Не ангел я больше

<right>Рин была...Она была для меня единственной радостью в жизни... Лучиком света. И после того, как я потерял ее, мир перестал быть прежним! Мой мир погрузился в недра ада и непроглядную тьму!

</right> Сидя на земле, провожу рукой по молодой зеленой траве. Такая бывает лишь на хорошо ухоженных газонах на территории поместий богатеньких даймьо, которым некуда девать свое состояние. Однако, такой ковер повсюду, а вокруг ни единого намека на цивилизацию и вообще других людей. Так бывает лишь здесь, где все идеально. Абсолютно все. Я уж даже не задумываюсь над тем, что могла бы загнать колючку, что змея могла бы тихо подползти и поделиться частичкой своего смертоносного яда, что резко могла бы поменяться погода, или что с яблони, в тени которой я расположилась, мог бы упасть плод. Я уже привыкла ко всему этому, и даже к белоснежным перьям за спиной, к тому продолжению плоти в районе лопаток, что делает обитателей этого мира чуть ближе к птицам. А еще я успела свыкнутся с тем, что все дорогие мне люди будут вечно рядом со мной. Но если быть точнее, то все они всего лишь в моем сердце, что так трепетно хранит образы и воспоминания. Я Рин Нохара. И я мертва. Не знаю, как долго, но тело и облик мои остались прежними, как и в тот момент, когда на тринадцатом году моя жизнь оборвалась. Жалею ли я о своем выборе? Ни капли. То решение было правильным… на мой взгляд. Я всего лишь старалась защитить деревню и своих друзей… Милый Обито со своей достойной мечтой стать хокаге и принести мир. Умный не по своим годам и такой талантливый Какаши. Минато-сенсей, за веселостью и простотой которого можно и не заметить столь мудрого человека… Вечность… Это так тяжело. Облокачиваюсь о шершавый ствол и прикрываю глаза, в попытке вздремнуть и хоть ненадолго избавиться от нескончаемого потока мыслей. Окутавшая на какое-то время меня пустота дала возможность передохнуть. Немного прохладный ветерок. Распахнув глаза, убираю руки с живота и опираюсь о землю, чтобы встать. — Ай! — мелкие камушки неприятно впились в чувствительную кожу ладошки. Я поморщила носик. Боль? .. Давно покинувшее меня чувство. И этот холод, ощущение которого забыто… Перевожу взгляд на пожелтевшую траву, на серое, затянутое тучами небо. Так странно… По привычке немного привстаю на носочки, готовясь оттолкнуться и взлететь, но, вопреки мои ожиданиям, выходит лишь неуклюжий прыжок, после которого мне с трудом удалось удержать равновесие. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Не чувствую. Я их не чувствую… Обернувшись, я понимаю, что лишена своей уже такой родной части. Догадки… Мир? Реальный? Разве возможно уйти, достигнув точки невозврата? Вернуться туда, куда, казалось бы, нет обратной дороги? — Падший ангел… — рассматриваю свои ладони, щипаю ноготками саму себя, гоняя по телу нервные импульсы. — Рин? — тихий, немного не уверенный, грубый мужской голос, на зов которого я поднимаю взгляд. Губы мои чуть приоткрыты, гляжу на стоящего напротив. - Рин! — теперь уже с полной уверенностью и улыбкой на устах. Заметив знакомые черты, склоняю немного набок голову, вглядываюсь, силясь узнать в этом облике человека, за которым некогда обещала присматривать. — Ты меня не узнаешь? — немного расстроен из-за моей пассивной реакции. — Обито, это ты? — все же произношу в слух свои догадки. На лице мужчины тут же возникает довольная улыбка, а он утвердительно кивает. Ками, что же с ним произошло? Я с трудом смогла разглядеть в этом человеке того Обито Учиха, который остался в моей памяти. Теперь же волосы его белее снега, сквозь локоны пробиваются два разной длины рога, правая половина лица в шрамах, что и не удивительно: я ведь помню, как он пожертвовал собой… Левый глаз — риннеган. Тело его преобразилось до неузнаваемости. — Где мы? Мы ведь мертвы… — с печалью гляжу на старого друга. — Ангел мой! — он пропустил вопрос, кинувшись ко мне, и заключил в крепкие объятья. — Я так скучал! Ты не представляешь, каково мне было без тебя все эти семнадцать лет! Рин, — Обито немного отстранился, глядя мне в глаза, — с тобою умер смысл моей жизни, мой последний лучик света погас, — я гляжу на него с непониманием не только его слов, а и вообще происходящего, — я так и не успел тебе сказать… — он замолчал, его взгляд переполнен нежностью, а рука скользнула по моей щеке, обводя тыльной стороной контур. — Я люблю тебя, — даже возразить ничего не успела, как теплые, властные губы Учиха накрыли мои в жадном, столь долгожданном для него поцелуе. Ошарашенно смотрю на мужчину, закрывшего в блаженстве глаза. Очнувшись от мимолетного шока, пытаюсь отпихнуть, прервать столь неожиданное действие. Однако Обито даже не обращает на мои столь незначительные для него попытки отстраниться, а лишь переходит к открытой шее, плечам и ключицам, давая мне вдохнуть воздух, в уже опустевшие легкие. — Обито, что с тобой стало? Что вообще происходит? Как я здесь оказалась? — у меня столько вопросов, а мой бывший сокомандник увлечено изучает каждый дюйм моей кожи, утыкаясь мне в шею, от чего подбородок мой оказывается в его шевелюре, и мне приходится выше поднимать голову, непроизвольно подставляя себя же. — Прекрати! — Я стал джинчурики десятихвостого, — отрывается от меня, но руками все также крепко обнимает, стоя передо мной на коленях, чтобы лица наши были напротив, — и получил силу, что помогла мне вернуть тебя. — Вернуть? Куда? Ты же погиб, как и я! — Я выжил, — ухмылка, — не без помощи, конечно. Ты снова со мной, в мире живых, — он опять улыбнулся. — Как же я тебя люблю, ангел мой! — Учиха прижал меня еще крепче к своей крепкой обнаженной груди. От столь тесного контакта, мои щеки покрыл румянец смущения. — Обито, перестань, пожалуйста! —, а еще я не комфортно себя чувствую из-за нашей разницы в возрасте и габаритах. — Ты меня раздавишь! — больно сильная у джинчурики хватка. — Прости, но я по тебе с ума схожу, — и снова он касается моих губ в еще более настойчивом поцелуе, чем прежний. Одной рукой придерживает затылок, не давая шансов на отказ и отступление. Чувствую, как язык его уверенно хозяйничает уже у меня в ротике, уделяя внимание и ровному ряду зубок, и небу, и щечкам, пытается завлечь мой язычок. Такой поцелуй… Он первый в моей жизни. А вернее, в моем существовании. Мне, наверное, даже приятно… Поддавшись удовольствию, прикрываю глаза. Воздух будто медленно выкачивают из легких, и я начинаю задыхаться. — Моя милая, — поцелуй за ушком, — прекрасная, — еще один чуть ниже, а я жадно хватаю губами воздух. - Рин, ты мой мир, — и еще один в ключицу, — мой смысл, — и еще, ближе к груди, — моя королева… — Учиха, не отрываясь, аккуратно спускает бретельку моего легкого сарафанчика с правого плеча, от чего паника во мне нарастает, я в полном замешательстве от подобных действий. — Обито! Прекрати немедленно! — мне удалось вытащить из объятий руку — глухая тишина леса нарушилась звуком звонкой пощечины. Мужчина с непонимание взглянул мне в глаза, а я испугалась своего же опрометчивого поступка, прикрыв рот ладошкой. — Прости… — виновато опускаю глаза, не придав значения немного затуманенному взору джинчурики. Одна из разнообразных техник перемещения — и мы в комнате, в большой, просторной и светлой спальне. Вставая с колен, своими большими ладонями, обхватил мои бедра и поднял, а я инстинктивно прижалась сильнее, обхватила ногами его поясницу и крепко вцепилась в плечи, лишь бы не упасть. — Ты как пушинка, такая маленькая и хрупкая… — он вновь запечатлел поцелуй на моей лишь формирующейся груди и, сделав несколько шагов, опустил меня на мягкую кровать, устланную шелковыми белоснежными простынями. — Я уже и не надеялся, что когда-нибудь увижу подобную картину, — Учиха склонил немного голову, внимательно исследуя взглядом каждый сантиметр моего тела. Я оперлась на локти, желая встать, однако легкого толчка мужской руки в плечо хватило, чтобы вернуть меня в прежнее положение. — Обито, почему мы здесь? — с опаской заглянула в разноцветные глаза нависшего надо мной джинчурики. — Все это меня пугает… — тихо прошептала прямо в чужие губы, уголки которых приподнимаются в легкой улыбке. — Так невинна и чиста, — убирает упавшую на лицо прядку моих волос за ушко. — Ангел… — завороженно протягивает. Взгляд Учиха опускает чуть ниже моего лица, все также пряча все мое тельце в тени своего такого мощного и необычного. Если бы он лег сверху, то, скорее всего, попросту бы раздавил. Джинчурики бережно подцепляет указательным пальцем вторую бретельку платьица и медленно тянет вниз. Я опомнилась не сразу, лишь когда тонкая лямочка оказалась где-то около запястья и уже потянула за собой и само платье. Мигом перехватила руку мужчины, тем самым заставив его остановиться. — Обито? — недоверчиво смотрю на друга детства. Я никогда не вникала, не задумывалась над отношениями между взрослыми мужчиной и женщиной. Всегда было слишком много забот. А сейчас… Эта непонятная дымка, пелена на глазах Учиха, его странное поведение и столь дерзкие движения, вгоняющие в краску смущения. — Пожалуйста, прекрати делать глупости… — Это не глупости, это все мои чувства, вся моя любовь к тебе, милая, — Обито, наклонившись, проводит кончиком носа по моей шее, поднимаясь вверх к ушку, где задерживается и жадно вдыхает мой аромат цветущей яблони, что стал родным, за время, проведенное в вечности. — Не бойся, я лишь хочу быть ближе… — нежно целует в висок. — На столько ближе, на сколько это возможно, и телом, и душой, — и вновь захватывает в плен мои губы. А до меня понемногу доходит, что вот оно, не познанное и неизвестное, но вот чувствую, что это неправильно, рано и совершенно мне не нужно. Хочется оттолкнуть такого настырного джинчурики, что я и делаю, вложив всю свою силу в удар. Для него это всего лишь ничего не значащее прикосновение… Вновь приподнимаюсь на локтях и подгибаю ноги к себе, стремясь выползти из-под Учиха, однако он сгибает руки, опуская торс чуть ниже, заставляет лечь и немного прижимает к кровати. — Ангелок мой, не волнуйся так, — его успокаивающие слова совершенно не возымели надо мной должного эффекта, все оказалось совершенно иначе: я ощущаю лишь растущую с каждым движением Обито панику. А еще это болезненное осознание собственной беспомощности и предчувствие на уровне инстинктов о надвигающейся неминуемой боли. — Пожалуйста… —, но слова и просьбы ему ни к чему. Похоже, он жаждет тела… Моего тела. Рука джинчурики скользнула по бедру вверх, задела подол платья, тем самым все больше и больше оголяя мое тело. Уже и плоский животик предстал взгляду Учиха, а кожа моя покрылась мурашками, но не от холода… А как жаль, лучше бы причина была лишь в этом. Хватаюсь за край легкой ткани и пытаюсь вернуть ее на место. — Ну зачем же? — недовольный и обиженный голос. Резкий рывок — платье полетело в сторону. Мои щеки горят и от смущения, и от злости. Рука незамедлительно накрыла небольшие бугорки грудной клетки, пряча от дерзкого мужского взгляда. — Нет, нет, ты прекрасна, — Учиха захватывает обе моих руки и, сведя их вместе, крепко фиксирует одной своей. Опускается к ушку, ловит зубами мочку и немного оттягивает ее, причиняя незначительную боль. Мне уже стало понятно, что вряд ли его сможет что-то остановить, настолько уверенны и напористы все его действия. И где же тот Обито, которого я помню? .. Совершенно разные люди. Видимо, многое изменилось за те семнадцать лет, что меня не было рядом. Джинчурики переключил свое внимание на грудь. Коснулся губами одной из бусинок, вызвав у меня отвращение и какой-то непонятный импульс по всему телу. Зажмуриваю глаза крепко-крепко. Лишь бы не видеть этого позора. Да, для меня это именно позор, когда такой чужой для меня сейчас человек с наслаждением беспрепятственно прикасается ко всем сокровенным местам. Чувствую, как смыкаются его зубы на моей нежной кожице кораллового цвета и морщусь от неприятных ощущений, сопровождающихся все тем же импульсом. Своей теплой большой ладонью Учиха накрывает вторую вершинку и аккуратно мнет и сжимает. Бедра его незаметно опустились на мои, вдавливая своим весом в постель. Широко распахнула глаза и нервно заерзала под тяжестью чужого тела. — Чувствуешь, как сильно нужна мне? — Обито отпустил мои руки, но их тут же сковала крепкая нитевидная чакра, одним концом зацепленная за изголовье кровати. Учиха, явно наслаждаясь, проложил дорожку из влажных поцелуев вдоль моего животика, спускаясь все ниже, и ниже. — Обито, — мой голос дрожит, как никогда, не подчиняется мое воле и желанию быть уверенной, — остановись… Пока не поздно, пожалуйста… - тот, к кому взываю, замер над низом моего живота. — Прости, ангел мой, не могу, — его пальцы зацепили резинку белых трусиков — последней моей одежды — и потянули вниз, оставляя меня полностью открытой и пунцовой. Еще и ноги свести вместе не выходит: Учиха лежит по средине. Три обжигающих поцелуя внизу живота, парочка на внутренней стороне бедер. И вновь Обито вернулся к моему лицу. — Успокойся и не напрягайся, — не дает вымолвить и слова, затыкая рот очередным поцелуем. Чувствую, как пальцы джинчурики крепко, но бережно сомкнулись на моей талии, как его горячее тело плотно прижимается к моему, а дальше все словно в тумане, будто и не со мной. Одно резкое внезапное движение — и боль пронзает тело. Слезы сами потекли по щекам, не удачные попытки избавиться от терзающих ощущений… Не знаю, сколько времени прошло, минуты, или часы, но мне кажется, что даже знакомая мне вечность не сравнится с этими, столь медленно текущими секундами. Он развязал руки сразу же, как закончил, извинялся, отнес в ванну, вымыл и, натянув на меня какую-то рубашку, уложил в ту же кровать, только на уже чистое белье и укрыл одеялом. Перевожу пустой взгляд с потолка на рядом лежащего. — Почему? — такой простой вопрос. Поворачивается на бок и проводит рукой по волосам. — Люблю, — и такой же простой ответ. — Не понимаю тебя… — Позже поймешь, ангел, и… — голос джинчурики стал гораздо тише, — надеюсь, простишь, — легкий поцелуй в лобик. — Я хочу, чтобы ты, Рин, была лишь моим ангелом, навсегда, — мне вдруг стало немного смешно от этих слов. — Мы не вечны в этом мире, да и ты своими же руками оборвал мои крылья, — пауза, заполненная тишиной. — Не ангел я больше…