В нашей дуэли не нужны секунданты.

Дверь за лейтенантом закрылась, а перед глазами Галины до сих пор стоял масляно-ледяной взгляд этого сумасшедшего. Казалось, что в допросной стало меньше воздуха, ведь Рогозина не могла нормально выдохнуть, будто бы вместе со спокойствием он забрал и её дыхание. Она приложила руку к груди, пытаясь унять сильное сердцебиение и душащее презрение. Рефлекторно она расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, но от этого ещё больше бросило в жар. Давал о себе знать тяжелый рабочий день, затянувшийся почти на 15 часов. Стрелки на её ручных часах показывали половину двенадцатого ночи… «Он больной…»– едва слышно проговорил Круглов, стоявший всё это время спиной к полковнику. Кулак майора глухо ударился о стекло. Николая задел за живое этот маньяк. Допрос, так похожий на дуэль, затянулся на четыре изнурительных, беспрерывных часа, так и не принесся нужного результата. За это время земля из-под ног майора уходило бесчисленное количество раз. Этот сумасшедший мастерски манипулировал сознанием, как его, так и Галины. В ответ на их доводы и вопросы маньяк выдавал факты о них самих, все его предположения подтверждались с удивительной точностью. Он великолепно прочувствовал щепетильность в отношениях между Кругловым и Рогозиной, маниакально «надавливал», задевал, вынудил майора взбеситься от ревности прямо у неё на глазах, нагло заигрывал с Рогозиной… Неизвестно, благодаря каким молитвам Круглов сдержался. «Он – не человек, животное. Таких – не судить, не лечить, а на месте расстреливать надо…» «Ты прав, ты снова прав», – свинцовая усталость мешала Галине даже поднять голову, не давала точно контролировать свои мысли. Круглов вздрогнул от её голоса – настолько незнакомым, далеким, чужим он ему показался. Нежность к ней вынудили майора развернуться. И он опешил… Рогозина была до крайности измотана и бледна. Сидя на самом краю стула, снизу вверх, каким-то затравленным взглядом она смотрела на майора, будто прося об участии. Круглов присел рядом и хотел было ответить, но снова напрочь потерял дар речи. Красивые, уставшие глаза, тонкий нос, острый подбородок, открытая шея, кулон, который она почти никогда не снимала и расстегнутая верхняя пуговица на блузке. Он знал весь её гардероб наизусть, мог точно описать каждую складку каждой её блузки, точно помнил её привычки в стиле одежде. Полковник никогда не расстегивала эту пуговицу… При нём – никогда. Взгляд майора нагло скользнул вниз, воображение дорисовывало недостающее. Круглов силился остановиться, но чем больше пытался отвести взгляд, отвлечься, тем сильнее терял над собой контроль. В висках смертельное танго выплясывал его бешеный пульс, склеры глаз алели будто бы у быка на корриде, дышал майор, пожалуй, всей диафрагмой, нервно поднимающей его плечи. Так редко уже появляющееся чувство возбуждения захлестнуло его, лишило сознания, которое напоследок вспышкой лишь прокричало: «Хочу!» Круглов подался призыву к тому, чего хотел почти с первой их встречи, что бесконтактно происходило между ними в узких коридорах ФЭС, когда Галина оказывалась слишком близко к нему, что читалось в его игривом взгляде на их совместных совещаниях. Майор практически бросился на ошарашенную Галину, всё это время неподвижно сидевшую на стуле… Но добыча ему не досталась… Отменная реакция полковника не подвела и на этот раз. Галина, прижавшаяся спиной к стеклянной стене, не знала, что делать дальше. От майора она отпрянула скорее от испуга, будто бы не заметив сильнейшего его желания. А он, не сумев сориентироваться вовремя, оказался на полу. И Рогозина, движимая каким-то непонятным мотивом, подала ему руку. О чём успела пожалеть. Майор оказался вплотную к ней, он наступал и наступал до тех пор, пока между ними не исчезло любое расстояние. По спине Галины, всей площадью прижатой к стене, бегали мурашки, тело ходило бешеным ходуном. Сил и желания сопротивляться не осталось. И потому, когда Круглов полностью накрыл её своим телом, Галина подалась вперёд к нему и крепко зажмурилась... Яркий люминесцентный свет вынудил полковника снова открыть глаза. Она сидела в пустой допросной, звенящей ночной тишиной. Галина аккуратно ощупала себя, стремясь понять – было или нет…Память, ощущения, желания – всё смешалось и не давало, тем не менее, точного ответа. Звук открывшейся двери вынудил её поёжиться. С папкой в руках, как всегда стремительный и статный, вошёл Круглов. Рогозиной овладел ступор. Как в замедленной съёмке прокручивались действия: Николай неспешно подходит к столу, садится рядом с ней, как будто бы случайно трогает её рукой, улыбаясь во всё лицо, извиняется и теперь уже преднамеренно горячей рукой проводит по её плечу. Он раскладывает документы, пододвигается ещё ближе, Галина уже ощущает на себе его сбитое дыхание. Круглов вкрадчиво рассказывает о результатах экспертизы, будто бы речь идёт не о смерти, а о страсти… И все напоминает повседневность. Но дверь жалобно взвизгивает, и дежурный практически вталкивает в комнату допрашиваемого. Взгляд Галины в упор схлестывается с его, масляно-ледяным. Голову начинает кружить липкое ощущение дежа-вю. Всё-таки ей померещилось… Замечательно… Или жаль… Сама для себя не решила… Галина и Николай встают,– так легче вести допрос, даёт преимущество, давит на оппонента. Но ноги Галину не слушаются и она слегка оступается. И сразу же оказывается в сильных руках, претензионно поддерживающих её за талию. Убийца надсмехается, предчувствуя победу в своем поединке с силой закона в этой комнате. Майор улыбается, снова ощущая себя счастливым. Полковник безрезультатно пытается взять себя в руки, признаваясь себе в том, что сдаётся на волю судьбе. Долгожданной и счастливой. Их мирок разрывает колючий голос: «А вы уже проиграли дуэль со мной». Круглов, не желая отводить взгляда от неё, будто всей Вселенной заявляет: «А никто с тобой и не сражался, ты лишний, нам ни свидетели, ни секунданты не нужны. Это – наш поединок». Его счастливую улыбку Галина отзеркаливает смущением, за которым скрывается благодарность за этот его шаг. Она кинула ему вызов, будто бы на поединок. И он вызов принял. Дуэль, после которой не будет проигравших, всегда проходит без секундантов.