал. Но именно так все и произошло. Скорпиус заметил их сразу, как вошел, но подходить не собирался. Не сейчас. Ждал, пока алкоголь, беспрестанно заказываемый миссис Поттер, подействует. Все-таки две подруги в компании винных бутылок быстрее дойдут до кондиции. И не просчитался.* * *
Джинни окончательно развезло — Скорпиусу еле удается подхватить ее на руки, чтобы не упала. Гермиона морщится — теперь так просто от мальчишки не избавиться. Все же она глава департамента, а Малфой — ее подчиненный. И не хотелось бы выглядеть в его глазах какой-то опустившейся пьянчужкой. Хотя она и намного трезвее своей подруги, но попробуй доказать это улыбающемуся парню. Вон аж светится от удовольствия! Еще бы, свежая новость: Гермиона Грейнджер в компании Джинни Поттер надираются в маггловском клубе, куда смотрит общественность? — Аппарировать, надеюсь, не собирались? — спрашивает совершенно серьезно и будто с сочувствием. — Нет, вызвала такси. Вдвоем они выводят несопротивляющуюся Джинни к стоянке, Гермиона называет адрес дома на Гриммо, изменив нумерацию — все равно шофер не сможет увидеть зачарованный особняк. Значит, придется ехать вместе с Джинни. Но та вдруг захлопывает дверь прямо перед носом Гермионы: — Не провожай — сама доберусь, только Гарри предупреди! — и подмигивает Скорпиусу. Тот сразу все понимает правильно — миссис Поттер намекает: не теряйся, парень, и все получится. Он довольно улыбается: раз подруга одобрила, есть шанс. И неплохой. Гермиона только качает головой — Джинни в своем репертуаре. Может, она нарочно прикинулась, что так напилась и нуждается в сильном мужском плече — актриса Ковент гарден! Но когда машина отъезжает, все же отправляет патронуса Гарри, чтобы встретил, и решает немного пройтись — живет-то недалеко. А так хоть проветрится и протрезвеет чуть-чуть. Скорпиуса такое решение устраивает, потому что полностью соответствует плану соблазнить Гермиону Грейнджер. Он решает не упускать удобного момента. Но делает вид, что им просто по пути. Чем дольше Гермиона размышляет о случившемся, тем больше убеждается, — Джинни поступила так нарочно. Мерлин, неужели она производит такое жалкое впечатление, что нуждается в одноразовом сексе? Счастье еще, что Джинни не узнала Скорпиуса Малфоя, — не каждый день встретишь наследника древнего магического рода в маггловском ночном клубе. А кстати, что он там делал? Глупый вопрос! Зачем ходят в ночные клубы — снять напряжение, выпить, расслабиться, хоть ненадолго забыть о действительности. И если бы Гермиона была более легкомысленной, а Скорпиус — обыкновенным магглом, то может быть и позволила себе дать слабину. А что? Красивый, совершеннолетний, обходительный и за словом в карман не лезет… Она одергивает себя: «Перестать! Ты не настолько пьяна, чтобы забыться. Как бы ни вздумал проявить благородство и пойти провожать». Краем уха слышит чьи-то шаги и резко оборачивается — так и есть, идет следом. — Скорпиус, не стоит меня провожать — я вполне дойду сама. Спасибо за помощь. Но он и не думает слушаться. Наоборот, подходит ближе, лениво улыбается: — Я привык все доводить до конца. Вы же меня не боитесь? Поэтому пойду рядом, — и с вызовом приобнимает. Какая бесцеремонность! Хочет всего и сразу? Ну-ну… Она немедленно выворачивается из объятий и строго произносит: — Все же не стоит. Мерлин, за что ей это? Он же в сыновья ей годится. А Гермионе хочется почувствовать рядом с собой Мужчину. Да, секс с Роном за двадцать лет стал весьма далек от совершенства, где, в последнее время, даже поцелуи переросли в разряд «и без них сойдет». Но не кидаться же на неопытного мальчишку! Наверное, поэтому она и ушла от мужа — пропала искра. Но и Рону рядом с ней было неуютно — ему хотелось мягкости, понимания, восхищения, а не вечных замечаний и наставлений, ведь Гермиона никогда не умела уступать, если чувствовала себя правой. Скорпиус же делает вид, что не слышит отказа: — К чему эти глупые игры? Я смотрел на тебя в баре — ты все видела и не возражала. Наоборот, улыбалась. — Тебя? — она отодвигается и нарочно акцентирует внимание на этой неслучайной оговорке. — Ну, мы же не на работе, мисс Грейнджер, — он снова обезоруживающе подмигивает, — готов поспорить на галеон, что вы вернете себе девичью фамилию. Она вам подходит больше! — Уже вернула, — она невольно улыбается на этот незамысловатый комплимент и от этого выглядит намного моложе. — Улыбайся почаще — тебе идет! — Скорпиус, ты со мной флиртуешь? — она смеется от такого нелепого предположения — между ними минимум двадцать лет разницы. — Нет, — он совершенно серьезен. — Я к тебе пристаю. И смотрит внимательно и изучающе. Она захлебывается смехом на полуслове и кидает удивленный взгляд: это так… неожиданно. — Я не давала ни малейшего повода, — и разворачивается, чтобы уйти. — Твоя красота — уже повод, — он тут же оказывается прямо перед ней. — Какой банальный подкат… — иронично, вслух, а про себя: «Хотя чего ожидать от парня в двадцать лет. Наглости в два раза больше чем опыта». Но Скорпиус не замечает иронии. — Ты считаешь? — он подходит вплотную. — Вот это банальный… И целует… Но совсем не так, как она ожидает. Мягко. Будто выжидающе. Словно опытный охотник, умело расставляя сети. Его губы лишь на секунду касаются ее губ, обжигая и заставляя почувствовать себя неуверенно. Он тут же отстраняется. И смотрит ей в глаза. А вот взгляд, напротив, нахальный и самонадеянный. Именно этот взгляд заставляет ее действовать импульсивно. Звонкая пощечина — это все чего он заслуживает. Но он только усмехается: — Ожидаемо. И дерешься как девчонка! — и толкает к стене. Целует снова. На этот раз настойчивее и жестче, чуть касается плеча, притягивает за шею. Она не сопротивляется, но и не отвечает. Упрямо надеясь, что бесчувственные бревна его не возбуждают. Он с сожалением отстраняется и опять смеется: — А вот теперь можешь снова ударить — разрешаю, — и небрежным жестом заправляет ее выбившийся из прически локон за ухо. Издевается? — Нет, не буду, — отвечает с достоинством. — Тебе это, похоже, доставляет нездоровое удовольствие. — Удовольствие мне доставляет другое, — тихо-тихо на ухо. — Но ты того стоила, Гермиона! Он прижимается плотнее, но она все же вырывается. — Вам пора, мистер Малфой. И на будущее: для вас — мисс Грейнджер. Спокойной ночи. Каблуки стучат по асфальту, словно его личные свадебные колокола. — Время детское, а я уже не ребенок. Если угодно — для тебя — мистер Малфой. А я всегда обращаюсь по имени к своим женщинам, Гермиона! — он не даст ей уйти. Только не сегодня! Он загораживает ей путь, упрямо сверлит серыми, такими малфоевскими, глазищами и цинично улыбается, сложив руки на груди. Какой аристократ — бандит с большой дороги. И одет соответствующе. — Ты такой же наглец, как и твой отец! — последняя попытка достучаться до его сознания и прекратить это безумие. — Нет, еще хуже! Эти слова его задевают. Он всегда пытался доказать, что он не такой, как Драко Малфой. Он больше Блэк или Гринграсс. Вся его жизнь, по сути, борьба с этой чудовищной несправедливостью. Ведь даже Равенкло он выбрал в пику собственной родне, потому что он — другой! Но он сдерживается, скользит по ней взглядом, словно раздевая, и улыбается уже не нахально, а соблазняюще: — Сочту это за комплимент! Лучше слыть нахалом, чем ослом. Ведь моему отцу так и не хватило смелости быть с тобой честным! В отличие от меня! Скорпиус делает шаг вперед. — Он никогда бы не рискнул и приблизиться к тебе! Хотя и мечтал об этом! Она шокировано смотрит ему в лицо. Он не врет. Она чувствует — он не врет. Неужели Малфой? .. Нет… Скорпиус уже совсем рядом, притягивает к себе и вжимает в стену, не заботясь о комфорте — слишком возбужден. — Я хочу тебя… Уже давно… И целует. Жадно. Торопливо. Голодно. — Давно мужчина хотел тебя так же сильно, как я? Учитывая развод, он бьет по-больному. Но целует по-мужски. Стискивает плечи, сжимая запястья. До синяков. И она сдается. И отвечает… Потому что он прав. Слишком давно… А так, как он, почти никогда… Но разум все еще сопротивляется там, где предает тело. — Давай не сегодня… я устала…— последняя слабая попытка остановить. Но он чувствует, знает — она почти сдается. Для этого не надо быть легилиментом — просто слышит дрожь в ее голосе, бешеный стук сердца. Она хочет! И будет глупо уступить ей… А Малфои не отступают и не уступают — они берут свое. — Я достаточно ждал, — он мужчина и решать ему. — Больше не хочу. Ждать. Я хочу тебя. Прямо сейчас. — Здесь? — немного ошарашено. — И здесь… И на пороге… И в твоей постели… Везде… Он впечатывает ее в стену, крепко прижимается, заставляя почувствовать свою эрекцию. Жарко дышит в шею. Зубами прихватывает нежную кожу, языком зализывая поцелуи — укусы. Ее руки лихорадочно дергают за ремень, стараясь расстегнуть. Он усмехается и одним движением рвет ворот платья, пытаясь добраться до груди, целуя тонкие ключицы, хрупкие плечи. — Ты тоже… хочешь… — шепчет между беспорядочными поцелуями. — Я знаю… Не дает ей перехватить инициативу — и от этого она возбуждается еще сильнее. Гермиона полузадушенно стонет, когда он, уверенно и не сомневаясь ни секунды, закидывает ее ногу себе на талию. Она и о чем не думает, просто расслабляется, позволяя ему делать с собой, что ему вздумается. Потому что так сладко. Так хорошо. Так странно. А его нахальные руки живут собственной жизнью. Трогают. Мнут. Щупают. Лапают. Пробираются под одежду. Задирают юбку. Ласкают между ног. Грудь сама ложится в ладонь — будто так и надо. А вторая ноет от желания ощутить на себе эти нахальные пальцы и жадный рот. Низ живота наливается приятной тяжестью. Он немного отстраняется, вызывая тонкий всхлип протеста, чуть-чуть приподнимает Гермиону и устраивается между широко разведенных ног. Ее бедра тут же обнимают его за талию. Она трется о его член, даже через слои одежды чувствуя степень его возбуждения. Ее руки наконец-то ныряют в спутанную прохладу светлых волос, а губы впиваются в насмешливые губы. Возбуждение становится почти нестерпимым — она пробует его вкус, впитывает запах, и понимает, что пропала. Потому что никогда еще не хотела так остро, так жадно. Почему он? Почему? У нее нет ответа — да он и не нужен. Потому что Скорпиус шепчет: — Я больше не могу сдерживаться. Аппарируем к тебе. Назови адрес, Гермиона. Не спрашивает, а ставит перед фактом. — Нет, — она мотает головой. — Ко мне нельзя… — Тогда я возьму тебя прямо на улице. Дважды. Мне плевать. Или, может, сразу в Мэнор? Нет, в Мэнор она точно не хочет и тихо-тихо диктует координаты. И он тут же, не размыкая объятий, аппарирует, даже не переспрашивая.* * *
Скорпиус снова прижимает ее к себе спиной, едва оказывается в доме, — терпения хватает только на это, до сладостной боли стискивая груди. Гермиона пытается что-то сказать о спальне — он ее останавливает. — Молчи… — страстно вылизывая шею и сдирая легкий плащ. Это немного выбивает из колеи, за пятнадцать лет брака Рон ни разу не делал этого не в постели, предпочитая комфорт спонтанному сексу. Но притворяться святошей уже бессмысленно и, если честно, — не хочется. Хочется просто расслабиться и получить удовольствие. Она откидывает голову ему на плечо, окончательно сдаваясь перед его напором. Он не дает ей отвлечься ни на минуту, действует быстро и решительно. На миг отстраняется, заставляя почувствовать себя брошенной и шипеть от возмущения. Он чувственно-ободряюще сжимает, оглаживает ее ягодицы и чуть слышно приказывает: — Сними сама… Все. Сама. Гермиона недоуменно приподнимает брови — будто не удивил — Скорпиус лениво ухмыляется. Каков Малфой! .. Приказы… Наглость… Нетерпение… Она нарочито-медленно отступает к огромному зеркалу, высвобождая волосы из плена заколок. Небрежно, чисто по-женски, ведет плечами, позволяя роскошной гриве рассыпаться в художественном беспорядке. Пальцами проводит по краям блузки, едва-едва улыбается и расстегивает первую пуговку. В голову приходит неожиданная мысль — сделать что-то, чего никогда не делала раньше. Даже с Роном. Оглаживает фигуру затяжным движением, немного откидывает назад голову и прогибается. Скорпиус смотрит и уже жалеет, что позволяет ей вести. Стояк уже совсем каменный, а Гермиона решила его совсем добить, устроив из простого раздевания легкий стриптиз, касаясь плечами, опускается по этой треклятой стене. Она кивает в сторону… спальни? Ну, уж нет — решать будет он! — Кровать — для слабаков, — шепчет Скорпиус и с хриплым стоном впивается в ее губы, но тут же становится чуть нежнее, потому что она сама углубляет поцелуй. Пробует его на вкус. С одной стороны, это непривычно, с другой — дико возбуждает. Желание рвется наружу, ломит в висках, бешено бьется в груди. Его руки не останавливаются ни на минуту — ткань трещит под его напором. Скорпиус не церемонится с ее одеждой, вырывая пуговицы с мясом, ему не терпится не только почувствовать, но и увидеть. Гермиона не отстает от него, стягивая с Малфоя футболку и дергая за ремень. Конечно, можно применить Раздевающее, но гораздо приятнее добраться до желаемого без магии — коктейль из похоти и нетерпения действует опьяняюще. Ее руки ерошат светлые волосы, оглаживают плечи, скользят по груди. Дыхание становится рваным и прерывистым, потому что его губы наконец-то накрывают грудь, зубы чуть прихватывают затвердевший сосок, а нетерпеливые ладони, высоко задрав юбку, ласкают ее между ног. Там горячо и влажно, он чувствует это, и порочно улыбается. Она его не разочаровала. Наяву Гермиона такая же страстная, как в его мечтах. Она призывно стонет и выгибается, подставляясь под его горячие губы и бесстыжие пальцы. Ей хочется, чтобы не медлил, и ее руки, добравшиеся до члена, ощущают всю силу его страсти и нетерпения. Это доводит ее собственное возбуждение до предела. Ей все равно, что будет завтра. Она не планирует никаких отношений, просто совпали ее одиночество и его желание. Особенно пикантно в этой ситуации, что это Скорпиус Малфой. Особенно, что это Малфой. Ждать просто невыносимо. Мало рук. Губ. Языка. Хочется больше. Намного больше. Ощутить его в себе. Глубоко. И ни о чем не думать. Просто биться в агонии. Гореть в огне. Шептать непристойности. И подчиняться. Его власти. Или взять его самой. Но перехватить инициативу не удается — Скорпиус не позволяет. Чертова Грейнджер! Пытается руководить даже в постели… Но хороша, ничего не скажешь… И такая отзывчивчивая… Одной ночью он точно не ограничится… Хочется попробовать ее всю. Везде. И она позволит — теперь он уверен. Он подхватывает ее под попку, краем глаза наблюдая за их отражениями в зеркале — и крышу сносит окончательно — обоим. Входит в нее одним движением, на всю длину. Она возбуждена до предела — все происходит легко и безболезненно. Не дав опомниться — сразу берет быстрый темп. Хорошо! Как же хорошо… Она крепко обнимает его ногой, позволяя проникать как можно глубже, и легко подстраивается в такт его толчкам. А его язык, творит то же, что его член — как можно глубже исследует рот Гермионы Грейнджер. Похоже, что Скорпиус Малфой имеет ее одновременно с двух сторон. Это настолько порочно, что она громко стонет и движется еще быстрее, впиваясь ногтями в его кожу. Мальчишка тоже ускоряет темп, при этом совершенно не церемонясь. Покусывает, посасывает, с силой сжимает грудь — оставляя на ней свои отметины. Грейнджер ждет богатый урожай синяков — и он сам проследит, чтобы они не проходили, как можно дольше. Метка Малфоя на этом теле — символ его власти над ней и ее падения. Ей нравится его грубость, он ощущает это по стонам и сбившемуся дыханию, по тому, как сжимаются ее мышцы вокруг его члена, по тому, как лихорадочно блестят ее глаза, по бессвязному «еще» и его имени на ее губах. Он больше не может сдерживаться, с силой распластывая ее по стене, вбиваясь в нее последним мощным движением, ощущая ее оргазм, и кончает следом. Это было… великолепно… И хочется повторить. Немедленно.* * *
Гермиона пытается отдышаться — она практически уже забыла, каково это потерять голову от секса. Но минутная слабость не должна превращаться в постоянную зависимость, Малфой и так решил, что ему все позволено — вон как плотоядно облизывается и ухмыляется, оглядывая холл ее дома. — Весьма неплохо, — высвобождаясь из его захвата и совершенно не стесняясь наготы, идет в ванную. — А теперь тебе пора. Дверь просто захлопни, когда будешь уходить. — Вообще-то я сам решаю, когда мне уходить, — Скорпиус и ухом не повел на такое явное пренебрежение. Просто подходит к камину и наливает два бокала огневиски. Абсолютно голый и даже не пытается прикрыться, бессовестный. Хотя у него такое тело, мммм! Мысли опять ползут не туда! А он залпом осушает свою порцию, вторую протягивая ей: — И мои женщины обычно соглашаются с моими решениями. Даже если вначале и бывают против. — Я — не твоя женщина! —, но берет предложенный бокал, просто чтобы просто чем-то занять руки. Иначе взорвется. — И никогда ей не буду. — Моя! — Скорпиус смеется. — Ты - уже моя. И чем быстрее ты это поймешь, тем раньше мы оба снова займемся сексом. Мне понравилось. И я хочу попробовать кое-что еще. — Ищи для своих экспериментов кого-то другого, — она ставит пустой бокал на столик и поднимается наверх, не обращая на Скорпиуса никакого внимания. Чем меньше она будет поддаваться на его провокации, тем быстрее он уйдет. Малфой лишь ухмыляется и снова наливает себе выпивки. В этот раз это коньяк. У Гермионы неплохая винотека — по-видимому, она хорошо разбирается не только в законах и поправках к ним. Взглядом провожает хозяйку дома — пусть немного успокоит нервишки под горячим душем. А он присоединится к ней чуть позже — почувствовать ее губы на своем члене хочется нестерпимо. Душ не приносит облегчения. Струи воды, стекающие по коже, обжигают, словно горячие ласки Скорпиуса. Она уже жалеет, что так быстро выставила его — все внутри настойчиво требует продолжения. Видимо, всему виной долгое воздержание, помноженное на количество выпитого алкоголя. Гермиона расслабленно намыливается, медленно скользя мочалкой по пылающей коже, игнорируя сигналы проклятого тела. Но почему-то выходит плохо. Низ живота ноет, грудь заостряется от возбуждения. Ставшие слишком чувствительными соски реагируют на любые невинные прикосновения. Невинные? К черту все! Никому же не буде хуже, если она сама решит эту маленькую проблему… Ее руки ласкают грудь, сжимают соски, соскальзывая все ниже и ниже, пальцы уже очерчивают набухшие складки, нащупывая чувствительную точку. А перед глазами стоит Скорпиус. Это его ладони ласкают сейчас ее тело. Его пальцы заставляют ее выгибаться. Его губы сцеловывают ее стоны. Его дыхание обжигает нежную кожу. Она прижимается к стенке и зажмуривается, полностью сосредотачиваясь на ощущениях. Сознание плывет, а пальцы движутся все быстрее и быстрее, приближая разрядку… Она настолько поглощена накатывающимся удовольствием, что ни на что не реагирует, поэтому и не замечает сразу Скорпиуса, наблюдающего за ней. Он невольно застыл на пороге: шум воды позволяет любоваться открывшейся картиной, не выдавая его присутствия. Грейнджер, голая, горячая, мокрая, развратная, требующая продолжения. Она что-то шепчет, так тихо, что он скорее угадывает, чем слышит: — Да… еще… да… — Уже соскучилась? — он не может не поддразнить. Чуть-чуть. В ее широко открытых глазах — растерянность. Она замирает на миг, как мышонок, пойманный на воровстве. Вглядывается в его лицо и… продолжает, как ни в чем не бывало… — Хочу еще… Кто это сказал? Она? Он? Какая теперь разница… Мерлин, как же тянет к ней, ее жару, ее женственности и мягкости, которые она так старательно прячет от всех за маской. Но он больше не попадется на эту уловку. Как легко сделать шаг, опуститься на колени и прижаться губами к ее животу, лаская подушечками пальцев набухшие соски, а языком — припухшие складочки. Мягко улыбнуться ее изумлению, провести ладонью по губам, не давая вымолвить ни слова — все лишнее. Все. Кроме ее мягкости на его языке, ее чуть солоноватого вкуса и сладостной пульсации быстрого оргазма. А потом снова сплестись языками, заставляя почувствовать ее собственный вкус и видеть ее коленопреклоненной и ощущать уже ее губы на своем члене. И брать ее снова и снова. И отдавать всего себя. Ей. И знать, что это твое. Только твое, Малфой. До утра или чуть дольше — неважно. Она никуда не денется от тебя теперь. Пока ты хочешь ее, а она — тебя. А остальное, к черту!***
Гермиона проснулась поздно — вчера они все-таки добрались до кровати! — чтобы просто упасть и забыться. Скорпиус еще спит, по-хозяйски придавив ее к постели, еще и руку перекинув, чтоб не сбежала. Какой он все-таки собственник, даже во сне не выпускает любимую игрушку из вида. Настоящий Малфой… Все тело ноет от непривычных нагрузок — Скорпиус оказался просто ненасытным, впрочем, она тоже не слишком отставала. И самое смешное, что ей понравилось. Но на этом все — поиграли и хватит. Скорпиус только делает вид, что спит. Гермиона своей возней разбудила не только сознание. Он лениво размышляет, что неторопливый утренний секс в кровати — приятное дополнение ко вчерашнему вечеру. Он осуществил почти все свои фантазии — и не разочаровался. Она тихонько толкает его в бок: — Скорпиус, теперь тебе точно пора. Десять утра. Гермиона пробует встать — не выходит. Скорпиус перекатывается на живот и оказывается сверху: — Мы еще не закончили! — А как же кровать — только для слабаков? — иронично, немного заигрывая, поддевает она его. — Иногда я делаю исключения, — он распинает ее, вдавливает в постель, зажимает запястья и одним мощным движением заполняет собой. И становится совсем не до разговоров… — А вот теперь мне точно пора, — смеется он, пока она отходит от очередного оргазма. Гермионе не хочется болтать, и Скорпиус тоже молча одевается и так же молча исчезает. Вот и все… Даже жаль немного. Но зато все правильно.* * *
Она совсем не думает о случившемся. Разве что чуть-чуть. Когда получает очередной букет. Тем более Скорпиус всегда присылает герберы — ее любимые цветы. Только каждый раз в букете больше на один цветок. Будто ведет счет: один… три… пятнадцать… После того, что было…Красиво, но глупо. Не стоит так близко принимать к сердцу. Произошло и произошло — в конце концов, ей сорок лет и она ни перед кем не обязана отчитываться. А секс, даже самый хороший, не повод для отношений. Особенно если между партнерами — целая жизнь. У нее полно других забот: СОВы дочери, здоровье родителей, подготовка к очередному заседанию Визенгамота, разбирательство с Роном о том, где Розе лучше проводить каникулы. Она с легкостью игнорирует любопытство Джинни, отшучивается и советует ей больше уделять внимания собственной семье. Та сначала долго дуется, потом соглашается, что Гермиона имеет право на некоторые тайны. В общем, обычная жизнь и повседневная рутина. Со Скорпиусом она видится каждый день на работе и ничем не выделяет его. Хвалит за успехи, отчитывает за промахи. Нагружает заданиями. Выписывает премии. Наблюдает. Делает выводы. И пресекает любые намеки на фамильярность. Малфой — умный мальчик. Дерзкий. Решительный. Знает, чего хочет. И в отличие от отца, рассчитывает на собственные силы, а не только на громкую фамилию. Есть в нем что-то от Сириуса. Пожалуй, после окончания стажировки она замолвит за него словечко. Скорпиус Малфой далеко пойдет. Она уверена. И надеется, что со временем он сам все поймет. В конце концов, она, как руководитель, отвечает за всех своих сотрудников. Скорпиус не может взять и выкинуть все из головы. Гермиона прочно засела в мыслях. Даже неожиданно. Хотя ничего удивительного. Секс с ней — просто фантастический. И плевать, что она старше него на двадцать лет. Конечно, если бы она согласилась с ним встречаться — он бы быстро к ней остыл. Но упрямая Грейнджер его просто-напросто игнорировала. Не реагировала ни на какие знаки внимания. Что она себе возомнила?! Это он всегда первым бросал женщин! А вообще не иметь с ним дела не хотят впервые… Поведение Гермионы похоже на вызов… А Малфои всегда их принимают. Но Скорпиус решает действовать хитрее и немного поменять планы. Он выжидает удобного момента. Гермиона Грейнджер — шикарная женщина. В ней сочетается все, что ему так необходимо сейчас. Связи, власть, опыт, громкое имя, ум, красивая внешность, обаяние, врожденное благородство. Никогда не подумаешь, что маглокровка. Он будет дураком, если упустит шанс быстро сделать карьеру и позволит Гермионе уйти из его жизни. Ведь при всех своих достоинствах она еще и отличная любовница. Такую не скоро забудешь. Прав был отец. Вот только что он, Скорпиус, может предложить взамен, кроме молодости и хорошего секса? Хотя взаимопонимание в постели — неплохая основа для связи. Для начала. А после их встречи прошел уже почти месяц — значит, она успела соскучиться. Пусть игнорирует цветы, но не возвращает же! Она упрямая, но и он упертый. В конце концов, он абсолютно уверен, что ей понравилось с ним спать. И это знание можно обернуть против нее. Малфои никогда не стесняются в выборе средств, чтобы достичь желаемого. А Гермиона вдруг стала ему очень нужна. Он и сам не понимает, для чего. Просто знает, упустить ее — верх идиотизма с его стороны. Она никого особо не ждет сегодня, да и мало кто решится потревожить ее без предупреждения. Роза с Роном — в Румынии, родители — в Греции, у Джинни с Гарри — второй медовый месяц, а у самой Гермионы — легкое недомогание и годовой отчет для Министра. Малфоя по ее протекции взяли в штат департамента, совет международных стандартов. Года через три-четыре наверняка возглавит этот отдел — с его-то хваткой и способностями — она даже не удивится. Он прислал по этому поводу целую корзину гербер и приглашение на ужин — она отказалась. Им, конечно, нужно что-то решать со всей этой ситуацией. Но только серьезно и без всяких романтических намеков. Гермиона пьет кофе — иногда и ей требуется передышка — и размышляет. О жизни. О Розе. Об отчете. Немного о Малфое. О том, что надо пройти обследование в Мунго. И снова об отчете. Пламя вспыхивает ярче — кого-то все-таки Мерлин принес — Скорпиус Малфой собственной персоной. Что же, она ждала этого. Им необходимо поговорить, поэтому она и отказалась поужинать сегодня. Важные темы нужно обсуждать дома. На это и был расчет — Скорпиус не из тех людей, которые легко воспринимают отказы. Но он же должен понимать: их отношения — напрасная трата времени и у них все равно нет будущего. Скорпиусу плевать, что Гермиона отказалась идти с ним на ужин. Показывает, что забыла о той ночи? Что ж, он может и напомнить. Поэтому он твердо решил, что сегодня она пустит его в свою постель. И как долго они там будут оставаться, тоже решать ему. Не Грейнджер. Он уже давал ей право выбора — сама виновата, что не воспользовалась. — Добрый вечер, Гермиона. Я без приглашения, — он злится, потому что она не пришла. Но старается быть вежливым, поэтому церемонно целует ей руку. — Извини, но ты сама виновата. — Я догадывалась, что ты придешь, — она тоже не будет лицемерить и делать вид, что не понимает цели его визита. — Будешь кофе? Или предпочитаешь что-нибудь покрепче? — Я предпочитаю тебя. Об этом ты догадывалась тоже? — он подсаживается совсем близко, одним движением палочки убирая все бумаги, разложенные на диване, —, а пока можно и коньяку выпить. Скучала без меня? — У меня нет на это времени, Скорпиус, — она видит насквозь все его мотивы и поступки. Но она сама приняла его правила игры. Еще тогда. Поэтому не стоит обижаться. — И на твои недвусмысленности тоже. Нам надо поговорить. Здесь. И сейчас. — Серьезно? — он делано-изумленно изгибает бровь и добавляет тихо и немного обиженно: — Если хотела поговорить, почему не пришла на ужин? Я ждал. — Он снова берет ее за руку и интимно поглаживает тонкие пальцы, целует внутреннюю сторону запястий. Какая нежная у нее кожа… Гермиона не вырывается, ей даже нравятся эти осторожные ласки, так не похожие на его вечную нахрапистость. Ей почему-то немного жаль этого мальчика. И себя. — Наверное, мне стоит за это извиниться, — она улыбается краешком губ. Потом вспоминает об обязанностях хозяйки дома: — Может, все-таки лучше кофе? — Нет, коньяк, — Скорпиус вздыхает с облегчением. Все-таки он был прав, сменив тактику обольщения. Она поднимается, немного колдует у бара и левитирует поднос с бутылкой коньяка, одним бокалом и тарелками с сыром, тарталетками с черной икрой и свежими персиками. — А ты точно не будешь? — плеснув себе спиртного в бокал на два пальца, интересуется он. — Предпочитаю остаться в трезвом уме и памяти, — она тоже улыбается. — Коньяк на меня действует непредсказуемо. «И твое присутствие тоже. Я легко могу потерять голову, и все закончится, как в прошлый раз», —, но Скорпиусу этого знать не обязательно. Да и не нужно. Но он и сам почти догадывается, но не показывает виду, хотя и рад этому открытию безмерно. — За тебя… — он шутливо салютует ей и делает один глоток. — И раз мы оба извинились, может, стоит вернуться к главному. Я скучал. Потом добавил чуть тише: — Если честно, я ожидал, что ты засунешь меня в Архив. После всего… «Я имел ввиду твое упрямое игнорирование моей персоны. Все равно будет так, как я хочу», — про себя, глядя на нее с улыбкой заправского Казановы. — Я не мешаю личного с общественным, — она прерывает неуместные воспоминания и старается не замечать сальностей. — Ты хороший работник. Твои таланты, несомненно, пойдут на пользу нашему департаменту и отделу магических стандартов в частности. Так что не благодари. Теперь все зависит от тебя самого. — И мистера Таккера, — он продолжает смаковать коньяк и раздевать ее глазами. Он просто уверен, что и дальше она будет помогать его карьере. Скорпиус прекрасно понимает намеки «все зависит от тебя». И он будет стараться. В две смены. Особенно ночную. Мерлин, он даже не прячет свои мысли! Или она сама приписывает ему свои страхи? Не верит, что он может заинтересоваться ею всерьез. Секс ради карьеры. Это так гадко. Пошло. И возбуждающе. Ну почему этот Малфой так на нее действует? — Таккер ценит исполнительность и инициативность и не любит подхалимов, — сказала, как отрезала. Чтобы разрушить наваждение. — А что любишь ты? — он совсем уже близко и мешает сосредоточиться. — То же самое, Скорпиус. Твои желания слишком очевидны. Даже понятны. Но ты ошибся, выбрав не того человека. Как и я, впрочем. — Мои желания касаются только тебя, — Скорпиус не выдерживает и валит ее на спину. — Остальное — домыслы. Может поначалу так оно и было, но ты умеешь влезть под кожу. Я думаю только о тебе и той ночи. — Может быть… Но отпусти меня, — Гермиона злится. На себя. И на него. Потому что все равно хочет его близости. Даже сейчас. — Я не стану потакать твоим амбициям. — Что в этом удивительного? Я же Малфой. Сын своего отца. Но мне нужна ты. А твоя слава и влияние — всего лишь острая приправа. Можешь и это проверить. Я не стану закрывать сознание. И я хочу начать все сначала. — Но я не хочу. Пойми. Мы разные. У нас нет ничего общего! — Есть! Неужели догадался? — Мы оба хотим, чтобы это случилось снова, — нет, слава Мерлину, говорит о другом. — Зачем притворяться? Ты не сможешь долго без мужчины. Я чувствую. Знаю. — Без мужчины, Скорпиус. А не заносчивого мальчишки! Наглость вместо опыта — не лучшая… кхм… приправа. — Ты считаешь? И он целует ее. Как тогда. Решительно. По-мужски. Заявляя права на свою женщину. И ему все равно, что скажут или подумают другие. Ему важно, чтобы она ему верила и была рядом. Пока он ее хочет. И она отвечает. Понимает, что не должна, что это не правильно. И все равно отвечает. Мерлин, она и, правда, соскучилась. По его запаху. По его жадным губам, целующим, покусывающим ее кожу. По языку, скользнувшему в рот. По рукам, сжимающим ее грудь. По смелым ладоням, гладящим между ног. По приятной тяжести его тела. В первый момент она обхватывает его ногами. Поддавшись внезапной слабости. Оплетает руками. И выгибается навстречу его ласкам. Она так легко и неожиданно сдается, что даже не верится. Скорпиус понимает: Гермиона становится мягкой и податливой, только когда подбираешься к ней совсем близко. Вплотную. Он торопливо задирает ей подол, только чтобы не упустить момент. Долгие ласки позже, иначе он не выдержит. Слишком давно у него не было секса. Слишком давно у него не было Гермионы Грейнджер. — Все-таки я прав, — шепчет тихо-тихо куда-то в шею. Но Гермиона все равно слышит и быстро приходит в себя. Слова действуют отрезвляюще, и все становится на свои места. Ему нужна не столько она, сколько ее имя. И еще влияние, связи. Все предсказуемо. Объяснимо. И смешно. Как глупо поддаться его напору. Как будто ей не сорок, а пятнадцать. Соберись и сделай, что должна. Останови это. Иначе затянет — и не выбраться. Пусть лучше будет тяжело сейчас, чем больно потом. Нельзя давать Малфою ни малейшего повода воспользоваться не только ее силой или властью, но и слабостью. Самой обычной женской и такой вполне объяснимой сейчас. Для нее — по крайней мере. Им надо поговорить. Точка. — Что не так, Гермиона? — Скорпиус почти срывается. Он возбужден и зол. — Не люблю я это: хочу — не хочу, разберись уже. Я честен с тобой, так, может, хватить играть со мной в эти глупые игры? Неразумных девочек мне и так хватает! Почему бы просто не взять, что тебе предлагают? Пусть не власть и влияние, но не безразличие. Ты нужна мне. Этого тебе мало? Как надолго — он не знает. Но сейчас, сию минуту, Гермиона ему нужна. Очень. И Скорпиус в это свято верит. Гермиона только качает головой. Скорпиус слишком молод, он не видит того, что понимает она. Сейчас это просто секс. Но для нее — этого мало. Ей хочется стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Чувствовать рядом с собой опору. Ей нужен мужчина, а не мальчик, который еще не вырос из детских амбиций. Ей хватило Рона, и еще одного такого она просто не потянет. А временные отношения Гермиону больше не привлекают, ей сорок лет, а не двадцать, и даже не тридцать. У них со Скорпиусом просто страсть, и пока нет любви — легче держать расстояние. А переступив черту — будет больно. Обоим. Но Гермиона больше не хочет причинять себе боль из-за неправильных отношений. Поэтому лучше рвать сейчас. Чем потом. — Да, мало, — Гермиона внешне совершенно спокойна, хотя внутри все полыхает. Она старается говорить мягко, потому что не хочет обижать. — Ты пока не все понимаешь, Скорпиус. Нам не стоит больше встречаться. В этом плане. Поверь, так будет лучше. И тебе. И мне. — Что за привычка решать все за меня? Ты мне не отец и не мать! — он категорически не хочет соглашаться с ее глупым решением. — Ты чуть старше моей дочери! Нет смысла объяснять тебе подобные вещи! — Гермиона чуть-чуть повышает голос. Она не думала, что будет сложно. — А разве хороший секс — не повод для отношений?! — Скорпиус не отступает от своих намерений и, глядя в глаза, кладет ладонь ей на колено, поглаживая пальцами обнаженную кожу. Она решительно сбрасывает его слишком уверенную руку и пытается встать: — Не для меня, Скорпиус! Секс — это еще не всё! — Так ты намерена отказывать себе, лишь бы не поступать неправильно?! Что за бред?! Опять твои вечные принципы? — он не дает ей этого сделать и снова опрокидывает на спину. — Тебе-то откуда об этом знать?! Скорпиус, прекрати. Я же сказала: все кончено, — после нескольких минут неравной борьбы ей все-таки удается вырваться из его цепкого захвата. — Больше никакого секса. С тобой. Но Скорпиусу ее отказ окончательно срывает крышу. Он привык всегда получать то, что хочет. И вместо него говорят злость и ревность — плохие советчики в любом споре. — А может дело в том, что ты уже себе кого-то нашла? Посолиднее и поизвестнее? Может, Крама? Вспомнила молодость? Или самого великого Гарри Поттера? А что, увести у подруги мужа — героический поступок! Гермиона не собирается это терпеть: пощечина — прекрасный способ борьбы с мужскими истериками: — Успокоился? А теперь уходи — поговорим, когда повзрослеешь. И будешь вести себя как мужчина. И направляется вглубь комнаты, показывая, разговор окончен. Скорпиус нервно смеется: — Значит, я прав! Залпом выпивает почти полный бокал коньяка — стекло с хрустом крошится в руке, теперь еще и кровь капает! Но она даже не оборачивается. Стерва! Он швыряет в огонь слишком много летучего пороха: поскорее уйти отсюда — все равно куда. Лишь бы подальше! Гермиона только вздыхает: вот и поговорили, называется…* * *
Обследование в Мунго не приносит ничего неожиданного. Просто подтверждение прежнего диагноза, поставленного ею самой. Достаточно предсказуемо, если разобраться. Она, действительно, слишком тогда … увлеклась. Стопроцентный результат обещает только полное воздержание. Гермиона, конечно, позаботилась, чтобы ничего такого не случилось. Но только постфактум. Видимо, маггловские таблетки просто не подействовали. Или ее собственная магия спасовала от напора Малфоя и нейтрализовала контрацепцию. Вот и результат. Гермиона Грейнджер беременна от Скорпиуса Малфоя… Проще было бы избавиться от малыша, но она так давно мечтает о втором ребенке… А после рождения Розы ей предложили высокую должность — и карьера вышла на первый план. Потом не получалось с зачатием — какие-то сбои. Потом их семейной идиллии с Роном пришел крах. И стало не до детей. А теперь неожиданный подарок от случайного любовника. Конечно, забеременеть в сорок лет от двадцатилетнего мальчишки — не самый разумный поступок, но она твердо решает рожать. Сплетни и пересуды за спиной она как-нибудь переживет. Разве ей впервой? Гермиона уже сейчас представляет себе последствия этого решения… Скиттер обрыдается от восторга. Еще бы — такая пикантная сенсация! Наверняка наплетет, что и развод с Роном — следствие ее аморального поведения. И плевать, что у бывшего мужа — новая пассия. Рита хорошо умеет нагреть руки на горячем. Малфои точно заавадятся. Всем семейством от счастья привалившего. Особенно Драко и Люциус. Насчет Нарциссы — не уверена. Джинни скажет, что Гермиона немного сошла с ума, и попросит еще раз хорошенько подумать. Пусть аборты в магическом мире не популярны, но в маггловском — другое дело. Роза, скорее всего, поддержит. Она давно хотела брата или сестру. Родители будут не в восторге, но смирятся. В конце концов, Гермиона не собирается вешать своего ребенка никому на шею. Реакция Скорпиуса — единственное, что ее волнует. Потому что не предсказуема. Гермиона все еще считает — им нужно поговорить. Тянуть дальше — бессмысленно. Ей есть, что сказать Скорпиусу Малфою. Просто поставит перед фактом — ведь ребенок свяжет их крепче инкарцеро. Она считает, что Скорпиус должен знать, что станет отцом. А дальше пусть делает, что хочет. Лишь бы не мешал. Гермиона надеется, что Скорпиус уже пришел в себя после вчерашнего взрыва эмоций и сможет выслушать ее спокойно. Больше всего ее радует — в Мэнор аппарировать не придется. Не хотелось бы раньше времени соваться в этот террариум, да и воспоминания об их семейном особняке до сих пор внушают страх. Младший Малфой с некоторых пор живет отдельно — снимает квартиру недалеко от Министерства. Не то чтобы она интересовалась этим фактом, просто хороший руководитель должен знать почти все о своих подчиненных. Особенно таких, как Скорпиус. Мысленно похвалив себя за предусмотрительность и хорошую память, Гермиона решает сразу же после работы зайти к Малфою через камин. Но сразу освободиться не удается: возникают небольшие трудности с отчетом для Министра — приходится переделывать. Потом выясняется, что камин в квартире Малфоя не подключен к сети, и она вынуждена идти пешком. Но это даже к лучшему, есть время собраться с мыслями и продумать стратегию разговора. Оказывается, Малфой снимает не квартиру, а небольшой коттедж. Что еще ожидать от аристократа-пижона? Только эльфа-привратника! Но домовика не оказалось — дверь почему-то не была закрыта даже простой алахоморой. Видимо, Малфою сейчас не до этого. И Гермионе становится немного неловко. Скорпиусу необходимо отвлечься. Но огневиски почему-то не действует. Он пьет и почти не пьянеет — Гермиона слишком сильно ранила его самолюбие. Ему хочется ее ненавидеть, поэтому он представляет, как ее трахают другие мужчины. По двое. Нет, по трое, одновременно! А она лишь стонет и соглашается на все. Но эти пошлые картинки вызывают не ожидаемое отвращение, а лишь каменный стояк. А он уже не сопливый юнец, чтобы самоудовлетворяться. Благо, в желающих его женщинах никогда не было недостатка. В конце концов, он не обещал никому хранить верность. Тем более, каким-то истеричкам! Скорпиусу недолго приходится искать компанию на ночь — девчонка из соседнего отдела, Кэтти, кажется, уже два месяца добивается его внимания. Если приглядется — даже чем-то напоминает Грейнджер. Тем лучше! Вставить ей по самые гланды — и, наконец, успокоиться. А если нет, всегда можно вызвать шлюх из Лютного. И не одну. Кэтти сосет старательно. Даже слишком. Облизывает, заглатывает, будто делает какую-то важную работу. Скорпиус на миг прикрывает глаза — так легче представлять, что это Грейнджер. Но не получается. Даже член чувствует разницу. А на душе пусто и противно от самого себя… А потом он случайно поворачивает голову и видит ее. Гермиону Грейнджер, немного растерянную, в дверях собственной гостиной. Все-таки сама пришла! Он ни о чем не думает, просто смотрит ей в глаза и не понимает, почему она здесь. И еще Скорпиус осознает — она не будет его останавливать. Или возмущаться. «Меня здесь нет», — он читает в ее глазах свой приговор. Все кончено, хотя толком и не начиналось… Тогда он ухмыляется и демонстративно целует Кэтти. А в голове гулко, набатом, бьется мысль: «Ты же этого хотела? Этого? Смотри, любуйся. Ты сама во всем виновата. А я так надеялся, что все будет по-другому» Гермионе хватает одного взгляда, чтобы понять — она была права. Она разворачивается и уходит. Им не о чем говорить. Да и не нужно. И так все понятно. Без слов.* * *
Скорпиус уже давно оценил преимущества маггловских баров и пабов перед магическими питейными заведениями. И дело совсем не в широком ассортименте спиртного или легкодоступности магглянок — здесь редко встретишь знакомого колдуна или ведьму. А уж чистокровные, в большинстве своем, вообще никогда не бывают в немагической части Лондона. Именно поэтому Скорпиус Малфой сейчас сидит за обшарпанным столом в маленькой маггловской забегаловке, где практически не бывает посетителей, цедит темный эль и думает, что же ему теперь делать. Он добился, чего хотел. В Министерстве им довольны. Начальник намекает на значительную прибавку. Но все это вдруг стало совсем не важным. А то, чего хотелось на самом деле, он упустил сам. Эль, такой же тягучий и мутный, как воспоминания о собственной глупости. Если бы можно было вернуться и все изменить. Но память — наихудшее проклятие. Потому что нельзя ничего вернуть или изменить. Можно просто начать сначала. А это и есть самое трудное. А он еще упивался собственной обидой — дурак! После того разговора с Гермионой, сглупил, сорвался и ударился во все тяжкие. Назло Грейнджер закрутил интрижку с Кэтти, нарочно афишировал мимолетные связи, светился перед журналистами с очередной подружкой — идиот! Если бы он только знал, то никогда бы не поступил так глупо, по-мальчишески. Думал — ей будет больно, когда узнает. Пусть в душе, наедине с собой, но Гермиона пожалеет, что оттолкнула. Скорпиус Малфой влюбился — какая банальность… Гермиона Грейнджер, яркая, как последняя бабочка лета, с ноткой горечи, как зимняя вишня и опьяняющая, как хорошо выдержанное вино. Она идеальна даже в своем равнодушии к нему. Потому что ничего не обещала. Ни любви. Ни ненависти. Ни-че-го. Ему не в чем ее упрекнуть. Кроме одного. Она родила сына. От него. Маленького представителя рода Малфоев, который носит имя Хьюго Грейнджер и как две капли воды похож на своих предков. Магия рода, черт возьми! Спросить совета не у кого: отец тихо бесится, мать скорбно поджимает губы, дед накачивается огневиски, бабушка Цисси только грустно улыбается, качает головой и твердит: «Дети — всегда благо». И все ждут его реакции. А Скорпиусу хочется одного — признать сына официально, видеть его не только по выходным, а каждый день. Любить Гермиону. Открыто. И плевать на сплетни. Гермиона не запрещает приходить к ребенку, потому что, как она говорит, дети должны знать своих родителей, а не причины их рождения. Любовь, случай или ошибка — не имеет значение. Дети хотят, чтобы их любили. «И их родители тоже», — думает про себя Скорпиус. Он согласен с этим выводом. Вот только рождение Хьюго — не ошибка. Для Скорпиуса. Наоборот… Хьюго — та часть проклятия, которая заставляет чувствовать себя немного счастливым. Ну, или хотя бы не таким гадом. В памяти остается все: мысли, некрасивые поступки, боль за содеянное, раскаяние. Но Скорпиус все же надеется, что его сын вырастет без навязчивого желания, что-то кому-то доказать или переплюнуть своего отца. Потому что лучшее возьмет от своей матери — Гермионы Грейнджер. И Скорпиус сделает все, чтобы так и произошло. Хьюго — его шанс на прощение. Он сжимает руку в кулак, со стуком отставляет почти пустую кружку, не глядя, швыряет деньги на барную стойку, стремительно выходит на улицу. И аппарирует. Скорпиус Малфой принял решение. Правильное или не правильное — время покажет.