Пароль

— И что дальше? А дальше всё просто. Микеланджело многообещающе улыбается и зарывается пятернёй во всё ещё влажные от геля волосы Мота, потянув за них вниз, заставляя Флорана поднять голову, продемонстрировать беззащитное горло над кружевом воротника с чёрной брошью. — Что бы ты хотел? Всё, что угодно. Этот обманчиво-ласковый ублюдок с серебром осыпавшихся блёсток под внимательными блестящими карими глазами — чёртова батарейка энержайзер. Ни минуты свободной, проведённой на месте, каждый раз — новый способ и новый повод вляпаться во что-нибудь. В историю, в интрижку, в скандал, в новый проект — кажется ему было по барабану, во что именно. И на этот раз — Флоран хватает ртом воздух и изгибает в улыбке пошло накрашенные губы — на этот раз — жилка на шее бьётся, как будто изнутри рвётся на волю ночной мотыль — и вот в этот самый момент... — Я устал, — говорит Флоран, и у него на самом деле лопнувшие капилляры белков и очень бледная кожа вокруг губ — её как обмётывает от обилия лишней косметики (Микеланджело склоняется и проводит языком по кромке губы Флорана, собирая губную помаду), у него на самом деле тоскливый вид и уложенная гелем причёска распалась на взлохмаченные влажные прядки. И смотрит он теперь снизу-вверх, отклоняя голову, повинуясь рывку. — Тссс, — говорит Локонте, касаясь указательным пальцем губ Флорана, и тот думает, что Микеле опять под дозой, и что теперь в нём завод на ближайшие пару часов, чтобы потом подрагивать в послеоргазменной и постнаркотической агонии, когда выжег себя без остатка. Флорану кажется, что лампа над ним танцует вальс, и что ламп несколько, и он облизывает палец Микеланджело, который тот протиснул между сжатых губ, на пальце привкус порошка. — Мой, — говорит Микеле, и звучание его голоса смягчает слова, превращая их в вязкое туманное нечто, а Флоран представляет, что на самом деле сейчас только этот самый... — Тебе понравится, — говорит Микеле, он — новый сорт наркоты, передоз однажды неизбежен. И, вполне возможно, что смертелен. У Флорана кружится голова от усталости и кокаина, и он пытается выпрямиться, размять затёкшую шею, но пальцы Локонте сжимаются, дёргая за волосы сильней. — Не шевелись, — коротко приказывает он, второй рукой проводит у уголка собственной губы, где красный развод — не кровь — помада Флорана. Их грима слишком много, он ощущается жирным и размазывается неровными липкими пятнами по коже. Флорану жарко и неудобно, и он только и может, что захлёбываться и скулить, пока Микеле, склонившись к нему, кусает возле кадыка и ниже, лижет за ухом, собирает губами соль и тональник далее — по гладкому упрямому подбородку к нервно подрагивающим капризным губам, всё ещё испачканным в помаде. Флоран не сразу понимает, что Микеланджело уже сидит на его коленях, верхом, лицом к лицу, и уже не держит волосы так сильно — расчёсывает их пятернёй. И Флорану, которого мутит, хочется зарыться влажным горячим лицом в жёсткое кружево на груди Локонте, хочется, наконец, ослабить пояс и расстегнуть ширинку, потому что сейчас такое ощущение, что он взорвётся к чёртовой матери — напряжённый член упирается в тугую ткань, что причиняет боль, хотя пяти минутами ранее Флоран был уверен, что не способен в таком неоднозначном состоянии пережить эрекцию. — Если кто-нибудь войдёт, — шепчет он в кружево, Локонте смеётся, кусает его в ухо и целует за ухом, ерошит волоски на затылке и шепчет: - Посмотри на нас, кто удивится тому, что мы педики? Флорану почему-то кажется, что Микеланджело сказал что-то дико смешное, и он подрагивает, беззвучно хохоча. Ткань рубашки Микеле попадает ему в рот, на ней остаются влажные пятна и разводы грима. — Обожаю тебя, — наконец сипло признаётся он. — Ты должен меня боготворить, — жёстко возражает Локонте. — Я — твой Моцарт. — Ты — мой Моцарт, — послушно повторяет Флоран, ощущая, как что-то гудит и давит в груди, и как жарко в паху. И он пытается прижать к себе Локонте и потереться об него, он Микеле смеётся и отстраняется, ёрзая на коленях Флорана. — Прекращай... ссссука... ну не надо же... Я же сейчас... подохну тут, — жалко и жадно шипит Флоран, с силой притягивая к себе неожиданно сильное тело. Микеле смешно, и он закатывается, вкидывая голову и открывая рот — красивый, влажный, блестящий — во всех смыслах, а потом сползает с колен Флорана и насмешливо бросает: — Потерпишь до дома. — Мике... — Да? Долгий взгляд, под которым Флоран с трудом сглатывает и трясёт головой: — Ничего. И на самом деле нечего больше сказать, а потому он молча ждёт, когда Микеле — взмокший, сердито-мрачный, — пройдёт мимо него. И только тогда, отступая строго на шаг, идёт следом. Они никогда не смывают грим до конца — это возможно сделать только дома в душе, он въедается в кожу, так как наносят его каждый день, так что оба нажрались краски на год вперёд. Флоран смотрит в прямую спину Микеле, покачивается, придерживаясь пальцами за стены коридора и неожиданно думает, что ведь у чёрного входа их могут увидеть... возможно, даже поклонники. Пусть съёмки клипа не спектакль, пора привыкать к подобным вещам. И уже не сможешь брести по улицам Парижа, обнимая его — подмышку способен поместиться, — уже невозможно орать через этаж, невозможно орать в постели и многое уже невозможно. Микеле всегда подчёркнуто отстранён на людях. И от этого Флорана накрывает иррациональное бешенство. И он так и перемещается на сцене, в студиях, — чуть позади, чуть в стороне и порой намеренно дурачится, чувствуя себя круглым идиотом. Микеле смотрит на него, как на идиота, но никогда не упрекает наедине. Наедине он вообще не так болтлив, как на людях. — Стой. Давай же... Автомобиль подогнали к самому входу — какая предусмотрительность. — Ну же. В лифте пахнет колой - кто-то разлил, в лифте Флоран послушно прижимается щекой к стенке, Микеле держит его за шею, сжимая загривок и требовательно оглаживает рваные джинсы, забирается пальцами за пояс, дышит, сорвано и хрипло, кусает в спину, пересчитывает губами сквозь футболку позвонки Фло, сползая всё ниже, утыкается носом в самый ремень уже, но времени им не хватает — это всего лишь лифт. "Трахни меня", — думает Флоран, заскакивая в свою тесную квартирку — им двоим как раз хватает. Хотя никто не скажет, что они оба тут живут. Потому что под диваном — кед Микеля (искал полдня, обругался), за гитарой — стопка нот, в холодильнике — энергетики, на полке в спальне — набор косметики, на спинку стула рядом с компьютерным столом намотаны разноцветные платки. Флоран уже не уверен, есть ли вещи у него самого. Он уже не уверен, что знает пароль на собственном ноутбуке — но его это ничуть не колышет. "Микеланжело" — его пароль. Всегда и везде. Мике поспешно сдирает с него рубашку, запрещая раздевать самого. Один короткий жест — и Флоран послушно опускает руки по швам, и следит за движениями ладоней Микеланджело, поминутно облизываясь, а потом улыбается и шепчет "трахни меня", шепчет "ну же", шепчет "давай же". Он смеётся, хрипло и почти беззвучно, когда Микеланджело, возбуждённо и зло выплюнув длинную фразу на итальянском, всё-таки вновь разворачивает его к себе спиной, заставляя упереться в косяк, кусает уже обнажённую кожу — прихватывает зубами, трётся щекой, носом, облизывает и урчит, как возбуждённый кот, который пытается пропитаться чужим запахом. У Флорана подкашиваются ноги, когда Микеланджело оказывается за его спиной на коленях, одновременно сдёргивая джинсы вместе с трусами. Флоран хочет обернуться, Флоран хочет, он дёргается, когда палец Локонте, торопливо смоченный в слюне, проникает между его полурасслабленных ягодиц, но не проникает внутрь, также трётся, дразнит, ласкает колечко мышц по кругу. Флоран пытается двинуться навстречу, упёршись ладонями в стену, и тут же его движение прерывает чувствительный укус ягодицу, а затем, чёрт, твою м..., потом — влажное и щекотливое проникает между его ягодиц, которые Микеланджело развёл ладонями. Флоран чуть ли не падает на стену, прогибаясь в пояснице, и почти хнычет, заставляя себя всё так же не касаться собственного подёргивающегося члена. Потому что Микеле не даст ему этого сделать. Даже сейчас, вылизывая его, он то и дело проводит по животу и бокам Флорана, проверяя, где находятся его руки, а заодно лаская — низ живота и в паху, всё же не касаясь члена. Так что Флоран закусывает запястье, слушает шум крови в ушах, но, помимо тока крови, в голове почему-то начинает звучать навязчиво-спокойный женский голос, вещающий про "абонент недоступен", и Микеланджело даже на пару секунд отвлекается от своего занятия, чтобы выяснить, что смешного Флоран нашёл в происходящем, но тот уже не в состоянии ответить что-то вразумительное, только икает и смеётся, чувствуя, как угрём скользит вдоль его тела Микеланджело, снизу-вверх, как и прежде, в одежде, но его эрегированный член прижимается к ягодицам Флорана. — Упрись, — требует он. — Да я уж... Чч... — Флорана пошатывает от толчка — неласкового и без времени на привыкание. Флоран шипит от несильной, но жгучей боли и пытается расслабиться и развести ноги сильней, а Микеланджало придерживает его за бёдра, вбиваясь короткими резкими толчками и постепенно меняет угол, прислушиваясь к реакции Флорана. Мот молчалив, но дрожь, пробегающая по его телу, и тихие стоны позволяют Микеланджело найти наиболее приятный для любовника угол, так что вскоре у обоих не хватает терпения. Микеле кончает, на выдохе, умудряясь наказать укусом потянувшегося к члену Флорана — сильным укусом, до крошечного кровоподтёка над лопаткой, после чего сам подрачивает Флорану — аккуратно и умело, так что оглушительный оргазм, усиленный болевым ощущением, накрывает Фло, спустя буквально полминуты. Они ненадолго замирают, и Микеланджело — тонкий и всё ещё удивительно напряжённый прижимается к спине Флорана, поглаживая его по обнажённому торсу, обрисовывая пальцем ореолы сосков, упирается подбородком в плечо Мота. Он отстраняется только когда Фло уже откровенно пошатывается под весом любовника. Флоран уже не помнит, как оказывается лежащим на спине едва ли не поперёк сбитой ещё со вчера постели, а его чёртова батарейка энерджайзер успевает расположиться между ног Мота, вылизывая влажный полурасслабленный член, стирая краем простыни следы спермы с живота и бёдер. От этого Флорана уносит окончательно, а потому он только и может, что судорожно и обожающе вздохнуть, когда Микеланджело вдруг торопливо перебирается выше, прижимается торсом к его боку, щекой — к плечу, сжимает предплечье влажной горячей ладонью, обхватывает ногой бёдра, чтобы заснуть, кажется, ещё в процессе этих движений.