Жиза Хари Похера

      Весь Гоподвор кучей полез по лестнице, толкаясь и туша сиги о перила. Наверху их ждало наебалово: двери, бля, не было.       — Ну и хуле? — риторически спросил Харя Похер. Пацанчики загудели, чики закудахтали. Тут Харе дали пизды: это был Шмон.       — Э, ты чё, бля, ты чё? — Похер закатал рукав адидасника, чтобы прописать этому еблану по зубам, но Шмон схватил его за бошку и задрал её вверх.       — Зырь, ёба! — И он ткнул сигой в потолок. Харя зыркнул (очкозавр, хуле): там была прихерачена крышка люка с табло, а на нем нацарапано чьими-то когтищами «Сидибля Фуфлони, заебатый звездопизд для четких пацанчиков».       — Я те чё, Бэтмен? — охуел Похер, хватая Шмона. Не, серьезно, этот пидор заслуживал пизды. — Ща сам, бля, полетишь!       Но тут на них ебанулась какая-то хуета такого же цвета, как говнодавы МакХулевам. Харя отпустил Шмона и полез, как ёбаный первопроходец, наверх. Снизу начали наседать обмылки Гоподвора, и Похер чуть не пизданулся.       — Осади, бля… — прохрипел он, говном болтаясь на хуете. Тут она внезапно закончилась, и Харя ебнулся о чугунину так, что ебло затрещало. Хуле, бля, в собственном падике поналепили всякой поеботы?       Харя с матерком залез в люк и охуел. То, на что он зырил, не лепилось ни с чем, что он уже успел засрать в Гопвартсе. Ваще никак, бля буду. Помойка какая-то. Все чё-т красное, как у пидоров. Посреди куча какого-то горящего рванья. Дым от нее ебашил, как в курилке Гоподвора после шлюхогона. Вокруг валялись матрасы. Харя двинул вперед: сзади из люка повалили пацанчики и чики. И тут из дыма вылезла патлатая очкастая гопница в блевотно-розовом адидаснике и штанах «семеро насрали».       — Хуле застыл, пидор? — ласково спросила она, сверкая золотыми зубами. Поверх адидасника у нее висела лиса-ниггер (лиса-ниггер, бля). — Ща я тя быстро научу со звездами пиздеть. Садись, бля. — Она зыркнула на тех, кто еще шароебился в углу. — А вам чё?       — Дык мы тоже на звездопизденье, — ответил Шмон, покачиваясь на своих отжатых у Нублина кедасиках и засунув руки в карманы чуть ли не до колен.       — Тогда заебашь еще матрасов! Со звездами пиздят тока на матрасе! И это, кепари в углу!       — Без базара, — пожал плечами Шмон и съебался в дым.       Фуфлони потащила гоподворцев к костру. Харя сел на корты на матрасе и чуть не пизданулся (ну дык хуле: после Мордоворота его слегонца распидорасило). Тут Шмон заорал из угла, что ему нихуя не видно. Похер попытался оторвать сракотан от пола, но тут опять подскочила Фуфлони:       — Хуле ты встаешь, ёба?       Харя продолжил вставать и открыл рот, готовясь к баттлу похлеще, чем у Гуфа, но эта сраная стрекоза ебанула его по роже лисой-ниггером, и он пизданулся обратно на матрас.       — Те табло на входе ваще вещало про мое погоняло? — грозно спросила она.       — Сидибля? — охуевшим голосом ответил Харя.       — Вот и сиди, бля, хуле ты встал?!       Тут из дыма вернулся Шмон с кучей кепарей и двумя матрасами в подмыхах. Он швырнул все это барахло на пол рядом с костром и сел на корты рядом с Харей. Все надели кепари (Похеру было похер, но выбрал он все равно самый четкий).       — Ща мы будем пиздеть про будущее, — сказала Фуфлони, доставая из своего матраса мятую газету «Ежедневный Звездопизд» и огромный мешок семок. — Вертите кульки, хуле как неродные. Тока зарубите, что звездопизденье — это вам не мобилы отжимать и не всякую поеботу гонять по шкафам. Это ваще не каждый может, внатуре. Вот ты, — она ткнула длиннющим когтем в блестках в Поддати, — после шлюхогона по падику не шастай. А пацанчику в кепаре цвета говна надо стрематься пидоров…       — Пидоров всем надо стрематься, — шепнул Шмон Харе. — А после шлюхогона ваще пиздец. Наебывает нас бабка.       — Пока задница не начнет к матрасу примерзать, будем пиздеть по семкам, — продолжала Фуфлони, размахивая лисой-ниггером. — Потом окурки в снег ебашить, а летом — бомжей в тополином пуху жечь. Ваще заебись, да?       Похер стрельнул у Шмона сигу. Помойка наполнилась лузганием семок и тихим пиздежом. Через пару минут Харя на кортах переполз на место Шмона, а тот — на его.       — Чё делать-то, ёпт? — громко спросил Похер.       — Ну ты зацени, на чё эта хуерга похожа, и пизди с дружбаном своим о будущем, — ответила Фуфлони.       — Ну, бля, вот это полюбас говно, — Харя ткнул сигой в жмых. — Это пивас. А это типа чика. Заебись всё у тя будет, Шмон.       — Ваще охуенчик, — ответил тот. — Ща я те пиздозвездану. Во, видал? Это черепан. Крест — как у Нублина на портках, зацени. И какой-то… ща, бля, погоди, не лезь под руку! Мыслительный процесс, ёба!       На их матрас вдруг ебнулась Фуфлони. Взгляд был охуевшим, будто она герычем ширнулась.       — Бля, пацанчик… — прохрипела она, зыря в жмых Хари.       — Чё там?       — Да у тя там ПИДОР!       Все охуели.