Билет наугад

Изо дня в день вид из моего окна не предвещает ничего хорошего. В очередной раз стою у окна и успокаиваю себя сигаретой. Понимаю, курить вредно, но это единственный способ жить дальше… В мои 23 у меня уже есть всё, о чём другие могут только мечтать: приличная работа в офисе, своя квартира, машина и вполне нормальный доход. Однако, у меня нет самого главного — желания жить. **** Я всегда работал отлично и за несколько лет не получил ни единого замечания, но после слишком неприятной перепалки с начальником и строгого выговора я срываюсь и кладу на стол боссу заявление об уходе. На следующий день принимаю решение продать всё, что имею и свалить куда подальше. Меня ничего не держит в этом городе и даже в этой стране. У меня нет, да и, ровным счётом, никогда не было девушки, а семьи нет уже несколько лет. Выручив за свое имущество очень приличную сумму, я стал собирать сумку. Взяв самое необходимое, а именно: сменную одежду, ноутбук, телефон и пару безделушек с предметами гигиены, человек, который никогда в жизни не покидал пределы страны, отправился в аэропорт для игры «Куда меня судьба занесёт». В аэропорту, сказав слишком грубое «Любой билет на ближайший рейс» и отдав деньги, на руки я получил билет в самое неожиданное место — Чикаго. Я ни разу там не был, но проблем с английским языком у меня нет, так что это хороший вариант для побега от однообразной жизни и себя самого. Регистрация начиналась только через час, и потому я отправился в киоск за какой-нибудь книгой. Никогда не думал, что в столь людных местах время течёт быстрее, чем обычно. Примерно через 20 минут после того, как я сел в самолёт, купленная мною книга закончилась, и мне оставалось только беспорядочно рассматривать людей, которые меня окружали. Так как лететь мне предстояло довольно-таки долго, я решил вздремнуть или хотя бы попытаться. По закону подлости, рядом со мной летела мамаша с очень буйным ребёнком, который то и дело хотел меня пощупать и рассмотреть. *** Наконец-то я прибыл в Чикаго. Сняв номер в ближайшем отеле, я отправился на разведку. В отеле мне посоветовали сходить на Бродвей, расписав это как «лучшее в мире шоу для туристов», а так как делать мне было нечего, я, естественно, послушал людей и направился на этот очень-чудесный-Бродвей. Идти мне пришлось сравнительно мало, и уже метров за 50 я услышал оглушительные звуки музыки. Купив билет на постановку, название которой я даже не пытался запоминать, направился в зал, ибо пришёл прямо к началу. Музыка звучала настолько громко, что закладывало уши и в некоторой степени лишало рассудка. Представление было красочным, как перья павлина. Танцоры были синхронны настолько, что казалось, будто танцуют роботы, а не люди. На протяжении всего выступления я то и дело засматривался на главного танцора труппы. Это был парень чуть ниже меня, темноволосый и очень хорошо танцующий. Но больше всего в нем привлекала улыбка… Она была широкая, как у Чешира и искренняя, как у невинной девушки… Его улыбка будто согревала моё загнившее сердце. Он манил к себе каждым движением танца, завораживал каждой связкой. На протяжении всего выступления я смотрел исключительно за ним, похоже, я был замечен и беспощадно окован в объятия его шарма. Часа через два выступление закончилось, труппа поклонилась залу и спешно покинула сцену. Однако меня не покидало странное чувство. Я был обязан встретиться с ним, хотя бы ради несчастного автографа. Подойдя к чёрному выходу, я столкнулся с огромной проблемой — толпой фанатов. Невольно оказавшись одним из них, я растерялся. Пристроившись где-то в конце шумной толпы, я стал ждать своего сказочного танцора с завораживающей улыбкой… Труппа явилась примерно через полчаса, и толпа фанатов, как стая пираний, вцепилась в надежду на получение автографа любимого участника. Я же, наоборот, решил, как охотник, выждать самый удачный момент и выцепить из толпы свою улыбку. И вот, среди толпы фанатов-пираний появляется завораживающий луч надежды. Он, как хитрая лисица, мимолётом пробегает сквозь толпу и, буквально в пяти сантиметрах от меня, ускальзывает, как моя заветная мечта о другой жизни… Напившись с горя, я рухнул на кровать в своём номере и моментально вырубился до следующего утра. На завтраке я смог разузнать об этой труппе подробней. К моему сожалению, они — гастролёры и вскоре уезжают из Чикаго. Однако сегодня вечером и завтра они выступают всё с той же постановкой, название которой я не пытался запомнить. Эта новость привела меня в чувство, и вечером я снова отправился наблюдать за своей звездой на протяжении нескольких часов. Взяв билет на то же место, что и вчера, я стал, не отрываясь, смотреть на человека, чьё имя оставалось для меня загадкой, но душой я будто знал его всю свою жизнь. Через 15 минут после начала представления он, казалось, заметил меня и был удивлён тем, что я снова пялюсь на него, как последний кретин. После выступления я вновь притаился в конце, казалось нескончаемой, толпы фанатов. На этот раз он посмотрел мне в глаза, но, ничего не сказав и даже не подходя, ускользнул, оставив в памяти свою лучезарную улыбку и горечь очередного провала… Научившись на собственных ошибках и утренней головной боли, пить я не стал, а пошёл в ближайшее кафе, чтобы, так сказать, заесть свою печаль. Шёл уже пятый кусок шоколадного торта и, честно говоря, меня начало подташнивать от него, но когда я в очередной раз отпивал из кружки зелёный чай, всё приходило в норму и я не прекращал лопать сладкое. В кафе ввалилась шумная компания человек из пяти. Изначально я не обратил на них внимания, пока не услышал, что они разговаривают на моём родном языке — корейском. Оторвав взгляд от тарелки с очередным куском выпечки, я так и залип с ложкой во рту… Через два столика от меня, в этой шумной компании, сидела моя улыбающаяся звезда. Только когда я заметил его взгляд на себе, до меня дошло, что я, не отрываясь, некоторое время смотрю на него с широко открытыми глазами и ложкой во рту. Радужно улыбнувшись, он встал со своего места и направился к моему столику. Резко убрав ложку изо рта, я попытался выдавить из себя улыбку, что, судя по его взгляду, получилось не совсем убедительно. — Привет. Я Хосок. Чон Хосок. — П-п-привет, я Ким. Ким Намджун. Он так приветливо улыбнулся в ответ, что все мысли в моей голове разбежались, как тараканы при включённом свете. — Ты что, преследуешь меня? — Не-нет, с чего бы это? — Который раз я замечаю тебя уставившимся в мою сторону. — Я не специально. — Хммм… Ну, ладно тогда, я пошел. Пока! Твою мать, почему же меня так тянет к нему, что я даже сказать об этом не могу? Этот, как маленький комочек нежности, человек казался мне необычайно родным… Я не мог отровать взгляда от Хосока. Глядя на него я размышлял о том, что я к нему чувствую, но в голове долбила одна мысль — Ким, ты влюбился. Нет, я никогда, по сути, не был против гомосексуализма, но и не был «за», просто меня это не касалось. До сегодняшнего вечера. Ну, да, подумаешь — влюбился в парня, зато в какого. Единственное, что настораживало — примет ли он это или же пошлёт нахрен. Когда размышления пришли к своему логическому концу и выводу, что всё-таки Хосок мне более чем симпатичен, я стал разглядывать его глаза. Те казались холодными и отстранёнными, несмотря на такую солнечную и по-настоящему согревающую улыбку. По его глазам я смог понять, что в его жизни всё не так уж и весело, как хотелось бы. Не имея никакого представления о последствиях, я написал на салфетке короткую записку и, уходя из уютного кафе, смог подложить ему её под ладонь. Улыбнувшись перед выходом и посмотрев ему в глаза ещё раз, я спешно покинул заведение и направился к себе в отель. В номере мне не давал покоя его грустный и явно что-то скрывающий взгляд. Ближе к полуночи я направился на крышу отеля, где и назначил встречу Чону. Ждать его пришлось сравнительно недолго. Я стоял почти на краю крыши и вглядывался в прекрасные ночные огни Чикаго, когда позади меня раздался скрип двери и вполне уверенные шаги. Сомнений не было — это именно Он. Было довольно прохладно, однако Хосок был в лёгкой толстовке, из-под которой виднелась простая футболка. — Ты хотел что-то узнать или снова просто поглядеть на меня вздумал? — Хах, мне стало просто интересно. — И что же? Я заглянул ему в глаза и снова увидел печаль, несмотря на то, что его улыбка была сейчас от уха до уха. — Мне интересно, что же такое ужасное ты скрываешь под своей обескураживающей улыбкой? Дослушав вопрос, он стал серьёзным настолько, что в какой-то момент мне стало страшно не только за себя. — Ну, Ким, ты же такой наблюдательный. Ты и сам можешь хотя бы предположить, что скрывается за моей улыбкой… Думал я не долго, ибо мысли на эту тему не выходили из моей головы уже несколько часов подряд. Я решился предположить самое, по моему мнению, отвратительное. — Хосок, я более чем уверен, что у тебя очень добрая душа, но неужели её посмели изранить настолько, что тебе теперь проще улыбаться, как кретин, на всё, что ты услышишь? Еле кивнув в ответ на мои слова, он облокотился на перила крыши и опустил голову вниз. Чтобы хоть как-то поддержать, я всё-таки решился обнять его. Подойдя ближе и положив руку ему на плечо, я притянул его к себе. Сколько времени прошло — не знаю, но мы так и стояли на крыше отеля и смотрели на огни ночного города. Он не убирал мою руку с плеча, наоборот, уткнулся мне где-то в районе рёбер и тяжело вздыхал. В этот момент я осознал, что мне хочется оберегать его как можно дольше, что хочу, чтобы он улыбался искренне, без фальши. Хосок прервал тишину вопросом, которого я никак не ожидал: — Ты здесь надолго? — в его голосе я слышал надежду на то, что я не уйду и не брошу. — Пока не надоест, а ты? — Завтра последнее выступление, а дальше новый город или новая страна… Я долго думал, что ответить на эту жуткую фразу. Раньше мне было нечего терять, но теперь было. Я не хотел его отпускать, а он даже не думал уходить. — Хочешь, чтобы я поехал с тобой? В этот момент Чон оторвал голову от моей груди и посмотрел на меня, в его глазах я прочитал: «О, да, пожалуйста, не бросай меня». Мы понимали друг друга без слов. Спустившись в мой номер, мы разговаривали до самого утра, я рассказал ему, почему бросил всё и уехал, а он поведал мне тайну своей души и ошибки прошлого. Уже на рассвете, когда я пошёл к двери, чтобы проводить свою надежду на нормальную жизнь, я крепко обнял его и сказал на ухо робкое «Ты мне нравишься, и я никогда не предам тебя», после чего он ушёл, не сказав ни слова. Вечером всё было по привычному расписанию: Бродвей–постановка–Хосок. На этот раз меня пригласили к худруку. Разговор пошёл о том, чтобы я отвечал за определённую документацию труппы. Так как это был единственный выход, чтобы не расставаться с Хосоком, я согласился. В этой работе меня привлекало не только постоянное нахождение рядом с ним, но и возможность путешествовать. Пришло время сборов, и на этот раз уже не одного меня судьба занесла в Лос-Анджелес… Благодаря той перепалке с начальником, и даже благодаря той девушке на кассе в аэропорту, я больше не жалел, что бросил всё. Я обрёл своё счастье, с которым каждый вечер мы сидели за чашкой чая в обнимку, вспоминали прошлое и размышляли о будущем, которое, как мне кажется, будет прекрасным…