Братская помощь

Work Text: - Расскажи о своем брате. Что хорошего ты чаще всего о нем вспоминаешь? Томас Мелларк старается устроиться поудобнее и не глядеть в камеру, как ему и велели. Он должен справиться. Пит очаровывает всю страну уже несколько недель подряд. Это короткое интервью - ничто в сравнении с Голодными Играми. Выставить Пита привлекательным в глазах зрителей - самое меньшее, что он может сделать для брата, особенно после того, как избежал геройской участи, не вызвавшись вместо него на Жатве. Он откидывается на спинку стула и пытается всячески сосредоточиться на харизме, присущей Питу Мелларку. - Вы замечали шрам, который идет у него от ладони по внутренней стороне руки? В ответ интервьюерша мотает головой: - Нет, но я уверена, мы сможем найти подходящие кадры. Прошу, продолжай. И он излагает историю о том, как у Пита появился этот шрам. Питу было восемь, а Томасу – одиннадцать. Она работали в свою смену в пекарне после занятий в школе, и Томас был в плохом настроении. Он уже не помнил из-за чего, помнил только общее чувство озлобленности на всех и вся. Пит же как всегда, молча и аккуратно, исполнял свои обязанности, и в итоге безадресное раздражение Томаса переметнулось на его младшего брата. Почему это Пит всегда такой ужасно правильный, хороший, такой весь из себя пай-мальчик? Так что Том начал его задирать. Стукнет за работой по руке, заденет плечом, когда идет мимо. Пит же все ему спускал, и не хотел раздувать тычки до ссоры, и Тома это только больше злило. И спровоцировал эскалацию конфликта. Когда в следующий раз Пит шел мимо, он пнул его в икру и сделал подножку. Вот только Томас не разглядел, что Пит нес в руках целый противень печенья, с пылу с жару, только из печи. Печенья рассыпались по полу, а Пит упал на противень. Когда он отдирал от него руку, с ладони у него сошла полоска кожи, оставив по себе открытую рану в пару сантиметров шириной от запястья до локтя на нежной коже с внутренней стороны руки. - Пока это не очень похоже на светлое воспоминание, - обрывает его интервьюерша. Томас корчит рожу. - Ага, знаю, я был придурком. Но вы ни за что не догадаетесь, что сделал потом Пит! Он понял, что мама спускается вниз по лестнице, видимо, услыхав грохот, и тут же оценил обстановку: все было в полнейшем беспорядке, так что нам грозили серьезные неприятности. Пит прошептал мне: раз уж ожог выдает то, что это он упал и все рассыпал, и этого не скрыть, то мне не обязательно страдать, - и вытолкал меня в переднюю комнату, где у нас магазин. Потом он сказал матери, что это он споткнулся, а я в это время был в булочной, обслуживая покупателя. - Я полдня доставал его, потом сделал ему подножку, из-за которой у него остался этот огромный ожог, и он все еще прикрывал меня и взял все наказание на себя, – Томас съежившись сидел в передней комнате, и слышал, как мать крепко отделывала Пита. Он до сих пор сгорает со стыда, стоит ему вспомнить каким же он был когда-то трусом. - Почему он это сделал? Томас пожимает плечами. - Потому что это Пит. Он не стремится защитить себя. Он только и делает, что заботится о тех, кого он любит. - Но ведь это же ты был виноват перед ним, разве не так? Томас снова пожимает плечами. - Я пытался загладить свою вину. Я побежал наверх и попросил Дэвида, нашего старшего брата, закончить за меня смену. А потом помчался к миссис Эвердин, чтобы раздобыть какое-то лекарство от ожогов, - глаза репортерши заметно светлеют, когда она это слышит. - Эвердин – это… - Ага. К маме Китнисс. Она делает лекарства, травяные сборы и прочее. У меня не хватало денег на поход к аптекарю, а к миссис Эвердин обращаться было дешевле, - одиннадцатилетний Томас никогда прежде не бывал сам в Шлаке, и он был тогда напуган. Судя по тому, что болтала его мать, он мог быть в любую секунду здесь избит и ограблен, с того момента, как пересек границу этих трущоб. Но когда он, изрядно нервничая, спросил кого-то как найти дом Эвердинов, он не получил ничего кроме сочувственного взгляда и указаний, как к ним пройти. - А Китнисс там была? Он не уверен. Он помнит только, как он застенчиво протянул миссис Эвердин свои деньги и сказал, что ему нужно лекарство для своего младшего брата. Она обращалась с ним очень по-доброму, совершенно не так, как их собственная мать, и задавала вопросы о травме, прежде чем протянуть маленькую баночку с мазью. И тут он вспоминает. - Да, она была там! Я ее не замечал, пока не собрался уходить, и она не заговорила. Сказала своей матери дать мне что-нибудь и от боли, - Он закрыл глаза и попытался воссоздать в памяти давнишний образ. – Она сказала мне что-то вроде: «Не позволяй Питу пораниться. Питу не должно быть больно». Томас чувствует, что доволен собой, когда он направляется в пекарню. В отсутствие Пита работать там ему приходится намного больше, но он не особо из-за этого досадует. Ведь его брат уехал отнюдь не на каникулы, не важно, что там болтает их мать. Он удивляется, когда, выйдя в булочную, чтоб обслужить покупателя, вновь видит у прилавка репортершу. - С тобой хочет поговорить Хеймитч, - говорит она, протягивая ему маленький прибор. Он смотрит на него во все глаза, не зная, что должен с ним делать. С раздраженным вздохом капитолийка наклоняется и подносит эту штуковину прямо к его уху. И вдруг в его голове начинает звучать голос Хеймитча Эбернати: - Парень, это ты? - Ну, да. - Хорошо. У меня нет времени на пустую болтовню, - Томас и не думал, что Хеймитч звонит ему просто поболтать. - Мне от тебя кое-что нужно. Можешь рассказать еще истории про своего брата, типа той, что уже выдал? - Хм, наверное. Несколько могу, наверное. - Хорошо. Потому что ты единственный, пожалуй, кто вообще способен рассказать об этом мальчишке как о нормальном человеке, а не о тихом серийным убийце. - Что? - Ты знаешь, о чем я. Все эти «он всегда вел себя как хороший мальчик, был вежливым, прибирал за собой». Все это про него может сказать кто угодно. А ты на самом деле можешь представить его героем. И ты даже в курсе того, что Китнисс заботилась о нем. Это история вообще правда? - Ну, я опустил ту часть, где мать повыбивала из него все дерьмо и отказалась давать ему лекарство от ожогов, но да, это все правда. Даже насчет Китнисс. - Так даже лучше. Ты вообще знал про эту влюбленность? - Конечно. Хотя они не так чтоб заметно ее друг другу демонстрировали. - Постой-ка. Что ты имеешь ввиду? Хочешь сказать, что по-твоему и девчонка была к нему неравнодушна? - Ну, да. Кто же станет пялиться на парня, как она все время пялилась, если он не нравится. Я думаю, они оба вели себя жутко забавно. Были слишком напуганы, чтобы отважиться и сделать первый шаг. Хеймитч заливается хохотом. - Парень, да ты просто золотая жила, - он снова хихикает, и Томасу от этого звука становится легче на душе. – Тут вот какое дело. Интервью из дома сейчас очень важны для привлечения спонсоров. С Китнисс в этом смысле нет проблем. В жизни бы ни подумал, что люди начнут сами выстраиваться в очередь, чтобы поведать на камеру всякие истории о ней. А вот твой брат – другое дело. Никто о нем ничего толком сказать не смог. Кроме тебя. Так что давай-ка ноги в руки: иди и выложи все, что только можешь про этого мальчишку, если хочешь еще когда-нибудь увидеть его живым. Вот как Томас снова очутился в кресле перед камерой, где он еще несколько часов вытаскивал на свет каждое свое стоящее воспоминание о Пите. От него зависела жизнь младшего брата. Но все было нормально. Никто ведь его не заставлял, правда?