История Катаклизма - 4. Оковы Древнего Н-Зота.

Каждый шаг по песку давался с трудом. Андуин медленно продвигался вперед, исследуя поле для поединка, привыкая к его неровной зыбкой поверхности. Глазами он искал затаившегося противника. Тяжесть кинжала не тяготила его, рукоять удобно покоилась в ладони. Где-то вдали и выше гудела толпа, жаждущая крови. Она будет вознаграждена: его поединки были эффектны и жестоки. Постоянные зрители арены ценили его убийственное мастерство. Песок на арене был свежим. Даже в пылу поединка нельзя забыть об этом. Новый песок рассыпается под ногами, по нему тяжелее бежать, но мягче падать. Совсем другим песок бывает к вечеру, после всех битв и смертей, он влажный от пролитой крови, скомканный, твердый. К закату этот песок тоже станет таким. Андуин продолжал двигаться боком, спиной к кирпичной стене арены. Он уловил движение знойного раскаленного воздуха справа от себя, за нагромождением деревянных ящиков. Посмотрим, чья возьмет, подумал Андуин и пригнулся. Инстинкт не подвел. Короткий нож просвистел над головой и отскочил от кирпичной кладки. Противник проявил себя. Пора. Андуин закричал и толпа подхватила его крик. Убей его, вопили зрители. Кроме нескольких слов, он до сих пор не выучил грубый язык орков. — Убей его, Ло-Гош! Ло-Гош! Ло-Гош! Бежать становилось все сложнее. Песка почему-то становилось все больше, горы, которые он преодолевал, все выше. За склоном одной из них мелькнула черная шевелюра, солнце преломилось на заточенной стали клинка. Его враг близко. Лишь один из них покинет арену живым. Песок выдал неожиданное движение противника насыпью, обвалившейся мягкой лавиной. Андуин отскочил в сторону, занес кинжал. Враг скатился с вершины песочного холма и пошел в атаку. Андуин отразил удар тяжелого двуручного клинка, увернулся от резкого выпада и совершил обманный ход, нырнув противнику под руку. Ноги вязли в мягком грунте. Пыль застилала глаза, отточенные движения противника скрылись в тумане. Его черные волосы посерели, доспехи померкли. Андуин почти не видел лица противника, да и не было нужды вглядываться в него. Не важно, какого цвета у него глаза, он все равно убьет его. Меч взлетел и снова встретил на своем пути кинжал Андуина. Клинки заскрежетали. Противник, казалось, навалился на него всем телом. Песок предательски расползался под ногами. Андуин попятился. Затем пригнулся, пряча кинжал, и нырнул под мечом. Противник потерял равновесие. Заскользил по песочному склону, силясь найти опору. Андуин развернулся и всадил клинок в прорезь между доспехами и шлемом. В самое основание шеи. Затем толкнул в спину ногой. Тело, будто набитый соломой тюфяк, скатилось с холма. Толпа неистовствовала. Толпа ревела, прославляя непобедимого гладиатора. Андуин позволил себе выдохнуть, на долю секунды прикрыв глаза. В тот же миг толпа заверещала, а перед его глазами засверкали искры. От сильного удара по переносице голова откинулась назад. Горячая кровь залила глаза, щеки и рот. Андуин пошатнулся и упал. В кроваво-красном мареве, застилавшем глаза, было ничего не разглядеть. Сегодня противников было двое, одного из них он не заметил. За что и поплатился. Андуин закричал. Пальцы скользнули по переносице, по щекам. Но крови не было, шрама или раны тоже. Сердце бешено колотилось. Вокруг была тьма, он не был на арене, он ни с кем не сражался. Но на зубах, как ему казалось, все еще скрипел песок. Принц поднялся, сел. Коснувшись прохладной стали, пальцы привычно легли на рукоять, нащупали фигуры грифона и льва. Лед. Его кинжал рядом. Оружие вселило уверенность в своей силе. Рядом с ним, за кожаной перегородкой, переговаривались на орочьем. Женский голос говорил тихо и уверено. Мужской отвечал резко, грубо, перемежая слова рычанием. Его кошмар не кончился, подумал Андуин, совсем даже наоборот. Все только начинается. Принц аккуратно заглянул за кусок кожи, отгораживающий его от остальной хижины. Гаррош Адский Крик сидел к нему полубоком на деревянном пне. Он хмуро выслушивал слова орчихи-провидицы, которая занималась глубокой раной на плече Вождя. Даже в скудном свете свечи Андуину удалось разглядеть раны, что покрывали Гарроша с ног до головы. На нем не было шипованных наплечников, а в железной цепи на поясе не хватало нескольких звеньев. Кожаный нагрудник исполосовали глубокие порезы, похожие на следы чьих-то когтей. Неимоверно острых и огромных когтей. Неужели можно остаться в живых после схватки с таким противником? Андуин подумал о поединке, что ему довелось пережить в видении. По коже пробежал холодок. Он вновь потер переносицу. Отец никогда не рассказывал ему, как заполучил свой шрам. А ему всегда хотелось узнать. Вот откуда эти видения. Миллира промыла рану на плече Гарроша, вдела в толстую костяную иглу нить и стала зашивать рану. Вождь Орды нахмурился, но не издал ни звука. Он не отводил взгляда от пергамента, а в пальцах второй руки держал круглый камешек. Изредка он бросал несколько слов провидице, но та качала головой и каждый раз отвечала одно и то же. — Deizz'ak, — примерно так звучал ответ Миллиры. Пусть Андуин и расслышал его, он по-прежнему не знал орочьего. Ответ Миллиры не нравился Гаррошу. Он хмурился, размышляя в поисках нового аргумента, и озвучивал его. Говорил Вождь Орды невнятно, стиснув зубы. Ведь ему больно, сообразил Андуин, на нем живого места не осталось. — Deizz'ak, — снова отрезала орчиха. Гаррош скатал пергамент, потянулся к бесформенному мешку и спрятал в него камешек и послание. Миллира к тому времени закончила с ранами. Гаррош осушил предложенную орчихой глиняную чашу и поднялся с пня. Его немного шатало. Он взялся за топор, на время лечения прислоненный к пню возле его ноги. Андуин не поверил своим глазам. Гаррош повел плечами, покривился от боли. Поднял топор и вышел из хижины. Куда он отправился? В таком состоянии? Какое-то время провидица еще глядела ему в след, затем повернулась спиной к Андуину и занялась растопкой очага в центре хижины. Андуин выжидал. Он узнал камешек в руках Гарроша - подобные артефакты были хорошо ему знакомы. Но пока Миллира рядом с мешком, ему там делать нечего. Провидица провозилась с очагом дольше, чем с ранами Вождя. Хворост не разгорался и постоянно тух. Миллира тихо выругалась, поднялась с колен и направилась к новой вязанки с хворостом, сваленной у входа. Это был шанс. Андуин скользнул за кожаную перегородку, в два шага оказался возле мешка и нырнул вместе с ним обратно. Подрагивающими руками он развязал горловину, выудил пергамент и развернул его. Текст был написан на орочьем. Но у него перехватило дыхание, когда в самом конце он нашел два, до боли знакомых слова, выведенных на всеобщем наречии. «Джайна Праудмур». Неужели это возможно? Неужели леди Джайна жива и здорова? Но откуда у Вождя Орды зачарованный волшебницей из Терамора телепортационный камень? И самое главное, размышлял Андуин, взвешивая артефакт на ладони, куда закинет его магия, если им воспользоваться по назначению? Не хотелось бы сбежать из одного логова орков, чтобы оказаться в другом. С другой стороны Джайне, при всех ее способностях, было не так-то просто телепортировать в города Орды, вспомнил Андуин основы перемещения с помощью магии. Тишину разорвал истошный крик - то кричала Миллира. Ей вторил хруст рвущейся кожи, треск деревянных перекрытий. Андуин крепко сжал камешек. Счет шел на секунды. Его взгляд упал на утопающий в мехах кинжал. Сталь, еще мгновение назад обычная, теперь источала белое сияние. Крик Миллиры повторился. Андуин спрятал камень в нагрудном кармане. Схватил кинжал и откинул кожаную занавесь. И обомлел. Сквозь дымоход — круглый проем над очагом — в хижину лезли твари мрака. Похожие на черных пиявок, как та, что звалась Шаготтой. Они рвали кожаные полотна, натянутые вместо крыши, их лоскуты свисали теперь до самого пола. Миллира сражалась с одной из них горящей палкой. Андуин ринулся к ней. Замахнулся кинжалом и разрубил мерзкое существо надвое. Тут же развернулся и принялся за другую. Не меньше дюжины уже исчезли в темноте хижины. Свеча потухла, как и огненное оружие орчихи. Зато кинжал в руках Андуина вспыхнул с новой силой. Чистое белое сияние затопило хижину, озарило каждый темный угол, выхватило из тьмы каждую тварь Древнего Бога. Их больше дюжины, понял Андуин, их неимоверно много! За считанные секунды они наводнили хижину провидицы сверху донизу. Разоблаченные светом пухлые пиявки не стали и дальше скрываться в своих убежищах. Со всех сторон они двинулись на принца. Андуин вскочил на пень, на котором еще недавно сидел Вождь Орды. Миллира взобралась на скамью. К этому времени, она вооружилась секирой и уже расправилась с двумя. Андуин не отставал. Он рубил, колол и отшвыривал от себя ногой липкие щупальца. Новая волна сестер и братьев Шаготты хлынула сквозь дыры в кожаных полотнах над их головами. А потом в хижину ворвался Гаррош. Орк вихрем пронесся сквозь тварей, прорычал что-то Миллире. Провидица оглянулась на Андуина и кивнула. — Выходи! — прорычал Гаррош Андуину на ломанном всеобщем. — Их не убить! Теперь Андуин тоже заметил. Каждое отрубленное щупальце вдруг обрастало новыми и превращалась в еще одно, вполне себе жизнеспособное отвратительное создание. Андуин обменялся взглядами с орчихой, и они вместе, не сговариваясь, спрыгнули и устремились к выходу. Андуин лишь на миг оглянулся на Вождя Орды и душа его ушла в пятки. Гаррош продолжал сражаться с тварями, но он совершенно точно искал мешок. С камнем Джайны. Миллира не дала Андуину замешкаться, схватила его за руку и потащила прочь из хижины, расчищая дорогу секирой. Но во дворе лагеря Драконьей Пасти дела обстояли не лучше. Каждый, кто мог держать в руках оружие, встал на защиту лагеря. Воздух полнился звоном и криками. Ночь пропиталась кровью. Андуину не удалось передохнуть. Он продолжал отбиваться, стоя спиной к спине Миллиры. Краем глаза он следил за входом хижины. Секунды казались часами. Гаррош все не появлялся. Андуин взмок, но понимал, что вовсе не бой утомил его. Напряжение росло. Небо над их головами посветлело. Твари ослабили напор, утратили прыть. Андуин вдруг понял, что они перестали перерождаться. Он крикнул об этом Миллире, указывая на отрубленный отросток, который остался лежать на земле. Орчиха поняла его, хотя и ответила на орочьем, затем крикнула об этом остальным. Это придало сил. Небеса светлели на глазах. Стали появляться тени, воздух больше не обжигал легкие холодом. Орки закричали. Весь лагерь загалдел так, что у Андуина сердце пропустило пару ударов от неожиданности. Миллира схватила его за левую руку и указала в небо. Орчиха улыбалась. В гранитном небе парили красные драконы. Густой туман вокруг лагеря то и дело мерцал оранжевыми подпалинами. Драконы сжигали мерзкий тварей. Андуин радовался вместе с орками. С удвоенной силой они принялись освобождать лагерь, вместе с ними он устремился за деревянные ворота, на равнину, уходящую под уклон к прозрачным водам реки Вералл. Драконья Пасть высыпала на берег мелкой горной реки. Орки смывали с себя кровь и слизь, дети визжали. Андуин вдруг понял, что видит лишь женщин, детей и стариков. Именно они защищали лагерь этой ночью. А где солдаты? Андуин смутно помнил дрожащий свет факелов, громкие речевки и стройные ряды широкоплечих орков. Но совершенно не помнил, что произошло с ними дальше. Он наклонился к воде и бережно очистил клинок. Его сияние почти потухло, в свете дня оно было едва различимо. После принц опустился на траву и вскинул голову, глядя вдаль. Тьма сгустилась вокруг вершины Грим-Батола, гора тонула во мраке, будто в тумане. Красные драконы не приближались к крепости. Несложно представить, что творится около крепости, подумал Андуин, если даже здесь, в лагере, их атаковали несметные полчища тварей мрака. Пройдет не один день, прежде чем эти земли будут очищены от них. И возможно, он не доживет до них, пронеслось у него, когда его накрыла тень Гарроша Адского Крика. При свете дня Андуин разглядел все его раны, и их количество ужасало. Гаррош и его топор были покрыты ровным слоем слизи. Кажется, Вождь перебил всех тварей в хижине провидицы, лишь бы найти искомое. В его второй руке болтался пустой холщовый мешок. Андуин едва сдержался, чтоб не коснуться нагрудного кармана и спрятанного в нем камня. Гаррош не знает, что это он взял его, успокоил он себя. Он может догадываться, но он не знает наверняка. Слабое, впрочем, утешение. Гаррош замахнулся топором и впечатал его в землю возле принца. Потряс пустым мешком и прорычал: — Где камень?! — Какой камень? — Камень Джайны Праудмур! Андуин покачал головой. — Не понимаю, о каком камне идет речь. Гаррош зарычал, выпячивая клыки. Выдернул из земли топор. Схватил принца за руку, потащил за собой вверх по склону, Андуин едва успел подхватить кинжал с земли. Вряд ли он выстоит в схватке против Вождя Орды, но лучше умереть с оружием в руках. От лагеря Гаррош взял вверх, поднялся вместе с принцем на холм и зло сказал: — Смотри! Драконий огонь не справился со всеми тварями - их было много. Горели деревья и сухая трава, повсюду клубился ядовитый черный дым. Стена огня лишь задержала тварей, что бродили теперь по Сумеречному Нагорью. Когда огонь потухнет, они вновь хлынут к лагерю Драконьей Пасти. И кто остановит их? Женщины и дети? Они, конечно, умело управлялись с оружием, но драконы действовали в разы эффективней. Гаррош единственный солдат в лагере, который вернулся из Грим-Батола, осознал Андуин. Вернулся вместе с ним. Он жив только благодаря этому орку. Андуин вдруг вспомнил ужас, сковавший его по рукам и ногам. Вспомнил силу, что завладела его сознанием и подавила волю. И орка с топором, что выхватил его из этого кошмара, вырвал из лап Безликого. Андуин продолжал смотреть на пожарища, а сам соображал, как поступать дальше. В видениях он был гладиатором на арене и даже не обращался к Свету за помощью, хотя Он был частью его самого. Безусловно, он всегда хотел быть под стать Вариану. Но Вариан сражался с каждым, кто поднимет против него оружие, будь то орк или человек. А еще он с детства втолковывал сыну, что не стоит ждать от орков ничего хорошего. Но так ли это на самом деле? Андуин покосился на темнокожего Гарроша. Тот, свирепо выставив клыки, глядел на пожары и бродивших среди них монстров. Ветер переменился, окатил Андуина горячим зноем. Принц отшатнулся, но Гаррош остался на месте. Еще часть смутных, разрозненных воспоминаний обрела свое место в общей картине. Андуин вспомнил опаляющий жар драконьего пламени и приближение черного гиганта. В Грим-Батоле Гаррош сделал окончательный выбор между Смертокрылом и наследником Штормграда в пользу последнего. Когда-то Андуин сомневался, по силам ли этому орку убить Лидера черных драконов. Сейчас Андуин больше не сомневался. Вождь Орды всегда добивался желаемого. Он шел напролом, он убивал, если нужно было. Это роднило его с Варианом, хотя не стоило говорить об этом сходстве ни тому, ни другому. Если бы Вариан оказался на месте Гарроша, спас бы он наследника Вождя Орды от неминуемой гибели? Поступая так, Гаррош, конечно, преследовал собственные цели, они были хорошо понятны Андуину. Но стоило ли его винить в этом? В Грим-Батоле Гаррош выбрал Орду. Наследный принц мог разрешить многие конфликты между ним и Альянсом. А убийство Смертокрыла — лишь тешило самолюбие. Гаррош хоть и был сорвиголовой, но дураком не был. Вождь Орды не стал скрывать или лгать, что это за камень и кому он принадлежит. А если бы Андуин не стащил артефакт, возможно ли, что он сам рассказал бы ему о нем? Андуину стоило взять с него пример. И начать надо с прямолинейной честности, решил принц. Вытащив из нагрудного кармана зачарованный камень, Андуин протянул его Гаррошу. Вождь поглядел сначала на принца, потом на камень. И забрав его, спрятал в кармане. — А что написано в том послании? — спросил Андуин. Гаррош задумался на миг, по-видимому, переводя слова с орочьего на всеобщий. — Алекстраза в Гранатовом Редуте. И ей нужна помощь. — А Джайна Праудмур? — спросил Андуин. — Она жива? Гаррош пожал плечами. Андуин перевел взгляд на скрытый дымом горизонт, хотя и не знал, в той ли стороне находится Гранатовый Редут. Красные драконы, должно быть, прилетели из Редута. — Мы отправимся к Алекстразе? — спросил он Гарроша. — Позже. — Почему? Гаррош оглянулся на лагерь Драконьей Пасти. — Так надо, — сказал он. — Идем. Ночь — это плохо.

***

Алекстраза следила за тем, как драконы ее стаи один за другим спускались на горный выступ. Сама она все еще парила над Гранатовым Редутом. Первый день после ночи, полной кошмаров, был необычайно коротким. Тьма возвращалась стремительно, как всегда бывало в Сумеречном Нагорье. Хотя Алекстраза знала, что эта ночь будет другой и,если рассвет нового дня все же наступил, прежняя ночь никогда не повторится. Однако вид заходящего солнца все же усиливал ее тревогу. Тьма таила в себе множество ужасов. В собственном кошмаре она помнила каждую деталь, каждое произнесенное слово. Алекстраза желала забыть их как можно скорее. Этой ночью Азерот столкнулся лицом к лицу с собственными страхами, обидами и ненавистью. Столь разные и непохожие друг на друга, перед Зовом Древнего Н-Зота, они оказались равны и беззащитны. Лишь те, кто оказал ожившим кошмарам сопротивление и не поддался искушению, смогли встретить новый день. Так сказал седой великовозрастный пандарен этим утром. У Алекстразы не было причин не доверять Кейгану-Лу, только не теперь. Как Хранительница Жизни, она ощутила непоправимое пиршество смерти этим утром. Тем сильнее стало ее желание бороться против Древнего Бога. За этот короткий день им удалось оттеснить армию Н-Зота от подступов к горам, на вершинах которых располагался Гранатовый Редут, но за ночь они отвоюют это пространство обратно. Нескоро в Сумеречное Нагорье вернутся спокойные ночи. Тьма дарила силу созданиям Грим-Батола. Утром их битва начнется заново и будет продолжаться до тех пор, пока силы Грим-Батола не иссякнут. Когда последний из красных драконов приземлился в лагере, Алекстраза позволила ветру подхватить себя. Чтобы удостовериться, что все необходимые укрепления возведены и в их обороне нет дыр, перед самым приходом ночи она решила облететь Редут по широкой дуге. Один за другим под ее крыльями зажигались сигнальные огни. Даже в самых непроходимых и труднодоступных горных ложбинах Алекстраза подмечала выставленных караульных. Большинство из них были ночными эльфами. Малфурион не без гордости говорил, что жители Дарнасса дружными рядами встали на защиту мира. И что лишь немногие из них, отличие от других рас Азерота, каждый раз напоминал ей друид, вняли суеверным предсказаниям Сумеречного Молота о конце света. Это и правда так, думала Алекстраза. Большая часть армии Редута состояла из гномов, благодарных красным драконам за помощь в освобождении Гномерегана, и ночных эльфов. Незначительно количество людей, но не из числа подданных Штормграда, а из коалиции магов Даларана. И прибывшие в последний момент по зову лорда-правителя Луносвета эльфы крови. Сумеречный Молот насчитывал куда больше последователей, и их ряды были куда разнообразней. Конец света влек их сильнее, чем борьба против Древних сил. Этой ночью многие из них погибли в стенах Грим-Батола. Лишь единицы пережили падение Оков, и еще меньше было тех, кто добрался живым до Гранатового Редута. В воздухе над Сумеречным Нагорьем драконы видели несколько баррикад, выстроенных бывшими последователями Культа против наводнивших эти земли монстров. Некоторым они уже успели помочь, другим — смогут помочь только завтра. Если они переживут эту ночь. Пребывание в стенах Грим-Батола изменило их, вспоминала Алекстраза, отдавшись полету. Члены Альянса привыкли к представителям Орды, ордынцы смирились с непохожестью и инакомыслием Альянса. Орки и люди, гномы и тролли сражались плечом к плечу сначала на стороне Древнего Бога. А затем также самоотверженно против верных слуг Н-Зота, вызволенных силами Культа из векового заточения в подземельях. Даже оказавшись в Редуте, спасенные, испуганные, они жались друг другу, настороженно вглядываясь в других соотечественников, что не предали рядов Альянса или Орды. Перед тем, как покинуть Редут, Алекстраза распорядилась поместить бывших культистов отдельно от остальных. Многие из них были ранены, другие — не желали мириться с несостоявшимся концом света и твердили заученные в Грим-Батоле молитвы, призывая Н-Зота покарать виновных. Но Н-Зот оставался глух к их просьбам. Древний получил искомое, отныне смертные более не волновали его. Конец света состоялся, хотя и был иным, чем представлял его Культ. Оковы Древнего пали, и Алекстраза понимала, что этот мир никогда не будет прежним. Алекстраза почти закончила полет вокруг Редута. Она вновь увидела перед собой далекие вершины Грим-Батола, тонувшие во мраке. Какой непроглядной должна быть тьма в недрах этой горы, подумала она, содрогнувшись. Какие ужасы затаились в вечной ночи, сковавшей подземелья. Такие мысли возвращали ее к пережитому долгой ночью кошмару. Слишком мало времени прошло, чтобы она забыла его. Впрочем, вряд ли она вообще способна забыть его. Пока она здесь, пока видит на горизонте Грим-Батола, ее видения останутся такими же яркими и настоящими, как и в первый миг после пробуждения. Все возможные меры для защиты лагеря были приняты, Алекстраза убедилась в этом и стала снижаться. Из чернильной тьмы проступили ярко-оранжевые языки факелов. Обитатели Редута, как могли, сражались с тьмой, отгоняли ее, рассеивали. Как и Хранительница Жизни, они опасались, что тьма может стать вновь непроглядной и густой, как и прошлой ночью. Приземлившись, Алекстраза сменила облик. К ней быстрым шагом направлялся Кореалстраз. Еще издали она заметила взволнованное лицо супруга. — Что случилось? — сразу спросила она. — У нас гости, — ответил Кореалстраз.

***

Когда Андуин вернулся в хижину, то застал провидицу за уборкой. Орчиха насаживала мертвых пиявок на заточенную рогатину и вышвыривала за порог. За воротами лагеря готовили большое кострище, чтобы сжечь уродливые трупы. Андуин нашел кусок бечевки, перевязал им пояс и заткнул за него кинжал. Он принялся помогать провидице. При наступлении тьмы, как по команде, сталь клинка вновь вспыхнула. Орки Драконьей Пасти настороженно наблюдали за принцем. Мало того что человек, так еще и оружие у него странное, наверное, думали орки. Завидев его кинжал, Миллира что-то проворчала и загнала его обратно в хижину. Ее слова, должно быть, значили, что нечего ему разгуливать по лагерю, как среди равных. Так он и сидел в одиночестве, пока провидица не вернулась с парой скребков. Один из них она протянула Андуину. В руке принца оказался овальный камень, остро наточенный с одной стороны и гладкий с другой. Миллира указала на разорванный потолок. Свисающие до самого пола кожаные полотна, конечно, не придавали жилищу уюта, в этом Андуин был согласен с провидицей. Затем он понял, что орчиха просила помочь с ремонтом крыши. По краю полотен Миллира проделала аккуратные дыры острой стороной овального камня. Звонко свистнула, и с крыши свесилась детская голова с маленькими клыками в уголках рта. Ловко подтянув наверх лоскут кожи и продев грубую нить сквозь сделанные Миллирой дыры, орченок быстро привязал полотно к деревянному каркасу крыши. Его лохматая голова свесилась вниз в ожидании следующего готового полотна. Миллира указала Андуину на ближайший к нему кожаный отрез, а сама занялась другим. Крыша была сплошь исполосована, работы хватало для всех. Дыры у Андуина получились далеко не сразу, хотя ему и казалось, что дырявить полотна проще простого. Кожа была толстой и твердой, высушенная зноем и ветрами. Он слышал, как посмеивался над ним орченок, почти полностью свешиваясь с крыши. Миллира цыкала на него и тогда он снова прятался наверху, хотя и продолжал тихо бубнить себе под нос, должно быть, что-то обидное для Андуина. Несколько раз в хижину заходил Гаррош. Андуин ждал насмешек, но Вождь Орды промолчал. Если Гаррош находил время на них, значит, твари не напали на лагерь, думал Андуин. Или же их атаки было легко отразить. Ночь тянулась долго. Андуин изрезал пальцы камнем, но к рассвету наловчился дырявить кожу не хуже провидицы. Он заметил, что и Миллира, и орченок устали не меньше. На рассвете вновь появился Гаррош и сообщил, что нападение на лагерь было незначительным, оттого помощь Андуина не пригодилась. Хорошо, что он помог Миллире. Вождь Орды говорил, подбирая слова как можно проще. От недосыпа и усталости всеобщий давался Гаррошу еще тяжелее, чем раньше. Когда Вождь ушел, Миллира постелила Андуину и заставила его лечь. Она долго о чем-то втолковывала ему, Андуин даже начал выявлять определенные слова. Похоже, он перестал воспринимать грубую речь орков как одно непрерывное рычание. Андуин положил клинок рядом с собой и провалился в тяжелый сон. Разбудили его крики. Подскочив, он потянулся к кинжалу. И не нашел его. Сон окончательно покинул его. Андуин соскочил с кровати в углу хижины и столкнулся лицом к лицу с Миллирой. Провидица говорила успокаивающим тоном, но Андуин больше не доверял ей. — Где мой кинжал?! — крикнул он. Орчиха стала что-то объяснять, указывая то на кровать, то на гору кожаных лоскутов на полу, а иногда даже на залатанную крышу. Андуин не понимал, как это все связано. — Кинжал! Кинжал, проклятье! Миллира резко замолчала, поджав губы. Снова указала на отрезки кожи. Андуин узнал в них не пригодившиеся отрезки с крыши и кое-что еще. Пока он спал, орчиха, по-видимому, решила смастерить для принца настоящие ножны, чтобы заменить веревку на поясе, за которую он крепил кинжал. Так она выражала свою благодарность. А он сгоряча все испортил. Воспитанное в нем отношение к оркам нет-нет, да прорывалось наружу. Не смея коснуться ножен, в которых покоился кинжал, Андуин пробормотал: — Заг-заг, Миллира. Провидица понимающе кивнула. — Кейлек, — усмехнулась она, качая головой. Рассказал ли Гаррош провидице, кем на самом деле был гоблин Кейлек? Наверное, рассказал. Интересно, где синий дракон выучил орочий? И что почувствовал Вождь Орды, когда увидел вместо гоблина синего дракона? Ведь он не знал об этом. Или знал? Миллира тем временем быстро раскроила новую кожаную полосу, отмерила ею талию принца, сделала несколько дырочек тем же острым камнем, и новый пояс был готов. Миллира вдела пояс в петлю на ножнах и протянула Андуину. Работа была окончена. Он благодарил провидицу, пока она в сердцах не прикрикнула на него: хватит, мол, ничего особенного. Миллира указала на ножны и назвала их на орочьем. Затем на кинжала. Андуин с готовностью повторил слова. Произношение давалось непросто. Наконец, Андуин разобрался и почти правильно произнес: — Hangh’ear? Орчиха скривилась, но кивнула. — Amed a'hangh'ear, — указала она на ножны. Слово «ножны» было проще. Потом Андуин указал на камень, кровать, потухший очаг. Миллира называла вещи, Андуин повторял. Конечно, спустя десяток слов он опять перестал различать стены от стульев, но сам процесс приносил ему необычайное удовольствие. Орочий совсем не походил на известные принцу языки — тягучий дворфийский и мелодичный дарнасский. Миллира улыбалась, но Андуин видел, что провидица прислушивается к происходящему вне стен лагеря. Шум то нарастал, то стихал. Прислушавшись тоже, Андуин различил голос Вождя Орды. Гаррош говорил мало и односложно. Андуина снедало любопытство. Наконец, не выдержав, он указал на дверь хижины и спросил, что происходит? Миллира покачала головой и сказала: — Deizz'ak. Знакомое слово, но что оно значит? Андуин непонимающе развел руками. Провидица села на стул, сложила руки на колени и вздохнула. — Deizz'ak, — объяснила она. Андуин покачал головой. Миллира задумалась. Потом схватила с кровати шкуру, скатала ее в рулон и спрятала под рубахой. Получился выпирающий вперед живот. Как если бы она была беременной, сообразил Андуин. Провидица схватилась за живот и медленно, с искаженным лицом муками, прошлась по хижине, повторяя: — Deizz'ak. Deizz'ak, d'agju? Последнее слово значило что-то вроде «понятно», «ясно». А потом Андуина осенило. — Ожидание! — воскликнул он. — Ждать! Миллира вытащила шкуру и пожала плечами - всеобщего она не знала. Возможно, Андуин понял правильно, а может, и нет. Андуин же вспомнил, когда уже слышал это слово. Когда Миллира зашивала рану Гарроша, она то и дело повторяла ему - жди. Тогда же Андуин заметил в руке Гарроша камень Джайны, он вертел его, как будто хотел им вот-вот воспользоваться. И только слова провидицы остановили его. Но чего ждал Гаррош? А с ним и Андуин вместе? Вместо ответа в хижину ворвался Гаррош Адский Крик и тут же налетел на провидицу. Он гневно повторял что-то про ожидание - единственное, что понял Андуин. Миллира спросила его о чем-то. Гаррош посуровел, пробормотал что-то себе под нос. А Миллира к удивлению Андуина опустилась перед Гаррошем на колени. Гаррош всплеснул руками. — Что происходит? — осмелился спросить Андуин. — Идем, — ответил Гаррош и вышел прочь. Андуин пошел следом за ним, Миллира поднялась с колен. Гаррош шел вперед, не сбавляя шага, и скоро вывел принца к воротам лагеря. — Смотри! — указал он наверх. Андуин поднял глаза и обомлел. На верхнем ярусе деревянной ограды столпились, кажется, все орки лагеря. Наскоро сколачивался деревянный помост, по которому следовало закатить огромную голову мертвого хроматического дракона. Они сделали это, стучало в голове Андуина. Они сделали это. Орки притащили в лагерь голову самого престижного трофея, какой только могут представить убийцы черных драконов. И плевать, если честно, что оркам помог другой дракон, понимал Андуин. Они выбрались живыми из Грим-Батола — только за это их следовало наградить дюжиной драконьих голов. Андуин оглянулся на Гарроша. Тот, нахмурившись, следил за орком, который бодро полз вверх по жерди в центре лагеря. Добравшись, орк закрепил алое полотно и позволил ветру распрямить его. Кроваво-красная ткань взвилась над лагерем Драконьей Пасти. Андуин узнал флаг Орды. В тот же миг воздух взорвался радостными криками. А орки, где бы они ни стояли, на подмостках забора или на земле лагеря, не сговариваясь, один за другим опускались на колени. Только Гаррош Адский Крик остался стоять на ногах. И Андуин рядом с ним. Провидица велела Гаррошу ждать, сообразил принц. Он доверился Миллире и не воспользовался магией, остался в лагере. И был вознагражден. Орки притихли. Гаррош прорычал несколько слов на орочьем и Драконья Пасть снова обрадовано завопила, повскакав на ноги. Обернувшись к Андуину, Гаррош тихо добавил на всеобщем: — Драконья Пасть теперь часть Орды. Что изменилось для независимых орков Нагорья, если они решились присягнуть на верность чужаку с другого конца света? Андуин не рискнул произнести эту сложную фразу вслух, Гаррош мог не понять ее. — Почему? — только и спросил принц. Вождю Орды хватило и этого. Тщательно подбирая слова на всеобщем, Гаррош медленно ответил: — Мруг погиб в пламени Смертокрыла. Лучшая смерть для Вождя Драконьей Пасти. Я не знал об этой традиции. До этого дня. Теперь я понимаю, почему Мруг согласился на мою сделку. Почему так хотел попасть в Грим-Батол. Когда налетел Смертокрыл, я сражался с ними. Но потом… Потом Вождь Орды сделал выбор, Андуин знал об этом. Выбрал будущее Орды. Но для Вождя Драконьей Пасти выбор был иным. Андуин вспомнил огромного орка. В многочисленных схватках драконье пламя исполосовало его кожу рубцами ожогов. — Потом я оставил их. А Мруг понял, к чему идет дело. Он приказал оркам добраться до лагеря и рассказать остальным кланам Нагорья, что отныне Драконья Пасть служит Орде. Затем Вождь устремился к дракону. Орки говорят, удар Мруга был такой силы, что секира рассекла надвое пластины на груди Смертокрыла. Сердце оказалось без защиты. Если бы Мруг успел замахнуться во второй раз, он попал бы прямо в сердце. Но дыхание Смертокрыла сожгло его заживо. Живыми в лагерь вернулись орков десять. Может, меньше. Теперь Драконья пасть — часть Орды. Конец, — сказал Гаррош без намека на улыбку. Орки тем временем вновь продолжили устанавливать мертвую голову над входом. Чудовищная огромная тень едва ли не целиком накрыла лагерь. Навалившись, орки медленно, со скрипом вращали гигантское колесо и вместе с ним вращались пики, на которых была насажена радужная голова. Пустые глазницы медленно отворачивались от лагеря, устремляя взгляд на равнину перед воротами. — Но зачем брать с собой голову? — спросил Андуин. — До них никто не убивал хроматических драконов. Им бы не поверили. Еще они говорили что-то о рейтингах среди убийц драконов и что теперь они заткнули за пояс остальных орков Нагорья. Андуин зачаровано переводил взгляд с головы на флаг и обратно. Каким огромным был этот дракон, он охранял вход в подземелье и самого Смертокрыла, а теперь его голова очутилась на пиках в лагере орков. И здесь останется. Он глядел на мертвую голову, и холодный ужас воспоминаний обволакивал его. Вот он из последних сил ползет по каменной улице Грим-Батола, ползет и слышит грохот шагов. Во второй раз судьба привела его в Грим-Батол. Его бегство бессмысленно. Орки покончили с головой и шумно радовались этому. Полоскался по ветру флаг Орды. Но сердце Андуина сжали холодные тиски страха. Как мог он быть таким беспечным? А если Безликий Ка’аз-Рат жив? Почему Андуин решил, что спасен и Древний Бог отныне не страшен ему? Он крепко сжал рукоять кинжала. Верный слуга Древнего Н-Зота всегда может прийти за ним. Вновь. Сначала черный дракон. Затем Вождь Орды. Кем будет следующий его спаситель? Андуин кашлянул и сказал: — Я благодарен тебе, Вождь. И обязан своей жизнью. Гаррош нахмурился. Кажется, его фразы были слишком высокопарными. Андуин повторил попытку: — Заг-Заг, Вождь. Моя жизнь — в твоих руках. — Договорились, львенок, — кивнул Гаррош. — Deizz'ak, — сказал Андуин, — я слышал. Провидица велела ждать возвращения орков из Грим-Батола? — Миллира время даром не теряла, — пробормотал Гаррош. — И много ты выучил слов на орочьем? Андуин решил не выдавать, что все эти слова можно было пересчитать по пальцам одной руке. Пусть Гаррош опасается, что Андуин худо-бедно, но способен понимать орков. Принц неопределенно махнул рукой, вроде, не так уж и мало. Осмелев, Андуин добавил: — Твой всеобщий тоже стал лучше, Вождь. — Merh’ abagh, — вдруг ответил ему на орочьем Гаррош. — Что это значит? — аккуратно спросил Андуин. — «Привет, отец». Пригодится. Кажется, Андуина только что поставили на место. Отец… Святой Свет, сколько времени он не видел его? И когда, наконец, им суждено встретиться? Судьба Андуина целиком зависит от Гарроша. «Вы его пленник, ваше величество», — сказал гоблин-дракон Кейлек. Плен орков не шел ни в какое сравнение с пленом в Грим-Батоле, да что там… Андуину так и не довелось испытать настоящей доли узника, как его отцу, например. Никто не вынуждал его проливать чужую кровь, сражаясь на арене за свою жизнь. Даже раны стали меньше беспокоить, благодаря Свету и лечебным примочкам Миллиры. — Пора убираться из лагеря, пока эта голова не начала гнить, — вдруг сказал Гаррош. — Вонять будет сильнее, чем вся нежить Подгорода. Сбегай, попрощайся с Миллирой. Ну, что стоишь? Одна нога там, другая — здесь. Быстрее! — рявкнул Вождь Орды. В пальцах он перекатывал камень Джайны. — Боишься, что я оставлю тебя здесь, львенок? — хохотнул Гаррош. — Я должен увидеть, как вытянется лицо Вариана, когда ты заговоришь на орочьем. Беги прощаться, я жду.

***

Хейдив задумчиво перебирал скудный набор трав, собранный им в белоствольных лесах Гранатового Редута. Другие лекари Азерота, преимущественно друиды из ночных эльфов, прибыли с собственными запасами, но при том количестве раненных их тоже не хватит надолго. Едва ли не все Сумеречное Нагорье превратилось в передовую боевых действий. До глубокой ночи в лазарет Гранатового Редута поступали все новые раненые с передовой Грим-Батола. Хейдив был там, среди других лекарей, пока Малфурион не нашел его и не привел к Джайне. Выбрав несколько трав, пандарен опустил их в котел с кипящей водой и пожалел об отсутствии меда. Отвар будет не самым приятным на вкус, впрочем, с горечью осознал Хейдив, леди Джайна может и не почувствовать его вкуса. Пандарен снял варево с огня, перелил в глиняную чашу, еще раз пожалел об отсутствии меда и направился к волшебнице. Леди Джайна сидела, поджав под себя ноги. Она мельком взглянула на пандарена и приняла чашу. — Горячее, — предупредил ее Хейдив. Джайна отхлебнула маленький глоток и скривилась. — Гадость какая. Положение не так безнадежно, подумал пандарен. — Это снотворное, — честно ответил он. Ей нужно выспаться. Хейдив не знал, чем помочь ей еще. Он мог обеспечить ее только крепким сном без сновидений. Всего остального ему не решить. Как и ей. Как и кому бы то ни было в Азероте. — Пожалуйста, не вздыхай так тяжело, Хейдив. — Простите, леди Джайна. — Не стоит извиняться. Ты ведь не знал всей правды. Так ведь? — Не знал. Я ведь не великовозрастный пандарен. Я не видел старого Азерота. Даже Ноздорму я увидел впервые, когда он прилетел вместе с вами… — Хватит, — прервала его Джайна. — Больше ни слова, прошу тебя. Она сделал еще глоток, скривилась. Затем залпом осушила чашу. Откинулась назад. — Когда отвар подействует? — Через четверть часа. Я побуду с вами, пока вы не заснете. Здесь вас никто не потревожит. Остальных раненых расположили в больших шатрах ниже по склону. — Но я ведь не ранена, — пробормотала Джайна. Ваши раны иные, мог бы ответить ей Хейдив, они опаснее и глубже тех, что можно зашить специальными нитками. Против них нет лекарства. Только время. У входа в шатер звякнул колокольчик. Хейдив поднялся со стула, вышел наружу и скоро вернулся обратно. — Леди Джайна, там Верховный магистр Луносвета. Джайна выпрямилась. — У него пять минут. И будь рядом, Хейдив. Кажется, я почти сплю. Могу не запомнить, что он будет говорить мне. Хейдив кивнул, откинул полы шатра, и статный эльф крови шагнул внутрь. В свете свечей его багровое с золотом облачение вспыхнуло. — Простите, леди Джайна, дело не терпит отлагательств, — заговорил эльф мелодичным голосом и присел на стул рядом с волшебницей. — Что-то с защитой лагеря? — Нет, этой ночью наши магические кордоны крепки. Тот выброс магии, что мы ощутили прошлой ночью… Вероятно, это были Оковы Магии. Взрыв, что произошел в глубине Грим-Батола, сопоставим со взрывом Источника Вечности в Войну Древних, как считают ученые маги из Даларана. При упоминании глубин Грим-Батола Джайна прикрыла глаза. — Что вы хотели, Роммат? — хрипло спросила она. — О, да. По приказу лорда-правителя я отбываю в Подгород. Визит чрезвычайной важности и он не может быть отменен. Но сегодня многие маги были ранены и не могут завтра сражаться на передовой. Я дал знать Верховному друиду, что займу их места. Моих способностей хватило бы заменить некоторых из них. Но выяснилось, что я должен отправиться в Подгород. Это не займет много времени. Через сутки я вернусь. — Вы просите меня заменить вас? На передовой? — Совершенно верно. Хейдив встрял: — Здоровье леди Джайны не позволяет ей… — Я справлюсь, Хейдив, — отрезала Джайна. — Сегодня я высплюсь и завтра буду полна сил, разве нет? Если от Роммата ей и удалось скрыть нотки отчаяния в голосе, то уж точно не от него. Хейдив хорошо успел ее узнать. — Спасибо, леди Джайна, — поблагодарил ее Роммат и вышел. Они остались одни и какое-то время молчали. — Леди Джайна… — начал он, но понял, что опоздал. Она спала. Хейдив взял ее на руки, такую легкую, и переложил на кровать. Потушил свечи кроме одной и вышел. На черном полотне неба мерцали звезды. Обычная ночь, подумал он. Ничем не отличается от других, что приходили в Азерот до нее и будут приходить после. Прошлая ночь не повторится. В это сложно было поверить, но каждая последующая ночь укрепит веру. Когда Оковы Н-Зота пали, Хейдив, как и все в этом мире, пережил кошмарные видения. Он оказался один на кишащем мирмидонами острове. Самый страшный кошмар для любого пандарена. Кого еще мог напугать подобное? Точно не леди Джайну, что сражалась с нагами в Пандарии. Но кто знает, с какими тенями прошлого сама волшебница сражалась в своих видениях. Кто знает… Верховный друид бесшумно возник из темноты прямо перед ним. — Как она? — без вступления спросил Малфурион. — Спит. Сон лучшее лекарство. — Не для всех, — уклончиво ответил друид. — Вы хороший лекарь, Хейдив-Ли? Хейдив вздрогнул. Оказавшись вместе с умирающей леди Джайной в Пандарии, Ноздорму спросил пандарена о том же самом. Вопрос о его способностях не предвещал ничего хорошего. — Кто-то ранен? Малфурион пропустил его вопрос мимо ушей. — У вас есть все необходимое для знахарства, Хейдив-Ли? Пандарен вспомнил о скудном запасе трав и покачал головой. — Нет. Но какую болезнь или раны мне придется лечить? Вместо ответа Малфурион задал очередной вопрос: — Никому и никогда вы не скажете о том, кто будет вашим пациентом. Особенно Джайне. Согласны? Неужели это возможно, думал пандарен. Неужели возможно. — Я могу отказаться? — неожиданно для самого себя спросил Хейдив. — Можете, — пожал плечами друид. — Но никто, кроме вас, ему не поможет. Никто в целом мире, Хейдив-Ли. Никто, кроме него. Разве эти слова не лучшее подтверждение самых смелых догадок? Похоже, грядущая ночь будет не такой уж обычной. Пандарен решился. — Я согласен.