Всадники Апокалипсиса

ВСАДНИКИ АПОКАЛИПСИСА Пролог Неожиданно... Нет, честно, вот меньше всего я ожидала такого после смерти. Пожалуй, начну сначала. Буквально несколькими часами ранее я шла на работу по тихим улочкам родного города в рассветных лучах восходящего солнца. Мое место на лестнице в метро. Там я каждый день играю на скрипке. Забавно, но люди, которые кидают мне деньги в футляр из-под инструмента, наверное, даже не слышат мелодии, которую я наигрываю. Я каждый день вижу серую массу, не интересующуюся абсолютно ничем. Они разучились видеть мир: его краски, красоту. Осталась всего лишь серость будней. И только дети еще различают цвета. Да и сегодняшний день от остальных не отличался. Я уже час играю, наблюдая за пустыми глазами людей которые, проходя мимо меня, спеша по своим делам, бросают мелочь, не глядя и не слушая. Поэтому я закрыла глаза и начала играть для себя любимую композицию Моцарта - симфонию сердца. Эта мелодия вызывала во мне щемящее чувство одиночества и тоски. Я вспомнила маму и слезы потекли по лицу, но руки не останавливаясь перебирали струны и двигали смычок. Ком встал в груди, мешая дышать, а мелодия все лилась, навивая воспоминания о ее нежных руках, которые заплетали мои пепельные волосы; о нежном голосе, который всегда поддерживал меня; о теплой улыбке, которая вселяла в меня веру, что я могу перевернуть мир. А оказалось, что миром для меня была она и, когда ее не стало, он разрушился. Когда затихла последняя нота я открыла глаза. Передо мною стоял мальчик лет восьми и плакал. Молча, просто слезы так же беззвучно скатывались с его лица, как и с моего. Он смотрел на меня своими печальными карими глазами и я видела плескавшуюся там грусть. – Не плачь, – прошелестел тихий грустный голос мальчика. Я даже удивилась, как смогла его услышать в шуме людского потока. – Скоро ты найдешь свое место во Вселенной. Я только удивленно хлопнула мокрыми ресницами, а странный мальчик уже исчез. Встряхнувшись, постаралась выкинуть из головы лишнее и продолжила играть. Еще через час у меня появились деньги для завтрака. Сидя на верхних ступеньках входа в метро, я ела только что купленный хлеб и запивала йогуртом. Этой буханки мне хватит дня на два, но у меня и мысли не было прекращать на сегодня работу. Только я спрятала остатки хлеба в сумку, как за спиной раздался знакомый голос: – Что, опять пришла на нашу территорию? – зло прошипел Зиги, местный попрошайка. Я обернулась и окинула его брезгливым взглядом. – Зиги, это не твоя территория, а Трино. И с ним у меня процентный договор. Так что уводи свою шайку и работайте. Я вам не мешаю, так и вы ответьте мне тем же. – Дрянь серая, – Зиги приблизился ко мне и я почувствовала жуткий смрад немытого тела. Его волосы, некогда каштановые, сейчас грязными сосульками свисали на водянисто-голубые глаза, в которых светилось бешенство. – Берегись, неженка, улица не для таких как ты. Гляди и споткнешься на лестнице, – тихо прошипел парень и толкнул меня в плечо. Я такого не ожидала, поэтому успела только взмахнуть руками и полетела вниз. Время будто замедлилось. От толчка в плечо меня развернуло, и я падала на лестницу лицом вниз. Рефлекторно выставила руки вперед и увидела, как правая ломается от удара об ступеньку, а кость, прорывая предплечье, вышла наружу. Боль прошила насквозь, на миг лишая зрения. Потом меня перевернуло, и удар пришелся на левую сторону ребер которые, громко хрустнув, впились острыми осколками в легкое. Следующим сломалось бедро, за ним голень в нескольких местах и, наконец, позвоночник в шейном отделе. Лёжа сломанной куклой у лестницы, я не слышала криков толпы, не видела крови, которая в быстро увеличивающейся луже образовывалась подо мной, не видела довольной улыбки Зиги и даже боли не чувствовала. Хотя последнее, наверное, из-за сломанного позвоночника. Единственное, которое я чувствовала, это холод, сковывающий мое тело. Такое чувство, что я медленно погружалась на дно моря. Давление заложило уши, воздуха нет, и вокруг темнота. И, если быть честной до конца, я не держала зла на Зиги. Я была ему даже благодарна. Он помог мне закончить жалкое существование в сером мире, в полном одиночестве и нищете. Поэтому, когда я начала захлебываться розовой пеной, мне было не страшно. Тело, правда, еще пыталось сделать рефлекторные вдохи, но кровь из пробитого лёгкого этому яростно препятствовала. И вот, наконец, последний судорожный хрип… и тишина. Я умерла с легкой улыбкой на окровавленных губах.