Моя ромашковая фиалка.

Сиреневая девочка. Выглядывая вечером в окно, Энни всегда видит девушку, поливающую фиалки, которую можно обнять, если перегнуться через заграждение. Она сама как фиалка. Нежная, в сиреневом платье и вечно с улыбкой на милом лице. Леонхарт хочется дотронуться до нее, потрепать мягкие волосы и уснуть на плече. А еще прижать к себе и никогда не отпускать. Ей снятся сны с сиреневой девочкой-фиалкой. Как они гуляют по набережной, смотрят в воду, и фиалка улыбается, смеется, показывая на серебренных рыбок. Или про то, что за окном дождь, а Энни лежит и обнимает самое настоящее теплое солнышко. Ей всегда кажется, что девушка в квартире напротив - солнце. Такое светлое, теплое и пахнет тоже солнышком. Только блондинка думает, что никогда не сможет узнать так ли это... Поливая вечером после работы цветы, Петра всегда видит хмурую девушку. Она никогда не видела, чтобы та улыбалось. А так хотелось посмотреть на улыбающийся кусок света. Возможно, та даже не знает, что она светится, возможно, никто не знает, что она светится. Никто, кроме Рал. Она давно замечает внутреннее свечение. Петра хочет обнять светловолосую, распустить ей хвост и перебирать пальцами волосы. Хочет сходить с ней в картинную галерею и в музей авиационной техники. Хочет запустить желтого воздушного змея и отправиться в кругосветное путешествие. Хочет узнать мятное ли на вкус счастье, поцеловав блондинку. Только Петра думала, что никогда не сможет узнать так ли это... Обе думали. Обе мечтали. Обе любили. И обе боялись. Боялись быть отвергнутыми, боялись разбить свое израненное сердце. И Петра боялась больше. Самым обычным вечером она боялась, боялась до дрожи в коленках, боялась до слез. Самым обычным вечером Энни решила признаться. Петра и Энни вышли на балкон. Петру и Энни обдало свежим ветром. Петра и Энни посмотрели друг на друга. Петра взобралась на резную решетку, раскинула руки и шагнула. Просто взяла и шагнула. А Энни и не пыталась отговорить, совсем не пыталась. Она нагнулась, протянула руки, улыбнулась и поймала. Просто взяла и поймала. Затащила к себе на балкон и обняла. Рал разрыдалась и уткнулась Леонхарт в грудь. И она не оттолкнула, лишь притянула ближе и поцеловала. Поцеловала, вложив в поцелуй все чувства. Поцеловала глубоко, скользя мокрым языком в маленьком ротике, задевая зубы, поглаживая небо и переплетая с языком Петры. А Петра отвечала со всей любовью, забираясь теплыми пальцами под толстовку и отмечая, что счастье вовсе не мятное, а ромашковое...