Утренний секс.

Где-то рядом, сквозь толщу серых простыней, чувствуется родное тепло. Но этого слишком мало, и Дайки поворачивается на бок, приобнимая Куроко за талию, и притискивает поближе к себе, прижимаясь обнаженным торсом к наглухо укрытой спине. Тецуя едва слышно вздыхает, поплотнее кутаясь в теплый кокон, и в ответ так же жмется к источнику тепла. Парню всегда сложно согреться самому, а рядом лежит Дайки – мощный, сильный, дикий. И такой безумно теплый. Аомине улыбается чуть сумасшедше, уткнувшись в спутанные голубые пряди и слушая тихое дыхание Куроко. Он точно знает, что в данный момент Тецуя находится в полудреме, все еще оставаясь в тисках сна, но прекрасно ощущая любые его действия. А потому легкие касания кончиком носа к бледной шее не остаются незамеченными. Тело, незаметно опутанное тисками сильных рук, в миг напрягается, выдавая своего хозяина. И, когда Дайки, ухмыльнувшись, касается прерывисто губами нежного места за ушком Тецуи, тот выдыхает рвано, тут же чуть откидывая голову назад и выгибая поясницу. — Аомине... Нет... — звучит жалко и тихо.  Стоит ли вообще что-то говорить? Дайки приподнимается, нависая над притихшим парнем, и поворачивает его на спину, потянув за плечо. Голубые пряди скрывают глаза, и он почти нежно касается пальцами красивого лица с такими манящими чертами, чтобы убрать мешающие волосы и увидеть нежные, заалевшие щеки.  — Мы же... Вчера... — голубые глаза поблескивают в полутьме, а бледные губы, едва произнеся пару нескладных слов, тут же плотно смыкаются.  — Что мы вчера? — тихо спрашивает Дайки и накрывает ладонью тонкую шею, сдвигая края простыни пальцами. Тецуя сглатывает и зажмуривается, когда чувствует, как его тело медленно оголяют, спуская простыни все ниже и ниже, пока он не остается полностью обнаженным под взглядом темно-синих глаз, что неотрывно следят за каждым его робким движением.  Холодок, скользнувший по разгоряченному после сна телу, вызывает волну приятных мурашек, и Куроко снова ерзает, но ему никуда, совсем никуда не деться от этого взгляда.  Сдвинуть ноги мешает колено, протиснувшееся между бедер, и он чувствует себя абсолютно беззащитным под давлением этой необузданной внутренней силы. — Мы... — снова шепчет он, но его перебивают.  — Тшшш. — сухие, грубоватые пальцы касаются губ Тецуи, полураскрывая их и касаясь белых зубов, которые тут же покорно размыкаются. Большой палец скользит по внутренней стороне нижней и верхней губ, раскрывая их шире и смачивая подушечки слюной.  Жар, исходящий от их сплетенных тел, почти испепеляет. Дайки жадно ласкает Тецую и, не обращая внимания на слабые протесты, трогает его, где вздумается. Сжимает пальцами кожу на внутренней стороне светлых бедер, где еще таятся следы их страстной ночи, и гладит чувствительные ямочки под коленками, заставляя парня раздвигать стройные ноги шире. Едва слышные, сорванные вдохи ласкают слух, когда Аомине обводит кончиком языка ямочку пупка Тецуи, придерживая его за бедра. Гладкая кожа будто плавится под его грубоватыми прикосновениями, тает под натиском его жара. Дайки умеет сжигать, но рядом с Куроко он учится согревать... Тецуя почти хнычет, судорожно сжав между пальцами подушку, когда его саднящий вход снова растягивается от проникновения чужой плоти. Ему невыносимо жарко, и он цепляется ладонями за мощные смуглые плечи, ища поддержки, и невольно сжимается.  Дайки рычит, протискиваясь в тугое кольцо мышц, и помогая себе рукой, направляет член. — Тише. — Соленые капельки скользят по виску, а горячее дыхание сбивается, когда его бедра соприкасаются с чужими, притискиваясь тесно кожей к коже. Жар волнами передается друг другу, при любом касании посылая волну наслаждения, тугим комом застывшего внизу живота.  Мощные, глубокие движения, которые их делают еще ближе, сливают в единое целое. Куроко стонет, обнимая Дайки за шею и сжимая пальцами темные влажные пряди на затылке, когда тот вдавливает его всем весом в кровать, налегая и вжимаясь бедрами между его ног. Он мотает головой, чувствуя несдержанные укусы-поцелуи на своих плечах и шее, где уже и так огнем горят алые пятна и следы зубов, а каждый толчок отдает яркой искрой наслаждения во всем теле. Аомине втискивает ладонь под его поясницу, царапая короткими ногтями светлую кожу, и выгибает на себя, зажимая член Тецуи между горячими телами. Влажная головка члена скользит, касаясь мышц пресса, и оставляет следы смазки на коже.  Куроко хочет попросить медленнее, но язык совершенно не слушается, и из его губ вырываются лишь невнятные хрипы. Он стискивает коленями бедра Аомине, прижимая к себе еще ближе и мешая двигаться, а потому вскрикивает, когда Дайки раздвигает ладонью его колени и поддается бедрами особенно мощно, втискиваясь в расслабленный вход до основания. — Тецуя... — шепчет он горячо, касаясь приоткрытыми губами влажного лба с тонкими иголочками прилипших к нему голубых прядей.  Запах секса только сильнее вскруживает голову, заставляя окончательно потерять рассудок от страсти. Несдержанные стоны вырываются вместе с жаром будто из самих легких, пылающих огнем, когда Дайки грубовато обхватывает ладонью член Куроко, зажимая головку в кулаке и подрачивая, оттягивая кожицу вниз.  Смуглые пальцы окропляет белыми каплями, а жалобный стон Тецуи тонет в страстном поцелуе, когда Аомине впивается в его губы. Он и сам едва слышно стонет, двигаясь в рваном ритме, кончая в трепещущее, горячее нутро.  Он не торопится покидать родное тело и уравнивает дыхание, распластавшись на Куроко и снова вжав его в кровать. И позволяет себе перекатиться на бок только тогда, когда чувствует две ладошки, упирающиеся в его плечи.  Взгляд голубых глаз все еще мутный, и как бы Куроко не старался, он лишь слегка стискивает колени, но ноги сдвинуть не может, и жутко краснеет, чувствуя насмешливый взгляд темных глаз. — С добрым утром. — Шепчет Дайки в заалевшее ушко, и, скользнув ладонью по чуть дрожащему животу Тецуи, опускает руку ниже, снова касаясь пальцами раскрытого входа и слушая тихий, хриплый стон.