отведи меня в церковь.

Стены туалета сжимаются, секунда — раздавят черепушку Нэйтана. Он готов вгрызаться в их твердь, только бы перестали коситься презрительными взглядами. Косяк докурен, за ним — дорога опустошения. — Умри, паскудная дрянь! Сдохни, — тирада в никуда. Виноватых множество: гиковатая хипстерша Макс, ебанутая неформалка Хлоя и ебучий синий хаер, стерва Виктория, ручной щеночек-ботан Уоррен, мистер-мудак-Джефферсон, непостоянная-возможно-мёртвая Рэйчел. И, конечно, ненормальная Иисусья девка Марш. Нахера приходить в академию, если деньги папаши могут перекрыть пропуски и провинности? Зачем он вообще остался в этом захолустье? Аркадия-Бэй убивал. Без тошнотворных метафор и прочей херни, вполне осязаемо — листовками о пропаже Эмбер, что улыбалась слишком беззаботно на чёрно-белой траурной бумаге. Обдолбавшись, выходит из импровизированного убежища, сворачивает к коридорам и сразу натыкается на лицо, с уже сотню раз произнесёнными: “Помогите найти”. Руки потряхивает, сдирает объвление к чёрту и рвёт. — Господи, там такое! Драма! Сумасшедшая шлюшка из 223 собралась сигать с крыши общежития! — писклявый голос первокурсницы прошивает скользящим отвращением тело. Нэйтан сам не замечает, как срывается к главному выходу и бежит к кампусу. Кейт — фанатичная религиозная сука, позабывшая о грехе суицида, раскидывает руки-крылья навстречу серости асфальта. Парень готов поклясться всем баблом на карточке: пару секунд назад видел, как худой силуэт летел к земле, раскинувшись под пугающими углами после падения. Готов поклясться, что видел заплаканные красные глаза и светлые волосы, залитые кровью. Но сейчас — некто протягивает руку к покачивающейся на ветру неудачнице-самоубийце. Ему кажется, что фанатичка откинет протянутую ладонь, сделает шаг назад и сила притяжения поквитается расправой. Очень странно выдыхать, когда Кейт обнимает Макс, заливаясь соплями. Идиотка. У ректора в кабинете не сидится ровно, компания не располагает к весёлому времяпровождению. В мыслях мелькает: “Хочу наставить валыну на каждого из ублюдков. Первой, конечно, стоит прикончить Колфилд”. Та лопочет невнятно. Мол как сложно Кейт было в последние дни из-за видео, слитого в Интернет. Нэйтан помнит круглые испуганные глаза. Простушка быстро поняла, что в бокале вина находилось нечто круче бабского алкоголя. И всхлипывания, когда парни из “Циклона” похихикивая начали снимать на камеру её наготу, как она доверчиво согласилась поехать с ним в медпункт и этим себя погубила. Дура. По корпусу виднеются надписи в стиле “Марш — отсос по-божески”, “Праведная куртизанка”. Нэйтан не знает, почему приходит в больничную палату. Кейт испуганно открывает рот, дёргаясь на кровати, словно пытаясь убежать от проводов, обплетающих руки. — Уйди, уйди, уйди, — шепчет, вжимаясь спиной в кушетку, пытаясь исчезнуть. — Нахер ты мне нужна? — безразлично тянет Прекскотт, подвигая стул к окну из палаты. Небо покрылось оранжевой пеленой, сейчас бы упороться и сидеть у маяка, ловить трипы, а не нюхать мерзкий запах лекарств в баночках. За спиной слышится прерывистое дыхание Марш, будто забывает вдыхать. Он знал, в чём дело: послушной девочке нравились плохие парни. Точнее один — с его лицом и фамилией. Симпатия была заметна любому придурку, смешки летали кабинетами Блеквелла. Нэйтан даром не нуждался в репутации предмета воздыхания тихонь, которые ходят по церквям и заклеивают стены комнат плакатами с Иисусом. Потому и задумал фишку с видео, изнасилование — звёздный час серой мышки. Нэйтан обрачивается, долго смотрит в печальное лицо: — Херня последнее время творится, а? Ебучий “Твин Пикс”. Сделаем вид, что всего шлака и не было, — шарит ладонями по карманам джинс, достает пакетик с травой, направляясь к выходу. На секунду замирает у койки. И уходит. Просто по-другому извиняться не получается, а Кейт принимает извинения. Ведь среди ветхих страниц сказано: “Прощайте, и прощены будете” (Лука 6,37).